Наследие ван Аленов

Обманутый ангел

Потерянные во времени

Ключи от хранилища

Любовь на крови

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Испытания

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Волчий договор

ЧАСТЬ II

Убить мою любовь – это преступление,

Но ты будешь любить человека из времени

— Элвис Костелло «Man Out Of Time»

Пролог. Испытания

Это был рассвет перед испытаниями. Он прокрался обратно в комнату через дыру, которую сделал в стене. Мастера не знали, что он cмог бы сделать так. Сбежать. Передвинуть окружающие вещи силой мысли. Создать пространство, где не было бы никого. Они не знали, что он мог отправиться за пределы логова, однажды он даже пробрался через весь этот путь в первый круг, к окраинам, прежде чем вернуться назад. Мастера заперли их на ночь, сталь, встречающаяся со сталью, издавала звон. Это не имело значения. Он может идти, куда захочет. Но он думал о других и не мог оставить их.

На следующий день его выделили, как лучшего воина стаи. Если он обыграет своего соперника, эта стая станет его, а он будет альфой. Он готовился к этому всю свою недолгую жизнь.

Все вокруг, он мог слышать звуки братьев, которые спали рядом с ним: их ровное дыхание, нежный храп Рейфа, свистящее посапывание Эдона, тихие стоны Мака. Почувствовав себя плохо, он посмотрел в потолок. В комнате было жарко. Он не мог уснуть, думая о завтрашнем дне, и о том, что он принесет.

Следующий день начался так же, как и любой другой, выдали общие пайки, простую, густую кашу, которая на вкус и запах была как свинец. Топливо. Он едва коснулся своей тарелки, увидев своего младшего брата, который смотрел на его кашу, и подвинул свою тарелку к нему. Ему никогда не хватало, мастера кормили их, не досыта, они думали, что худые, голодные, такие лучше для боевых действий. Он смотрел на Maка, который закончил есть.

«Нервы?» — Спросил Эдон.

Он пожал плечами: « Может быть».

«С тобой все будет хорошо». — Успокоил его Мак. — « У них нет никого, кто сможет победить тебя». Самый молодой волк стал их учителем, тренером. Все несколько дней до этого, Maк был на вторых ролях, тявкал, подбадривал его, помогал в разработке стратегии, обучал его, как дышать, когда рот полон крови, когда все мышцы тела кричат об освобождении, советовал о том, как победить, превозмогая боль.

Они ели в тишине, и он наблюдал.

«Удачи». — Эдон кивнул ему.

«Тоже», — добавил Рэйф, делая то же самое.

Он зарычал в благодарность. Это было оно. Это было то, чего он ждал. Это было то, что он планировал, то, что его учили делать. Он победит и будет лидером или он умрет.

*

Битва была короткой и зверской.

Он лежал лицом вниз на арене, кровь капала ему в глаза, кровь лилась из его ран, кровь везде, даже на песчаном дне ямы.

Кровь была густой, и он не мог видеть. Почему он еще жив? Он должен быть мертв. Он проиграл. Он избит. Он не альфа.

Это не так, как должно было случиться.

На арене стало тихо. Он остался один, он в этом уверен. Он боялся пошевелиться. Что, если они думали, что он мертв? Что, если кто—то пронзит его копьем, если он перевернется? Он лежал неподвижно, ощущая свою кровь, металл и соль на языке. Его тело заживет, но сейчас он был в шоке.

Во время боя он слышал насмешки толпы, чувствовал разочарование своих товарищей, видел страх в глазах своих братьев. Они не могли на это смотреть. Его талант оставил его.

Он не мог его использовать. Он барахтался с самого начала, и он знал, что это конец. Его конец.

«Почему он все еще жив?»

«Ромул поднял большой палец», — кто—то ответил. Он не понимал, кто может слышать его.

Это была традиция: ждать в конце битвы утверждение главного, прежде чем победитель нанесёт смертельный удар. За все годы, во все века, никто никогда не был спасен. Никто. Толпа жаждала смерти, и смерть была им дана. Он думал, что смерть была бы сладкой по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас.

Но Ромул поднял большой палец. Он оставил его в живых.

«Не пытайся двигаться. Ты только будешь чувствовать себя хуже».

Он почувствовал мягкий язык на своем лбу, вытирающий кровь, соль, землю, гравий и песок, которые уже въелись в его кожу.

Он повернулся и, наконец, смог открыть глаза. Перед ним на коленях стояла волчица, чистя его раны. Он узнал ее. Она была из его логова. Обычный коричневый волк с добрыми голубыми глазами.

«Тала».

«Да».

Тала. Она была ещё детёнышом. Он не вспомнил её здесь, на арене. Ухаживания среди них были спонтанными, мгновенными. Волки были в состоянии размножаться, пока были обращены, но они не растили свое потомство; детенышей передавали назначенным хозяевам. Когда—то они были собаками, они были бесплодными, бездушными машинами для убийства. Когда стало ясно, что, вероятнее всего, он станет вожаком стаи, многие хотели разделить с ним постель, но он сопротивлялся. Он не будет размножаться для хозяйских питомников. Он не даст им обратить больше волков. Он поддался искушению только один раз и поклялся, никогда не делать этого снова.

Тала продолжала чистить раны, и она толкнула его на ноги. Она была удивительно сильной для своего роста.

«Спасибо тебе».

Она кивнула.

Он дрожал от страха, он понял, он был до сих пор напуган. Что делать, если учителя вернуться? Что, если они его увезут? Он вспомнил все, что они с Марроком планировали, если его убьют, все будет напрасно.

Он съежился, услышав звук шагов, но Тала покачала головой.

«Они не вернулись. Пока что».

«Что происходит со мной?»

«Ничего. Не волнуйся. Я не позволю ничему случиться с тобой, пока я здесь».

Он хотел верить ей. Он знал, что она лгала, пытаясь заставить его чувствовать себя лучше. Он должен быть убит, брошен в Черное Пламя, оставлен гореть.

Но что, если ему суждено жить? Что тогда? Как он будет смотреть в лицо своей стае? Своим братьям? После колоссальной неудачи? Кем он будет теперь в стае?

Вкус поражения был новым для него, неожиданным, сырым.

«Как это могло произойти?» — Он мучился.

«Ты позволил ей выиграть».

Она знала.

Он не спорил.

В тот день мастера не приехали; его не проткнули ножом и не бросили в огонь. Тала помогла ему вернуться в логово. Жизнь шла, как прежде, до их побега.

Он не влюбиться в Талу, пока они не будут на другой стороне, пока они не станут свободными. Но позднее он думал, что, возможно, он уже любил ее прежде. В тот день на арене, когда он был впервые повержен, когда он был близок к смерти, когда она вернула его к жизни.

Поиск по сайту: