НА СОСТОЯНИЕ СОМАТИЧЕСКОГО

И ЭМОЦИОНАЛЬНОГО БЛАГОПОЛУЧИЯ МЛАДЕНЦА*

Успешность развития ребенка как представителя вида и как социального су­щества зависит от качества материнского ухода, от способности и желания мате­ри удовлетворять потребности ребенка [12].

Успешность выполнения материнских функций во многом зависит от разви­тия материнской сферы женщины, которая, согласно исследованиям Г. Г. Фил-липовой, включает в себя три блока.

Потребностно-эмоциональный блок. Содержит потребность в контакте с ребен­ком как объектом — носителем гештальта младенчества, потребность в его охра­не и заботе о нем и потребность в материнстве.

Операциональный блок. Включает в себя операции по уходу и охране и опера­циональный состав общения с ребенком. Особенностью этих операций, помимо их инструментальной стороны, является эмоциональная окраска, которая при­дает самим операциям специфические стилевые характеристики, соответствую­щие свойствам ребенка: осторожность, мягкость, бережность и т. п., специфику вокализаций и мимики.

Ценностно-смысловой блок. Включает в себя отношение к ребенку как само­стоятельной ценности. Ценность материнства, в свою очередь, связана с рефлек­сией своих переживаний при осуществлении материнских функций и участвует в формировании потребности в материнстве [13]. Ценностно-смысловой блок яв­ляется прижизненным образованием и связан с общей структурой ценностно-

' Материалы II Всероссийской научной конференции «Психологические проблемы современной рос­сийской семьи». В 3 частях. Часть III / Под ред. В. К. Шабельникова, А. Г. Лидерса. М, 2005. С. 57-68.

смысловых ориентации личности матери. Ценностно-смысловой блок занимает особое место в материнской потребностно-мотивационной сфере. Эмоциональ­ная ценность ребенка является условием формирования высокого уровня эмоцио­нального благополучия ребенка [12].

Ценности и потребности представляют собой всегда соотнесенные друг с дру­гом структурные и динамические аспекты личности, согласованием которых до­стигается ее интегрированность и стабильность. Именно ценности, образуя слож­ную концепцию в рамках личностной структуры, обеспечивают такое системное качество личности, как иерархичность, которая выражается в соподчинении раз­личных ее уровней. Ценности в значительной степени определяют как структуру, так и направленность личности [6].

Целью данной работы является исследование материнской сферы женщины, прежде всего ее ценностно-смыслового блока и его влияния на структуру мотива-ционно-потребностной и операциональной сферы материнского отношения к младенцу. Изучалось также влияние структуры материнской сферы женщин на состояние соматического и эмоционального благополучия младенца.

Смысловую сферу матерей исследовали методами экспериментальной психо­семантики.

В задачу психосемантики входит реконструкция индивидуальной системы зна­чений, через призму которой происходит восприятие субъектом мира, других людей, самого себя. Экспериментальная парадигма психосемантики в основе сво­ей заимствована из работ по построению семантического пространства Ч. Осгуда (семантический дифференциал) и теории личностных конструктов Келли и вклю­чает использование аппарата многомерной статистики для выделения категори­альных структур сознания субъекта.

Построение семантического пространства (СП) включает в себя три взаимо­связанные исследовательские процедуры.

Первая процедура заключается в выделении семантических связей анализи­руемых объектов. В качестве методик используются:

1. Ассоциативный эксперимент, позволяющий измерять сходство между ассо­циативно связанными ключевыми словами (стимулами ассоциативных реакций) путем измерения сходства распределений частот ассоциативных реакций.

2. Методики сортировки, где семантическое сходство пары объектов пропорцио­нально количеству объединений их в общие классы при процедуре классификации.

Результатом первого этапа психосемантического эксперимента является по­строение матрицы сходства объектов. Выделить структуры, лежащие в основе матрицы сходства, и тем самым сформировать структуру семантического про­странства — задача второго этапа. Этот этап предполагает математическую обра­ботку исходной матрицы с целью выделения факторных структур, которые лежат

в ее основе.

Следующая процедура построения семантического пространства связана с интерпретацией выделенных структур. Интерпретация выделенных факторов осу­ществляется на основе поиска смысловых инвариантов, объединяющих шкалы и объекты, сгруппированные в данный фактор [14; 10].

В исследовании принимали участие русскоязычные женщины с образованием не ниже среднего в возрасте от 18 лет до 41 года, имеющие детей старше одного

месяца и не достигших на момент исследования одного года, наблюдающихся в детской поликлинике № 1 г. Краснодара. Дети не имели грубых пороков разви­тия и выраженной перинатальной патологии. В эксперименте приняло участие 73 человека.

Для определения семантического поля материнского отношения был прове­ден вербальный ассоциативный эксперимент, в ходе которого 73 матери отвеча­ли в свободной форме на вопрос: «Что означает быть хорошей матерью? Назо­вите качества хорошей матери». В результате получен список основных черт ма­теринства.

Сходство вербальных ассоциаций определялось по данным цвето-ассоциатив-ного эксперимента, в ходе которого испытуемые подбирали цветовые эталоны Люшера к наиболее актуальным чертам материнского отношения: любовь, забо­та, доброта, ласка, внимание, ответственность, терпение. Также в список нами включено понятие «удовольствие», как наиболее значимое в структуре мотива-ционно-потребностной сферы матери [12], и ребенок, как объект материнства.

Данные классификации подвергли факторному анализу по методу главных компонент с последующей ротацией. В результате получена следующая трехфак-торная структура, соответствующая ведущим факторам сознания, выявленным Ч. Осгудом: Оценка, Сила и Активность. Данная факторная структура охватыва­ет 90% дисперсии.

Выявленный в нашем эксперименте фактор Активность включает в себя атри­бутированные желтым цветом составляющие Ребенок, Доброта, Ласка; Отрица­тельный полюс — Ответственность. Активность соответствует координате «воз­буждение—успокоение» и указывает на кинетическую энергию, заключенную в реакции, на ее динамичность, изменчивость во времени, которая требуется для взаимодействия с быстро меняющимся в своих состояниях объектом [14].

Фактор Оценка включает в себя атрибутированные красным цветом составля­ющие Любовь и Удовольствие. Отрицательный полюс фактора — Терпение. Фак­тор Оценка соответствует координате «удовольствие—неудовольствие». Поведен­чески Оценка описывает направленность реакции по отношению к объекту (че­ловек стремится пространственно к положительному для него объекту, стремится продлить положительное для него явление и, наоборот, избегает негативных объек­тов и явлений) [14].

Фактор Сила объединяет не имеющие выраженных цветовых предпочтений элементы Забота, Внимание. Фактор Сила соответствует координате «напряже­ние—расслабление» и указывает на потенциальную энергию, заключенную в ре­акции, на статическое напряжение, с которым осуществляется реакция [14].

Таким образом, сформирована система значений материнства, которая включает в себя факторы Активность, Оценка, Сила. Данная факторная струк­тура соотносится с моделью материнской сферы Г. Г. Филипповой, где фактор Активность составляет содержание потребностно-эмоционального блока и обозначает характер взаимодействия матери ребенком — носителем гешталь-та младенчества; фактор Оценка «—» составляет содержание ценностно-смыс­лового блока и обозначает направленность реакции матери по отношению к ребенку; фактор Сила включает в себя операциональный блок материнского отношения.

Проявиться в психосемантическом эксперименте и отобразиться затем в виде факторов-координат семантического пространства могут только те основания классификации, которые присущи самому субъекту [15].

В ходе ассоциативного эксперимента 41 женщина назвала любовь как значи­мую составляющую материнства, 32 женщины не упомянули любовь в своих вы­сказываниях о смысле материнства. Значит, такая категориальная структура, как любовь, в данной содержательной области не свойственна этим женщинам. Как следует из результатов факторного анализа, любовь относится к положительному полюсу фактора Оценка. Фактор Оценка отражает содержание ценностно-смыс­лового блока материнской сферы. Поскольку ценностно-смысловой блок явля­ется ядерным образованием в структуре материнской сферы [12], можно пред­положить, что структура семантических пространств (СП) материнского отно­шения в зависимости от наличия категориальной оси Оценка существенно различается.

Мы построили семантические пространства для матерей с СП Оценка «+»(лю­бовь — значимая черта материнства) и СП Оценка «—» (любовь не упомянули);

СП Оценка «+» принципиально не отличается от обобщенного семантического пространства, материнского отношения. Трехфакторная структура СП объясняет 94% дисперсии. Более отчетливо выражен фактор Сила — внимание, ответствен­ность, терпение. Фактор Активность включает в себя, помимо элементов поведе­ния матери доброта и ласка, также и заботу. Факторы однополярны, что свидетель­ствует о единодушии матерей в атрибуции элементов материнского отношения.

Семантическое пространство Оценка «—» заметно отличается от СП Оценка «+». Выявлены два фактора, которые объясняют 76% дисперсии. Изменена кате­гориальная структура СП. Элементы материнского отношения любовь, доброта, ласка, удовольствие, терпение оказались объединены в один фактор — Эмоцио­нальность. Ребенок семантически близок с элементами материнского отноше­ния забота, внимание, ответственность (фактор Сила). Факторы биполярны. Тер­пение и ответственность имеют отрицательное значение.

Проявившийся в вербальном ассоциативном эксперименте способ категори­зации отношения к ребенку (наличие или отсутствие категориальной структуры любовь) отразился на способе категоризации элементов материнского отноше­ния в ходе цветоассоциативного эксперимента. Факторная структура у матерей с СП Оценка «+» и СП Оценка «—» не совпадает, что говорит о различии в катего­риальных структурах материнского отношения к младенцу. Отсутствие фактора Оценка в СП Оценка «—» свидетельствует о несформированности ценностно-смыслового блока материнской сферы этих женщин. При этом изменяется вся структура материнской сферы. В результате отношение к ребенку изменяет свой характер и переходит из категории Активность, смысл которой — следование за потребностями ребенка, в категорию Сила, смысл которой — переживание на­пряжения при взаимодействии с объектом.

Для выяснения влияния категориальной структуры сознания на состояние соматического и эмоционального благополучия младенца нам необходимо по­строить субъективные семантические пространства матерей. Мы предположили, что в процессе реальной речевой деятельности при свободном высказывании о смысле материнства матери обозначили актуальные для себя модели поведения.

Формой существования значений в индивидуальном сознании А. А. Леонть­ев считает систему соотнесения и противопоставления слов в процессе их упот­ребления в деятельности. «Психологическая структура значения есть в первую очередь система дифференциальных признаков значения, соотнесенная с раз­личными видами взаимоотношения слов в процессе реальной речевой деятель­ности, система семантических компонентов, рассматриваемая не как абстракт­но-лингвистическое понятие, а в динамике коммуникации, во всей полноте лин­гвистической, психологической социальной обусловленности употребления слова» [3, 4].

В результате вербального ассоциативного эксперимента было выявлено 809 лексических единиц, в которых отразилось 40 признаков материнства.

Сходство вербальных ассоциаций определялось по данным цветоассоциатив-ного эксперимента и поданным «Атласа личностных черт» Шмелев, 2002 [15].

После проведения классификации лексические единицы распределены по 14 классам. Мы провели факторный анализ классов семантически близких слов у матерей с СП Оценка «+» (любовь — значимая черта материнства) и СП Оценка «—» (любовь не упомянули).

В результате факторного анализа получены следующие результаты.

У матерей с СП Оценка «+» выделено шесть факторов материнского отноше­ния: дружелюбие, активность, эмоциональная устойчивость, сознательность, ин­теллект, воспитание. Факторы интерпретированы по факторным нагрузкам при помощи «Атласа личностных черт» (Шмелев, 2002 [15]) (табл. 1).

Пять из них приближается по своей структуре к факторам Большой Пятерки (В5). Факторы В5 принадлежат к сравнительно поверхностному слою опыта, ко­торый отражает универсалии межиндивидуального взаимодействия и общения между людьми в любом социуме. Каждый фактор является определенным крите­рием оценки другого или самооценки с позиций социальной детерминации чело­веческого поведения [15].

Можно сделать вывод, что категориальная система матерей с СП Оценка «+» содержит критерии оценки и самооценки, существенные с точки зрения обоб­щенного социального опыта.

СП Оценка «—» содержит шесть факторов: уступчивость, долженствование, ригидность, добросовестность, интеллект, привлечение другого (табл. 1).

Факторы отличаются от универсальной системой межиндивидуального взаи­модействия В5. Это означает, что структура категориальной системы матерей с СП Оценка «-» содержит критерии оценки и самооценки, имеющие для женщин личностный смысл [5].

Факторы-категории материнского отношения — это прототипы поведения, существующие на минимальном уровне обобщенности, которые задают направ­ление всей дальнейшей деятельности [15].

Матери с СП Оценка «+» эмоционально близки к ребенку, близость поддер­живается переживаемым чувством удовольствия от контакта с ним. В отношении к ребенку они проявляют заботливость, активность, то есть следуют за быстро меняющимися потребностями ребенка, эмоционально устойчивы, сознательны.

Для матерей с СП Оценка «—» ребенок является источником напряжения, они эмоционально далеки от него. В случае социально адаптированных матерей их отношение к ребенку проявляется как добросовестность, долженствование, уступчивость. Они ригидны в отношении ребенка, их уход основывается не на следовании за его потребностями, а на собственном знании о существующих схе­мах ухода и воспитания. Эмоциональное переживание матери — терпение, само­пожертвование. Потребность в эмоциональной близости реализуется в нежнос­ти, значение которой — привлечение другого (Атлас личностных черт. Шмелев, 2002 [15]).

Выявленные различия моделей поведения матерей с СП Оценка «+» и СП Оценка «—» нами рассматриваются как различия значения и личностного смысла материнского поведения [5].

Если это так, то будет выявлено влияние уровня материнской тревожности, экстраверсии и нейротизма на модели материнского поведения у матерей с СП Оценка «—» и устойчивость матерей с СП Оценка «+» к влиянию этих факторов.

Обнаруженное различие моделей материнского поведения должно сказывать­ся на результате деятельности — состоянии соматического и эмоционального бла­гополучия младенца.

Влияние факторов материнского отношения на состояние соматического и эмоционального благополучия младенца.

Согласно представлениям о ведущем возрастном уровне психического реаги­рования, у детей первых трех лет жизни отмечается избирательная чувствитель­ность соматовегетативной сферы, легкость возникновения расстройств сна, ап­петита, нарушений вегетативной регуляции. Нарушение контакта матери и ре­бенка проявляется как расстройства пищевого поведения, пищеварения, кожные аллергические реакции, повышенный аппетит, часто сопровождающийся рас­стройствами стула или пищеварения [2; 8].

При оценке состояния ребенка мы ориентировалась на частоту острых забо­леваний; наличие аллергических кожных проявлений; наличие рецидивирующих нарушений стула; наличие нарушений питания, проявляющегося дефицитом веса более 10% или избыточным весом более 20%: расстройства пищевого поведения — упорные срыгивания и повторная рвота, избирательность в еде, активный или пассивный отказ от пищи.

С целью выявления влияния материнского отношения на состояние сомати­ческого и эмоционального благополучия младенца был проведен множественный регрессионный анализ, где изучались последовательно четыре зависимых пере­менных: Частота острых заболеваний в возрасте до девяти месяцев; фактор Дис­пепсия — производная факторного анализа, включающая в себя беспокойство, кожные проявления, диспептические расстройства, повышенный аппетит; фак­тор Пассивный отказ включает в себя пассивный отказ от пищи, а также избы­точной вес; фактор Активный отказ включает в себя активный отказ от пищи, рвоту, избирательность пищевого поведения. Выявленные факторы объясняют 65% дисперсии.

Независимые переменные получены как производные факторного анализа данных вербального ассоциативного эксперимента матерей с СП Оценка «+» и СП Оценка «—».

В результате множественного регрессионного анализа получены следующие результаты.

У матерей с СП Оценка «—» выявлено, что 35% дисперсии зависимой пере­менной Острые заболевания обусловлено влиянием факторов Ригидность, Дол­женствование (р < 0,05) и Жертвенность (р < 0,1); 17% дисперсии зависимой пе­ременной Диспепсия обусловлено влиянием фактора Привлечение другого (р< 0,05); 13% дисперсии зависимой переменной Активный отказ обусловлено влиянием фактора Долженствование (р щ 0,05). Влияния факторов материнского отношения на зависимую переменную Пассивный отказ не обнаружено.

У матерей с СП Оценка «+» влияние материнского отношения на нарушения состояния соматического и эмоционального благополучия младенцев незначи­тельно, охватывает 12% дисперсии фактора Пассивный отказ и обусловлено от­рицательным влиянием фактора Активность.

Таким образом, подтверждается гипотеза о влиянии материнского отноше­ния на нарушения состояния соматического и эмоционального благополучия младенцев.

Влияния непосредственно индивидных свойств, а также состояние личност­ной и ситуационной тревожности на состояние благополучие младенцев не обна­ружено.

Влияние индивидных факторов (экстраверсия, интроверсия, нейротизм), а также состояния личностной и ситуационной тревожности на факторную структуру материнского отношения к младенцу

С целью выявления возможного влияния индивидных факторов (экстравер­сии, интроверсии, нейротизма), а также личностной и ситуационной тревожнос­ти на модель материнского отношения к ребенку был проведен множественный регрессионный анализ, где индивидные факторы и уровень личностной и ситуа-

ционной тревожности рассматривались как независимые переменные, а зависи­мые — производные факторного анализа данных вербального ассоциативного эксперимента в группах матерей с СП Оценка «+» и СП Оценка «—».

В результате исследования получены такие результаты.

У матерей с СП Оценка «-» 45% дисперсии зависимой переменной Жертвен­ность обусловлено отрицательным влиянием независимых переменных нейротизм (р < 0,05) и экстраверсия (р < 0,1); 29% дисперсии зависимой переменной Дол­женствование обусловлено влиянием независимой переменной Ситуационная тревожность (р — 0,05). 36% дисперсии зависимой переменной Добросовестность обусловлено влиянием независимых переменных Личностная тревожность (р < 0,05). Влияние на зависимую переменную Ригидность, Интеллект, Привле­чение другого не обнаружено.

У матерей с СП Оценка «+» 24% дисперсии зависимой переменной Созна­тельность обусловлено отрицательным влиянием независимой переменной Ложь (р < 0,05); 37% дисперсии зависимой переменной Воспитывать обусловлено от­рицательным влиянием независимой переменной Ложь (р < 0,05) и положитель­ным — экстраверсия (р < 0,05). Влияния независимых переменных на факторы Эмоциональная стабильность, Активность, Дружелюбие, Интеллект не обнару­жено.

По уровню ситуационной и личностной тревожности, экстраверсии и нейро-тизму, а также по шкале лжи матери с СП Оценка «+» и СП Оценка «—» суще­ственно не отличаются.

Таким образом, подтверждается гипотеза о том, что модели материнского от­ношения матерей с СП Оценка «+» приближаются к значению материнского от­ношения, а модели материнства матерей с СП Оценка «-» находятся под влияни­ем «личностного смысла, эмоциональной окраски, неосознаваемой готовности к определенному типу поведения, пристрастности» [5].

Матери с СП Оценка «—» в большой степени зависят от эмоционального со­стояния, от «текущих событий и потребностей организма», [5] в то время как для матерей с СП Оценка «+» характерно влияние социальных установок и ценнос­тей. Это говорит о личностной зрелости матерей с СП Оценка «+», выражающей­ся в «отвязанности от биологических доминант» и наличии иерархизированной мотивационно-потребностной сферы [5].

Модели поведения матерей с СП Оценка «—» по факторам Ригидность, Дол­женствование, Привлечение другого оказывают существенное влияние на часто­ту острых заболеваний у детей, диспептические расстройства, активный отказ от пищи. У матерей с СП Оценка «+» выявлено отрицательное влияние фактора Активность на частоту пассивного отказа от пищи и избыточный вес, что связано с их невысокой способностью следовать за потребностями младенца.

Выводы

Наличие или отсутствие категориальной оси Оценка отражает характер цен­ностно-смысловой сферы матери и ее направленность на взаимодействие с ре­бенком.

Сформированная ценностно-смысловая сфера является показателем личност­ной зрелости матери и наличия у нее иерархизированной мотивационно-потреб­ностной сферы.

Отсутствие сформированной ценностно-смысловой сферы матери проявля­ется как невыраженная потребность во взаимодействии с младенцем. В этом слу­чае материнское отношение зависит от эмоционального состояния женщины — тревожности, эмоционального напряжения. Модели поведения матери оказыва­ют неблагоприятное влияние на состояние соматического и эмоционального бла­гополучия младенца.

Литература

1. БодалевА. А. Общая психодиагностика. СПб.: Речь, 2002.

2. Ковалев В. В. Психиатрия детского возраста. М.: Медицина, 1979.

3. Леонтьев А. А. Введение в психолингвистику. М., 2002.

4. Леонтьев А. А. Психологическая структура значения. М., 1971.

5. Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.: Политиздат, 1975.

6. Леонтьев А. Д. Психология смысла. Природа, структура и динамика смысловой реальности. М.: Смысл, 1999.

7. Люшер М. Оценка личности посредством выбора цвета. М.: ACT, 2001.

8. Микиртумов Б. Е., Кощавцев А. Г., Гречаный С. В. Клиническая психиатрия раннего детского воз­раста. СПб.: Питер, 2001.

9. Наследов А. Д. Математические методы психологического исследования. Анализ и интерпрета­ция данных. СПб.: Речь, 2004.

10. Петренко В. Ф. Основы психосемантики. СПб.: Питер, 2005.

11. Петренко В. Ф. Основы психосемантики. М.: Изд-во МГУ, 1997.

12. Филиппова Г. Г. Психология материнства. М.: Изд-во Института Психотерапии, 2002.

13. Филиппова Г. Г. Материнство и основные аспекты его исследования в психологии // Вопросы пси­хологии. 2001. № 2. С. 22-37.

14. Шмелев А. Г. Введение в экспериментальную психосемантику: теоретико-методологические ос­нования и психодиагностические возможности. М.: Изд-во МГУ, 1983.

15. Шмелев А. Г. Психодиагностика личностных черт. СПб.: Речь, 2002.

16. Яньшин П. В. Введение в психосемантику цвета. СПб.: Речь, 2006.

О. В. Менделевич

РОЛЬ СЕМЬИ В РАЗВИТИИ ДЕТСКОЙ ТРЕВОЖНОСТИ: ПСИХОСОМАТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ*

Распространенность феноменов тревожности в детской популяции, ее нега­тивная роль в развитии являются темой многочисленных работ психологов, кли­нических психологов, педагогов, врачей. Интерес к данной проблеме со стороны представителей различных областей практики обусловлен влиянием тревоги на многие аспекты развития ребенка: физическое и психическое здоровье, развитие эмоциональной сферы и общения, учебную деятельность и т. д. Роль тревожнос­ти в возникновении широкого круга патологических явлений и как составляю­щей клинической картины разного рода расстройств, психосоматических, и пси­хических, традиционно подчеркивается в психологической и медицинской лите­ратуре. Актуальность данной проблемы обусловлена распространенностью невротических и психосоматических расстройств (Антропов Ю. Ф., Бельмер С. В., 2005; Захаров А. И., 2004 и др.), явлений школьной дезадаптации в детской попу­ляции.

Подавляющее большинство исследователей тревожности указывают на роль семьи в генезе и закреплении детской тревожности. Распространенность и тя­жесть течения расстройств, связанных с повышенной тревожностью, а также тяжесть их последствий для физического и психического здоровья детей обус­ловливают необходимость создания системы грамотной психологической по­мощи детям и их семьям, направленной на диагностику, профилактику и кор­рекцию повышенной тревожности и связанных с ней особенностей семейной

системы.

В области психологических исследований эмоционального развития многими авторами (Астапов В. М., 2004; ЛукасикА. В., 2000; Прихожан А. М., 1996 и др.) подчеркивается негативная роль устойчивой личностной тревожности в психи­ческом развитии. Однако здесь, в отличие от медицинской литературы, следует отметить отчетливую тенденцию рассматривать тревожность как явление, кото­рое не является сугубо патологическим. Исследователи (Лукасик А. В., 2000; При­хожан А. М., 1996; ПогореловаЕ. И., 2002; Фролова О. В., 2001 и др.) отмечают, что существует определенный оптимальный уровень тревожности, необходимый для эффективного функционирования, в то время как чрезмерно низкие и высо­кие значения свидетельствуют о неблагополучии и могут являться патогенными. Таким образом, встает вопрос о различении нормальных и патологических меха­низмов включения тревожности в психическое развитие, определении крута нор-

' Материалы II Всероссийской научной конференции «Психологические проблемы современ­ной российской семьи». В 3 частях. Часть III / Под ред. В. К. Шабельникова, А. Г. Лидерса. М., 2005. С. 36-41.

мальных и патологических феноменов, отражающих действие тревожности. Рас­пространенность феноменов тревожности в норме определяет необходимость рас­смотрения данной проблематики при исследовании нормального развития (в том числе психосоматического развития).

Современный взгляд на роль семьи в развитии детской тревожности необхо­димо включает в себя анализ механизмов, опосредующих действие тревожности на психическое развитие. Уже в философии экзистенциализма, а позднее — в тру­дах психологов-экзистенциалистов существует идея о том, что способность со­владать с нормальной, конструктивной тревогой является необходимым услови­ем нормального личностного развития. Д. А. Леонтьев (2003) отмечает, что вве­денная П. Тиллихом (1995) категория мужества-трусости является определяющей в отношении к переживанию тревоги. «Мужество быть» включает способность осознавать и принимать тревогу. Недостаток мужества приводит к вытеснению тревоги, применению невротических защит, что определяет переход нормальной тревоги в патологическую. Ключевым является вопрос о личностных ресурсах сопротивления, овладения тревогой. А. М. Прихожан (1996) указывает, что по­добное понимание проблемы тревоги лежит в основе современных подходов к психологической помощи детям, для которых характерна повышенная тревож­ность. Современные модели психологической помощи таким детям опираются прежде всего на формирование эффективных стратегий совладания с пережива­нием тревоги и кризисными ситуациями.

Эта линия прослеживается и в психоанализе, в том числе в работах А. Фрейд (2003) и М. Кляйн: тревога рассматривается как фактор психического развития в тесной связи с анализом защитных механизмов. Применение более или менее совершенных и зрелых механизмов защиты свидетельствует о силе или слабости Эго и может служить показателем для прогноза дальнейшего развития. Соотно­шение силы тревоги и силы Эго во многом определяет, следует ли рассматривать тревогу как невротическую или как «объективную». Интересен взгляд П. Хайманн на роль механизмов защиты: «Вероятно, что психический процесс, снимающий те или иные конфликты и страхи, порождает другие, так что достигается лишь относительная свобода от беспокойства, относительный покой души. Такова пси­хическая жизнь; затишье не может длиться долго, особенно в период роста и раз­вития. Спокойствие, привилегия старых и мудрых, часто идет рука об руку с оста­новкой процесса» (Кляйн М., Айзеке С, Райвери Дж., Хайманн П., 2001, С.241-242).

С данной точки зрения фундаментальным значением для развития обладает не факт наличия тревоги, а особенности динамики ее переживания, которые оп­ределяются ресурсами личности, позволяющими совладать с тревогой. Таким об­разом, для исследования роли семьи в развитии (и преодолении) детской тревож­ности и разработке коррекционных и психотерапевтических программ необхо­дим анализ семьи как фактора развития механизмов, опосредующих действие тревожности. В большинстве работ, посвященных изучению механизмов, опо­средующих действие тревожности, уделяется определенное внимание той роли, которую в их развитии играет семейная среда. Анализируется влияние таких фак­торов, как особенности личности (в том числе тревожность) родителей, детско-родительские отношения, число детей в семье (Ковалева Е. Б., 1998; Taylor et al.,

1990 и др.), недирективных методов социализации эмоций (наблюдения и моде­лирования) (Salovey, Mayeretal., 2000), «поощряющего» или «пунитивного» стиля подкрепления эмоциональных проявлений (Denham, 1998), особенности эмоцио­нальной экспрессии родителей, семейная культура обсуждения эмоций (Matt­hews G., ZeidnerM., Roberts R., 2001) и др. Данные исследования существенно проясняют роль различных факторов и механизмов эмоционального развития.

С нашей точки зрения, существенным потенциалом для анализа данной про­блемы обладает культурно-исторический подход, в частности, в психосоматиче­ском аспекте — культурно-исторический подход к психологии телесности (В. В. Николаева, А. Ш. Тхостов, Г. А. Арина). Центральным понятием данного подхода является понятие психосоматического развития, которое определяется как «процесс закономерного становления механизмов психологической регуля­ции телесных функций, действий и феноменов» (Николаева В. В., Арина Г. А., 2003. С. 119). В контексте культурно-исторического подхода смысловые структу­ры и эмоциональные переживания рассматриваются как формы внедрения пси­хологической регуляции в телесные феномены (Николаева В. В., Арина Г. А., 2003), что определяет значение эмоционального развития для становления телес­ности. По мнению авторов, на ранних этапах онтогенеза ведущую роль играет «совместноразделенная эмоция», сопровождающая основные моменты телесно­го развития. Нормальное развитие обеспечивает, прежде всего, совместная ра­дость. Замещение радости родительской тревогой может стать причиной возник­новения психосоматических отклонений.

Первоначально психосоматический феномен появляется во взаимодействии в диаде «мать—ребенок». Этап коммуникативного смысла телесных феноменов —-первый в психосоматическом развитии (Арина Г. А., 1991). Можно предположить, что взаимодействие в диаде, а на последующих ступенях развития более широкий спектр характеристик семейной системы опосредует действие тревожности на психосоматическое развитие ребенка.

В семье происходит означение как тревожных определенных телесных проявле­ний, формируются стратегии совладания с тревогой, даются модели симптоматиче­ского поведения, придаются значение и смысл телесным феноменам, отражающим действие тревоги. Можно предположить, что каждому возрастному этапу психосо­матического развития присущ особы й характер опосредующей роли детско-родитель-ских отношений в соответствии с задачами и содержанием этого этапа.

Опираясь на положения теории семейных систем, можно сказать, что озна­чение психосоматического феномена происходит благодаря его встраиванию в функционирование семейной системы. Вряд ли можно выделить какую-либо спе­цифическую для феноменов тревожности функцию. Как и любой симптом, тре­вожность может иметь морфогенетическую и морфостатическую функцию; мас­кировать другие эмоции (прежде всего, гнев, атакже вину, интерес, любовь и др.), получать широкий спектр коммуникативных значений, выполнять охранитель­ную функцию, сигнализировать о неблагополучии другого члена семьи, быть сред­ством манипуляции другими членами системы и др.

Многие феномены, например жалобы, извлечение вторичной выгоды из те­лесных симптомов, наделение их коммуникативным смыслом, не являются су­губо патологическими и наблюдаются и в здоровой популяции. Важной про-

блемой для выяснения механизмов встраивания тревожности в психосомати­ческое развитие, и в том числе механизмов симптомообразования, является уста­новление качественных различий в функционировании феноменов психо­соматического развития, которые присутствуют как в нормальном, так и в от­клоняющемся развитии, исследование характера опосредующей действие тревожности роли детско-родительских отношений в нормальном онтогенезе и в случае различных вариантов психосоматического дизонтогенеза (отставания, регресса, искажения).

Применение культурно-исторического подхода в практике психологической помощи семьям, имеющим детей с повышенной тревожностью, обеспечит боль­шую глубину психологической диагностики и ее соответствие психотерапевти­ческим задачам. Г. А. Арина, В. В. Николаева (2004) подчеркивают необходи­мость психосоматического синдромного анализа в психологической диагнос­тике в области психологии телесности и определяют модель психотерапии, отвечающей методологическим основаниям психологии телесности как «пси­хотерапию знаково-символического опосредствования». С нашей точки зрения, психологическая помощь должна быть направлена на выявление и коррекцию смыслов и функций, которыми наделены феномены, отражающие действие тре­вожности.

И. Энгстрём, Б. Ларссон (I. Engstrom, В. Larsson)

ВЛИЯНИЕ НА СЕМЬЮ (СОМАТИЧЕСКИХ БОЛЕЗНЕЙ РЕБЕНКА)¹

Родители по-разному реагируют на болезнь ребенка. Обычно отцы не склон­ны драматизировать ситуацию (Graham, 1991), в то время как матери часто впа­дают в депрессию, испытывают чувство вины (Eiser, 1990). Поэтому у матерей, как правило, проявляется больше психических симптомов в связи с болезнью ре­бенка, чем у отцов (Engstrom, 1991). Многое говорит о том, что модель реакции родителей непосредственно сказывается на психологической адаптации ребенка (Blotckyetal., 1985).

Большинство исследований показывает, что появление у ребенка хроническо­го заболевания может повлиять на функцию семьи, особенно в случаях с болез­нями, которые трудно поддаются лечению, например нестабильно протекающий диабет, тяжелая астма или рак. Обычно отношения в семье ухудшаются (Gustafsson etal., 1987).

Как больному ребенку, так и его родителям, особенно в период стресса, необ­ходима связь с обществом. Обычно она ухудшается, когда ребенок заболевает (Kazak et al., 1988). Зачастую это связано с психическими проблемами семьи, осо­бенно при болезнях, вызывающих социальные ограничения, например муковис-цидозе, тяжелой аллергии или ревматоидном артрите.

Во время болезни родители нередко забывают о других своих детях. В то же время у них, даже если нет очевидных психических симптомов, часто наблюда­ются низкая самооценка, беспокойство и неуверенность.

' Психиатрия детского и подросткового возраста / Под ред. К. Гиллберга и Л. Хеллгрена. М.: ГЭОТАР-МЕД, 2004. С. 309-310.

Д. Н. Исаев

ОТНОШЕНИЕ РОДИТЕЛЕЙ И БОЛЕЗНЬ РЕБЕНКА*

Уже было сказано, что представления ребенка об окружающем мире и, в ча­стности, о болезни отражают мировоззрение родителей. В еще большей мере это относится к чувствам. Среди возникающих у родителей чувств могут быть переживания вины за развитие заболевания, негодование из-за поведения ре­бенка, приведшего к болезни, отчаяние в связи с кажущимся или реальным пло­хим прогнозом, безразличное отношение в связи с отрицанием болезни или ее серьезности. Подобные переживания родителей чаще всего вызывают у боль­ных детей аналогичные чувства, которые ложатся в основу ВКБ. Родительский гнев еще более усиливает и без того имеющееся у большинства детей чувство вины за свое поведение, вызвавшее болезнь. Примером может служить отноше­ние родителей к кожному заболеванию ребенка, которое не только влияет на его оценку болезни, но и может быть точной копией. При тревожно-мнитель­ном отношении родителей к любому соматическому неблагополучию ребенка и чрезмерно заботливом воспитании, как правило, у последнего возникает нереа­листическая ВКБ с ипохондрической гипернозогнозией и пессимистическими представлениями о будущем (Калашников Б. С, 1986). Отрицание родителями серьезности заболевания способствует формированию ВКБ гипонозогнозичес-кого типа.

Заболевание ребенка в подавляющем большинстве случаев переживается се­мьей как исключительное событие. Современные семьи, как правило, малодет-ны, и поэтому болезнь единственного или даже одного из двух-трех детей превра­щается в драму. Повышенное беспокойство родителей объясняется просто. К е-динственному ребенку, за которым, как думают родители, вряд ли последует другой, возникает очень глубокая привязанность. В нем видят не только продол­жателя рода, но и того, кто исполнит все несбывшиеся мечты самих родителей и исправит их ошибки. С ним связываются надежды на поддержку в старости. Для многих, таким образом, утрата единственного чада не просто потеря близкого, но и крушение надежд. Неудивительно, что в такой ситуации ребенку с малолетнего возраста создаются оранжерейные условия воспитания, он оберегается от реаль­ных и выдуманных опасностей и трудностей. В этих случаях изнеживающее эгои­стическое воспитание сочетается с избыточной озабоченностью и опасениями относительно будущего этого ребенка. Нередко, лишая ребенка активности и инициативы, родители усугубляют его незащищенность, неприспособленность к реальной жизни, хотя при этом крайне тревожатся о его благополучии. Особенно это касается отношения к возможным или уже возникшим заболеваниям.

На это отношение родителей сегодня влияет и много других обстоятельств. Пер­вое — невысокий уровень собственного здоровья многих родителей, их частые бо-

Психосоматическая медицина детского возраста. СПб.: Специальная литература, 1996. С. 341-344.

лезни, переживания, связанные с тяжелыми недугами близких. Будучи людьми сла­бого здоровья, родители переносят тревогу за свое благополучие и даже жизнь на ребенка. Кроме того, они нередко опасаются, что из-за своих болезней они будут неспособны воспитать своего сына или дочь. Второе — информированность насе­ления об опасностях тех или иных заболеваний и средовых вредностей. Средства массовой информации и в особенности неловкие усилия санитарного просвеще­ния привели к тому, что некоторые люди не столько укрепляют здоровье или хотя бы предупреждают болезни, сколько пребывают в страхе перед возможностью за­ражения или заболевания. Постоянно опасаясь неправильно накормить, заразить, не уберечь, перегрузить ребенка, родители в действительности не создают условий для закаливания и физических нагрузок, чем не способствуют укреплению сопро­тивляемости организма ребенка. Третье — убежденность родителей в своих знани­ях или незнаниях о конкретной болезни или детских болезнях вообще. В зависимо­сти от наличия или отсутствия этих знаний одни родители с уверенностью лечат детей сами, другие «исправляют» назначения врачей, а третьи, считая, что подход к их ребенку неправильный, водят ребенка от одного специалиста к другому.

Недостаточные или искаженные представления родителей о врачевании иногда сказываются и на поведении самого ребенка во время болезни. Все указанные обстоятельства проявляют себя различно в зависимости от индивидуальных пси­хологических особенностей родителей. Крайне тревожные, сосредоточенные на здоровье родители создают в семье атмосферу страха, неуверенности, ожидания тяжелых болезней, а при их появлении и плохого исхода. Эгоистичные, стремя­щиеся жить напоказ, из всего извлекать для себя преимущества родители даже болезнь ребенка будут использовать для привлечения внимания к себе. Очень уве­ренные в своих силах и возможностях, самонадеянные зачастую недостаточно внимания уделяют ребенку вообще и во время болезни в частности.

Атмосфера, складывающаяся в семье во время болезни ребенка, во многом за­висит от того, как его воспитывают. Если ребенку до болезни не хватало заботы и внимания, то и во время его болезни в такой семье не обеспечат всем необходи­мым. В то же время некоторые родители, поняв, что они до болезни ребенка недо­статочно окружали его заботой, мало уделяли времени, перестраиваются и создают все ему необходимое. В тех же семьях, где ребенок окружен чрезмерным внимани­ем, где пытаются предупредить каждое его желание, где восхищаются любым его поступком, соответственно во время болезни забота усиливается. В этих случаях приходится предупреждать, что своими добрыми намерениями родители могут на­нести вред ребенку. К сожалению, это недостаточно учитывают при излишнем уку­тывании от предполагаемого охлаждения, при организации слишком утомитель­ных для больного чтений, просмотров телепередач или других развлечений.

На ситуацию, возникающую вокруг больного ребенка, иногда влияют отно­шения, которые складываются у родителей с медицинским персоналом. Уваже­ние к знаниям лечащего врача и доверие ко всем его назначениям делают мать не только незаменимым сотрудником в лечебном процессе, но и создают атмосферу надежды, веру в скорый благополучный исход болезни. Ребенок чувствует настрое­ние родителей, получающих необходимое руководство по его лечению. У него у самого улучшаются настроение и общее состояние, когда о нем заботятся родите­ли, верящие не только в отдаленный успех, но и осознающие правильность всего того, что ему назначается.

Г. Г. Вылегжанина

ЧАСТО БОЛЕЮЩИЙ РЕБЕНОК В СЕМЬЕ*

Актуальность вопроса изучения психологических особенностей часто болею­щих детей связана с высоким уровнем заболеваемости детей в нашей стране (в чем сходятся исследователи проблемы А. А. Баранов, В. Ю. Альбицкий, Т. М. Коцен-ко, А. Г. Румянцев, В. Н. Касаткин и мн. др.). В национальном докладе о здоро­вье населения России отмечено, что число абсолютно здоровых детей снизилось до 10%, часто и длительно болеющие дети составляют 70 и 75%, а 15—20% имеют хронические заболевания. Часто болеющие дети (ЧБД), таким образом, являют­ся самой большой группой детей, нуждающихся в системной медико-психолого-педагогической поддержке (Бадьина Н. П., 2004).

Однако категория ЧБД в настоящее время незаслуженно выпадает из сферы научно-практических исследований (в отличие от детей, страдающих определен­ными хроническими соматическими и психическими заболеваниями). Имею­щиеся в литературе данные освещают в основном медико-физиологические аспекты проблемы ЧБД (В. Ю. Альбицкий, А. А. Баранов, Е. И. Андреева, Б. К. Мусина, С. М. Гавалов, Н. М. Лысенко и др.). Сведений, касающихся пси­холого-педагогических вопросов, крайне мало, несмотря на то, что в медицин­ской литературе указывается на недостаточную эффективность традиционных оздоровительных и общеукрепляющих мероприятий и ставится вопрос о необхо­димости профессиональной психологической помощи этой категории детей (В. К. Таточенко, В. Ю. Альбицкий, А. А. Баранов и др.). Такая необходимость свя­зана, по мнению медиков, с наличием в анамнезе у большинства ЧБД острых и хронических психотравмирующих ситуаций.

Известно, что состояние здоровья ребенка воздействует на развитие его лич­ности. Значимость работы в первую очередь определяется задачами психологи­ческой практики при работе с больными детьми. При психологической коррек­ции негативных особенностей личности развития больных детей необходимо знать и учитывать специфику возможных отклонений при наличии заболеваний.

В психологической литературе приводятся некоторые данные, указывающие на отличия часто болеющих детей от их здоровых сверстников по ряду индивиду­ально-психологических характеристик (Арина Г. А., Коваленко Н. А., 1995). Так, для них характерны выраженная тревожность, боязливость, неуверенность в себе, быстрая утомляемость, зависимость от мнения окружающих (прежде всего, от мнения мамы). Они могут подолгу играть с одной и той же игрушкой, обходясь без общества других детей, однако им необходимо присутствие рядом матери, за которой они «ходят хвостиком».

' Материалы II Всероссийской научной конференции «Психологические проблемы современной рос­сийской семьи». В 3 частях. Часть I / Под ред. В. К. Шабельникова, А. Г. Лидерса. М., 2005. С. 234-239.

При адекватной и даже несколько завышенной вербализованной осознанной самооценке у часто болеющих детей существует негативное эмоциональное са­моотношение, иногда доходящее до аутоагрессии. При этом психологическим контекстом такого самоотношения является сравнение с матерью: «Она такая хорошая, а я, такой плохой, ее недостоин». Для 62% часто болеющих детей харак­терно приписывание себе отрицательных эмоций, таких как горе (печаль), страх гнев (злость) и чувство вины.

Вместе с тем группа часто болеющих детей не является однородной с меди­цинской точки зрения. По частоте заболеваний внутри нее выделяются две под­группы:

• относительно часто болеющие (ОЧБД) — дети, болеющие ОРВИ 4-5 раз

в год;

• истинно или очень часто болеющие дети (ИЧБД) — болеющие ОРВИ бо­лее шести раз в год. Для них характерно, помимо высокой частоты забо­леваний, их более тяжелое и продолжительное течение (Андреева Е. И., Мусина Б. К., 1990).

Можно предположить, что эти две подгруппы различаются не только по свое­му соматическому состоянию. Прежде всего, они находятся в несколько различ­ной социальной ситуации развития и разном психологическом климате. В пер­вом случае часто болеющий ребенок, как и большинство его сверстников, посе­щает детский сад (хотя и с некоторыми перерывами), живет «общественной» жизнью, участвует в играх и занятиях наравне с другими детьми. Во втором случае ребенок в основном замкнут в кругу своей семьи. В большинстве случаев эти дети находятся на учете в какой-либо клинике. Сама постановка ребенка на учет в кли­нику, которая требует значительных усилий и временных затрат, может свидетель­ствовать о ярко выраженной озабоченности матери здоровьем своего ребенка. Можно полагать, что такая озабоченность вызвана особым отношением к ребен­ку как к больному, ослабленному, нуждающемуся в специальном медицинском обслуживании и тщательном уходе.

Подобная «охранительная» позиция матери, скорее всего, будет способство­вать формированию специфических черт личности ребенка, которые могут про­воцировать развитие психосоматических заболеваний.

В качестве источников психологических особенностей часто болеющих детей можно рассматривать несколько:

• частота переносимых заболеваний;

• условия жизни;

• особенности семьи;

• методы воспитания и т. д. (Михеева А. А., 1999).

В пользу влияния условий жизни говорит тот факт, что истинно часто болею­щие дети редко посещают дошкольные учреждения, гораздо чаще их жизнь за­мкнута в кругу семьи. Следовательно, основное социализирующее воздействие они испытывают со стороны матери. В литературе хорошо описаны особенности матерей часто болеющих детей и специфика их внутрисемейных отношений (Ари­на Г. А., Коваленко Н. А., 1995; Николаева В. В., 1995; Михеева А. А., Смирно­ва Е. О., Чечельницкая С. М., Касаткин В. Н., 1999; Киян И. Г., Равич-Щер-бо И. В., Румянцев А. Г., 2000).

Среди этиологических факторов частой заболеваемости детей были указаны специфические деформации в системе отношений между детьми и родителями и некоторые личностные особенности последних, прежде всего матерей. Основы­ваясь на результатах наблюдения, Е. Шарова утверждает, что около 80% родите­лей часто болеющих детей реализуют стиль семейного воспитания по типу гипер­опеки. Общение с ребенком становится схематичным: на все случаи жизни дают­ся прямые советы, разъясняются варианты поведения. В результате ребенок не нарабатывает собственного опыта взаимодействия с людьми, не учится прини­мать решения, отвечать за свои поступки. Действуя строго по правилам, предло­женным взрослым, он перестает исследовать жизнь, не ищет границы собствен­ных возможностей. Таким образом, нивелируется стремление к самостоятель­ности. Примерно половина родителей ЧБД, по наблюдению Е. Шаровой, предъявляет к своим детям явно заниженные требования.

Г. А. Арина и Н. А. Коваленко (1995) более глубоко рассматривают особеннос­ти материнского отношения к часто болеющему ребенку и выявляют некоторые психологические механизмы формирования в нем специфических деформаций. По их мнению, почти всем матерям часто болеющих детей присуще «отвергаю­щее с элементами инфантилизации и социальной инвалидизации» родительское отношение: матери эмоционально отвергают ребенка, низко ценят его личност­ные качества, видят его более младшим по сравнению с реальным возрастом, иног­да приписывают ему дурные наклонности. На поведенческом уровне такое отно­шение проявляется либо в постоянном одергивании ребенка, либо в чрезмерной опеке и постоянном контроле любого действия ребенка. Авторы делают вывод о наличии особого стереотипа отношения матерей ЧБД к своему ребенку, в кото­ром неосознаваемое эмоциональное отвержение ребенка сочетается с тенденци­ей к авторитарному контролю всей психической и телесной жизни ребенка.

Исследование, предпринятое А. А. Михеевой (1999), еще более уточняет пред­ставление о специфике материнского отношения к часто болеющему дошколь­нику. В большинстве случаев, когда ребенок болеет 4—5 раз в году, он явно отвер­гается матерью, не соответствует ее ожиданиям; мать не принимает болезни ре­бенка, хочет видеть его здоровым и предъявляет довольно высокие социальные требования. В случаях же, когда ребенок более шести и более раз в году, отверже­ние ребенка матерью не осознается, хотя и присутствует; на первый план высту­пает симбиотическая связь, а болезнь служит способом ее поддержания. Это вы­зывает отношение к ребенку как к «маленькому неудачнику». Социальные требо­вания к нему сводятся до минимума по причине уверенности в том, что он в силу своего физического состояния не может обойтись без участия и опеки матери.

Рассматривая психологическую структуру полных семей, воспитывающих ча­сто болеющего ребенка, Г. А. Арина и Н. А. Коваленко (1995) говорят о том, что она имеет следующий вид: активная, доминантная мама с «привязанным» к ней ребенком и отставленный в сторону отец. «Вытеснение» отца связывается авто­рами с тем, что традиционно мать несет тотальную ответственность за все, что происходит с больным ребенком; эта ответственность постепенно распространя­ется на все жизненное пространство семьи. Таким образом, болезнь заостряет изначальную дефицитарность психологического участия отца в воспитании ре­бенка. Интересно, что образ отца у часто болеющего ребенка в большинстве слу-

чаев идеализирован, наделен особыми положительными качествами и вызывает преимущественно положительные эмоции. Отношение же к матери противоре­чиво: часто болеющие дети не чувствуют эмоциональной близости с ней, воспри­нимают ее неуравновешенной, незрелой, чувствуют некоторую ее отгороженность, закрытость. При этом общее отношение к матери остается высокопозитивным, признается значимость ее поддержки и заботы, неумение обходиться без ее по­мощи даже при осуществлении простых актов самообслуживания.

В целом следует отметить, что данных, касающихся отношения часто болею­щего ребенка к своим родителям, значительно меньше, чем данных, раскрываю­щих особенности родительского отношения. Многие ученые (Киян И. Г., Равич-Щербо И. В., Румянцев А. Г., 2000) отмечают, что определенные личностные чер­ты матери (тревожность, невротичность) способны вызвать серьезные нарушения в ходе психического развития ребенка. Неадекватное, неоднозначное отношение к ребенку со стороны матери эти авторы в большей степени связывают с личнос­тными особенностями матерей, чем с самой болезнью ребенка. По их мнению, для матерей часто болеющих детей характерна прежде всего высокая личностная тревожность, которая отражает внутреннюю конфликтность и напряженность ма­тери, а болезнь ребенка является возможностью отреагирования собственных про­блем. Причем обнаружена прямая связь между выраженностью личностной тре­вожности матери и частотой ОРЗ у ребенка. Большинство матерей часто болею­щих детей склонны в ситуации фрустрации давать экстрапунитивные реакции (своя доля ответственности за совершенный поступок отрицается или преумень­шается). Известно, что данного типа реакции являются компенсацией собствен­ной уязвимой позиции. Матерям часто болеющих детей присуще низкое само­принятие и негативное самоотношение. В их эмоциональной жизни преоблада­ют отрицательные эмоции (страх, обида, злость, неудовольствие и беспокойство). Чувство вины (неосознаваемое или осознаваемое) связано для большинства та­ких матерей с болезнью ребенка, однако ответственность за выздоровление воз­лагается на других (врачей). В результате между ребенком и матерью складывают­ся неадекватные взаимоотношения, которые проявляются в том, что при отвер­гающем, инфантилизирующем отношении матери ребенок становится зависим от нее, нуждается в ее внимании и поддержке. Отмечено, что социальная ситуа­ция развития больного ребенка характеризуется следующими особенностями:

• дефицитарностью общения детей со сверстниками;

• отсутствием условий для реализации ведущего вида деятельности — игры;

• ограниченностью общения детей кругом семьи;

• неблагоприятными личностными проявлениями родителей;

• наличием у родителей непродуктивных установок по отношению к ре­бенку и применением неэффективных стилей воспитания;

• тревожно-конфликтной психологической атмосферой в семье (Арон И. С, 2000).

Вследствие этого психическое развитие протекает не всегда благополучно.

Применение специально разработанного комплекса мер психологического воздействия позволит изменить психологическое содержание факторов, влияю­щих на формирование личности детей с негативного психологического содержа­ния на позитивное.

Не останавливаясь на описании самой технологии психокоррекционной ра­боты, можно обозначить систему «психологических мишеней»:

• патогенные стереотипы негативного реагирования матери;

• расщепленный психологический комплекс ответственности;

• противоречивое в поведенческом, когнитивном и эмоциональном аспек­тах отношение к ребенку;

• дефектное представление о распределении ролей в семье.

В работе с ребенком необходимо создать психологические условия для ста­новления его собственного «Я», независимо от чужого мнения, для обретения им уверенности и самостоятельности при решении встающих перед ребенком про­блем (Арина Г. А., Коваленко Н. А., 1995).

М. И. Буянов

Поиск по сайту: