ТАК ДАЛЕКО И ТАК БЛИЗКО

ГЛАВА 51

Ты же знаешь, что я не из этих, ну, почитателей природы, но даже мне нравится такой вид.

Билл был прав. Вид был действительно впечатляющим. Куда ни глянь, повсюду виднелись деревья в цвету. Просторный фермерский дом в Вермонте стоял в уединенном местечке. Это было нечто вроде конспиративной квартиры, пояснил агент Феррел, место, куда временно определяли людей, прежде чем включить их в Программу защиты свидетелей. Средства массовой информации подняли вокруг истории Сары такую шумиху, что ФБР решило: пусть лучше воссоединение состоится здесь, а не под прицелом камер и микрофонов, поскольку Саре нужно время, чтобы принять случившееся.

Позади него, в доме, зазвонил телефон. Майк обернулся и через окно увидел агента Феррела. Тот разговаривал по сотовому телефону. Женщина в черном костюме, Тина Дэвис, представилась детским психологом. Почти весь вчерашний день и большую часть вечера Майк провел за разговором с ней. Она объясняла ему, чего ожидать, и как он должен вести себя с Сарой.

— Самый главный персонаж во всей этой истории — Сара, — наставляла его доктор Дэвис. — Сейчас она растеряна. Ей ко многому придется привыкнуть: к тому, что ее родители живы, что вы с женой развелись. Она может даже рассердиться. Она может отказаться разговаривать. Это нормально. Семья Майеров обращалась с ней очень хорошо.

Семья Майеров. Католики, своих детей нет. Дина Майер не в состоянии зачать, а усыновления они позволить себе не могут. Дина и Альберт Майеры были членами радикальной организации Терри Рассел, выступающей за запрещение абортов и эвтаназии. Это стало главной сенсацией для газет и теленовостей — и, по словам Феррела, ажиотаж только набирал обороты. Майк даже не пытался переварить все это и не представлял, как справляется с этим Сара.

Билл поинтересовался:

— Ты уже разговаривал с Джесс?

— Еще нет.

Джесс как раз летела на самолете в Австралию, и ей предстояло провести в воздухе еще двенадцать часов, когда газеты и телевидение взорвали информационную бомбу о Саре. Не успел ее самолет сесть, как на борт поднялись представители австралийской полиции и объяснили ей положение дел. Сейчас Джесс летела домой. Ее самолет должен был приземлиться поздно вечером.

Зазвонил сотовый телефон Майка. Он держал его включенным на случай, если Джесс решит позвонить.

На экране отобразился номер рабочего телефона Сэм.

В трубке раздался голос Нэнси:

— Как чувствует себя папочка?

— Взволнован. Испуган. И так далее.

— Ничего, все образуется.

— Мне все так говорят.

— Вот видите. История, которую вы раскопали, — это нечто! Готовьтесь, скоро вас завалят телефонными звонками — Опра, Диана Савьер, литературные агенты, желающие изложить на бумаге вашу историю и продать ее как фильм недели. Советую вам нанять специального представителя по работе со средствами массовой информации, чтобы он взял все эти хлопоты на себя, а вы могли бы сосредоточить все внимание на дочери. Могу порекомендовать вам замечательного специалиста. Ее зовут Люси Уотерс. Я попрошу ее позвонить вам позже на сотовый. Что скажете?

— Отлично, согласен. Нэнси, я должен поблагодарить вас…

— Я продолжала копать это дело только потому, что вы попросили. Все остальные, включая меня, советовали вам угомониться и отпустить ее, но вы не послушались. Вы, мистер Салливан, продолжали верить, так что если хотите поблагодарить кого-то, то посмотритесь в зеркало.

— По-прежнему не даете мужчине и слова сказать, верно?

— Это еще одна черта, общая у меня и Сэм. Вот, кстати, и она сама. Не кладите трубку.

На другом конце линии раздался голос Сэм:

— Не стану тебя задерживать и просто скажу, что очень рада за тебя.

— Без тебя у меня бы ничего не получилось. Спасибо, Сэм. За все.

Задняя дверь отворилась, и наружу вышел специальный агент Феррел. Костюм и галстук его куда-то подевались, их сменили джинсы, белая рубашка и толстовка с начесом.

— Мне нужно бежать, — сказал Майк в трубку. — Я могу позвонить тебе позже?

— Я никуда не уезжаю.

— Я тоже, — сказал он, снова поблагодарил Сэм и отключился.

Сегодня утром Феррел улыбался, а его голубые глаза лучились радостью. Майку агент нравился. Он обладал, казалось, неистощимым терпением и пониманием. Первые два дня Майк буквально изводил его вопросами: «Вы уверены, что девочка, которую вы нашли, — Сара? У вас не осталось никаких сомнений?». Феррел неизменно улыбался в ответ и вновь уверял его: «Это ваша дочь, никаких сомнений. Мы сравнили ее отпечатки пальцев, и, как говорят у нас, отпечатки не лгут».

Тем не менее Майк чувствовал, что к нему вновь возвращается страх. «Мне очень жаль, мистер Салливан, но произошла ошибка». Они отвезут его обратно в Белхэм, обратно в пустой дом, где его будут поджидать репортеры, а он встанет перед микрофонами и скажет: «Извините, случилось досадное недоразумение».

— Ваша дочь уже едет сюда, — сообщил Феррел. — Она будет здесь через час. Мистер О'Мэлли, надеюсь, вы понимаете, что…

— Да, я все понимаю. Только члены семьи. Не стоит приводить девочку в еще большее замешательство, она и без того растеряна. Доктор Горячие Ножки уже просветила меня на этот счет.

— Машина ждет вас у входа, — сказал Феррел, после чего переключил свое внимание на Майка. — Доктор Дэвис хотела бы поговорить с вами и еще раз обсудить кое-какие детали до того, как прибудет ваша дочь.

Ваша дочь…

Сюда едет Сара.

Чтобы встретиться с ним.

И вернуться домой.

Майк ощутил такую радость, что даже испугался, что сердце у него не выдержит и разорвется.

Вслед за радостью на него нахлынули новые страхи.

— А что, если она меня не узнает? — обратился он к доктору Дэвис.

— Это вполне возможно, особенно поначалу. Ведь ей было всего шесть лет, когда ее похитили.

— С половиной.

— Простите?

— Саре было шесть с половиной, когда ее похитили.

Доктор Дэвис улыбнулась. Похоже, она искренне сопереживала ему и хотела помочь. Майк вдруг понял, что готов открыть ей душу, выложить сердце на стол и рассечь его, — словом, сделать все, что она пожелает.

Они сидели в большой гостиной. Доктор Дэвис предпочла кресло, стоявшее перед окном, из которого была видна длинная извилистая подъездная дорожка. Майк устроился на кушетке. Он подался вперед, свесив руки между колен и глядя в пол.

— Вы много помните из того времени, когда вам самому было шесть лет от роду? — поинтересовалась она.

Майк с трудом припомнил лишь отрывочные фрагменты: вот он переходит на другую сторону улицы, направляясь в соседский двор; садится в гребную шлюпку вместе с Лу; спорит с матерью в магазине, требуя две книжки-раскраски вместо одной…

— У Сары могут остаться воспоминания о вас и вашей супруге, но, скорее всего, они смутные и обрывочные, — сказала доктор Дэвис. — Однако это пройдет. Эти воспоминания вернутся к ней, но вы должны набраться терпения. Сейчас психика Сары подверглась мощному травматическому воздействию. Ей промыли мозги — как и всем прочим детям, оказавшимся в ее положении. Вот почему эта организация похищала только маленьких детей. Дина и Альберт Майеры убедили Сару в том, что вы с женой умерли. Она живет с новой семьей в новой стране, и вдруг, откуда ни возьмись, появляется полиция и увозит ее с собой. Сара узнает не только о том, что ее родные отец и мать живы, но и то, что новые родители похитили ее. Вполне возможно, Сара случайно услышала и то, что Майеры состояли в радикальной христианской группировке. В любом случае на нее обрушились очень серьезные перемены. И Сара может не захотеть принять их немедленно. Это нормально. Вспомните, как вы чувствовали себя, когда узнали правду о своей матери.

Майк кивнул. Он только вчера рассказывал доктору Дэвис об этом.

— А что, если она захочет вернуться к ним?

— Этого не случится, — заверила она. — Они пойдут под суд.

— Но она все равно может захотеть вернуться к ним. Такого поворота тоже нельзя исключать, верно? — Майк поднял глаза и взглянул ей в лицо.

— Вы — ее отец, — мягко, но твердо заявила доктор Дэвис. — Ничто не может изменить этого факта. Да, ваш путь не будет усыпан розами. Да, временами вас может охватывать гнев и отчаяние на случившуюся несправедливость. Но все образуется. Ей скоро исполнится двенадцать. Она еще очень юная. Вы все еще можете дать ей детство. У вас еще есть время. Это дар, которого лишены другие семьи. Помните об этом.

Майк подумал об Эшли Жиро, которая уже приближалась к тридцати и заканчивала обучение в Италии; о Каролине Ленвиль, которая была замужем, имела двоих детей и жила в миле от своей приемной — или как там следовало ее называть? — семьи в Нью-Брансуике в Канаде. Интересно, хотел бы он оказаться в их положении и попытаться найти общий язык со взрослым человеком?

— Они приехали, — сказала доктор Дэвис.

Майк повернул голову и увидел, что на подъездной дорожке останавливаются два черных «линкольна».

Он встал, чувствуя, как сильно бьется сердце, и боясь, что оно выскочит из груди. Словно наяву, он вдруг увидел заголовки на лентах новостей: «ОТЕЦ ВОССОЕДИНИЛСЯ С ПРОПАВШЕЙ ДОЧКОЙ ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ УМЕРЕТЬ ОТ СЕРДЕЧНОГО ПРИСТУПА».

Чего он боится? Сколько бесчисленных молитв он вознес, чтобы этот момент наступил, а когда его молитвы были услышаны, то выяснилось, что сердце у него колотится, как загнанное, на лбу выступил пот, а в животе образовался ледяной комок.

«Дыши глубоко, полной грудью. Все будет в порядке. Все образуется».

— Мистер Салливан?

Майк смахнул пот со лба и попробовал сделать шаг. Ноги подгибались, но держали.

— Вы — ее отец. Не забывайте об этом.

С мыслью об этом Майк открыл дверь навстречу своей дочери.

ГЛАВА 52

Сара оказалась высокого роста — намного выше, чем он себе представлял.

И худенькой — не от плохого питания, а в результате подросткового взросления.

Ее очки исчезли.

Как и конский хвост. Волосы у нее были подстрижены коротко, чуть выше плеч, в точности так, как он и предполагал. Они были настолько светлыми и пышными, что казались почти белыми.

Никаких сережек. И других украшений. Она была одета очень просто — в джинсы, белые кеды и розовую футболку с длинными рукавами и небольшой радугой на груди.

Но больше всего Майка поразило ее любимое лицо, и он едва не лишился чувств прямо на ступеньках, у всех на глазах. В нем он по-прежнему видел упрямые черты шестилетней девочки, которая отказалась взять его за руку в тот вечер на Холме.

Сара стояла в окружении троих агентов, сцепив руки перед собой, наклонив голову и глядя на носки своих кед. Она явно была расстроена. Когда она знала, что поступила нехорошо, то всегда наклоняла голову и смотрела себе под ноги, в пол, куда угодно, только не ему в глаза. Распознав знакомую позу, Майк почувствовал, как его охватывает непреодолимое желание подбежать, крепко обнять ее, прогнать боль, страх и все вопросы, что стояли у нее в глазах, взять их себе — как он делал, когда она была маленькой, когда принадлежала ему.

Вот только он понимал, что из этого ничего не выйдет.

Майк ухватился за перила и сделал три шага вперед — и желая получше рассмотреть ее, и опасаясь того, что если пойдет быстрее, то споткнется и раскроит себе голову, и тогда воссоединение состоится в больничной палате.

Когда он наконец сошел на гравий, то не убрал руку с перил, продолжая судорожно стискивать их.

Доктор Дэвис обратилась к присутствующим:

— Давайте оставим их одних.

Все согласно закивали и отошли в сторону. Сара, повернув голову, посмотрела вслед приземистой, коренастой женщине в джинсах и зеленовато-голубой блузке. Наверное, психолог, решил Майк. Женщина отошла на несколько шагов, остановилась и прислонилась к капоту «линкольна».

Майк подошел, но остановился чуть поодаль — ему хотелось дать ей хоть немного освоиться и отвлечься от чужих глаз, устремленных на нее. И на него тоже.

— Привет, — сказал он, радуясь тому, что голос не дрогнул и прозвучал сильно и уверенно.

— Привет, — негромко отозвалась она.

Услышав ее голос впервые за столько лет, он вновь испытал отчаянное желание обнять ее и прижать к себе, отчасти для того, чтобы убедиться, что она — настоящая.

— Как доехали?

— Нормально, только долго, — тихо ответила она, по-прежнему не поднимая глаз и разглядывая носки своих кед.

— Хочешь размять ноги и пройтись немного?

Сара подняла голову и взглянула Майку в лицо. Эти глаза когда-то смотрели на него из колыбельки, искали его в доме, загорались радостью, когда он переступал порог. Те самые глаза, которые он помогал создать, сейчас изучающе смотрели на него, пытаясь понять, кто же он такой.

«Сара, ты помнишь наше последнее совместное Рождество? Тогда ты была так взволнована и счастлива, что разбудила меня в четыре утра и жарко зашептала на ухо: «Он приходил, папочка, Санта приходил снова!» Помнишь, как мы с тобой не хотели будить маму и спустились вниз, чтобы испечь оладьи? Они у нас пригорели, и ты попробовала один, сказала: «Фу, какая гадость!» — и предложила отдать их Фангу. Помнишь, как тебе не нравились оливки, но ты мужественно их ела и при этом корчила такие смешные рожицы? А помнишь то субботнее утро, когда ты притащила всех своих кукол и плюшевых зверушек вниз, в гостиную, рассадила их на диване, а сама залезла на кофейный столик, решив, что это сцена?»

Он хранил в душе сотни таких вот маленьких воспоминаний. Но сейчас они ничего не значили. Потому что у нее-то остались только воспоминания о семье Майеров — воспоминания, случаи и события, в которых ему не было места.

Сара молчала.

«Скажи мне, что ты помнишь, Сара. Пожалуйста. Дай мне надежду».

— Давай пройдемся, — предложила она.

За домом располагались сарай и конюшня, хотя лошадей в ней не было. Рядом находилась деревянная коробка, которую Майк принял за каток. Сара тоже разглядывала ее, вероятно, думая о том же.

Они стали спускаться по склону вниз, к дороге, и он терзался сомнениями, не зная, должен ли заговорить первым или лучше подождать, пока она скажет что-нибудь. Сейчас Сара, похоже, наслаждалась тишиной и покоем. Скорее всего, в последние дни она была лишена этого, поэтому он решил подождать, пока она не начнет разговор.

Прошло десять минут, и он понял, что больше не в силах выносить молчание.

— Я знаю, что ты растеряна и смущена, может, даже напугана. Это нормально. Если не хочешь говорить, я пойму. Решать тебе. Я подожду, пока ты разберешься в своих чувствах.

Сара не кивнула в ответ и ничего не сказала — она молча шла вперед, глядя прямо перед собой. Майку хотелось облечь в слова боль, которую он носил в себе все эти годы. Ему хотелось, чтобы эти слова стали мостиком через разделявшую их пропасть, по которому она смогла бы пройти и понять, какие муки ада довелось ему пережить.

— Мне говорили, что ты умер, — сказала вдруг Сара.

Майк кивнул, пытаясь не дать негодованию и ярости отразиться у него на лице.

— Я помню, как сидела в кухне, а они говорили мне, что ты умер и что меня ищут плохие люди, — продолжала Сара. — Поэтому они изменили мне имя и фамилию, и я превратилась в Сьюзен Майер. Это был единственный способ защитить меня от этих плохих людей. И еще они говорили, что если я назову кому-нибудь свое настоящее имя, то эти плохие люди могут отыскать меня и причинить боль и мне, и им.

«Слушай! Речь идет о твоей дочери. Сейчас твоя рабо?па заключается в том, чтобы слушать».

— Мистер и миссис Майер были очень добры ко мне, — сказала она. — Они никогда не кричали на меня. Они возили меня в Диснейленд. Я ходила с ними в церковь. Почему они солгали мне?

«Они — религиозные фанатики, Сара. Они свято уверены в том, что их устами говорит сам Господь — не священники, нет, те тоже поражены моральным разложением, как и все мы. Поэтому они заставили отца Джоуну страдать и убили его. У него достало смелости отпустить грехи женщинам, решившим сыграть роль Господа Бога».

Мысли Майка на мгновение вернулись к Джоуне, чей хладный труп покоился в земле. Джоуна страдал до самого конца.

Но он не видел необходимости рассказывать об этом Саре.

— Иногда мы так сильно верим во что-то, что эта вера ослепляет нас, — сказал он. — Когда такое случается, когда ты умом и сердцем веришь, что поступаешь правильно, то больше ничего вокруг не замечаешь. Мистер и миссис Майер свято верили, что говорят и поступают правильно.

— Но они солгали, — возразила Сара.

— Знаю. Мне бы очень хотелось, чтобы это было не так, но я ничего не могу поделать. Когда ты станешь постарше, то увидишь, что люди лгут, — и иногда это будут близкие люди. Тебе будет больно и грустно, но такое случается. Вот почему так важно не забывать о хороших вещах. Вот этих, например.

Майк сунул руку в задний карман и протянул Саре несколько фотографий.

— Извини, они немного помялись, — сказал он. — Я забыл, что сижу на них.

Сара замедлила шаг, внимательно разглядывая фото Джесс.

— Твоя мать приедет сюда к вечеру.

Сара еще несколько мгновений изучала снимок. Майк ждал, готовый ответить на любые вопросы, если они возникнут. Дочка взялась за следующую фотографию.

— О боже! — воскликнула она и остановилась. — Это что, плюшевый медвежонок?

— Нет, это твоя собака, Фанг. Бульмастиф.

— Какой он огромный!

— И у него постоянно текут слюни. Возьми следующую фотографию. Там он еще щенок.

Сара так и сделала. Но она смотрела не на Фанга — взгляд ее был устремлен на маленькую девочку в очках и с кривыми зубками, сидевшую рядом со спящим щенком. Майк специально выбрал этот снимок, надеясь, что он пробудит у нее в душе воспоминания.

Он подошел ближе, не решаясь обнять ее за плечи, когда она взяла в руки следующий снимок, зернистую цветную фотографию из газеты, на которой Лу Салливан выходил из ворот тюрьмы. Билл передал ему вырезку сегодня утром, и Майк сложил ее и сунул в задний карман, собираясь прочитать статью позже.

— Кто это?

— Это… Он помог мне найти тебя.

— Его зовут Лу Салливан, — сказала Сара. — У него такая же фамилия, как и у тебя.

«Это и твоя фамилия тоже».

— Он твой родственник?

Майк кивнул.

— Это мой отец, — пояснил он. — Твой дед.

Сара протянула ему фотографии.

— Они твои, — сказал он. — Можешь оставить их себе.

— Ты не мог бы подержать их у себя? Я боюсь потерять их.

Лицо ее замкнулось. Он поспешил и надавил слишком сильно.

— Конечно, нет проблем.

Майк улыбнулся, но улыбка получилась вымученной. Он взял фотографии и сунул их в задний карман.

— Я проголодалась, так что, пожалуй, вернусь и съем что-нибудь.

— Отлично, — согласился он. — Ты не возражаешь, если я задержусь здесь ненадолго?

— Нет.

— Договорились.

— Тогда пока.

Сара повернулась и вприпрыжку направилась вверх по склону, обратно к дому, где ее ждали доктор Дэвис и второй психолог.

Пока.

Все нормально, напомнил он себе. Теперь у них есть время. По крайней мере, этого отнять у них не сможет никто.

ГЛАВА 53

Около одиннадцати вечера Майк вышел на крыльцо покурить. Небо было бархатно-черным и искрилось яркими звездами. В воздухе все еще ощущалась зимняя прохлада. Он закурил, опустился в кресло-качалку и положил ноги на перила, чувствуя, как на плечи навалилась усталость.

Почти всю вторую половину дня доктор Дэвис и второй мозгоправ провели с Сарой, которая вдруг решительно отказалась разговаривать с кем бы то ни было и заперлась в своей комнате.

— Она растеряна и ошеломлена, — пояснила ему доктор Дэвис. — Ей нужно многое осмыслить. Подождите немного.

Он ждал целых пять лет. Саре не нужны были разговоры. Ей нужно было вернуться домой, а не торчать здесь, в просторном фермерском доме, полном незнакомых лиц и комнат. Ей нужно вернуться к себе домой, в свою комнату и сесть на свою кровать. А он сядет рядом, и они станут перебирать фотографии, начиная с ее рождения и до того дня, как ее отняли у него, — перебирать фотографии и смотреть домашнее видео, снова и снова, пока Сара не повернется к нему и не скажет…

— Тебе нельзя курить.

Майк обернулся. На крыльце стояла Сара.

— Ты права.

Он потушил сигарету об пол, щелчком отправил окурок в темноту и снял ноги с перил.

Сара подошла к нему На ней был серый спортивный костюм и черная джинсовая куртка, под которой виднелась футболка. Майк спросил себя, кто купил ей эту куртку, был ли это подарок на день рождения, а может, она выбрала ее в качестве напоминания о доме, в котором провела последние пять лет. И теперь она ждала в каком-то незнакомом помещении, чтобы отправиться в очередной незнакомый дом с очередной незнакомой спальней.

— Не спится? — спросил он.

— Да.

— У тебя был трудный день.

Сара кивнула. Девочку что-то мучило, это было видно по ее лицу.

«Она пришла, чтобы сказать мне, что хочет вернуться к своей второй семье».

Этого не случится. Сара не вернется в Канаду, но теплые чувства, которые она испытывала к Майерам, никуда не делись.

— Вот этот шрам… — сказала Сара и коснулась пальцем своего виска, а потом подалась вперед, чтобы ему было лучше видно. Шрам был едва заметен, около дюйма длиной, тонкий и неровный. — Я не могу вспомнить, откуда он взялся. Ты не знаешь?

Майк подумал о засохшей крови, следы которой остались на внутренней стороне ее капюшона.

— Нет, — ответил он, — не знаю.

Сара кивнула. Казалось, она вот-вот расплачется. Он подавил желание обнять ее и прижать к своей груди.

Не торопите события, — сказала доктор Дэвис. — Пусть она сама придет к вам. И самое главное, слушайте. Слушайте, не судите ее и не давайте волю своему гневу.

Майк сказал:

— Я понимаю, что тебе сейчас нелегко. Прости меня.

Сара молча смотрела на деревья, шелестевшие листвой.

— Сегодня, там, внизу, мы видели каток, — вдруг сказала она. — По крайней мере, он похож на каток.

— Мне тоже так показалось.

— Я лежала в постели и думала о нем — о катке, я имею в виду. В твоем доме… Там ведь был пруд позади?

Майк кивнул.

— Салмон-Брук.

— А вокруг него лес, правильно?

— К нему от дома ведет тропинка. Однажды ты увидела по телевизору фигурное катание и захотела, чтобы я научил тебя кататься на коньках.

— А ты поставил на лед ящики или что-то в этом роде.

— Пластмассовые ящики из-под молока. Я поставил их друг на друга, а ты держалась за них и пыталась скользить по льду. Но потом они тебе надоели. Ты захотела кататься сама. Ты падала, я подбегал к тебе, чтобы помочь подняться, и ты ужасно злилась. Ты хотела научиться вставать сама. Кататься на коньках, плавать, особенно — кататься на санках.

Последние слова вырвались раньше, прежде чем Майк успел сообразить, что только что сказал, и он тут же пожалел о них.

Но все было в порядке. Они не испугали ее. Сара по-прежнему смотрела на деревья, и в глазах у нее стояло мечтательное, отсутствующее выражение, словно воспоминания чередой текли перед ее мысленным взором.

— Но потом у меня стало получаться лучше.

— Да, — согласился Майк, — намного лучше.

— И мы с тобой играли на катке. Ты поднимал меня на руки, и мы катались.

По спине у Майка пробежал холодок. Его охватило желание заговорить, подтолкнуть ее, но он боялся сказать или сделать что-то, что порвет тоненькую ниточку, связавшую ее с этими смутными воспоминаниями детства.

— Ты держал меня на руках, а я выкрикивала всякие имена, — продолжала Сара. — И это были глупые имена, правильно? Голодная Гусеница или что-то в этом роде.

Майк проглотил комок в горле.

— Да, что-то в этом роде.

Сара медленно кивнула, вновь погрузившись в то время, когда они еще были вместе.

— Да, — повторила она и застенчиво улыбнулась. — Я помню.

Примечания

C'est l'endroit le plus beau du monde. — Это самое красивое место во всем мире (фр.). — Здесь и далее примеч. пер., если не указано иное.

Sayonara — прощай, до свидания (яп.).

Уолпол — исправительное учреждение штата Массачусетс «Кедровый перекресток». Тюрьма строгого режима.

Эксцедрин — патентованное средство от головной боли, отпускаемое без рецепта. Билл имеет в виду, что оно способно вылечить старухино помешательство.

«*69» — функция обратного звонка. Если вы наберете в США этот номер, оператор сообщит время вызова и номер абонента, который звонил вам.

Меррик имеет в виду О. Джей Симпсона, знаменитого американского футболиста и актера, обвиненного в убийстве своей бывшей жены Николь Браун-Симпсон и ее приятеля Рональда Голдмана 12 июня 1994 г. Это было самое затяжное судебное разбирательство в истории Калифорнии (более девяти месяцев), где такого рода преступления предусматривают смертную казнь. Несмотря на вроде бы неопровержимо доказанные обвинения, присяжные оправдали Симпсона.

Молитвенная открытка — открытка размером с игральную каргу, на одной стороне которой изображен какой-либо святой или библейская сцена, а на другой напечатана молитва.

Вазэктомия — иссечение семявыносящего протока (мужская стерилизация).

Уайетт Эрп (1848–1929) — американский страж закона, ганфайтер, картежник времен освоения американского Запада.

Тео Коджак — главный герой одноименного телесериала, лейтенант из Управления полиции Нью-Йорка.

Смит — расхожее название колледжа Софии Смит, престижного частного колледжа высшей ступени, преимущественно для женщин, в г. Нортхэмптоне, штат Массачусетс. Входит в ассоциацию «Семь сестер».

Четвертак — здесь: монета в 25 центов.

Теодор Роберт «Тед» Банди (1946–1989) — американский серийный убийца, известный под прозвищем Нейлоновый убийца. Точное число его жертв неизвестно: оно колеблется в пределах от 26 до более чем 100, общее количество преступлений — 35. Казнен на электрическом стуле во Флориде.

Coup de grace — завершающий удар (фр.).

Яппи — молодые городские жители с высшим образованием и высокими доходами.

Элизабет Энн Смарт Гилмор (род. в 1987 году) — американская активистка и внештатный корреспондент программы ABC News. Впервые она обрела известность после того, как ее похитили в возрасте 14 лет из спальни собственного дома. Девушку обнаружили 9 месяцев спустя.

Сэм имеет в виду, что существует не только черно-белый мир, четко разделенный на добро и зло, правильное и неправильное. «Серая зона» — это место для вопросов и бесконечных возможностей. Нельзя ограничивать себя заданными рамками, нужно стремиться выйти за их пределы, и тогда можно добиться успеха.

Домохозяйка Сьюзи — нарицательное имя женщины, олицетворяющей счастливую домохозяйку.

Бернард Фрэнсис Лоу (род. 4 ноября 1931 г.) — Его Высокопреосвященство, американский кардинал Римской католической церкви. Архиепископ Бостона в 1984–1992 гг. Ушел в отставку с этого поста в декабре 2002 г. в связи с так называемым «педофильским скандалом».

C'est Jean Paul — Жан-Поль слушает (фр.).

Агент «Оранж» — дефолиант (по цвету маркировки на контейнерах); вид отравляющего вещества, применявшегося ВВС США во время войны во Вьетнаме в 1964–1973 гг.

Поиск по сайту: