Устность / литературность

1. Организация знания – в родовых обществах, организованных на чисто устной основе, передаётся только то, что используется, то же, что передаётся, то и используется. В результате этого кругооборота стабилизируются жизненные формы и укрепляется традиция. Возникает замкнутая структура, описываемая с помощью понятия гомеостазиса (восстановление состояния равновесия) или структурной амнезии (забвение неиспользуемых культурных элементов). Оба понятия оставляют единое целое и подчёркивают неизбежное в устности перекрещивание между воспоминанием и забвением. Дальнейшим понятием, указывающим на замкнутость структуры, является предварительная цензура. Оно означает, что возможности того, что вообще может артикулироваться, определяются и ограничиваются фундаментом сиюминутной способности к рецепции и социальным консенсусом.

Замкнутость структуры не следует смешивать со статикой культуры. К гомеостазису относятся значительная гибкость и способность устных культур приспосабливаться к изменившимся историческим условиям. Мы не можем представлять себе мир этих родовых обществ как неизменный рай. Стихийные бедствия, периоды голода, а также угроза со стороны соседних племён и тем более вторжения представителей цивилизации представляли собой вызовы, осмысливавшиеся в культурной семантике. До чего не доходит, так это до кумуляции опыта или до случая когнитивного диссонанса. Формулируя положительно, замкнутая структура сохраняется благодаря тому, что новый опыт превращается в совместимый со старым знанием; схемы сохраняются, даже если изменяются конкретные оформления. Но у факта таких изменений нет наблюдателя. Они были бы видны только извне; изнутри ползучее изменение переживается как непрерывность и идентичность.

Если формулировать в соответствии с нашей терминологией, это будет означать: накапливающая и функциональная память совпадают. То, что в последнем случае не находит места, не имеет и шанса на долгое существование. Виртуальные, латентные элементы памяти не сохраняются. Применительно к этой ситуации замкнутой культурной структуры французский антрополог Клод Леви-Стросс сформулировал понятие «холодного общества». Холодными обществами являются такие, формы репродукции которых исключают если и не изменение, то развитие. Они замыкаются от возможностей эволюции, прогрессивной рационализации действий, оптимизации инструментов, абстрагирования когнитивных структур.

Табл. 4: Этапы развития технологии средств массовой информации и изменения социальной памяти

Леви-Стросс усматривает решающее различие между холодными, сдерживающими эволюцию и «горячими», стимулирующими эволюцию обществами в форме осознания ими прошлого.

Для бесписьменных обществ прошлое – изначальная модель, к которой возвращается каждое Сегодня. Речь идёт об «абсолютном прошлом», от которого каждое настоящее остаётся равноудалённым. Общества этого типа стремятся к тому, чтобы

«с помощью институтов, которые они себе предоставляют, словно автоматическим способом ликвидировать последствия, которые могли бы оказать на их равновесие исторические факторы. (Они), как представляется, обрели или сохраняют особую мудрость, которая побуждает их отфильтровывать (каждое) изменение их структуры, которая сделала бы возможным вторжение истории». (Levi-Strauss 1962: 309; 1975: 39).

Открытие письменности означает решающее изменение в истории культурной памяти. Рука об руку с письменностью идёт совершенно новая форма репрезентации прошлого, «Дня вчерашнего в Дне сегодняшнем». Письменность способна не только удерживать то, что более не используется, она взрывает и горизонт социального консенсуса, давая шанс отдельному голосу (в том числе и против). Пророк Иеремия получил от Бога повеление: «Напиши себе все слова, которые Я говорил тебе, в книгу» (Иер., 30,2), иными словами, говори не со своими современниками, а обращайся к потомкам. Культурная техника письменности делает возможной не только дистанционную коммуникацию, но также и «историческое сознание». Горячие общества не повторяют, согласно Леви-Строссу, модели глубочайшей древности, а прослеживают путь их становления и продвигаются по нему. Они характеризуются «жадной потребностью в изменении» и «запечатлели в душе» свою историю (leur devenir historique), «чтобы превратить её в двигатель их развития».

Возможное воздействие письменности касается способности к абстрагированию. В данном случае необходимо проводить ясное различие между абстракцией и генерализацией. Устные общества так же, как и пользующиеся письменностью, применяют обобщающее мышление. Способность к обобщению, к классификации и систематизации не зависит от письменности. Этнологи-структуралисты разработали комплексную структуру такого упорядоченного строения. Правда, это мышление в категориях порядка остаётся по сию сторону границы, которая проведена с помощью абстракции. Это подтвердили полевые исследования, которые российский исследователь памяти Александр Лурия провёл в Узбекистане, стране, населённой преимущественно бесписьменными племенами. Лица, которым он предлагал геометрические фигуры, как то круги, квадраты и прямоугольники, спонтанно идентифицировали их в виде сит, кирпичей, фронтонов крыш и др., в то время как у хотя бы поверхностно грамотных школьников сразу же находились наготове геометрические понятия (ср. Luria 1986). Отделение от наглядности конкретных вещей реального мира и обращение к чистым знакам образует именно тот шаг, который и предпринимается с фонетическим сочинением.

2. Материальность среды – в родовых обществах имеются ярко выраженные специалисты по исследованию памяти, несущие ответственность за день вчерашний в дне сегодняшнем. Их задача заключается в том, чтобы вживе воплощать то, что общества, имеющие письменность, собирают в библиотеках. Без письменности или, говоря в более общей форме, без внешних техник накопления, сохранение культурной традиции возлагается на человеческую память. Другими словами, устное предание характеризуется тем, что оно приковано к живым носителям и не может быть перемещено на материальные носители. Поэт имел первоначально функцию сохранения групповой памяти. В этой роли ещё и сегодня в устных обществах выступает гриот – член касты, ответственной за сохранение устной племенной истории в форме музыки, поэзии и рассказывания сказок и исиорий:

«В то время, когда практически нигде в Африке не было записей, задача запоминания и пересказа историй должна была быть вверена особой общественной группе. Верили, что успешная передача истории нуждается в музыкальной „грунтовке“, и тем самым устное предание вверялось гриотам или представителям сословия музыкантов. Так они становились хранителями общей памяти африканских народов. Гриоты являются также поэтами, актёрами, танцорами и мимами, которые применяют все эти искусства в своих выступлениях» (Zumthor 1985: 7).

Такая мультимедийность является отличительным признаком устной инсценировки. Речь идёт при этом о физических формах выступления, разворачивающихся во времени и со временем проходящих. После постановки от неё ничего не остаётся. Ансамбль поэзии, мелодии, актёрской игры и танца, который греки обобщали понятием „Mousike", служит передаче также, как и оральной мнемотехнике.

В устной культуре средства информации (= мнемонические приёмы, носители знаков) столь же отличны от носителей (= запоминающих субъектов), сколь и инсценировка от текста. Составные части устного чтения, как то маски, одежды, роспись, барабаны и прочие инструменты, церемониальные объекты и движения представляют собой атрибуты живой инсценировки социальной памяти. Чего не существует, так это абстрактной знаковой системы, кода, отделяемого от актуальной постановки. Шнуры, связанные в узлы, которые ряд племён используют для помощи памяти при изучении своей истории, открывают тому, кто не знает этой истории, ровно столько же, сколько узелок, завязанный на носовом платке, постороннему человеку.

Воплощением близости средств информации к телу является голос. Этнологи, медиевисты и другие исследователи устных культур подчеркивали значение характера голоса. Большая модуляционная способность голоса согласно тону, звуку, диапазону, высоте и регистру составляют его чувственную силу, которая не фиксируется и со временем улетучивается.

Устной мультимедийности противостоит в письменности жёстко односторонняя ориентированность чувственного спектра на визуальное начало. На место полностью синестетического восприятия приходит концентрация взгляда, который не блуждает в созерцании, а собирает, читая. То, на что он направлен, является абстрактной записью, знаковым кодом и ничем более. Совпадение средства и носителя, текста и постановки расходятся, между ними обоими располагается нечто новое – буквы визуальных слов. С этим связано новое значение средства – средства в контексте посредничества, передачи, перевода.

С письменностью впервые возникает возможность переместить культурную память в предметные носители. Тем самым, правда, звуковая/устная мультимедиальность инсценировки сокращается до одного-единственного пути, языкового. Не удивительно, что некоторые общества не пользовались этой возможностью, так как они видели в кодификации своей традиции преимущественно убыточное дело. С кодификацией, как её представляет фонетическое письмо, происходит, собственно говоря, нечто двоякое: с одной стороны, перевод с одушевлённых носителей на неодушевлённые, с другой – замещение символических, повторяющих средств информации (атрибутов инсценировки) абстрактными, внутренне немыми знаками. Оба процесса в совокупности – материализации и абстракции – означают радикальное революционизирование культурной памяти. Тем самым традиция выходит из сферы живых носителей и актуальных постановок в промежуточную область абстрактных знаков, где она в качестве текста основывает новую вещную форму существования.

3. Формы коммуникации – характерное для устных обществ воплощение традиции в живых носителях, имеет и важное социальное значение. Культурная память воплощена здесь в людях преклонного возраста, утаивающих её от женщин и детей, и в ритуальных формах инициации, связанных со страхами и мучениями, передающих её молодым членам племени мужского пола. В бесписьменных обществах опыт, выраженный в знании старейших, представляет собой важный источник власти. Речь идёт при этом не только о практических знаниях стратегий выживания (источники питания, маршруты походов, причины охоты и т. д.) – а ими могут располагать и женщины – но прежде всего об обеспечивающем идентичность знании нравов и обычаев, мифов, брачных правил и т. д., которые прочно находятся в собственности мужчин (ср. Erdheim 1984: 289 f.). Сообщение этого знания, обеспечивающего идентичность, происходит в церемониально-ритуальной форме, то есть формах инициации, «покоящейся на представлениях о цикличности»: «Празднества инсценируют отношение к предкам и основную идею смерти и возрождения. Сама же инициация открывает доступ к мифическим циклам и к порядку заключения браков, благодаря которым общество и сохраняется. Человеком становится только тот, кто прошёл инициацию, то есть принял ценности своей культуры. Тот, кто пережил инициацию, почувствовал на собственной шкуре, нанесёнными ему ранами, что он теперь таков же, как и предки: то, что он делает и претерпевает, делали и претерпевали уже его предки» (Erdheim 1984: 291).

Если культурная память превращается в письменное предание, то знание, обеспечивающее идентичность, отделяется не только от живых, авторитетных носителей, мудрых старцев, но также и от ситуаций праздничной, ритуальной коммуникации. Она оказывается в распоряжении других и доступной вне ритуалов. Вместо ритуалов она принимает форму текста. В качестве текста она вступает в новые коммуникационные ситуации. Информации, накопленные в текстах, обладают другими возможностями актуализации, нежели ритуальная или неформальная инсценировка. Их можно парафразировать, они поддаются суммированию, критике и в первую очередь интерпретации. Благодаря интерпретации традиции являются способными к историческому развитию.

Медийная экстернализация предания, совершённая с письменностью и с обретением ею статуса текста, ставит письменность в новую коммуникационную ситуацию. Это коммуникация в условиях дальнего горизонта, переходящей границы устности в пространственном и временном отношении. Неуменьшенной временной способности к длительному в пространственном отношении соответствует существованию виртуально неисчерпаемая сила расширения.

Поиск по сайту: