ВОЕННАЯ КУЛЬТУРА АДЫГОВ (КАБАРДИНЦЕВ, АДЫГЕЙЦЕВ, ЧЕРКЕСОВ): НАСЛЕДИЕ ПРОШЛОГО В РЕАЛИЯХ НАСТОЯЩЕГО

Статья рассматривает военную культуру адыгов (кабардинцев, адыгейцев, черкесов) как одну из форм сохранения исторической памяти народа. Проводится анализ базовых моделей поведения адыгских воинов в различных боевых ситуациях в условиях военных конфликтов XVIII–XX вв. В ходе исследования выявлены их историческая сохранность и преемственность, специфические особенности, мотивация, условия воспроизведения и сферы эффективного приложения.

Ключевые слова: военная культура, модель поведения, этнокультурный архетип, поведенческая мотивация.

* * *

Культурно-историческая память народа представляет собой совокупность разнообразных форм, обеспечивающих сохранение и передачу следующим поколениям его исторического и культурного наследия. Особенности исторического развития каждого этноса откладывают определенный отпечаток на его память и культуру. Поэтому у каждого народа разные формы памяти приобретают различную значимость. Так, исторический путь адыгов представлял собой вереницу нескончаемых войн, обусловленных уже самим уникальным геополитическим положением Кавказа, как своеобразного моста между Европой и Азией, по которому в течение столетий пролегали пути многих завоевателей. Адыги жили в условиях перманентной войны, не только пропитавшей у них весь образ жизни, но и способствовавшей определенному застою в развитии материальной культуры и государственных институтов. В жизни адыгского общества доминирующую роль играли народные традиции и обычаи, получившие название «хабзэ». Они регулировали все стороны жизни социума, определяя систему духовных ценностей и нормы поведения в самых разнообразных ситуациях, формируя адыгский этнокультурный архетип [1, с. 60–77; 2, с. 99–187; 3, с. 151–290]. Эти традиции и стали основными формами сохранения культурно-исторической памяти адыгов. Особую роль играли те, которые были направлены на воспитание и укрепление воинственности путем формирования военной культуры, представляющей собой совокупность ценностных ориентиров, ментальных установок, морально-психологических качеств, механизмов их воспитания и стереотипов поведения [4, с. 23–27].

Предметом данного исследования является военная культура адыгов, рассматриваемая как совокупность устойчивых стереотипов поведения представителей данного этноса на полях сражений, их специфика и мотивация. Военной культуре адыгов посвящен ряд современных исследований, но вопросы военного искусства в них остаются пока менее изученными [5, 6, 7]. Актуальность изучения проблемы обуславливается общим «поворотом к человеку» всей современной гуманитарной науки, становлением в России военно-исторической антропологии [8, с. 12–15]. Практическую значимость ее разработке придают нарастающие проблемы интеграции северокавказских (в том числе адыгских) призывников в состав российской армии и эффективного использования их потенциала для усиления ее боеспособности. Существуют серьезные опасения превращения данной проблемы в угрозу социально-политической стабильности и безопасности на Северном Кавказе [9, 10].

На протяжении столетий адыги вели маневренные войны, условия которых оставили отпечаток во всех областях военного дела, включая военную организацию, систему вооружения, стратегию, оперативное искусство и тактику. В силу соответствующего уровня развития материально-технического потенциала военная организация адыгов обладала рядом недостатков, свойственных для иррегулярной армии: отсутствие централизованной системы регулярного комплектования, ограниченность властных полномочий командования и ресурса воинской дисциплины. Развитие родов и видов войск находилось в зачаточном состоянии, а главным из них стала кавалерия. В то же время сам неустойчивый характер войска повышал его живучесть. Способность в короткие сроки мобилизовать боевые отряды и в течение длительного времени непрерывно поставлять их на фронт позволяла адыгам относительно успешно выдерживать противоборство со многими соперниками, включая и русскую армию.

Особенности маневренной войны предъявляли соответствующие требования к системе вооружения, проявлявшиеся в таких его тактико-технических характеристиках, как легкость, простота, удобство, многофункциональность, высокая скорость и эффективность применения. Ведущими тенденциями в развитии оружия у адыгов являлись постоянное облегчение его веса, отказ от всех лишних деталей, функциональная универсализация, а также постоянное совершенствование холодного оружия. Приоритет имело оружие рукопашного боя (клинковое) над оружием дистанционного боя (стрелковым).

Принципы маневренной войны отразились на военной стратегии и тактике адыгов. Как правило, они придерживались стратегии измора, заключавшейся в постепенном ослаблении противника путем истощения его военных сил. Главную роль в тактике играла подвижность, ее ключевыми элементами выступали маневр, удар и рукопашный бой. Базовыми тактическими принципами являлись мобильность, внезапность и военная хитрость. Наступательная стратегия адыгов сводились к глубоким вторжениям на территорию противника, разорению его экономической базы и быстрому отступлению обратно. Перенося военные действия на территорию противника, адыги вынуждали его тратить основные силы на обеспечение безопасности своей страны, а не на походы в адыгские земли. Находясь в глубоком прорыве, адыгская конница уходила от преследования неприятеля, парировала его удары, наносила внезапные контрудары, прорываясь из окружения.

В основе оборонительной стратегии лежала система маневренной обороны, сущность которой заключалась в отступлении вглубь своей территории с целью заманивания противника и постепенном уничтожении его сил в ходе серии горных и лесных боев. В бою маневренная тактика адыгов проявлялась в следующих формах: широкий маневр и стремительное проникновение в глубину вражеского расположения, нанесение решительных ударов во фланг и тыл противника для его разгрома в короткие сроки, скоротечные кровопролитные рукопашные схватки, глубокое ложное отступление, маневр огнем, искусное применение ландшафта и контратак. При этом основным средством уничтожения живой силы противника был рукопашный бой, вследствие недостаточного уровня огневой мощи.

Маневренная тактика адыгов, доведенная до уровня совершенства, на протяжении столетий была их надежным оружием в сражениях с гуннами, хазарами, монголами, крымскими татарами, ногайцами, калмыками и другими народами, вторгавшимися на Северный Кавказ. Но во время Кавказской войны (1817–1864) адыгам пришлось столкнуться с российской армией, применявшей совершенно иную систему – европейскую линейную тактику, опиравшуюся на высокую огневую мощь. Наступательная и оборонительная стратегия адыгов оказалась неспособна одолеть кордонную стратегию российской армии, сокрушительный удар адыгской конницы легко отражался русской артиллерией, а адыгский рукопашный (кинжальный, шашечный) бой был неэффективен против русского штыкового боя.

В результате присоединения Северного Кавказа к России образ жизни адыгов стал сильно меняться: одна часть воинственных традиций искоренялась российскими властями, а другая сама постепенно отмирала, не приживаясь в новых реалиях. Данный процесс продолжался и в эпоху СССР. В итоге адыгская военная культура претерпела серьезную дефрагментацию, но не утратила полностью своего влияния на их жизнь. Сравнительно-исторический анализ войн XX в., в которых адыги сражались уже не как самостоятельные участники, а в составе других армий, показывает, что они проявляли в боях типичные для своего архетипа модели поведения со свойственной им этнокультурной спецификой, несмотря на изменения в организации вооруженных сил и вооружении.

Одной из наиболее характерных особенностей воинского искусства адыгов являлось то, что они отдавали предпочтение атаке в связи с многовековым доминированием у них кавалерии. Поэтому их атаки, по сравнению, например, с чеченскими и дагестанскими, отличались большей продолжительностью, настырностью и пробивной силой. В годы Первой мировой войны хорошо проявили себя в атаках всадники Кабардинского и Черкесского полков Кавказской туземной конной («Дикой») дивизии. В ночном бою у села Ветлино в предгорьях Карпат 17–18 декабря 1914 г. Кабардинский полк атаковал австрийских пехотинцев, засевших в окопах. В ходе 9 часового боя с превосходящими вражескими силами кабардинцы нанесли им большой урон и захватили позиции, вынудив неприятеля к отступлению [11, с. 56–57].

Уже во время Великой Отечественной войны, 2 августа 1942 г. состоялась, по словам Х.И. Сиджаха, «изумительная по красоте и силе удара атака» 29-го Кубанского (Адыгейского) казачьего кавалерийского полка 17-го казачьего кавалерийского корпуса у станицы Кущевской. В составе полка вместе с казаками сражались и адыгейцы. Конная лава прорвала вражеские позиции и продвинулась на 7 км, уничтожив свыше 800 немецких солдат [12, с. 115]. Широко использовало советское командование в контратаках 115-ю Кабардино-Балкарскую кавалерийскую дивизию [13]. Во время боя у станции Абганерево на подступах к Сталинграду в ноябре 1942 г. кавалерийские группы Х.Т. Докшокова и С.К. Тлеужева атаковали немецкую бронетанковую колонну, выдвигавшуюся из Котельниково. Сначала пулеметчики и автоматчики из засады открыли огонь по хвостовой части колонны, а затем всадники молниеносно ударили во фланг вражеской пехоте. Ошеломленный дерзостью конной атаки и мощным пулеметным огнем, противник сдался в плен [14, с. 318].

Наступательный порыв атак адыгов сохранялся и в войнах конца ХХ в., когда кавалерию уже вытеснили с поля боя другие рода войск. Во время грузино-абхазской войны кабардинские добровольцы не раз настойчиво требовали отправить их в самые «горячие» точки. Абхазское командование использовало их в качестве главной ударной силы во всех крупных наступательных операциях. Наиболее ярким примером служит бой за стратегически важную и хорошо укрепленную высоту Ахбюк в июле 1993 г. Ожесточенные атаки осетинского отряда – 4 июля – и чеченской группы – 10 июля – были отбиты. Только в ходе третьего штурма 23 июля кабардинский отряд М. Шорова смог взять высоту, обратив противника в бегство [15, с. 70–71].

Традиционно адыги предпочитали атаку обороне, так как та, с одной стороны, не соответствовала их представлениям о поведении воина на поле боя, а с другой, была неприемлема для кавалерии. Нередко, находясь в обороне, адыги ждали, пока противник выйдет из леса на открытую поляну и затем атаковали его в конном строю, что отличало их, например, от чеченцев, привыкших сражаться на завалах в лесных чащах. Тактика активной обороны с переходом в контратаки широко использовалась и в войнах ХХ в. В ходе австро-германского наступления в 1915 г. в Галиции на протяжении двух месяцев, в апреле-мае, в упорной обороне русских позиций на левом берегу Днестра участвовал Кабардинский полк «Дикой дивизии». Он успешно отбивал атаки противника, совершал вылазки в его стан, переходил в контратаки, возвращая потерянные пулеметы. Несколько десятков воинов за проявленные в боях храбрость и мужество были награждены Георгиевскими крестами [11, с. 71–74].

Не раз приходилось решать оборонительные задачи военнослужащим-адыгам и в составе Красной армии в годы Великой Отечественной войны. В качестве примера индивидуальной стойкости следует привести подвиг шапсуга А.А. Ачмизова, заряжающего орудия 2-го гвардейского артиллерийского дивизиона 4-го гвардейского кавалерийского казачьего корпуса. После гибели почти всего расчета в бою у аула Новкус-Артезиан на Ставрополье 2 декабря 1942 г. он отразил атаку 11 немецких танков, подбив 5 из них [12, с. 125; 16, с. 29–38].

В сентябре 1992 г. адыгейский отряд М. Шовгенова вместе с чеченской группой попали в засаду в горном ущелье около селения Ахалшени. Под плотным перекрестным огнем грузинских солдат чеченцы сразу отступили из ущелья, считая бесперспективным дальнейший бой, тогда как адыгейцы, в первый раз участвовавшие в боевых действиях, не разбежались, а залегли под разбитые бронемашины и открыли ответный огонь. Они сумели отразить грузинскую атаку и, разделившись на мелкие группы, без паники выбрались из ущелья [17, с. 24–25]. Бойцы кабардинской группы В. Карданова у селения Пакуаш 13 января 1993 г. 12 часов отражали атаки противника и вынудили его отступить с большими потерями [15, с. 67].

Яркой формой проявления этнокультурного архетипа адыгов на войне было стремление к героизму и доблести, к подвигам, прославлявшим их имена. Поэтому адыгский воин стремился совершить подвиг в одиночку, в наиболее опасных для жизни условиях: атаковать неприятеля, вырвавшись вперед от наступающей колонны, вести поединок сразу с несколькими противниками, жертвовать собой ради спасения соратников или уничтожения как можно большего числа врагов. Мотивацией таких подвигов выступал сильный славолюбивый и агональный дух адыгской культуры, оказывавший влияние на поведенческие стереотипы адыгов в самых разнообразных ситуациях не только на войне, но и в мирной жизни. Такими были действия кабардинца Т. Хурзанова в бою 16 февраля 1915 г. у селения Майдан. Находясь в разъезде, он попал в окружение, но, ловко орудуя шашкой, вырвался к своему отряду, несмотря на то, что его лошадь была убита [11, с. 64]. Во время атаки Кабардинского полка у селений Лужаны и Шепенице на реке Прут 29 мая 1916 г. К. Аджиев и Х. Хуранов первыми врубились во вражеские ряды, увлекая за собой однополчан. Только Хуранов лично захватил в плен 10 австрийцев [11, с. 101–102].

В тяжелом бою у села Дьяково на Украине 8 ноября 1941 г. адыгеец политрук Х.Б. Андрухаев принял на себя командование ротой после гибели командира и возглавил ее атаку. Позже он приказал бойцам отступать, а сам остался прикрывать их отход в одиночку. На все предложения противника сдаться в плен Андрухаев отвечал автоматным огнем, а когда закончились патроны, подорвал себя и окружавших его немецких солдат связкой гранат [16, с. 9–21]. Аналогичный подвиг совершил командир эскадрона 115-й кавалерийской дивизии кабардинец лейтенант Т.Х. Хагуров в бою под Большой Мартыновкой 26 июля 1942 г. Обороняя рубеж, он был ранен в живот во время немецкой атаки, но отказался покинуть поле боя. Хагуров приказал своему отряду отступать, а сам остался прикрывать отход и вел огонь, пока не погиб от огня вражеского танка [18, с. 190–191; 19, с. 319–327].

Важной чертой поведения адыгов в бою было то, что они стремились не оставить своих раненых и убитых в руках неприятеля. Этот обычай был обусловлен сочетанием сильных традиций взаимопомощи и взаимовыручки, широко проявлявшихся и в мирной жизни, с особым уважением к мертвым. Каждый воин был уверен в том, что, благодаря товарищам, ни живым, ни мертвым не попадет к врагу. Во время боя у села Шупарки 3 июля 1915 г. всадник Кабардинского полка Х. Ципинов вынес раненого М. Аппаева из-под проволочных заграждений противника, постоянно находясь под сильным вражеским огнем [11, с. 76]. Кабардинец А. Шарданов в бою 18–19 марта 1993 г. вынес 25 тел погибших абхазских воинов [15, с. 88].

Основным продуктом адыгской военной культуры был хороший солдатский материал [20, с. 171]. Военная культура адыгов позволяла воспитывать мужчину как воина, обладавшего такими морально-психологическими качествами, как храбрость, стойкость, доблесть, отвага, смелость, бесстрашие и взаимовыручка. Важнейшим условием формирования данных качеств являлся семейный быт, отличавшийся строгостью, выдержкой, самообладанием, мужественностью и субординацией. Согласно традициям, родители не должны открыто демонстрировать свои нежные чувства к детям, которых с раннего возраста приучают быть самостоятельными, не жаловаться на трудности и не теряться при их возникновении, держать свои эмоции и мысли при себе, быть выдержанными и немногословными в присутствии старших, стойко терпеть боль без плача, помогать близким и друзьям. В итоге дети уже с детства пропитываются духом мужества и твердости, которые в условиях войны быстро сублимируются в определенный набор воинских поведенческих стереотипов. Поэтому адыги, как и другие народы Северного Кавказа, быстро приспосабливаются к условиям войны и свободно ориентируются в ее пространстве. Данная система лучше всего сохраняется в сельских условиях и деформируется в условиях города. Неслучайно подавляющее большинство героев Великой Отечественной войны – адыгов происходило из крестьянской среды [16, 21]. Аналогичная ситуация была и во время грузино-абхазской войны: 62 % кабардинских добровольцев были родом из сельской местности [15, с. 80].

В качестве базовых элементов семейного воспитания у адыгов выступают устные поучения дедов и отцов о достойных поступках представителей рода, которые должны служить моральным примером для детей, а также личный пример родителей. Немалую роль играет спортивное воспитание – большинство родителей отдают детей в секции единоборств, где дети получают хорошую физическую и духовную закалку. Во второй половине XX в. спортивные секции и молодежные драки у адыгов стали функциональным заменителем национальных игрищ «джегу» и наездничества, которые ранее вырабатывали у них необходимые воинские навыки. Спорт до сих пор очень популярен в Кабардино-Балкарии, Адыгее и Карачаево-Черкесии: практически, в каждом селении есть борцовские секции, которые активно посещает молодежь. Так, 98 % кабардинских добровольцев участвовавших в грузино-абхазской войне, в свое время посещали спортивные секции по каратэ, боксу, кикбоксингу, вольной борьбе и дзюдо [15, с. 86].

В заключение отметим, что воинская культура адыгов, складывавшаяся на протяжении столетий, вбирала в себя не только исторически обусловленные навыки ведения боя и соответствовавшие им качества, но и передававшиеся из поколения в поколение представления об идеальном воине, рвавшемся в атаку и стремившемся покрыть себя неувядающей славой на поле сражения. Приведенные примеры по большей своей части могут рассматриваться как ее идеальные модели и реализоваться только при определенных условиях: добровольном принципе комплектования отрядов, их немногочисленности и моноэтническом составе, наличии собственных этнических командно-офицерских кадров, обладающих достойными воинскими качествами и высоким авторитетом среди соратников.

Исследование выполнено при поддержке Министерства образования и науки Российской Федерации, соглашение 8869.

Список использованной литературы

1. Бгажноков Б.Х. Адыгская этика. Нальчик: Эль-Фа, 1999. 96 с.

2. Унежев К.Х. Феномен адыгской (черкесской) культуры. Нальчик: Эль-Фа, 1997. 228 с.

3. Мамбетов Г.Х. Традиционная культура кабардинцев и балкарцев. Нальчик: «Эльбрус», 2011. 352 с.

4. Серебрянников В.В. Человек и война в зеркале социологии // Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2002. Предмет, задачи, перспективы развития. М.: РОССПЭН, 2002. С. 23–37.

5. Губжоков М.Н. Западные адыги в период Кавказской войны: этнокультурные аспекты. Дисс… канд. ист. наук. М., 2001. 251 с.

6. Схатум Р.Б. Военное дело адыгов в средние века: вторая половина VIII–XVII вв. Дисс… канд. ист. наук. Краснодар, 2008. 187 с.

7. Аутлев Д.М. Военное дело у адыгов и его трансформация в период Кавказской войны (XVIII – 60-е гг. XIX в.). Дис… канд. ист. наук. Майкоп, 2009. 275 с.

8. Сенявская Е.С. Военно-историческая антропология как новая отрасль исторической науки // Военно-историческая антропология. Ежегодник, 2002… С. 2–22.

9. Матишов Г.Г., Батиев Л.В. «Атлас социально-политических проблем, угроз и рисков Юга России»: системный анализ безопасности южного макрорегиона // Вестник Южного научного центра РАН. 2009. Т. 5. № 3. С. 6–14.

10. Матишов Г.Г., Клычников Ю.Ю., Хлынина Т.П. «Черкесский вопрос»: история, политика и современное мифотворчество // Вестник Южного научного центра РАН. 2012. Т. 8. № 1. С. 80–89.

11. Опрышко О.Л. «Бывают странные сближения…»: Документальное повествование. Нальчик: «Эльбрус», 1993. 224 с.

12. Сиджах Х.И. Воинские и ополченские формирования Адыгеи в годы Великой Отечественной войны. Майкоп: РИПО «Адыгея», 1999. 190 с.

13. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации. Ф. 51-а. Оп. 9837. Д. 25. Л. 114–115, 121–122, 189–199.

14. Боевая слава Кабардино-Балкарии 1941–1945. Нальчик: Полиграфкомбинат им. Революции 1905 года, 1975. Кн. 3. 592 с.

15. Кушхабиев А.В. Кабардинские добровольцы в грузино-абхазской войне 1992–1993 гг. Нальчик: Изд-во М. и В. Котляровых, 2008. 112 с.

16. Сиджах Х.И. Твои Герои, Адыгея: очерки о Героях Советского Союза. Майкоп: Адыгейское респ. кн. изд-во, 2005. 413 с.

17. Бессонов Ю.П. Абхазия в огне (Война под пальмами): художественно-документальная повесть. Под гром литавр: рассказы. Майкоп: Издатель А.А. Григоренко, 2011. 131 с.

18. Хатукаев А.Т. Славой овеянные. Боевой путь 115-й Кабардино-Балкарской кавалерийской дивизии. Нальчик: «Эльбрус», 1971. 233 с.

19. История Кабардино-Балкарии / Под общ. ред. Т.Х. Кумыкова и И.М. Мизиева. Нальчик: «Эльбрус», 1995. 383 с.

20. Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М.: Госполитиздат, 1959. Т. 20. С. 5–338.

21. Герои страны (справочно-биографической интернет-сайт о героях Советского Союза, Российской Федерации, Социалистического Труда и о полных кавалерах ордена Славы и ордена Трудовой Славы). URL: http://www.warheroes.ru (Дата обращения 26.12.2012

* * *

Поиск по сайту: