АСПЕКТЫ ИСТОРИЧЕСКОЙ КОМПЛЕМЕНТАРНОСТИ НА ПРИМЕРЕ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ (1817-1864)

Историография, как индикатор, отражает на себе политические веяния своего времени. Современное кавказоведение, подверглось сильному влиянию негативных проявлений российской политической жизни лихих 1990-х гг., таких как сепаратизм, этноцентризм, русофобия и др. Эти веяния были быстро подхвачены рядом кавказоведов, которые стали создавать для них соответствующую историческую базу.

При этом основной акцент был сделан на Кавказскую войну (1817-1864), путем создания исключительно брутального и кровавого облика данного события. Во многих исторических работах, при описании сражений, поведения знаковых личностей и простых людей, героических поступков представителей обеих сторон, красной нитью проходила идея о взаимном неуважении, ненависти, презрении, культурно-цивилизационной несовместимости и вечной борьбе между русским и северокавказскими народами. Для этого особое внимание уделялось жестокостям русских воинов при штурме горских аулов и разнообразным зверствам участников войны по отношению друг к другу. Специально создавалась новая плеяда героев (Казбич Шеретлуков – у черкесов, Ахверды Магомет – у дагестанцев, Байсангур – у чеченцев), в биографиях которых есть один общий сюжет – борьба с Россией до конца и нежелание идти на компромисс. Этот момент нашел отражение и в массовой культуре. Например, в песнях талантливого и популярного чеченского барда Тимура Муцураева подносилась четкая идея: наиб Байсангур, бившийся с русскими до конца, был героем, а имам Шамиль, сдавшийся в плен, был предателем. Весь этот негативный материал использовался для «засорения» молодежного сознания деструктивными идеями, носящими скрытый антироссийский или конфликтогенный характер. Проблему усугубляет то, что молодые люди, в силу своего недостаточного жизненного опыта и неокрепшего мировоззрения, не осознают тупиковости и пагубности этих идей.

Хотя если беспристрастно подойти к рассмотрению вопроса, то можно найти множество интересных исторических фактов, вырисовывающих совсем другую картину Кавказской войны, которая предстает перед нами не беспощадной борьбой между русскими и горцами на истребление, а своеобразным рыцарским поединком, где участники мерились силами, искренне уважая друг друга, и где проигравший принял достойное поражение от достойного соперника, встав с ним после этого на общий исторический путь. Поля сражений Кавказской войны были не только театром кровавых баталий между русскими и горцами, но и полем, где созревали зачатки их мирных контактов. Столкновение русского воинства, недавно сокрушившего Фридриха Великого и Наполеона, и кавказских горцев, успешно отстаивавших в течение веков свою свободу от грозных воителей Азии, породило у обеих сторон чувство глубокого взаимоуважения друг к другу. Недаром М.Ю. Лермонтов написал следующие строки: «Как я любил Кавказ мой величавый, / Твоих сынов воинственные нравы» [1].

Яркий эпизод, демонстрирующий это чувство, связан с генералом Г.Х. Зассом и черкесами-абадзехами. Желая разорить два абадзехских аула, генерал Засс прибег к военной хитрости. Сначала он прикинулся тяжело больным, а затем мертвым. Для большей правдоподобности его тело покрыли простыней вместо савана, поставив у изголовья три горящие свечи, а рядом гроб. Присутствовавшие в доме люди суетились и изображали горечь утраты. Абадзехи, разведав об этом, поверили в его смерть и устроили праздник в честь великой радости избавления от шайтан-генерала. В это время Засс незаметно собрал отряд, скрытно подкрался к черкесским аулам и неожиданно их атаковал. Абадзехи не успели опомниться, как «воскресший» генерал разорил их аулы и захватил множество пленных. Они бросились догонять отступающий русский отряд, который уже переправлялся через р. Белую. Настигнув его, черкесы поклялись покончить с отрядом Засса любой ценой или умереть. Завязалось ожесточенное и кровопролитное сражение, стоившее обеим сторонам больших потерь. Несколько раз черкесы с дикой яростью атаковали русскую пехоту, ощетинившуюся штыками. Один абадзехский всадник прорвался к Засса и выстрелил в него в упор из пистолета: пуля пробила генералу ногу, повредив кость и застряв в седле.

После окончания боя, абадзехи, узнав о ранении Засса, попросили встречи с ним в лагере, чтобы поздравить, ибо боевые раны у черкесов считались большой честью. Множество черкесских князей и дворян приезжали поздравить Засса с ранением, как с каким-нибудь торжеством. При этом состоялся весьма интересный диалог:

– Воскресение твое из мертвых, – говорили приехавшие старшины, – было слишком ощутительно для нас. Мы не сердимся на тебя – нас <…> так и следовало проучить: во-первых, чтобы не доверялись слуху, а во-вторых, чтобы не радовались чужой смерти. Предупреждаем же тебя, что мы постараемся отплатить тебе тем же.

– Повремените с месяц, – отвечал им Засс, – а то я, раненный, не в силах буду сам достойно принять вас у себя.

Самое интересное, черкесы исполнили его просьбу: ровно через месяц они собрались в значительных силах для нападения на ст. Усть-Лабинскую и Воронежскую с целью возмездия [2].

Другой яркий эпизод из истории отношений Засса с черкесами, был описан Г. Атарщиковым, который лично его наблюдал. После нападения на абадзехский аул отряд генерала на обратном пути подвергся мощному удару черкесов. Они совершили несколько отчаянных атак, которые с трудом были отбиты русскими бойцами, при этом в ходе одной из них Засс был серьезно ранен в живот. Когда наступила передышка, к русскому строю открыто и смело подошел черкесский воин, попросив личной встречи с генералом. Засс, несмотря на ранение, приказал привести его к себе. Когда они встретились, абадзех обратился к генералу со словами: «Ты ныне утром захватил в плен моего родного брата при баранах; нас только двое и я не могу без него жить, возьми и меня или отпусти брата» [3]. В ответ Засс, спросив имя брата, распорядился найти его среди пленных и привести. Когда пленный был найден и приведен, генерал сказал ему: «Твой брат сделал благородный поступок, который уважается не менее вас и гяурами» [4]. Затем, Григорий Христофорович повернулся к отважному черкесу и, дав ему шесть золотых монет, сказал: «Люби твоего брата и верь, что благородное чувство не останется без награды, а теперь возьми его и ступай домой» [5]. Братья были вне себя от радости. Искренне отблагодарив Засса, они отправились обратно к своим.

На этом фоне особо выделяются отношения генерала Засса с кабардинским князем Джембулатом Атажукиным, который был одним из наиболее ярких военных вождей Черкесии. Будучи врагами, они искренне уважали друг друга за храбрость и достоинство. Вскоре произошел случай, который показал это уважение на деле. Когда генерал предпринял набег на бесленеевский аул, то оказалось, что его нет на месте, а его жители вовремя ушли в горы. В этот момент появился неизвестный всадник, с закутанным в башлык лицом, который провел русский отряд к черкесскому аулу. Когда завязался бой, он сражался вместе с русскими бойцами, а к концу его незаметно исчез. В бою генерал был ранен и к нему снова пришли знатные черкесы, среди которых был и Джембулат, чтобы поздравить с ранением. Засс каким-то образом догадался, что этим таинственным всадником был Джембулат Атажукин. Когда он поздравил генерала с победой, Григорий Христофорович в ответ поблагодарил его за неоценимую помощь в походе, на что Атажукин ответил: «Ты и не должен был в этом сомневаться; я слишком чту твою храбрость и не желал допустить тебя до промаха и этим дать случай злым языкам посмеяться на счет твой. Впрочем, я уверен, и ты бы со мною также поступил» [6]. Засс постоянно пытался убедить его принять российское подданство и в итоге ему удалось это сделать, после чего они стали верными кунаками. Данный пример является знаковым, ибо ясно показывает, что чувство взаимоуважения у воинов нередко стояло выше их политической принадлежности.

По этому поводу сам генерал Засс оставил интересную заметку: «В продолжение более 15-летнего служения на Кавказе на поле брани я убедился, что не война раздражает ненависть горцев к нам; война, можно сказать стихия их. Неоднократно после боя мне случалось видеться со сражавшимися со мною; они без досады говорили мне о потерях своих, и брат убитого с веселым лицом подавал мне руку. Но ненависть их к нам, как я полагаю, закалили наиболее чиновники, которые <…> без разбора назначались для управления ими» [7].

У многих молодых русских офицеров чувство уважения к горцам, как к достойным противникам, постепенно перерастало в непреодолимое желание вкусить их культуру, обернувшееся активным заимствованием ее элементов. Они начинали носить черкеску, приобретали себе хорошего кабардинского скакуна и дорогое горское оружие (черкесскую шашку, чеченский кинжал, крымское ружье), учились кабардинской посадке, вырабатывали в себе гордую осанку, походку и грозный взгляд, учили язык, обычаи и манеры поведения горцев и заводили среди них кунаков. В итоге в русской армии появляется новая каста – кавказцы. М.Ю. Лермонтова оставил подробное описание их уникальной ментальности и манеры поведения в очерке «Кавказец». Другими словами, Кавказская война стала своеобразной рекламой культурных достижений народов Северного Кавказа в европейском пространстве.

Наибольшую славу среди кавказцев приобрели А.И. Якубович и А.Л. Зиссерман. Александр Иванович Якубович ярко проявил себя лихими набегами против черкесов и небывалой удалью в яростных схватках, чем снискал себе славу по обе стороны Кубани. Горцы с одной стороны опасались его, а с другой искренне уважали его воинские качества. Якубович настолько сроднился с черкесскими обычаями, образом ведения войны, вооружением и одеждой, что практически был неотличим от горца. В бою он действовал также как и черкесы: первым бросался в неудержимую атаку и вступал в рукопашную схватку на шашках, проявляя безрассудную храбрость. Последняя была сопряжена со смертельным риском, но Якубович относился к этому несерьезно, из-за чего в ходе экспедиции Вельяминова за Кубань (1823 г.) получил тяжёлое ранение в голову и вынужден был впоследствии постоянно носить повязку. Его авторитет в горах был настолько велик, что он отчитывался только перед командующим Правым флангом Кавказской линии.

Другой знаменитый кавказец, Арнольд Львович Зиссерман, в отличие от Якубовича, проходил военную службу на Левом фланге Кавказской линии, постоянно контактируя с чеченцами. Со временем он настолько сроднился с их обычаями, языком и манерой поведения, что его невозможно было отличить от чеченца. В аулах Чечни его всегда воспринимали как своего, даже не подозревая, что он русский.

Взаимоуважение у противников нередко перерастало в чувство боевого братства, лучшей иллюстрацией которого служит эпизод, произошедший во время стычки солдат Апшеронского и Куринского полков из-за чеченцев: «Однажды в базарный день в одном из сел возникла драка между чеченцами и солдатами Апшеронского полка. Прибежавшие на интригующий шум нижние чины Куринского полка бросились на помощь горцам, объясняя свое поведение так: «Как нам не защищать чеченцев?! Они наши братья, вот уж 20 лет как мы с ними деремся!»» [8].

Постепенно развиваясь и переходя на более высокий уровень, чувство взаимоуважения у русских и горцев стимулировало процесс отказа от жестоких обычаев войны. Сюда можно отнести попытки некоторых российских генералов запретить бытовавшую среди русских солдат варварскую традицию отсекания головы у павших горцев, у которых она была позаимствована. Так, например, в 1834 г. наказной атаман Кавказского Линейного войска генерал Верзилин отдал официальное распоряжение, строго запрещавшее надругательства над телами убитых. Хоть он был и не в силах отменить укоренившуюся варварскую практику, сам факт попытки сделать это говорит за многое [9].

Другие командиры пошли еще дальше по пути благородства. Так, генерал Н.Н. Раевский после боев с шапсугами приказывал собирать тела павших вражеских воинов и складывать их в отдельное место в лагере. После чего он ждал приезда шапсугских парламентеров и, не требуя каких-либо уступок или денежного вознаграждения, отдавал им тела соотечественников со словами: «Я не воюю с мертвыми» [10]. На его благородство шапсуги отвечали: «Мы будем молить Аллаха, чтобы он не оставил твое тело без погребения, если вдруг тебя убьют в сражении» [11]. Свидетелем этого был декабрист Н.И. Лорер.

Наряду с этим, русские командиры пытались искоренить другой более жестокий обычай – истребление женщин, детей и стариков во время штурма горских аулов, что, кстати, крайне трудно было избежать в силу объективных обстоятельств. Одним из таких был служивший в гарнизоне Анапы капитан Несвицкий, который вспоминал следующее: «У меня солдатам один только был строгий приказ, за неисполнение которого я строго наказывал: это не трогать женщин и детей, да больных стариков. И надо сказать правду, что хотя наш солдат во время схватки входит в азарт, забывает всякую дисциплину и опасность для себя и лезет напролом, но ни разу ни один не забывал моего приказания» [12].

Методом смягчения жестокостей Кавказской войны было оказание медицинской помощи раненным в бою горцам, попавшим в плен. Такой подход был альтернативной заменой бытовавшей традиции их добивания. Один из таких эпизодов описан Л.Н. Толстым в рассказе «Набег. Рассказ волонтера». Во время одной их экспедиций поручик Розенкранц пистолетным выстрелом ранил чеченца в ногу и взял его в плен. «Чеченец этот семь недель после этого жил у поручика, и поручик лечил его, ухаживал, как за ближайшим другом, и когда тот вылечился, с подарками отпустил его». Позднее, во время новой экспедиции поручик находился в составе отряда, который, отступая, вел перестрелку с наседавшими горцами. В разгаре боя из их рядов показался какой-то всадник, который, выехав вперед, стал окрикивать поручика по имени, зазывая к себе. Оказалось, это был тот самый вылеченный чеченец. Когда поручик подъехал к нему, они пожали друг другу руки, как кунаки. Стоявшие позади горцы не стреляли в них, пока они обменивались рукопожатиями. Но как только поручик направился обратно к своему отряду, некоторые чеченцы выстрелили по нему, дав промах [13].

Не менее эффективным способом смягчения жестоких реалий Кавказской войны было проявление милосердия к поверженному врагу, пусть даже самому заклятому, вместо бытовавшего обычая умертвлять его после жестоких пыток. Последнее было обусловлено нравами кавказских народов, возводивших кровную месть в священный долг для каждого человека, который он обязан исполнить независимо от своей воли. Поэтому пока твой враг жив, он будет мстить, даже если для этого понадобиться потратить всю жизнь и принести ее в жертву на алтарь мести. В этой ситуации милость к врагу ни к чему не приведет, ибо помилованный противник воспримет ее как слабость и при первом же удобном случае снова начнет непримиримую борьбу.

Однако в ходе Кавказской войны такой подход нередко давал положительные результаты: враг прекращал вражду, ибо проявленное к нему милосердие охлаждало его мстительный пыл, а в некоторых случаях он даже превращался в верного друга, который, рискуя жизнью, приходил на помощь в тяжелых ситуациях, т.к. моральный долг за проявленное к нему милосердие обязывал к этому. Яркой иллюстрацией тому, является прощение генералом П.Я. Ренненкампфом известного вождя осетинских разбойников Акки-Кобисшвили, державшего в страхе и напряжении Военно-грузинскую дорогу. В ходе экспедиции русских войск в Кешельтское ущелье в 1827 г. сопротивление южных осетин было подавлено. Тогда Акка-Кобисшвили, осознавая невозможность дальнейшего сопротивления, решил сдаться на милость победителям. С петлей на шее, свитой из свежих древесных веток, он явился в русский лагерь и, встав на колени перед генералом Ренненкампфом, покрыл свою голову полой его одежды. Таким образом, он давал понять, что вручает свою судьбу великодушию генерала. Ренненкампф решил проявить милосердие к Акке, несмотря на его многочисленные злодейства, и сказал следующие слова: «Именем главнокомандующего дарую тебе жизнь. Теперь можешь идти домой. Я отпускаю тебя на честное слово, что завтра, в эту же пору, ты будешь здесь вместе со всей твоей фамилией» [14]. Акка дал обещание вернуться и сдержал его. Помимо своей семьи, Кобисшвили привел к генералу кешельтских старшин, которые желали присягнуть на верность России. Таким образом, милосердие Ренненкампфа к Акке-Кобисшвили сыграло немаловажную роль в примирении кешельтских осетин с российской властью [15].

Отказ от жестоких обычаев был не пределом процесса развития чувства взаимоуважения у русских и горцев, которое перешло на новую эволюционную ступень, перевоплотившись в форму благородной взаимовыручки. Наиболее часто она проявлялась в эпизодах, где фигурировали медики. Русские врачи часто оказывали помощь горцам, приобретая немалый авторитет и способствуя налаживанию мирных контактов с ними. Яркий случай произошел в одной из казачьих станиц на Кубани, где жил и работал разжалованный за дуэль военный врач. Черкесы часто обращались к нему за помощью. Однажды, казаки привезли в станицу тела бойцов павших в кровопролитной стычке. Осматривая убитых, врач обнаружил среди них пожилого горца со слабыми признаками жизни. Доктор разместил его в своем доме, где вместе с женой лечил и выхаживал, прилагая немало усилий. Когда старик, оказавшийся муллой, поправился, врач отпустил его в горы. Спустя некоторое время к врачу прибыл молодой горец с просьбой приехать и помочь тяжелобольному в отдаленном горном ауле. Когда они прибыли на место, то оказалось, это был тот самый мулла. Однако он был абсолютно здоров, а больным прикинулся только для того, чтобы выманить к себе своего врача-спасителя. Мулла принял его очень гостеприимно, стараясь подольше удержать возле себя. Когда доктор покинул своего бывшего пациента и вернулся в станицу, то застал ее разоренной и безлюдной. Оказалось, что во время его отсутствия черкесы совершили набег, в ходе которого часть жителей истребили, а других увели в горы, спалив всю станицу. В этот момент врач понял, зачем мулла вызывал его к себе в аул: заранее узнав о готовящемся набеге, мулла решил с помощью этой уловки спасти жизнь человека, благодаря которому он сам ее заново обрел [16].

Другая форма благородной взаимовыручки между русскими и горцами проявлялась в виде помощи горянок русским пленникам в совершении побега. Этот сюжет был отражен А.С. Пушкиным, М.Ю. Лермонтовым и Л.Н. Толстым на страницах одноименных произведений «Кавказский пленник», ставших популярными в России. На самом деле эти истории были основаны на реальных событиях, а не на художественном вымысле. Об этом свидетельствуют воспоминания выше упомянутого капитана Несвицкого, который был участником истории более изощренной по своему сюжету, чем произведения великих классиков русской литературы.

Во время нападения натухайцев на Анапу, русские солдаты пленили одного черкесского юношу по имени Амаз. Когда конвой проводил его мимо жены и дочери Несвицкого, Амаз, заметив их сочувствие, стал молить их о помиловании и возвращении домой. Дамы не смогли устоять перед его мольбами и упросили коменданта отпустить юного черкеса в родной аул. Перед уходом из крепости, Амаз заверил своих освободительниц, что никогда не забудет их благородства.

Спустя несколько месяцев, окрестности Анапы стали подвергаться постоянным набегам черкесов, державших гарнизон в непрерывном напряжении. Комендант вынужден был предпринять военную экспедицию в горы для разорения соседних аулов, чтобы хоть как-то охладить воинственный пыл горцев. Во время похода Несвицкий, будучи серьезно раненным, попал в плен к черкесам, которые привезли его в аул, где жил Амаз. Когда последний узнал об этом, он решил помочь мужу своей освободительницы и стал готовить его побег. Но до этого момента он пытался облегчить его участь, подключив к этому делу свою невесту Асю и ее сестру Алису. В течение нескольких месяцев Алиса тайно посещала Несвицкого, принося ему сытную еду (мед, кукурузные лепешки, баранину) и утешая его. Однажды, когда к нему пришли черкесы с требованием выкупа, завязалась словесная перепалка, из-за которой один разозлившийся горец обнажил шашку, чтобы зарубить капитана. Но Амаз ловко отразил его удар и бросился в драку, повалив горца наземь.

Вскоре в ауле начался праздник и Амаз решил, что настало время побега. Во время пиршества Ася подлила в вино сонного настоя и накормила всех собак сонным зельем. Когда черкесы стали засыпать, она прибежала к Несвицкому и, спилив его кандалы, вывела из аула. Затем они дошли до леса, где Ася всучила ему сумку с едой и сказала «Мощный, крепкий горный дух! Тебе поручаю его, укрой его от врагов, этого так хочет сам Аллах и его пророк Магомет! Теперь беги, Ивась, беги скорей и не забудь все, как я тебе говорила. Скажи жене и чернобровой дивчине, что я отплатила им за моего Амаза» [17].

Несколько дней капитан блуждал по лесу, двигаясь к Анапе. Черкесы, в числе которых был и Амаз, неустанно рыскали по всему лесу, в поисках беглеца. Несколько раз они настигали его, но Несвицкий успевал быстро спрятаться, т.к. узнавал об их приближении по свисту Амаза, который таким образом подавал ему условные сигналы. Спустя несколько дней капитан все-таки добрался до Анапы [18].

В заключение стоит отметить, анналы Кавказской войны наполнены не только сценами кровавых сражений, но и многочисленными яркими примерами взаимоуважения соперников, их боевого братства, отказа от жестоких военных обычаев, милосердия к поверженному противнику и благородной взаимовыручки. Это свидетельствует о наличии в русской и кавказкой культурах одинаково почитаемых базовых ценностей и добродетелей: честь, достоинство, мужество, благородство, любовь, дружба, чувство благодарности, милосердия и сострадания. Общие ценности стали залогом преодоления межкультурных противоречий и формирования русско-кавказского единства. Грамотная пропаганда выше указанных фактов среди молодежи как кавказской, так и русской, позволит ей увидеть совершенно другую картину Кавказской войны и ее неоднозначный сложный характер. Это поможет молодежи перезагрузить сознание и выработать идеологический иммунитет, что станет надежным гарантом укрепления русско-кавказского единства.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Лермонтов М.Ю. Измаил-бей // Лермонтов М.Ю. Поэмы. Собр. соч. в 4 томах – Л., 1980. – т.2 – С.135.

2. Дубровин Н. Черкесы (адыге) // Документы и материалы по истории адыгов. – Нальчик, 1991. – Вып.1. – С. 84.

3. Атарщиков Г. «Заметки старого кавказца». О боевой и административной деятельности на Кавказе генерал-лейтенанта барона Григория Христофоровича Засса

4. Там же.

5. Там же.

6. Там же.

7. Акты, собранные Кавказскою археографическою комиссиею. Т.VIII / Под ред. А.П. Берже. – Тифлис, 1881. – С. 651.

8. Лапин В.В. Армия России в Кавказской войне XVIII-XIX вв. – СПб., 2008. – С. 285.

9. Щербина Ф.А. История Кубанского казачьего войска. – Краснодар, 1992. – С. 826.

10. Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. – М., 2001. – С. 212.

11. Там же.

12. Новикова-Зарина Е. Одиннадцать месяцев в плену у черкесов // В плену у горцев. Вып. 5. – Нальчик, 2011. – С. 44.

13. Толстой Л.Н. Набег. Рассказ волонтера

14. Потто В.А. Кавказская война. – М., 2006. – Т.5. – С. 104.

15. Там же.

16. Дегоев В.В. Указ. соч. – С. 230.

17. Новикова-Зарина Е. Указ. соч. – С. 83.

18. Там же. – С. 36-91.

Остахов Анзор Александрович – кандидат исторических наук, доцент кафедры Социологии, общей и юридической психологии ФГАОУ ВПО «Северо-Кавказский федеральный университет» (филиал в г. Пятигорске).

Источник: Материалы Международного форума историков-кавказоведов (14-15 октября 2013 г., г. Ростов-на-Дону) / Отв. ред. Черноус В.В.– Ростов-на-Дону: МАРТ, 2013. – С. 103-113.

ОСОБЕННОСТИ

Поиск по сайту: