АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

ЖИЗНЬ ПОЛНА НЕОЖИДАННОСТЕЙ (2004 ГОД) 5 страница

Читайте также:
  1. E. Реєстрації змін вологості повітря. 1 страница
  2. E. Реєстрації змін вологості повітря. 10 страница
  3. E. Реєстрації змін вологості повітря. 11 страница
  4. E. Реєстрації змін вологості повітря. 12 страница
  5. E. Реєстрації змін вологості повітря. 13 страница
  6. E. Реєстрації змін вологості повітря. 14 страница
  7. E. Реєстрації змін вологості повітря. 15 страница
  8. E. Реєстрації змін вологості повітря. 16 страница
  9. E. Реєстрації змін вологості повітря. 17 страница
  10. E. Реєстрації змін вологості повітря. 18 страница
  11. E. Реєстрації змін вологості повітря. 19 страница
  12. E. Реєстрації змін вологості повітря. 2 страница

Майк сдерживался из последних сил. Отчаянный крик уже готов был сорваться с его губ. Он протиснулся мимо Меррика, открыл дверцу своего грузовичка и залез в кабину. Меррик остановился рядом с опущенным стеклом.

— Я задал вам вопрос.

— Знаете, я, пожалуй, последую примеру Джоуны, — сообщил ему Майк. — Как это у вас называется? Обставиться адвокатами?

— Можете объяснить, какая муха вас укусила?

— Прошу прощения, но это — вопрос к моему адвокату.

Майк завел мотор, раздумывая, отважится ли Меррик прямо сейчас защелкнуть на нем наручники и отволочь по в участок. Тот выглядел достаточно взбешенным для этого.

— Предлагаю вам отправиться домой, — сказал Меррик. — Там вас будет ждать детектив с ордером на обыск.

— Ключ лежит под ковриком на переднем крыльце. Чувствуйте себя как дома, офицер Коджак[10].

Выпуск новостей по радио не обошел ночное происшествие вниманием.

— После покушения, при совершении которого, по словам полиции, убийца обознался и произошла трагическая ошибка, Чарльз Бреслер, один из двух телохранителей, приставленных к Фрэнсису Джоуне, находится в критическом состоянии. Он получил ожоги кожных покровов третьей степени и дыхательных путей в результате взрыва зажигательной бомбы. Фрэнсис Джоуна, бывший священник, которого полиция считает причастным к исчезновению трех маленьких девочек, последней из которых стала Сара Салливан из Белхэма…

Майк выключил радио и так крепко стиснул рулевое колесо, что у него побелели костяшки пальцев. Чертов Меррик! Этот малый преследует его, приезжает к нему на работу, требуя ответа на свои дурацкие вопросы и рассчитывая, что Майк бросит все дела, чтобы сделать ему приятное, а сам лжет насчет лабораторного исследования.

И как там Джесс? Сейчас она должна уже знать о том, что здесь происходит. Историю с обнаружением куртки Сары упомянули все средства массовой информации — и газета USA Today, и CNN. Ведь в Париже продается USA Today, правильно? A CNN есть наверняка, тем более что эту историю последние два дня повторяют все выпуски новостей. И даже если Джесс не читает газет и не смотрит телевизор, кто-нибудь из ее подруг должен знать, что происходит, и она непременно позвонила бы ей в Италию, или где она там проводит медовый месяц со своим новым ухажером.

Майк остановился на светофоре. По спине под рубашкой сбегал пот, во рту пересохло. На другой стороне улицы виднелся бар. Майк как завороженный уставился на неоновую вывеску и большое черное окно, выходящее на улицу, но тут у него в кармане зазвонил телефон. Это был Тугодум Эд.

— Ты что, совсем рехнулся?

— Ты тоже думаешь, что это я бросил бутылку?

— Это ты мне скажи. Это ведь ты вел разговоры о том, что Джоуна должен гореть в аду.

— Знаешь что, Эд… А не пошел бы ты куда подальше!

— Тогда что за фигню я слышу насчет того, что ты вдруг пожелал обставиться адвокатами? Меррик только что звонил сюда, чтобы получить ордер на обыск.

— Меррик приперся ко мне на работу и начал задавать вопросы насчет того, где я был вчера ночью.

— Правильно. Это называется полицейским расследованием, Салли. Кто-то пытался превратить Джоуну в свечной огарок, но ошибся адресом. Учитывая историю ваших взаимоотношений, ты стал тем, кого мы называем главным подозреваемым.

Майк плотнее прижал к уху телефон, утапливая в пол педаль газа.

— Я от вас в восторге, ребята. Выходит, по первому вашему требованию я должен бросить все и отвечать на вопросы, но стоит задать вопрос мне, как вы ведете себя так, словно языки проглотили.

— Салли, мы с тобой это уже проходили.

— Я спросил Меррика о результатах лабораторного анализа.

Тугодум Эд молчал.

— Я ничего не говорил ему о нашем с тобой разговоре прошлым вечером, — продолжал Майк. — Я просто хотел знать…

— Не верю своим ушам.

—.. говорит ли он правду, а Меррик, как всегда…

— У тебя большие проблемы со слухом, приятель.

— У меня есть право. Вы все время забываете, что мы говорим о моей дочери.

— Да, тут ты абсолютно прав, Салли. По-твоему, мы — никчемное сборище бессердечных уродов. Именно поэтому мы поначалу держали тебя в курсе, вот только ты взял и выбил все дерьмо из нашего главного подозреваемого, потому что счел, что мы, видите ли, плохо делаем свою работу.

— Если бы вы, парни, хорошо сделали свою работу пять мет назад, Джоуна уже сидел бы за решеткой. По крайней мере, я получил хотя бы такое удовлетворение. Но он на свободе и по-прежнему делает то, что хочет. Коп, которого вы приставили наблюдать за ним, бессовестно дрыхнет нa посту, а я вынужден тратить свое время и деньги, чтобы мочиться в проклятый пластиковый стаканчик.

— Ты никогда не спрашивал себя, почему Джоуна нанял телохранителей? Почему он распорядился установить тревожные кнопки по всему дому? Или ты думаешь, что он боится нас? Или репортеров?

Кровь шумела у Майка в ушах. Он почувствовал, как вспыхнуло лицо и вздулись жилы на висках.

— Меррик приезжает к тебе на работу — приезжает сам, чтобы тебе не пришлось тащиться через весь город в участок и разбираться со всем этим дерьмом, что вывалили на страницы газет репортеры. Он делает тебе одолжение, а ты, по своему обыкновению, поворачиваешься к нему спиной да еще даешь ему пинка под зад. Нет, Салли, ты и впрямь рехнулся окончательно.

— Я рехнулся?

— Ты, ты, а кто же еще? Это ты всем недоволен. Это ты…

— Они нашли куртку моей дочери, надетую на крест, — на крест, Эд! А как бы ты вел себя, если бы человек, которого ты любишь больше жизни…

У Майка перехватило горло. Он попытался откашляться и ощутил жжение в груди. Это искала выхода его любовь к Саре. Он чувствовал, как надежда то вспыхивает, то угасает у него в душе, а потом вспомнил о куртке на кресте и понял, что с радостью отдал бы правую руку, если бы это помогло ему узнать, что стало с дочкой. Потому что знать, через что ей пришлось пройти и какой кошмар она пережила одна, без него, — лучше, чем терзаться сомнениями и жить так, как он жил сейчас.

— То, что куртку Сары обнаружили, — ведь это должно что-то означать, Эд. Я ждал целых пять лет. Все, мое терпение закончилось. Интересно, сколько бы ты выдержал на моем месте.

— Салли…

Майк отвел руку с телефоном от уха и вытер глаза рукавом. Сара по-прежнему жила у него в душе, говоря, чтобы он не сдавался.

— Салли, — повторил Тугодум Эд уже мягче, но в его голосе все еще звучало недовольство.

— Что?

— Просто скажи, где ты был прошлой ночью, и не пудри мне мозги. Договорились?

И тут Майк ощутил, как желание сражаться за Сару угасло.

— Моя собака сейчас дома у Билла, — сказал он. — Его дети присматривают за ней вот уже несколько дней. У меня в грузовике лежал собачий корм, вот я и заехал к нему, а потом вышло так, что я остался у него ночевать.

— В котором часу ты приехал к нему?

— Где-то в половине двенадцатого. Билл видел, как я приехал. Он еще не спал, играл с одной из близняшек.

— Хорошо, — сказал Тугодум Эд. — Второй телохранитель говорит, что Бреслер вышел покурить в час ночи. Это очень хорошо. Билл знает, о чем ты разговаривал со мной?

— Я дал тебе слово, помнишь?

— Подожди секунду.

До Майка донеслось невнятное бормотание, а потом на пинию вернулся Тугодум Эд. Тяжело вздохнув, он поинтересовался:

— Ты где сейчас?

— Возвращаюсь в Белхэм.

— Встретимся в автоклубе Хайленда. Ты сможешь оставить там свой грузовичок, а я отвезу тебя к нам, и ты дашь письменные показания.

— Я ведь уже сказал тебе, где был прошлой ночью.

— Я знаю, но мне только что сообщили, что телохранитель умер. Теперь мы расследуем убийство, и ты стал нашим главным подозреваемым.


 

ГЛАВА 19

 

Имя Саманты Эллис всегда заставляло его вспомнить счастливые и беззаботные деньки на пляже, где приходилось волноваться только о том, чтобы пиво было холодным, а музыка, звучащая из колонок, — приятной. Майк вообще никогда не встретился бы с Самантой, если бы после первого курса Джесс не решила отправиться на все лето поработать в Ньюпорт в Род-Айленде со своей соседкой по комнате и новой лучшей подругой Кэсси Блэк. Она решила, что должна познакомиться с новыми людьми, дабы понять, серьезно ли то, что происходит между ними, и не соединил ли их всего лишь страх двух подростков, приспосабливающихся к взрослой жизни после школы.

В общем-то, Майк в некотором смысле даже испытал облегчение, хотя его вполне устраивал сложившийся ритм их отношений. Каждую пятницу вечером он садился за руль и через час езды прибывал в университет Нью-Гэмпшира, чтобы провести выходные с Джесс и встретиться со старыми школьными друзьями, к числу которых принадлежал и Джон «Бам-Бам» Бэмфорд. Бам получил стипендию на обучение за свои успехи на футбольном поле, и его тренер подсунул ему на лето славную работенку в качестве маляра по покраске домов, вот только парню, которому принадлежало предприятие, требовались рабочие руки. Нет ли у Бама кого-нибудь на примете?

По утрам в субботу они тащили свое похмелье на север, чтобы занять местечко на пляже Хэмптон-Бич, где правили бал неоновые бикини и накладные ногти, и пофлиртовать с девчонками, работающими барменшами и официантками — цыпочками с «Акванетом», как называл их Билл. Смешливые, вечно жующие резинку девчонки с торчащими во все стороны волосами и кучей золота — цепочки, ножные и наручные браслеты, колечки и тому подобное — обожали оттягиваться под музыку короля волосатых рокеров, Джона Бон Джови.

Все, за исключением Саманты Эллис. Сэм, как она предпочитала, чтобы ее называли, с гордостью носила свои гладкие каштановые волосы, собранные в конский хвост на затылке, и, в отличие от других девчонок, не испытывала потребности выставлять на всеобщее обозрение каждый дюйм своего тела. Она не расставалась с книгами Хемингуэя и Фолкнера и пила сухой джин «Танкерей» с тоником, в то время как ее подружки читали «Космо», «Гламур» и поглощали коктейли с названиями типа «Пронзительный оргазм» и «Холодеющие соски». Остальные девчонки терпели ее присутствие, но, стоило ей уйти, они принимались перемывать ей косточки: «Только потому, что она, видите ли, побывала во Франции и Италии и учится у Смита[11], она считает себя лучше других. Непонятно, зачем она вообще работает — у ее родителей дом на Мартас-Виньярд». Девчонки из Саугуса прозвали Сэм «еврейской воображалой из Ньютона».

Впрочем, это была не неприязнь, а дискомфорт. Сэм не нужно было прибегать к ухищрениям макияжа или покупать модные шмотки, чтобы выглядеть хорошо, потому что она всегда выглядела прекрасно. Ей не нужно было прилагать усилий, чтобы казаться интересной, потому что с ней действительно было интересно. Одно уже присутствие Сэм напоминало им об их недостатках. Они ей завидовали. В чем они могли соперничать с ней, так это в будущей семейной жизни, попытавшись выйти замуж за парня с более высоким социальным положением. Сэм же могла позволить себе разборчивость.

В последнюю субботу июля налетел шторм, и на море поднялось волнение. Майк отправился кататься на доске для серфинга и часом позже, обессиленный, выбрался на берег и повалился на одеяло. Подняв голову, он увидел, что остальные играют в волейбол — все, за исключением Сэм. Она сидела в пляжном шезлонге, потягивая колу и распределяя свое внимание между игрой в волейбол и закатом. Одна из девчонок завизжала. Билл стянул шорты и показал ей свои голые ягодицы.

— Посоветуй своему другу воспользоваться клерасилом, — сказала Сэм. — Он избавится от прыщей раз и навсегда.

— По-моему, ему все равно.

— Именно это мне в нем и нравится больше всего. — Сэм склонила голову к плечу и, щурясь от вечернего солнца, посмотрела на него. — А ты почему не играешь?

— Прибой слишком хорош, чтобы упустить его. А как насчет тебя? Ты не играешь, потому что боишься, что тебе покажут голую задницу?

— Мама советовала мне никогда не упускать возможность полюбоваться закатом. Никогда не знаешь, когда он станет последним для тебя.

— Ты, случайно, не ирландская католичка?

Сэм рассмеялась. Майку пришелся по душе ее заразительный смех и то, как внутри у него потеплело. И тут ему пришла в голову одна мысль, от которой в горле пересохло, а сердце учащенно забилось.

«Ни за что, — прошептал внутренний голос. — Ни за что на свете».

Но сейчас было лето. Он отдыхал и веселился, да и настроение было подходящим, так почему бы и нет?

— Закат лучше смотреть с берега, — сказал он. — Хочешь прогуляться?

— Конечно.

Она жила в Ньютоне, в городе, который у него всегда ассоциировался с деньгами и статусом. Ее родители были адвокатами, получившими образование в Гарварде, и работали в одной конторе в деловой части Бостона. Отец предложил ей попробовать себя в качестве офисного служащего. Интернатура в адвокатской фирме будет хорошо выглядеть в резюме, сказал он.

— А что привело сюда тебя? — Она и впрямь выглядела бы уместнее где-нибудь в Виньярде.

— То, что мой отец никогда здесь не бывает. А тебя?

Единственная вещь, которую Майк точно знал о себе, — он не умеет притворяться. Поэтому он сказал ей правду.

В сентябре он намеревался бросить муниципальный двухгодичный колледж и заняться строительным бизнесом, и не с кем-нибудь, а с тем самым Уильямом О'Мэлли, у которого прыщавая задница. Майку нравилось работать руками. Именно это умение позволило отцу Билла, не имея университетского диплома, обзавестись хорошим домом, несколькими автомобилями и новеньким снегоходом «Ски-Ду», который он менял каждые три года. Какой смысл влезать в долги, чтобы ходить на занятия, когда в результате получаешь работу, которая вселяет чувство неудовлетворенности и опустошения?

— Мои поздравления, — сказала она.

— С чем?

— С тем, что ты — настоящий. Что уже в возрасте восемнадцати лет ты знаешь, кто ты есть на самом деле, чего хочешь от жизни, и имеешь мужество стремиться к этому.

Большинство людей всю жизнь делают вид, что им нравится работа, которую они ненавидят.

Через три недели они уже спали вместе. Прошли годы, но Майк все равно помнил во всех подробностях, как выглядела Сэм, когда раздевалась, а вокруг нее ветер раздувал занавески; прохладный воздух, наполненный запахом морепродуктов, долетавшим из кафешки на первом этаже; первое прикосновение, которое казалось ему ударом тока; то, как она смотрела ему в глаза в самый последний, кульминационный момент, когда от счастья у него заходилось сердце, и он знал, что она делит с ним не только плотские удовольствия.

Это не должно было закончиться никогда, но все-таки закончилось в последнюю неделю лета. Джесс вернулась из Ньюпорта вся в слезах и заявила, что совершила ошибку и хочет, чтобы они вновь жили вместе. И он сказал «да».

Майк выждал, пока Сэм уедет в колледж, прежде чем сообщил ей, что между ними все кончено. Он сделал это по телефону, а когда она спросила почему, ответил, что возвращается к Джесс. Она ему не поверила. Когда же она продолжила донимать его звонками, он перестал отвечать на них. Может, он просто боялся признаться себе в том, что совместная жизнь с Джесс была удобной, знакомой и предсказуемой. И разве можно было всерьез рассчитывать на то, что кто-нибудь вроде Сэм надолго задержится рядом с рабочим парнем без диплома? Он собирался вернуться к жизни в Белхэме, а Сэм… что ж, она могла идти на все четыре стороны.

Однажды воскресным утром, около шести часов, Майка разбудил грохот — это Сэм барабанила в двери. Он стал умолять Лу, чтобы тот не вздумал открыть ей.

— Майкл, не каждый день отдаешь другому человеку кусочек своей души. Если тебе в высшей степени наплевать на это, то, по крайней мере, имей мужество посмотреть мне в глаза и объяснить почему.

Сэм прождала пять минут, после чего запрыгнула в джип и умчалась вниз по улице.

— Огонь-девка, — с ухмылкой заметил Лу. — Наверное, с ней было нелегко, а? С такими вот энергичными особами это часто случается.

— Мистер Салливан?

Женственный голос принадлежал худому как щепка молодому человеку двадцати с чем-то лет в черных брюках и черной же рубашке. Кожу его покрывал сильный загар, и, хотя Майк не считал себя знатоком в таких вопросах, его брови были или выщипаны, или подведены. Такой нот у них был странный вид.

— Здравствуйте, — сказал молодой человек, протягивая ему руку. Его пожатие было таким же твердым, как мокрая туалетная бумага. — Я — помощник Сэм. Меня зовут Энтони. Простите, что заставили вас ждать, но у нас тут сегодня небольшое столпотворение. Следуйте за мной, пожалуйста.

Майк последовал за Энтони, когда тот принялся лавировать по коридорам меж строгих костюмов и юбок. Кое-кто отрывался от книг по юриспруденции и с легким любопытством поглядывал на его одежду. Майк как раз возвращался с работы, когда в голову ему пришла одна идея. Он вспомнил две первые фамилии в названии адвокатской конторы, а терпеливая леди из «Веризона» сообщила ему все остальное.

Сэм стояла в арочном проеме своего кабинета. Она по-прежнему казалась той красивой и уверенной в себе девушкой, в которую он влюбился далеким уже летом в Нью-Гэмпшире.

Билл был прав. Она выглядела хорошо. Чертовски хорошо.

— Майкл Салливан, — проговорила она. — Сколько мы с тобой не виделись? Лет пятнадцать?

— Что-то в этом роде. Спасибо, что согласилась принять меня сразу же.

Заговорил Энтони:

— Мистер Салливан, могу я предложить вам что-нибудь выпить? У нас есть «Пеллегрино»…

— Кофе будет в самый раз, — перебила его Сэм. — Заходи, Салли.

Кабинет Сэм размерами не уступал гостиной Майка. Вдоль одной стены выстроились книжные шкафы вишневого дерева, но самым впечатляющим предметом мебели оказался стол — или даже целых полтора. Длиной он превосходил раму грузовика, и на нем уместились компьютер, принтер и факс, да еще осталось вдоволь места для ее бумаг и книг.

— Вот это да, — протянул Майк. — У тебя есть даже собственный туалет.

— С собственным душем. Вот что получаешь взамен рабочей недели в девяносто часов и полного отсутствия личной жизни.

Сэм села за стол. Майк опустился в одно из мягких кресел черной кожи перед ним. В комнату торжественно вплыл Энтони, держа в руках поднос с двумя фарфоровыми чашечками и кофейником. Поставив поднос на угол стола, он поинтересовался, не желает ли Сэм еще чего-нибудь. Она ответила отрицательно, поблагодарила его и разрешила идти домой. Энтони пожелал им доброго вечера и плотно прикрыл за собой дверь.

Сэм надела очки в черепаховой оправе и, держа в руке чашечку с кофе, откинулась на спинку кресла.

— Полагаю, это не просто визит вежливости.

— Хотелось бы мне, чтобы это было не так. Ты, наверное, в курсе последних известий.

Сэм кивнула, и лицо ее смягчилось.

— Билл рассказал о том, что случилось, когда мы случайно столкнулись, — сказала она. — Мне очень жаль.

— Куртка моей дочери лежит в лаборатории уже две недели. Но всякий раз, когда я пытаюсь разговорить детектива, работающего по этому делу, его зовут Меррик, он уходит от ответа.

— Быть может, он еще Не получил результаты исследования.

— Получил. И уже давно.

— Ты уверен?

— Один человек, имеющий отношение к расследованию, рассказал мне об этом. Мой вопрос — и ради этого я пришел к тебе — заключается в следующем: имеет ли он законное право так поступать? Я имею в виду, если Меррику известно что-либо, он не может скрывать это от меня, верно?

— Начнем с того, что я не специализируюсь на уголовных делах. Я занимаюсь главным образом работами по контрактам. Слияние, поглощение и приобретение. Не волнуйся, я не стану утомлять тебя подробностями. Но я могу сказать, что формально Меррик не обязан делиться с тобой информацией. Я знаю, такое поведение кажется тебе жестоким, но детективы из отдела по расследованию убийств, как правило, начисто лишены сентиментальности. При этом они вовсе не бессердечны, и я бы сказала, что Меррик обязательно держал бы тебя в курсе, разве что у него есть веская причина не делать этого.

Его стычка с Джоуной по-прежнему не сходила со страниц газет и экранов телевизоров.

— Меррик считает, что я снова покушался на Джоуну, — признался Майк.

— Это уважительная причина для беспокойства с его стороны. Если уж строить догадки, я бы предположила, что он боится, что ты можешь развалить все дело, тогда как его, будем говорить откровенно, интересует лишь возможность поскорее закрыть его.

— Если так, то он уже давно должен был упрятать Джоуну за решетку.

Сэм сочувственно кивнула.

Майк выставил руки перед собой.

— Извини. Я вовсе не хотел нагружать тебя своими проблемами.

— Я прекрасно понимаю твое негодование и отчаяние.

— Сэм, ты не подскажешь, как можно узнать, о чем идёт речь в отчете лаборатории?

— Тебе лучше поговорить с адвокатом по уголовным делам. Как насчет того, что занимался твоим уголовным делом?

— Он умер год назад.

Сэм ненадолго задумалась.

— У нас есть свой адвокат по уголовному праву. Его зовут Мартин Вайнштейн. Это лучший специалист в штате. Сейчас он в отпуске, но должен вернуться во второй половине недели, и я смогу ему позвонить.

Снова ждать… Майк научился справляться с бессонными ночами, волоча на себе днем, подобно кандалам, усталость и изнеможение вкупе с растущей тягой к выпивке, но ожидание сводило его с ума. Люди, подобные Меррику и Сэм, не цеплялись за последнюю надежду, как за соломинку. Они делали свое дело и уходили домой, возвращаясь к другой, настоящей жизни.

Сэм спросила:

— Можно задать тебе личный вопрос?

— Конечно.

— Почему я?

— Ты имеешь в виду, почему я обратился именно к тебе?

Сэм кивнула.

— Ты наверняка должен знать и других адвокатов.

— Ты удивишься, но больше я никого не знаю. Ты единственная. А те, с кем мне приходилось сталкиваться за прошедшие годы, — просто дерьмо.

— Это одно из условий работы.

— К тебе это не относится. Ты никогда не притворялась.

— Ты мог сказать Энтони по телефону, что тебе нужно, — сказала Сэм, — и я бы тебе перезвонила.

— Мне нужно было поговорить с живым человеком, а не с телефонной трубкой. Честно говоря, ожидание меня убивает. Билл обмолвился, что видел тебя, и я решил позвонить. Если и есть адвокат, который может мне помочь, так это ты.

Сэм сдержанно кивнула.

— У меня есть номер сотового телефона этого адвоката, но я ничего не могу обещать. Как тебя найти в случае необходимости?

Майк опустил чашечку и блюдце на край стола и достал из бумажника визитную карточку. Написав на обороте свой домашний телефон, он протянул визитку Сэм.

— Спасибо, — сказал он.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда Мартин пришлет тебе счет.

Она проводила его до двери и распахнула ее.

— Билл рассказал мне о тебе и твоей жене, — сказала она. — Я сама прошла через это. Поначалу бывает нелегко, но потом привыкаешь. Во всяком случае, сейчас свидания стали намного интереснее. Два месяца назад один парень прокатил меня в Европу на своем частном самолете.

— Должно быть, это очень мило.

— Он повез меня туда на концерт Дэвида Хассельхофа.

— А вот это уже не очень мило.

— Точнее, полный отстой. Не пропадай, Салли.

Сэм улыбнулась и потрепала его по руке.

Десять минут спустя, заведя мотор своего грузовичка, он по-прежнему ощущал прикосновение ее ладони. Пятнадцать лет… Может, и нельзя повернуть время вспять, зато можно вновь пережить события, воспоминания о которых греют тебе душу.


 

ГЛАВА 20

 

У Фанга приключился приступ колита, поэтому, услышав жалобное тявканье, Майк откинул одеяло, как был, в одних трусах пробежал по полутемному дому и застал пса поскуливающим в гостиной. Бедняга прижался носом к стеклянной раздвижной двери.

Майк откатил ее в сторону, и пес сбежал по ступенькам крыльца, мгновенно исчезнув в густом белом тумане, окутавшем землю перед рассветом. Майк зевнул, прислушиваясь к тому, как Фанг мечется по заднему двору, обнюхивая траву и выискивая подходящее местечко, чтобы сделать свои дела. Как бы сильно собаке ни хотелось облегчиться, она должна сделать это именно в правильном месте…

Фанг залаял. Громкий, раскатистый звук прорезал раннее утро, и, прежде чем Майк успел позвать его домой, пес метнулся в лес и растворился в нем.

Майк взбежал наверх, поспешно влез в джинсы, сунул ноги в кеды, набросил на себя фланелевую рубашку, в которой был вчера вечером, распахнул москитную дверь и побежал по тропинке, ведущей в лес. Где-то впереди, в тумане, по-прежнему раздавался лай Фанга. Под ногами трещали сухие ветки.

Тропинка вывела его на главную дорогу, являвшую собой утрамбованный грунтовый проселок, который позже превратится в непролазную грязь. Этот поросший лесом район оставался последним незастроенным участком земли в Белхэме, частью природоохранной зоны, и зимой, на выходные, пруд Салмон-Брук кишел детишками, которые только учатся стоять на коньках, подростками постарше, играющими в хоккей, и взрослыми, надзирающими за своими чадами или просто собравшимися поболтать. Майк повернул налево и побежал по дороге. Туман плотной пеленой окутывал землю, и впереди по-прежнему раздавался лай Фанга, достаточно громкий, чтобы разбудить всю округу. Наверное, его сосед, Боб Доуэри, отставной пилот авиалиний, заслуживший репутацию местного жандарма, уже проснулся. Майк знал, что позже Боб непременно заявится к нему с унылым выражением на лице и примется читать нудную нотацию о том, каким должен быть ответственный владелец собаки.

Лай оборвался. Майк перешел на шаг и через несколько минут заметил Фанга, ожесточенно помахивающего хвостом в манере, которая безошибочно давала понять миру, что он пребывает в состоянии собачьего экстаза. На краю крутого склона на животе лежал человек. Мужчина, скорее всего. Женщина не стала бы надевать бушлат военного моряка и ярко-оранжевую охотничью шапочку, закрывавшую уши.

Мужчина застонал. Майк заметил, что ноги его изогнуты под каким-то неестественным углом.

Это сделал Фанг, своим весом в сто с чем-то фунтов сбив этого невезучего на землю.

— Фанг, ко мне!

Но пес был слишком занят, обнюхивая лежавшего. Майк слепил снежок и, привлекая внимание собаки, бросил его в сторону главной дороги, подальше от пруда. Фанг с восторгом припустил за ним, а Майк перенес все внимание нa мужчину.

— Прошу прощения, но он сорвался в лес раньше, чем я успел остановить его. Вы ранены?

Мужчина отмахнулся от его извинений. Он приподнялся на руках, опустив голову, так что лица его не было видно, и пополз по снегу к своей тросточке и маленькой красной пластмассовой трубочке — астматическому ингалятору. Майк наклонился и поднял его, уже собираясь передать мужчине, как вдруг обратил внимание на руки в коричневых пятнах и крючковатые паучьи пальцы.

— Дайте… его… мне, — прохрипел мужчина.

Звук этого задыхающегося хриплого голоса пронзил Майка, как удар током. Он выпрямился и отступил на шаг.

«Отдай ему ингалятор и уходи».

Да. Правила его условного освобождения предусматривали — нет, требовали! — чтобы он отдал ингалятор и ушел.

Вложи ингалятор ему в руку, бегом возвращайся домой и позвони по номеру 9-1-1, а потом Меррику. Произошел несчастный случай, детектив. Клянусь, во всем виноват пес. Я подобрал ингалятор, отдал его ему, ушел и набрал 9-1-1. Видите, какой я добрый самаритянин и законопослушный гражданин. Видите, я держу свой гнев под контролем, доктор Ти. Ну, давайте сюда свой анализатор дыхания, мистер Теста, и сами увидите, что я чист, как агнец…

И тут Майк вспомнил гаденькую довольную улыбочку Джоуны в бакалейной лавке. Ты — мой, говорила она. Я забрал у тебя дочь, а теперь и ты сам принадлежишь мне и ничего не можешь с этим поделать.

«Отдай ему ингалятор и уходи!»

— Что вы делаете здесь в такую рань?

Джоуна не поднимал голову, и пар от дыхания клубился вокруг его лица.

— Рассвет. Я пришел сюда, чтобы посмотреть на… рассвет… перед тем, как… — Каждое слово давалось ему с невероятным трудом, словно на грудь ему возложили мельничные жернова. — Ингалятор…

Майк присел рядом с ним на корточки и зажал ингалятор между большим и указательным пальцами.

— Посмотри на меня.

Бывший священник медленно поднял глаза на Майка.

— Ты скажешь мне, где Сара, — потребовал Майк. — Ты скажешь мне то, что я хочу знать, а я отдам тебе ингалятор.

— Мне… нечем… дышать…

— Очень хорошо. Теперь ты представляешь, что я чувствую каждый день в течение последних пяти лет.

В глазах Джоуны отразилась паника. Легкие его захрипели, словно мокрый цемент всасывали шлангом пылесоса.

— Мне… нечем…

— Что ты с ней сделал?

Губы Джоуны шевелились, пытаясь сделать глоток воздуха. Трахею у него свело судорогой, и сейчас он тонул и океане свежего воздуха. Майк вдруг понял, что какая-то часть его наслаждается этим зрелищем панического ужаса в глазах калеки.

Майк покрутил ингалятором перед носом Джоуны.

— Одно впрыскивание, и ты снова сможешь дышать.

— Мне… нечем…

— Сможешь и будешь.

— Пожалуйста. — Джоуна умолял, и теперь отчаяние звучало уже и в его голосе.

— Ты хочешь умереть здесь?

Джоуна отчаянно рванулся к ингалятору, но Майк вовремя сжал руку.

— Никто тебе не поможет, — сказал Майк, глядя, как костлявые пальцы Джоуны тщетно пытаются разжать его кулак. — Ты скажешь мне, что случилось с Сарой и двумя другими девочками, и скажешь это сейчас или так и сдохнешь здесь.


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.024 сек.)