Несколько последних замечаний

Подойдя к завершению нашего исследова­ния, бросим взгляд на пройденный путь. Мы установили, что различные типы посвящения можно отнести к двум большим категориям: 1) обряды взросления, благодаря которым люди получают допуск к сакральному, к знаниям и сексуальности, в общем, становятся по-настоя­щему человеческими существами; 2) специализированные посвящения, которые отдельные индивидуумы предпринимают, чтобы выйти за рамки обыденного и получить защиту от Сверхъестественных Существ или даже стать им подобными. Мы также установили, что, имея собственные сценарии посвящения, эта вторая категория в большинстве случаев пользуется темами, присущими обрядам взрос­ления.

Поскольку мы не можем здесь представить ни географию⁵⁷ этих двух категорий посвяще­ния, ни их историю, предлагаем вам обзор не­которых выводов, вытекающих из нашего ис­следования.

1) Хотя обряды взросления у первобытных народов обычно ассоциируются с трещотками и обрезанием, это не всегда так. Следователь­но, мы можем заключить, что посвящение яв­ляется феноменом автономным и самостоятель­ным (sui generis), который может существовать — и существует — без телесных увечий и дра­матических обрядов, с которыми его обычно связывают.

Обряды посвящения, связанные с возра­стом половой зрелости, чрезвычайно широко распространены и засвидетельствованы у наи­более древних народов — австралийцев, кали­форнийцев, бушменов, готтентотов и т. д. Од­нако существуют первобытные общества, в которых обряды взросления, как кажется, не пред­ставлены или представлены в крайне рудимен­тарном виде. Это, например, некоторые народ­ности крайнего севера и северной Азии. Но в религиозной жизни этих народностей домини­рует шаманство, и, как мы видели, шаманом становятся путем долгого и подчас драматич­ного посвящения. Кроме того, хотя в наши дни обряды взросления в Полинезии почти исчез­ли, там процветают тайные общества, которые всегда пользуются сценариями посвящения. Таким образом, можно сказать, что обряды по­священия распространены повсеместно в пер­вобытном мире в форме или посвящений взрос­ления, или ритуалов вступления в «мужские союзы», или, наконец, испытаний посвящения, необходимых для осуществления мистическо­го призвания.

3) Те, кто практикуют посвящения, рассмат­ривают их, как действия Божественных или Сверхъестественных Существ. Таким образом, церемония посвящения — это «подражание Божеству» (imitatio dei); праздник посвящения позволяет вернуться в изначальное священное Время, и неофиты вместе с уже посвященными ощущают присутствие Богов и мистических Предков. Посвящение — это повторение свя­щенной истории Мира и племени, в которую погружается, как во Время мистического начала, целиком вся община и выходит оттуда воз­рожденная.

4) Сценарии посвящения значительно от­личаются друг от друга. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить простоту обряда посвящения у Курнаи с австралийскими или меланезийскими посвящениями. Некоторые типы посвящения взросления органически свя­заны с определенными культурами; мы уже указывали на структурную связь тех или иных мотивов посвящения с охотничьими или зем­ледельческими укладами. Как любое явление культуры, феномен посвящения — факт исто­рии. Иными словами, конкретные выражения посвящения соотносятся как со структурой со­ответствующего общества, так и с его истори­ей. Но вместе с тем посвящение предполагает экзистенциальный опыт: обрядовое испытание смертью и открытие сакрального; то есть оно существует в мета-культурном и транс-истори­ческом измерении. Вот почему одни и те же темы посвящения продолжают действовать в культурно разнородных обществах. Некоторые сценарии греко-восточных мистерий были зас­видетельствованы еще в таких первобытных культурах, как австралийские или африканс­кие.

5) Для удобства читателя напомним моти­вы и темы посвящений, которые различаются по частоте повторения и распространенности: а) тема наиболее простая, включающая только разлучение неофита с матерью и его введение в сакральное; б) более драматичная тема, вклю­чающая обрезание, испытания, пытки, то есть символическую смерть с последующим воскре­сением; в) сценарий, в котором идея смерти за­менена идеей нового зачатия и нового рожде­ния и посвящение выражается в терминах ско­рее эмбриологических и гинекологических; г) схема, главный элемент которой состоит в ин­дивидуальном уходе в чащу леса и поиске духа-защитника; д) специфический сценарий геро­ических посвящений, который акцентирует внимание на победу, достигнутую с помощью магических средств (превращение в дикого зве­ря, «ярость» и т. д.); е) модель, предназначен­ная для посвящений шаманов и других «спе­циалистов» сакрального, которая включает как спуск в Ад, так и подъем на Небо (главные темы: расчленение тела и обновление внутренних органов; влезание на деревья и т. д.); ж) мотив, который можно назвать «парадоксальным», потому что он предполагает испытания, невоз­можные на уровне человеческого опыта (испы­тания типа «препятствия»). Очевидно, что испытания-«препятствия» в какой-то мере явля­ются составной частью всех предыдущих обрядов (за исключением, естественно, первого); однако можно говорить о «парадоксальном» мотиве, потому что он может быть отде­лен от обычного комплекса, и, будучи симво­лом, выполнять важную роль в мифах и фоль­клорном творчестве, а именно, приоткрыть структуры высшей реальности и Духа.

6) Как мы установили, многие сценарии посвящения могут сосуществовать в одной культуре. Такая многоплановость сценариев объясняется исторически последовательными влияниями, оказываемыми с течением време­ни на соответствующую культуру. Но кроме того, следует учитывать метакультурный характер посвящения: одни и те же мотивы по­священия можно обнаружить в мечтах и воображении как современного, так и первобытно­го человека. Повторяем, что речь идет об экзистенциальном опыте, присущем всему че­ловечеству. Вот почему всегда существует воз­можность реанимировать древние схемы посвя­щения в высокоразвитых цивилизациях.

7) Нельзя утверждать, что переход от одной темы посвящения к другой «революционен», или что одна тема порождается предыдущей, или, наконец, что одна из тем преобладает над остальными. Каждая из них самодостаточна. Однако важно отметить следующее: драматизм сценариев посвящения возрастает в более слож­ных культурах; именно в подобных культурах появляются разработанные сценарии, маски, жестокие и страшные испытания. И все эти нововведения предназначены для того, чтобы сделать более патетическими испытания обря­довой смерти.

8) Уже в древних культурах обрядовая смерть подкреплялась изначальным мифом, который заключался в следующем: Сверхъестественное Существо, чтобы «обновить» людей, их убивает и воскрешает «другими»; люди убивают это Сверхъестественное Существо, и затем вокруг этой драмы возникают тайные обряды; точнее, насильственная смерть Сверхъестественного Существа становится главным таинством, которое воспроизводится при каждом новом посвящении. Обрядовая смерть, таким образом, является повторением смерти Сверхъестественного Существа, основателя мистерий. Благодаря предварительному ритуалу смерть становится священной и приобретает религиозное значение, ибо она — главный момент истории Сверхъестественного Существа. Обрядовая смерть позволяет неофиту уча­ствовать в сверхъестественном существовании Основателя Мистерий. При этом смерть и по­священие становятся взаимозаменяемыми по­нятиями, и в результате можно сказать, что кон­кретная смерть уподобляется переходу в более высокое качество.

Обрядовая смерть при посвящении стано­вится непременным условием всякого духовно­го возрождения, сохранения души и даже бес­смертия. И одним из наиболее важных след­ствий этого является то, что обряды и идеология посвящения заняли свое место в истории чело­вечества, ибо религиозное значение, придава­емое обрядовой смерти, должно было привес­ти к победе над страхом реальной смерти и к вере в возможность жизни души после смерти.

Никогда не следует упускать из вида, что обрядовая смерть означает одновременно ко­нец «естественного», не культурного человека и его переход к новому способу существования: рождение для жизни духовной, а не только «си­юминутной». Таким образом, обрядовая смерть при посвящении является составной частью мистического процесса, с помощью которого человек становится другим, сделанным по об­разцу, открытому богами или мифическими предками. Иначе говоря, он становится насто­ящим человеком, в том смысле, что он переста­ет быть «естественным» человеком и делается похожим на Существо Сверхчеловеческое. Об­ряд посвящения показывает нам, что древний менталитет исходил из того, что настоящий человек — человек духовный — не является результатом естественного процесса. Его «дела­ют» старые учителя по образцам, открытым Божественными Существами и сохраненными в мифах. Эти старые учителя составляют духов­ную элиту первобытных обществ. Им знаком духовный мир, мир подлинно человеческий. Их функция—открывать новым поколениям глу­бинный смысл существования и помочь им взять на себя ответственность быть «настоящим человеком» и, следовательно, участвовать в культуре. Но поскольку для древних обществ «культура» — это сумма ценностей, получен­ных от Сверхъестественных Существ, функция посвящения сводится к следующему: оно от­крывает каждому новому поколению дорогу к транс-человеческому миру, или, как мы гово­рим, к миру трансцендентному.

Эпилог

Как мы видели, современный мир не знает больше традиционного типа посвящения. Некоторые темы посвящения еще существуют в христианстве, но различные христианские конфессии не признают «ценности посвящения». Ритуалы, образы и словарь, заимствованные мистериями поздней античности, в той мере, в какой они сохранились различными христианскими конфессиями, потеряли ауру посвяще­ния: в течение пятнадцати столетий они явля­лись составной частью церковной символики и церемониала. Это не означает, что не существовали или более не существуют маленькие группы, пыта­ющиеся «реанимировать» эзотерический тайный смысл посвящений в католической церк­ви. Пример Ж. К. Гюисманса наиболее извест­ный, но не единственный. Эти попытки почти не имели резонанса за пределами кругов лите­раторов и оккультистов-любителей. Правда, в течение почти тридцати лет католические вла­сти проявляли большой интерес к образам, сим­волам и мифам. Но это происходило прежде всего благодаря возрождению литургического движения, открытиям в области греческой патрологии и возрастающему интересу к мистичес­кому опыту. Ни одна из этих распространенных ныне идей не исходила от «эзотерической» группы. Напротив, в католической церкви можно распознать то же желание «жить в истории» и научить свою паству противостоять проблемам исторической реальности, которое заметно в реформаторских церквях. Если сегодня множество католических священников проявляют больший, чем тридцать лет назад, инте­рес к изучению символов, то это делается по причине, отличной от той, которой руковод­ствовались Гюисманс и его друзья. Сейчас это делается для того, чтобы священники могли лучше понимать трудности и кризисы своих подопечных. По той же причине психоанализ все чаще изучается и применяется священни­ками разных христианских конфессий.

Конечно, в наше время существует значительное число оккультных сект, тайных обществ, псевдо-посвятительских групп, движение неоспиритуалистов и т. п. Теософское общество, антропософия, нео-ведантизм или нео-буддизм — не более чем наиболее заметные выразители культурного феномена, засвидетельствованного в западном мире. Этот феномен не нов. Инте­рес к оккультизму, сопровождаемый тенденцией объединяться в тайные общества, более или менее посвященные, появился в Европе уже в XVI и достиг кульминации в XVIII веке. Единственное тайное общество, которое представля­ет определенное идеологическое объединение и имеет свою историю и социальный и политический престиж—это франкмасонство. Остальные организации, имеющие претензии на посвящение, в подавляющем большинстве возникли недавно и носят импровизационный и гибридный характер. Их интересы лежат преимущественно в области социологии и психологии: они иллюстрируют дезориентацию части современного общества, его стремление найти замену религиозной вере. Они иллюстрируют также непреодолимую притягательность «тайн» оккультных, загробных, составляющую нераздельную часть человеческого существования, которая отмечалась во все эпохи и на всех уровнях культу­ры, особенно в кризисные периоды.

Все тайные и эзотерические организации современного мира не содержат ритуалов вступ­ления или обрядов посвящения. «Посвящение» сведено большей частью к книжной инструкции. (Количество книг и журналов на тему «посвя­щения», издаваемых во всем мире, впечатляет.) Что касается оккультных групп, практикующих посвящение, то речь идет об обрядах, изобретен­ных или вдохновленных некоторыми книгами, которые сохраняют драгоценные открытия ан­тичных посвящений. Обряды, называемые «об­рядами посвящения», часто делают очевидной плачевную духовную нищету. То обстоятель­ство, что адепты могли увидеть в них способ об­рести высшее знание, показывает, до какой сте­пени современный человек утратил понимание традиционного посвящения. Но успех подобных предприятий показывает также глубокую по­требность быть «посвященным», то есть возродиться, чтобы участвовать в духовной жизни. С определенной точки зрения, псевдопосвятительские секты и группы выполняют позитивную роль, потому что помогают современному чело­веку найти духовный смысл своего десакрализованного существования. Один психолог даже сказал, что экстравагантная недостоверность обрядов, называемых посвящением, не столь уж важна; важнее, чтобы глубинная психика тех, кто в них участвует, обрела некоторую устойчивость благодаря этим «обрядам».

Большинство этих псевдо-оккультных групп неизлечимо бесплодны. Их деятельность не позволяет рассчитывать на какой-нибудь значительный творческий результат. Напро­тив, некоторые современные литературные произведения, в которых прослеживаются темы посвящения — например, «Улисс» Джеймса Джойса, «Потерянная страна» Т. С. Эллиота — были созданы писателями и художниками, ко­торые не претендуют на «посвящение» и не принадлежат к оккультному кругу.

Мы возвращаемся к проблеме, которую уже затронули раньше: темы посвящения живы в подсознании современного человека. Это под­тверждается символикой посвящения в некото­рых художественных произведениях—поэзии, романах, пластическом искусстве, фильмах — и откликом на них публики. Такой спонтанный и массовый интерес доказывает, как нам кажется, что в глубине сознания современного чело­века есть нечто еще чувствительное к сценариям и посланиям посвящения. Даже в словаре, используемом для интерпретации этих произведений, можно встретить мотивы посвящения. Говорят, что такая-то книга или такой-то фильм приоткрывает мифы и испытания Героев, ищущих бессмертия, что они затрагивают тему искупления Мира, открывают тайны перерожде­ния благодаря Женщине и Любви и т. д.

Не удивительно, что критиков все более привлекает использование религиозных включений и особенно символики «посвящения» в современных литературных произведениях. Литература играет существенную роль в совре­менных западных цивилизациях. Чтение как таковое, как «развлечение» и средство, позволяющее убежать от исторической реальности, составляет одну из характерных особенностей поведения современного человека. Естествен­но, что он пытается удовлетворить свои религиозные потребности, подавляемые или недо­статочно удовлетворенные, чтением некоторых книг, видимо, «светских», но которые в действи­тельности содержат мифологические образы, замаскированные под современные персонажи, и представляют сценарии посвящения под ви­дом обычных приключений.

Подлинность этого полуосознанного или подсознательного желания участвовать в «ис­пытаниях», возрождающих Героя и «спасаю­щих» его, доказана, помимо прочего, присутствием тем посвящения в мечтах и во­ображении современного человека. К. Г. Юнг настаивал на том, что процесс, названный им «индивидуация» (l'individuatiori), который, как он считает, является высшей целью человеческо­го существования, реализуется через ряд «ис­пытаний» типа посвящения.

Как мы уже говорили, «посвящение» сосу­ществует со всей подлинной жизнью челове­ка. Это происходит по двум причинам: с од­ной стороны, потому что вся подлинно чело­веческая жизнь полна глубинных кризисов, испытаний, тревоги, потери и обретения са­мого себя, «смерти и воскресения»; с другой стороны, потому что даже самая полная жизнь в какой-то момент кажется неудачей. Речь не идет о моральном приговоре, который выно­сят своему прошлому, но лишь о смешанном чувстве упущенных возможностей, о том, что ты предал лучшее в себе. В такие моменты об­щего кризиса остается единственная надежда на спасение: начать новую жизнь, то есть меч­та о новом существовании, возрождении, пол­ном и значительном. Это не смутное стремле­ние, спрятанное в глубине каждой человечес­кой души, к периодическому обновлению в соответствии с новой космической моделью. То, о чем мечтают и на что надеются в эти моменты тотального кризиса, — это получе­ние окончательного и общего обновления, renovatio, способного изменить жизнь. Именно этим «обновлением» заканчивается всякое подлинно религиозное обращение.

Но в современном обществе такие обращения довольно редки. Тем более значительным нам кажется тот факт, что даже нерелигиозные люди иногда, в глубине своего существа, чув­ствуют желание того духовного перерождения, которое в другие эпохи составляло цель посвя­щения. Не нам решать, в какой мере традици­онные посвящения выполняли свои обещания. Главное, что они заявляли о намерении и бра­ли на себя власть изменять человеческую жизнь. Ностальгия по «обновлению» посвящения, спо­радически возникающая у современного нере­лигиозного человека, кажется нам чрезвычай­но важной: она может быть общим современ­ным выражением вечной ностальгии человека, стремящегося найти позитивный смысл смер­ти, и помогает принять смерть как обряд пере­хода к высшему существованию. Если мы мо­жем сказать, что посвящение представляет осо­бое измерение человеческого существования, то только потому, что оно отводит смерти пози­тивную роль: смерть готовит «новое рождение», чисто духовное, приводит к жизни, не подвлас­тной опустошительному бегу Времени.

Поиск по сайту: