АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

ЖИЗНЬ ПОЛНА НЕОЖИДАННОСТЕЙ (2004 ГОД) 9 страница

Читайте также:
  1. E. Реєстрації змін вологості повітря. 1 страница
  2. E. Реєстрації змін вологості повітря. 10 страница
  3. E. Реєстрації змін вологості повітря. 11 страница
  4. E. Реєстрації змін вологості повітря. 12 страница
  5. E. Реєстрації змін вологості повітря. 13 страница
  6. E. Реєстрації змін вологості повітря. 14 страница
  7. E. Реєстрації змін вологості повітря. 15 страница
  8. E. Реєстрації змін вологості повітря. 16 страница
  9. E. Реєстрації змін вологості повітря. 17 страница
  10. E. Реєстрації змін вологості повітря. 18 страница
  11. E. Реєстрації змін вологості повітря. 19 страница
  12. E. Реєстрації змін вологості повітря. 2 страница

— А ты не удивилась. Насчет Лу, я имею в виду.

— Когда речь заходит о твоем отце, я уже ничему не удивляюсь.

— Я разговаривал с ним вчера. В тюрьме.

— Господи!

— Ему нужна моя помощь.

— Ради всего святого, зачем тебе это нужно?

— Я никогда не говорил тебе, что Лу страдает клаустрофобией?

— Какое это имеет отношение к тому, что ты навещал его?

— Я думал, что смогу использовать эту слабость против него. Заставить его рассказать то, что я хотел узнать о своей матери. Я загнал его в угол, и на этот раз у меня есть доказательства.

И Майк рассказал ей о билетах на самолет и паспорте, а также о том, как узнал об этом.

— Ты никогда не говорил мне об этом, — упрекнула его Джесс. Она выглядела уязвленной. — Ты должен был рассказать все полиции, когда они задавали вопросы о твоей матери.

— Из этого не вышло бы ничего хорошего.

Джесс ненадолго задумалась, потом сказала:

— Наверное, ты прав. Когда речь заходит о том, чтобы сохранить тайну, твой отец — профессионал. Он что-нибудь рассказал тебе?

«Лу ни слова не сказал о моей матери, Джесс. Он поступил так, как поступал всегда: все отрицал, отрицал, отрицал. Зато он упомянул о том, что ты путалась с другим парнем всего за неделю до нашей свадьбы. Я бы отмахнулся от его слов, если бы этот сукин сын не выглядел таким самодовольным, когда говорил мне об этом, словно бросая вызов».

Майк знал ее еще со школьной скамьи. Любое сомнение в ее верности даже сейчас было бы эквивалентно звонкой пощечине. Она придерживалась сама — и, к сожалению, заставляла придерживаться других — строгих моральных принципов. Когда одна из лучших, еще школьных, подруг Джесс призналась, что у нее роман с женатым мужчиной, Джесс вышла из себя. Майк как раз был дома и слышал, как Джесс орала на кухне: «Мне плевать, что ты его сильно любишь, Карла, этот человек — женат! Это неправильно».

Так почему же Лу сказал то, что сказал?

«Джесс — единственная ниточка, которая соединяет тебя с памятью о Саре. Если ты задашь ей этот вопрос, будь готов сказать "до свидания"».

Джесс накрыла его руку своей и легонько сжала. Что бы он ей ни сказал, она разделит с ним его боль и, как уже бывало во времена их брака, поможет ему найти выход из сложившегося положения.

— Скажи мне, — попросила она.

— Он отрицал, что имеет какое-то отношение к случившемуся.

— Тогда чему ты удивляешься?

— Я думал, что он у меня в руках. Видела бы ты его лицо! Он ведь умирает там.

— Хорошо, — сказала Джесс, пожимая его руку. — Очень хорошо.


 

ГЛАВА 32

 

За месяцы, прошедшие после исчезновения Сары, Майк привык к тому, что телефон может зазвонить в любое время дня и ночи. И когда раздалась звонкая трель, он просто повернулся на бок и взял с тумбочки трубку, ожидая, что звонит Джесс, Меррик или еще какой-нибудь придурок, которому нечем заняться, кроме как позвонить с платного телефона с очередной байкой о том, что он-де видел Сару или же знает, что с ней сталось.

Но это оказалась Роза Жиро.

— Это Тед, — хлюпая носом, сообщила она.

Майк сел на кровати. Он знал, что ее муж перенес уже три сердечных приступа, последний из которых едва не убил его.

— Он принял предложение занять должность руководителя исследовательской программы в Калифорнийском университете в Сан-Диего.

— Тогда почему ты расстроена?

— Он принял предложение, не посоветовавшись со мной.

В этом не было ничего удивительного. Майк никогда не встречался с Тедом Жиро лично, а видел его лишь на фотографиях. Тот был настоящим медведем, с окладистой густой бородой и в очках в толстой роговой оправе. Инженер-химик по образованию, Тед, по словам Розы, большую часть времени проводил или на работе, или запирался в подвале их дома, где у него было нечто вроде лаборатории. Если верить Розе, он был бесчувственным чурбаном, настоящим сухарем и букой.

— Я сказала ему, что никуда не поеду, не могу бросить дом, — пролепетала Роза и откашлялась. — И знаешь, что он мне ответил? Он сказал: «Поступай, как знаешь, Роза, но я уезжаю». Он так меня наказывает. Точно так же, как с обеденным столом. Помнишь, я рассказывала тебе, что приглашала отца Джоуну к нам на обед?

— Помню.

— Он сидел за нашим столом рядом с Эшли и другими детьми, а потом, после его ухода, Тед всякий раз говорил мне, что, по его мнению, Джоуна — очень странная личность. Я отвечала Теду, что он ведет себя глупо. Тед ведь не ходит в церковь. Он называет религию очковтирательством. И когда он начинал говорить об отце Джоуне всякие гадости, я просто отмахивалась от них, чем приводила Теда в ярость.

Роза всхлипнула. Майк представил ее сидящей в одиночестве в темноте, закутанную в халат и со скомканной салфеткой в кулаке.

— Тогда все было по-другому, — продолжала она. — У нас по-прежнему хороший район, но в те времена мы знали всех соседей. Наши дети росли вместе. Они катались на велосипедах где хотели. И когда ты записывал своего ребенка на программу продленного дня в церкви, тебе и в голову не приходило беспокоиться о том, что священники могут растлить его, или что Церковь будет покрывать святых отцов. Даже когда полиция сообщила мне, что они нашли туфельки Эшли в кабинете Джоуны, когда рассказали мне о том, что он сделал в Сиэтле, я защищала его и заявила Теду, что этому должно найтись какое-то разумное объяснение. Вы ведь не подвергаете сомнению священников. И не сомневаетесь в Церкви. А я принимала этого человека у себя дома. Я поверяла ему свои прегрешения. Я доверяла ему. — Роза вновь всхлипнула. — Знаешь, Тед ведь так и не простил меня.

Роза часто и подолгу говорила об исчезновении дочери, но ни словом не обмолвилась о том, как это повлияло на ее отношения с мужем. Майк всегда считал, что они выступают единым фронтом, объединенные общей скорбью и любовью к ребенку, стремясь найти способ жить дальше.

— И знаешь что, Майкл? Тед прав. Он прав. Матери полагается защищать своих детей. Все признаки были налицо, но я предпочла не замечать их.

— Ты ни в чем не виновата, — сказал он и тут же пожалел о своих словах. Он бы взял их обратно, если бы мог. Он изрек избитую банальность, которую столько раз приходилось слышать ему самому. Сколько раз он сам не обращал нa них внимания и гнал их от себя? Сара одна поднялась нa вершину Холма — в этом был виноват он, и только он. Можно сколько угодно извиняться, но от этого ничего не изменится. Словами горю не поможешь.

— У меня до сих пор хранится тот проклятый обеденный стол, — сказала Роза. — Тед наотрез отказался избавиться от него. Со дня исчезновения Эшли не прошло и года, когда Тед вошел в ее комнату, собрал все ее вещи и отдал их на благотворительность, не сказав мне ни слова, — а потом заявил, что я должна жить дальше. Но вот обеденный стол…

О нет, его нельзя трогать ни в коем случае. Не имеет значения, что меня тошнит от одного взгляда на него, ведь он принадлежал его драгоценной мамочке. Я перестала есть за ним, но ты думаешь, он обратил на это внимание? Он хотел наказать меня. За то, что случилось с Эшли. За то, что я отказалась переехать с ним в Кембридж, когда Гарвард предложил ему должность научного руководителя программы исследований. Я не могла переехать, да и о детях нужно было подумать. Я не хотела вносить в их жизнь еще больший беспорядок. Но Тед… Он стремился начать все сначала. В конце концов я заявила, что, если он примет предложение, я уйду от него. — Она шмыгнула носом, глотая слезы, и пробормотала: — Я заслужила это.

— Этого не заслуживает никто, Роза.

— Врач говорит, что такие вещи случаются.

— Откуда ты могла знать о прошлом Джоуны?

— Я имею в виду ребенка.

— Не понимаю.

— Перед Эшли у нас был еще один ребенок. Мы с Тедом полагали, что беременность протекает нормально, — сказала она. Роза говорила с надрывом, словно слова давались ей с неимоверным трудом. — Но потом, на четвертом месяце, вдруг обнаружилось, что у нашего ребенка нет мозга. Врач предложил нам на выбор два варианта, и Тед… Тед убедил меня поступить благоразумно и гуманно. В его устах все это звучало так практично, по-научному. Врач тоже проявил такт и понимание, но это уже не имело значения. В глазах Господа я совершила убийство. Я знала это.

Роза была слеплена из того же истинно католического теста, что и его мать. Она была продуктом католической школы еще тех времен, когда монахини лупили вас по рукам линейкой. По воскресеньям вы ходили на мессу; вы давали своим детям обязательное религиозное воспитание и образование; вы следовали правилам и делали то, что вам говорили. И ни при каких обстоятельствах вы не должны были совершать великое злодеяние, известное под названием «аборт». Подобные вещи всегда происходят только по воле Божьей.

Майку хотелось утешить ее и сказать, что, по его глубокому убеждению, Богу нет до них никакого дела. Что единственный человек, который заботится о тебе, — это ты сам.

— По каноническим законам любой, совершивший грех аборта, автоматически отлучается от Церкви, — сказала Роза. — Я знала об этом, но не могла жить с такой ношей. Я хотела вымолить прощение, но не могла признаться в своем грехе отцу Джоуне. Я боялась, что он осудит меня. Поэтому я уехала в соседний городок и исповедалась отцу Моргану. — Она заплакала. — Он накричал на меня, — пробормотала она сквозь слезы. — Сказал, что я не имела никакого права принимать такое решение, что я должна была родить ребенка, чтобы его можно было крестить. А потом его следовало должным образом похоронить, чтобы душа его вознеслась в рай, но я не сделала этого. Я предпочла легкий путь и обрекла его душу на вечные муки ада.

Предлагать утешение в таких запутанных и крайне эмоциональных обстоятельствах было специальностью Джесс. Она никогда не испытывала проблем в выборе нужных слов, никогда не терялась и не молчала, как он сейчас.

— Отец Джоуна… Он догадался о том, что что-то случилось. А я просто не могла больше носить это в себе. И я созналась ему во всем. И знаешь, что он сделал, Майкл? Он был очень мягок со мной. Очень добр. И вот это я вспомнила в первую очередь, когда открылась ужасная правда о нем. Проявить такую доброту и мягкость, а потом повернуться спиной и сделать то, что он сделал с Эшли. Я… я больше ничего не понимаю, Майкл, не понимаю, и все гут. — Роза разрыдалась, но быстро взяла себя в руки. — Прости меня, — сказала она. — Я не имела никакого права звонить и взваливать на тебя свои беды. Не знаю, зачем я все это рассказываю, честное слово.

— Все нормально. Откровенно говоря, я не знаю, что сказать. Я никогда не был силен в таких вещах.

— Ты выслушал меня. В отличие от Теда.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Расскажи мне о Саре. Мы с тобой много разговаривали, но ты ни разу не рассказывал мне о том, какой она… была прежде.

— Что ты хочешь знать?

— Все, — ответила Роза. — Я хочу знать все.


 

ГЛАВА 33

 

Вполне уместный вопрос, — заявил Билл, переворачивая гамбургеры и хот-доги, жарившиеся на гриле, установленном на подъездной дорожке. Наступил чудесный весенний вечер, и гости и хозяева вышли во двор, наслаждаясь приятной прохладой. Далеко в воздухе разносились крики мальчишек, играющих в хоккей на другом конце улицы.

Чтобы отряхнуть желтый резиновый мячик от собачьей слюны, Майк пинком ноги отправил его в полет вдоль подъездной дорожки и, когда тот прикатился обратно, забросил его на задний двор Билла. Фанг с лаем устремился за ним.

— Ладно, я буду Человеком-пауком.

— Ты — идиот.

— Если бы я мог выбирать, кем из супергероев стать, то выбрал бы Человека-паука.

— Но Супермен может летать.

— И Человек-паук тоже. Он летает на паутине.

Билл покачал головой.

— Раскачиваться и прыгать на паутине — еще не значит летать, брат.

— Это одно и то же.

— Ничуть не бывало. Человеку-пауку нужны высокие здания, небоскребы — ну, ты понимаешь, всякая дрянь, чтобы было за что цеплять свою паутину. Иначе он так и останется сидеть на земле. Как, например, он может перепрыгнуть — прошу прощения, перелететь — через кукурузное поле?

— А зачем ему перелетать через кукурузное поле?

— Предположим, его позвали расследовать происхождение кругов на поле.

— Кругов на поле, — повторил Майк.

Фанг, держа в зубах мячик, подошел к грилю, принюхался, недовольно фыркнул и вперевалку направился к Майку.

— Их оставляют инопланетяне. Круги — составная часть их навигационной системы, — разгоняя дым, заявил Билл. — Ты что, не видел фильма «Знаки»?

— Нет. Кстати, чего ты сцепился с Патти из-за гриля?

— Потому что в прошлый раз она сунула на решетку сосиски из соевого творога и думала, что я не замечу разницы. Чертова штука на вкус напоминала подошву. Возьми в прокате и обязательно посмотри «Знаки». Парень, который снял это кино, Найт, — настоящий гений.

Майк подобрал мячик и тут заметил серебристый БМВ с тонированными стеклами, причаливший к тротуару прямо перед домом Билла.

— Ты не говорил мне, что Бам собирается приехать.

— Бам раскатывает на «лексусе», — отозвался Билл. — Эй, это, наверное, «Издательский клиринговый дом». Смотри, нет ли у них камеры и воздушных шариков — они выдают их с головой.

— Нет, те парни ездят на фургонах.

Дверца водителя распахнулась, и наружу вылез молодой человек с коротко стриженными платиновыми волосами, обильно смазанными гелем и торчащими в разные стороны. Неподобающую худобу его костлявого тела прикрывали — Господи Иисусе! — темно-бордовые брюки и черная рубашка. На кончике носа красовались солнцезащитные очки в черной оправе.

— Мистер Салливан! Это я, Энтони.

Билл приложился к бутылке «Сэма Адамса».

— Что ж, теперь я понимаю, почему ты перестал встречаться с девчонками.

— Это секретарь Сэм.

— Сэм держит такого красавчика в секретарях? Ну, иди, встречай его.

Майк зашвырнул мячик на задний двор и зашагал вниз по подъездной дорожке.

— Мы весь день пытались дозвониться вам на сотовый, — сообщил Энтони, когда Майк подошел.

— Вчера вечером я забыл зарядить батарею. Что стряслось?

— Ну, слушайте: ваш отец нанял мистера Вайнштейна в качестве своего адвоката.

Майк стиснул зубы, и на скулах у него заиграли желваки.

— Сэм предупреждала меня, что именно так вы, скорее всего, и отреагируете, — продолжал щебетать Энтони. — Насколько мне известно, вы вдвоем заключили нечто вроде сделки. Почему она сорвалась, я не знаю. Она просила передать, что перезвонит вам позже.

— Сэм сейчас у себя в конторе?

— Нет, до восьми она будет занята на совещании. Она позвонит, обещаю. — Энтони наклонился к открытому окну, взял с приборной панели белый конверт и протянул его Майку. Конверт был запечатан. — Мистер Вайнштейн просил передать его вам лично в руки. Наши курьеры так далеко не забираются, поэтому ваш покорный слуга предложил свои услуги.

— Благодарю, — сказал Майк. — С меня пиво.

— Заметано, — отозвался Энтони и подмигнул. Он сел в машину, высунул руку в окошко и, отъезжая, помахал на прощание.

Майк вскрыл конверт. Внутри лежал ключ от дома и клочок бумаги. Он развернул его и в свете сумерек прочел несколько строчек, нацарапанных Лу на гербовой бумаге адвокатской конторы.

Майкл!

Мне отказали в освобождении под залог и заперли в каталажке в Кембридже вплоть до заседания суда. Завтра в 10 утра у меня назначена встреча с адвокатом. Он рассчитывает получить аванс в сумме 50 тысяч долларов. Деньги лежат в сейфе под полом. Подними ковер в своей старой спальне и увидишь его. Комбинация: 34-26-34. Возьми оттуда деньги, а остальное не трогай.

Ты сказал, что хочешь совершить обмен. На дне сейфа лежат кое-какие вещи, принадлежавшие твоей матери. Завези мне завтра деньги, и я отвечу на все твои вопросы. Мне разрешено встречаться с посетителями.

Я не имею никакого отношения к сгоревшему охраннику.

Майк сложил клочок бумаги и зашагал обратно по подъездной дорожке. У него кружилась голова.

Билл ткнул в письмо щипцами для барбекю и поинтересовался:

— Это что, любовное послание от твоего модного гостя?

Майк развернул листок. Билл взял его щипцами за уголок и прочел.

— Надеюсь, твоему старику нравится жаркий климат, — сказал он и опустил письмо на решетку.

На глазах у Майка лист бумаги съежился и вспыхнул ярким пламенем. Он пожалел, что не может с такой же легкостью разделаться с вопросами, не дающими ему покоя. А как было бы здорово сложить из них погребальный костер и уйти не оглядываясь.


 

ГЛАВА 34

 

Прижав к уху сотовый телефон, Майк откинулся на спинку переднего сиденья своего грузовичка и сказал:

— Ты говорила, что Вайнштейн не возьмется за это дело, пока не получит разрешение от тебя.

— Твой отец оставил сообщение Миранде…

— Кому?

— Миранда — секретарь Мартина, — пояснила Сэм. — Так вот, твой отец оставил сообщение Миранде, в котором уведомил, что если Мартин возьмется за его дело, то получит бонус в сумме двадцать пять тысяч долларов. Если же Мартину удастся снять с твоего отца все обвинения, то бонус составит сотню тысяч. Волшебное слово здесь — «наличными». Ты понимаешь, что я имею в виду?

Еще бы он не понимал. Помимо тех процентов, которые контора выплатит Мартину Вайнштейну за то, что он взялся защищать клиента, он сможет разбогатеть сразу на сто двадцать пять тысяч долларов — причем чистыми, без налогов, поскольку Лу согласился заплатить ему наличными. Никаких записей, никаких банковских переводов, и Налоговому управлению придраться не к чему.

— Давай угадаю, — сказал Майк. — Мартину не придется делиться своим заработком с конторой, верно?

— Мартин отстегнет немножко Миранде, чтобы она держала язык за зубами, и она не станет болтать. Она работает с ним уже давно. И он хорошо платит ей за преданность.

— Ну, пока что она подвела его, раз не смогла удержать все в тайне.

— Это не Миранда посвятила меня в подробности, а Мартин.

— Мартину все равно, что это за деньги?

— Нет. Но он нуждается в них. Он положил глаз на новый «бентли».

— Славный малый, правда?

— Почему ты не сказал, что у твоего отца есть под рукой такая сумма?

— Потому что я и сам не подозревал об этом.

Лу никогда не любил светиться. Да, он носил костюмы, а не ходил в обносках, но никогда не швырял деньги на дорогие машины или модные курорты. В Белхэме он жил в одноэтажном фермерском доме, а в первые годы после его возвращения из Вьетнама с деньгами у них было по-настоящему туго.

— Когда мы с тобой в первый раз заговорили об этом, я сказала, что если ты решишь использовать имя Мартина как наживку — а ты, судя по всему, так и поступил, — то существует вероятность, что твой отец просто снимет трубку и сам позвонит Мартину.

— Вот почему я думал, что мы с тобой договорились.

— Ты не предупредил меня, что твой отец начнет разбрасываться наличными. Если бы я знала об этом, то, не исключено, предложила бы другую тактику.

Майк злился не на Сэм, а на себя самого. Мысль о том, как загнать Лу в угол, настолько увлекла его, что он совсем забыл о деньгах. Да, конечно, Майк знал об ограблениях банковских броневиков, как и о том, что похищенная сумма составила два миллиона. Его ошибка заключалась в том, что он полагал — без всяких на то оснований, как выяснилось, — что отец уже потратил свою долю. Майк не учел, что Лy — очень предусмотрительный человек, который мог припрятать заначку поблизости.

«Не забывай о том времени, что Лy провел во Флориде. Или ты думаешь, что он просто загорал там на солнышке?»

— Почему все это так тебя беспокоит? — спросила Сэм. — Я думала, что ты порвал с ним.

— Теперь это не имеет значения. Сколько я должен тебе за хлопоты?

— Нисколько.

— Тогда разреши пригласить тебя на ужин. Я приеду в город, и мы сходим в какое-нибудь приличное заведение.

— Приличное заведение может нанести ощутимый урон твоему кошельку.

— И о чем идет речь? О салатах по пятьдесят баксов за порцию?

— О нет. Больше, намного больше.

— Полагаю, мне придется еще и вырядиться, как на свадьбу?

— Можешь не сомневаться.

— Выбирай время и место. Я позвоню завтра.

Майк повесил трубку и посмотрел в окно на дом Лу — не стоит заблуждаться, это всегда был дом именно Лу, а мать и сын всего лишь жили в нем на правах гостей. В последний раз Майк был там, когда ему исполнилось восемнадцать. После того как Лу ушел на работу, он собрал свои вещи — все его имущество уместилось в двух картонных коробках — и переехал в комнату в доме О'Мэлли, комнату, освободившуюся после Чака и Джима О'Мэлли, которые одновременно записались на службу в армию.

Это было двадцать лет назад, и с тех пор в окрестностях произошли значительные перемены. Одноэтажные фермерские дома снесли, а на их месте возвели славные особняки в колониальном стиле, и у некоторых было даже по два гаража. Минуло двадцать лет, но за это время Лу не озаботился освежить внешний вид своего дома, и он сохранил мрачный облик заброшенной берлоги, в которой отсиживается серийный убийца.

Майк сидел в грузовичке, смотрел на свой старый дом и думал о записке Лу. Лу предлагал ему последний шанс. Если завтра утром Майк не привезет ему денег, между ними все будет кончено. Лу с радостью унесет с собой в могилу все тайны. Совсем как Джоуна.

«Из этого все равно ничего путного не выйдет. И ты прекрасно знаешь об этом».

Именно этот благоразумный внутренний голос помогал ему избегать неприятностей в юности. Благоразумный и убедительный. Совсем как его мать.

Майк вылез из кабины, захлопнул дверцу и зашагал по лужайке к передней двери, на ходу вынимая ключи из кармана джинсов. Он отпер дверь и вошел в гостиную, правой рукой шаря по стене в поисках выключателя.

В гостиной на полу по-прежнему лежал выцветший коричневый ковер, а стены все так же оставались голыми и выкрашенными в белый цвет. На них не было ни картин, ни фотографий. За гостиной располагалась небольшая кухонька — с тем же самым полом из белого линолеума, безукоризненно чистая и безликая, а в раковине и на столе с зеленой столешницей не было и следа грязной посуды. В воздухе ощущался легкий запах аммиака и хлорки — резкие антисептические ароматы, вполне уместные в такой холодной обстановке. Мебель выглядела так, словно ее перенесли сюда из больничной палаты или иного места, где люди залечивают раны, душевные и физические.

Майк закрыл за собой дверь. В шесть шагов он пересек гостиную и кухню. Щелкнув очередным выключателем, он свернул в узкий коридор, направляясь в свою старую спальню, как вдруг, проходя мимо открытой двери в спальню Лу, заметил какие-то фотографии в рамочках, стоявшие на комоде.

Майк замер на месте, а потом вошел в отцовскую спальню и включил верхний свет c фотографий на него смотрела Сара.

Их было четыре, и на всех дочка была снята в разном возрасте: Сара в сарафане, идущая босиком рядом с Фангом и держащаяся рукой за спину собаки, чтобы не упасть; Сара, нюхающая одуванчик; Сара, играющая с Полой О'Мэлли на гимнастическом комплексе на Холме; Сара в розовом лыжном костюме держит Майка за руку, и оба ожидают очереди, чтобы подняться на Холм.

Снимки выглядели знакомыми и чужими одновременно. Майк никогда не дарил отцу фотографий — и Джесс тоже. Ни за что на свете. Майк считался кем-то вроде семейного фотографа, поскольку у Джесс вечно не хватало терпения возиться с камерами. Она старалась держать обе руки свободными, чтобы подхватить Сару, если та упадет.

Так вот, эти снимки сделал не Майк, а Лу. Лу, которому он приказал держаться от дочки подальше. Вместо этого тот подсматривал за Сарой в видоискатель фотоаппарата и украл эти мгновения их жизни.

Наверняка фотографий Сары на самом деле больше. У отца должны остаться целые катушки отснятой пленки.

Первым делом Майк просмотрел содержимое выдвижных ящиков комода. Ничего не найдя, он перешел к ящикам прикроватной тумбочки, коробкам из-под обуви в шкафу и даже заглянул под кровать. Ничего.

Может, остальные фотографии лежат в сейфе.

Войдя в свою старую спальню, Майк включил свет. Комната была совершенно пуста. Как и шкаф. Он достал из кармана швейцарский армейский нож, подаренный ему детьми Билла на прошлое Рождество и, выбрав лезвие, опустился на колени, чтобы приподнять уголок ковра. Взявшись за самый краешек, он хорошенько рванул его кверху.

Лу пришлось изрядно постараться, чтобы оборудовать этот тайник. Майк немного разбирался в сейфах. Несколько лет назад, когда Джесс решила хранить кое-какие важные документы дома, а не мотаться всякий раз за ними в банковскую ячейку, Майк проконсультировался у мастера из бостонской компании «Транко Сейф» по поводу наиболее подходящей модели. И хотя внешне сейф Лу ничем не отличался от его собственного — квадратный, из твердой стали с крышкой заподлицо, чтобы не выступать из-под ковра, — Майк готов был биться об заклад, что в модели Лу установлены невысверливаемые стенки и еще какая-нибудь сверхнадежная защита против взлома чем-то наподобие кувалды. Сейф был вделан в бетон, так что извлечь его без помощи тяжелого строительного оборудования не представлялось возможным.

Когда он был маленьким, сейфа здесь еще не было. Он был установлен меньше пяти лет назад. Когда Сара исчезла, а Джоуна еще не стал главным подозреваемым, Меррик со своей командой взяли Лу на мушку и перевернули дом вверх дном, предполагая, что Сару похитил кто-то из прежних дружков Лу. Тугодум Эд даже не заикнулся о том, что они нашли нечто вроде сейфа, битком набитого банкнотами — или фотографиями Сары, если на то пошло.

Майк набрал комбинацию цифр, повернул колесико и услышал щелчок — замок открылся.

Первым делом в глаза ему бросились туго скатанные ролики стодолларовых купюр, перетянутых резинкой. Майк взял наугад один и пересчитал. Десять тысяч — и это только в одном ролике. А здесь их чертова пропасть, в зависимости от глубины сейфа. Еще через пять минут он знал точную цифру.

— Господи милосердный…

В сейфе лежало полмиллиона — наличными.

«Еще бы, — сказал внутренний голос. — Если бы он отнес деньги в банк, правительство вмешалось бы и заморозило его счета».

В голову Майка пришла безумная мысль — пожертвовать их на благотворительность. Да, Лy, я нашел деньги и подумал, что лучше бы им попасть в другие руки. Ну, ты меня понимаешь — отдать их тому, кто действительно в них нуждается. Поэтому я взял да и отдал их Американскому обществу против жестокого обращения с животными. Это ребята, которые подбирают и выхаживают потерявшихся и бродячих собак. Не благодари меня, Лу. Выражение твоего лица — вот лучшая награда для меня. Это было бы самое памятное мгновение в его жизни, но Лу, пожалуй, преследовал бы его до самой смерти.

На дне лежал конверт, завернутый в полиэтиленовую пленку. Майк достал его и открыл.

Внутри лежали фотографии, но не Сары. На верхнем снимке, выцветшем и слегка пожелтевшем от времени, видны были люди, идущие по улице, застроенной домами из красного и белого кирпича со множеством фонарей. Поначалу Майк решил, что это Фэнейл-Холл в Бостоне. Но улочка выглядела не такой открытой, и в ней ощущалось нечто чужеродное.

Париж.

Майк вгляделся в лица на фотографии. Все они были ему незнакомы. Судя по одежде, снимок был сделан весной или летом. На обороте фотографии он увидел печать фотоателье: «16 июля 1976 года».

Июль. В том месяце Лу летал в Париж. Следующий снимок: блондинка с искусственной проседью сидит за столиком на тротуаре под белым навесом. Она читает газету, и лицо ее скрывают круглые солнцезащитные темные очки. Вокруг сидят другие посетители, они разговаривают и пьют кофе. Майк взялся за следующую фотографию. Это была снятая крупным планом та же самая женщина, только сейчас она отложила очки в сторону и улыбалась сидящему напротив мужчине. Мужчина повернулся к объективу спиной, но лицо женщины было видно совершенно отчетливо.

Это была его мать.

Он быстро просмотрел остальные фотографии. На каждой была снята мать со своим спутником, неизвестным мужчиной намного выше ее с ястребиным профилем, длинными бакенбардами и густыми, вьющимися черными волосами — банкиром или инвестором, судя по его костюму. Трудно сказать. Зато мать была от него без ума — в этом не было никаких сомнений. На всех фотографиях она держала его за руку. На последнем снимке мужчина обнимал ее за плечи, когда они шли по оживленной улице, и мать радостно улыбалась, глядя куда-то в сторону. Она была счастлива, вернувшись в Париж, свой родной город, в котором прошли ее детство и юность.


 

ГЛАВА 35

 

Подсознательно Майк ожидал встретить кого-то похожего на Сэм в мужском обличье: высокого, консервативно одетого человека с поджарой фигурой, поддерживающего форму с помощью утренних пробежек и послеобеденных матчей в сквош, мужчину, отрывающегося в выходные вместе со своими приятелями Престоном и Эштоном на палубе яхты, которую держит на пристани у своего летнего дома где-нибудь в Хайаннисе.

— Вы спрашиваете себя, как могло получиться, что еврейский парнишка выглядит, как Тони Сопрано, верно? — улыбнулся Вайнштейн, демонстрируя крупные лошадиные зубы. Вес его приближался к добрым тремстам фунтам, но на теле не было ни капли жира. — Моя мать — стопроцентная итальянка, а отец — чистокровный еврей. Я и мои младшие братья унаследовали внешность матери и ум отца. Я женился на итальянке, а у моих двоих детей кожа бледная, как у ирландцев. Причуды генетики, вот что я вам скажу.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.021 сек.)