ЧЕРКЕСОВ XIV – XIX ВВ

Со времен глубокой древности человек для своей защиты создавал разнообразные оборонительные сооружения. Древний человек находил себе защиту в пещере или на деревьях. Оседлость отдельных человеческих семей привела к укреплению ими своих жилищ. Затем соединение нескольких семей для жительства в одном каком-нибудь пункте имело следствием возникновение укрепленных поселков и городов [1]. Накопление человечеством целого комплекса знаний и навыков в этой области, а также наличие потребности в их практическом использовании, обусловили формирование соответствующего рода человеческой деятельности – фортификационного искусства. В силу объективной действительности фортификационное искусство нашло себе применение в среде многих народов мира, в числе которых были и черкесы.

Фортификационное искусство развивалось в тесной связи с развитием человеческого общества. Поэтому оно всегда испытывало на себе влияние техники градостроительства, при этом не только в конструктивном отношении, но также и в художественном и в архитектурном. С другой стороны на фортификационное искусство, параллельно с техникой градостроительства, оказывало влияние военное искусство. В итоге фортификация, являясь, с одной стороны, отраслью техники, а с другой – военного искусства, отражала на себе уровень развития общества в политическом, экономическом и военном отношениях [2].

Данная концепция использовалась при исследовании фортификационного искусства черкесов.

Согласно свидетельствам многих авторов, посещавших Черкесию в период с XIII – XIX вв., у адыгов не было городов. Они жили в населенных пунктах поселкового типа. В целях удобства, населенные пункты черкесов в данном исследовании будут определяться термином «аул», который использовался многими авторами и был общеупотребительным на всем Северном Кавказе.

Основной принцип устройства черкесского аула можно выразить словами де Монпере: «Если несколько жилищ, рассеянных вдоль и поперек зависят от одного князя или объединены местными условиями и общими интересами, им дают одно название» [3]. Такой аул занимал обширное пространство и более походил на район, чем на деревню, так как дворы находились на значительном удалении друг от друга и были беспорядочно разбросаны [4]. В основе этого лежало то, что «каждый черкес, стремясь жить уединенно, и в своем владении выбирает подальше от соседа место для жилья» [5]. Развивая эту идею, Д. Лонгворт высказал следующее: «…изоляция вызвана самым гористым и пересеченным характером этого края, благоприятствующим этому ревнивому стремлению к независимости, которое заставляет каждого человека предпочитать быть монархом на своем собственном клочке земли, чем стать членом взаимозависимого сообщества» [6]. Количество дворов в составе каждого аула могло быть самым разным, от нескольких единиц до нескольких десятков [7].

Для более полного представления о черкесском ауле приведем описание одного из них, сделанное Д. де Монпере: «Деревня Адербей тянется вдоль ручья того же названия; она самая красивая и самая большая в этой части Черкесии и построена в принятой в этой стране манере, то есть жилища разбросаны далеко друг от друга среди деревьев, каждое в центре своих плантаций и полей, а не образуя компактную деревню, к какой мы привыкли в Европе. … Адербей занимает большую часть ущелья Мерхотхи… Берега этой реки, текущей в небольшом углублении земли среди полей и лугов на выходе из ущелья Мерхотхи, усыпаны жилищами, разбросанными среди огражденных участков...» [8]. По сведениям Бларамберга подобные поселения тянулись на 15 – 20 верст [9].

Двор, как структурная единица черкесского аула, имел свои особенности, которые были связаны с тем, что господствующим типом семейной ячейки у черкесов в период с XVI – XIX вв. была большая патриархальная семья (семейная община), численность которой колебалась от 20 до 100 человек [10]. Учитывая данное обстоятельство, Т. Лапинский в целях определения ввел термин – «фамильный двор». В каждом таком дворе жили все представители одной фамилии (семьи): родители, все их сыновья (женатые и неженатые) и незамужние дочери. Если у них были рабы, то они, независимо от их численности, тоже жили в его составе. Поэтому часто количество жителей одного фамильного двора было от 20 до 100 человек, а иногда и больше [11].

Каждый двор обносился высоким и хорошо сплетенным забором, сверху которого был терновник. В центре двора располагалась пустая площадь, с одной стороны которой полукругом стояли сакли, а с другой – загоны для мелкого и крупного рогатого скота.

В середине саклей находилось главное здание (юнэ-шуа), где жил глава семейства со своей женой и детьми, не достигшими еще 12 лет. В остальных саклях проживали уже взрослые дети. Каждый женатый сын имел собственную саклю для себя и своей семьи. Взрослые, но еще незамужние дочери также жили отдельно от родителей. Все сакли были обращены фасадом к середине площади. Таким образом, во дворе многочисленного семейства располагалось 12-15 саклей.

Сзади саклей размещались амбары, кладовые и отгороженные стога сена и соломы. Загоны для рогатого скота и навесы для домашней птицы делались плохо защищенными от погодных условий. К каждой сакле была пристроена маленькая конюшня для 5-6 лошадей, но она отделялась от жилого помещения легкой перегородкой. Дверь стойла запиралась изнутри сакли. Это позволяло черкесу, не выходя во двор, быстро сесть на коня и выехать прямо в бой, а его семье – удалиться в безопасное место, взяв при этом самое необходимое и ценное имущество.

Огороды и фруктовые сады были особо огорожены и примыкали к двору [12].

Вне пределов двора – на расстоянии от 50 до 100 шагов – располагалась сакля для гостей (хадши-юнэ). В ней никто не жил и она предназначалось только для гостей. Даже самый бедный черкес всегда строил такую саклю.

Если черкес владел одной или несколькими семьями рабов, то их дворы были построены вблизи его двора. При этом «дворы рабов и князей ничем не отличаются» [13].

Конструкция жилищ черкесов то же представляет интерес для целей данного исследования.

И.Ф. Бларамберг четко охарактеризовал их: «Жилища горцев построены сообразно их климату, с помощью конструкций и материалов, которые производят сами жители этой страны» [14]. «Жилища черкесов очень просты и облегченной конструкции; их дома «сакли» строятся в форме параллелограмма, в основании которого стоят толстые столбы, связанные вместе поперечинами, а между ними пространство перекрывается плетеными стенами, которые обмазываются с обеих сторон; крышу делают из соломы или камыша» [15]. Образно он называет такие жилища «большими корзинами» [16]. Для плетения стен кабардинцы использовали ветки различных деревьев, а кубанские черкесы – ивовые прутья. Камыш и солома, для сооружения крыш, использовались в связи с тем, что глина была недостаточно прочной для создания плоских крыш [17].

Черкесские поселения, несмотря на свою простоту, обладали немалыми фортификационными средствами защиты.

Условно их можно разделить на две группы: естественные – разнообразные неровности ландшафта, созданные природой и используемые черкесами в качестве средств защиты; искусственные – разнообразные сооружения, созданные самими черкесами.

При этом средства защиты аулов восточных и западных адыгов несколько отличались. В основном эти отличия были вызваны к жизни различными природными условиями мест проживания адыгских племен.

Кабардинцы возводили свои поселения преимущественно на равнинах и только частью в ущельях [18]. Многочисленные узкие и труднодоступные ущелья горных районов Кабарды служили для жителей аулов местом убежища в случае опасности [19].

В целях обороны, поселения строились в форме круга или прямоугольника, образованного жилыми домами, а в центре были хозяйственные помещения и общий скотный двор.

Иногда поселения обносились оградой, разнообразной по своей конструкции. Один вид ограды состоял из двух рядов плетней, пространство между которыми засыпалось землей и камнями [20]. Другой из высокого плетня, с наружной стороны которого была земляная насыпь высотой в человеческий рост. Большие поселения кабардинцы ограждали глубоким рвом, а на земляные насыпи с внутренней стороны устраивали массивные деревянные туры [21]. Такие населенные пункты имели только один вход и выход.

В небольших поселениях такие фортификации не создавались. Вместо них с обоих концов аула сооружались две караульные башни, на которых жители по очереди несли дозор. Эти башни делались из плетня, обмазанного глиной [22].

Фортификации западных черкесов отличались от кабардинских по своей конструкции и характеру.

Территория шапсугов была покрыта обширными лесными и горными массивами, поэтому они умело пользовались ими в целях защиты от неприятеля. Их аулы располагались в диких и неприступных местах – в горных ущельях или в глубине лесов, часто среди непроходимых болот [23]. Под сельскохозяйственные плантации, шапсуги отводили участки в центре леса, которые предварительно очищали с помощью выжигания и делали пригодными для посевов [24]. По свидетельствам современников, передвигаться по их земле без проводника было практически невозможно [25].

Представители других племен, живших на более открытой местности, размещали свои поселения рядом с лесом, который служил убежищем для женщин, детей и скота во время вражеских нападений. При этом часто сакли черкесов тесно примыкали к лесному массиву [26].

Аулы кубанских черкесов всегда располагались вдоль изгибов рек, которые служили им одновременно источником воды и средством защиты. Выполняя функции средства защиты, река играла роль естественного рва, наполненного водой [27]. В случае опасности нападения врага черкесы заваливали брод через реку большими колодами, чтобы затруднить ему переправу. Это позволяло выиграть дополнительное время для эвакуации жителей [28].

Западные адыги, так же как и восточные (кабардинцы), для защиты своих поселений использовали ограды. Но по своей конструкции они были совершенно иного характера. Такая ограда представляла собой палисадник, состоявший из одного ряда тесно расположенных и сплетенных друг с другом деревьев [29]. Каждая черкесская семья обносила таким палисадником только свой участок. В центре каждого сектора этого участка отдельно росло одно высокое и раскидистое дерево [30].

По своему назначению такой палисадник был многофункциональным.

Джиованни де Лукка, посетивший Черкесию в XIV в., писал по этому поводу, что «Они окружают их сплетенными одно с другими деревьями, чтобы таким образом затруднить въезд татарской коннице. Черкесы часто с последней сражаются, так как не проходит года, в который бы татары... не произвели на их страну какого-нибудь набега...» [31].

Находившийся среди черкесов в 1830 году Э. Спенсер, отмечал, что эти палисадники использовались ими для маскировки своих поселений: «Подобно черкесам, татары скрывают свои маленькие жилища позади насыпями или тесными деревьями; и, если бы не бесчисленные стада животных, пасущихся в полях, и мужчины и женщины, занятые различными сельскохозяйственными занятиями, путешественнику было бы невозможно обнаружить, что он находится по соседству с человеческим жильем» [32].

Палисадниковая ограда возводилась черкесами в том случае, если в ближайших окрестностях их аула отсутствовал лес [33].

Помимо палисадников, некоторые западно-адыгские племена для защиты своих поселений использовали фортификации иного рода. Так к примеру, темиргоевцы создавали ограду состоящую из двойного ряда больших перекрещенных кольев, внутреннее пространство между которыми наполовину заполнялось землей, а сверху закладывался терновник, наполнявший остальную пустоту. По сведениям академика Г.-Ю. Клапрота, данный вид фортификации очень эффективно служил темиргоевцам для защиты собственных поселений от постоянных набегов убыхов и тубинцев, проживавших неподалеку в горах [34].

При создании различных фортификаций, черкесы умело использовали неровности природного ландшафта. Например, представители западно-адыгских племен, проживавшие в горных и лесистых местах на путях к своим аулам сооружали довольно прочные плетневые укрепления с воротами, задвинутыми изнутри засовом и высокой караульной башней с сигнальным костром. Данное сооружение возводилось на отдаленном расстоянии от поселения. При нападении противника черкесы, бывшие в карауле, сначала разжигали костер на башне, чтобы подать жителям аула сигнал к эвакуации в безопасное место. После чего, расположившись на своих баррикадах, они начинали обстреливать противника, тем самым, удерживая его на время необходимое для эвакуации жителей. Затем черкесы оставляли укрепление и быстро скрывались [35].

Наряду с выше перечисленными средствами защиты, шапсуги делали различные выходы в своих жилищах, чтобы в случае нападения с одной стороны спастись через противоположно направленный выход [36].

Исходя из выше изложенного материала, можно сделать следующий вывод. Низкий уровень общественного развития черкесов оказывал непосредственное влияние на технику их градостроительства, что в свою очередь обусловило столь же низкий уровень развития их фортификационного искусства. В связи с этим, главным фактором, определявшим конструктивные особенности черкесских фортификаций, были природные условия окружающей среды. Поэтому фортификационное искусство черкесов можно охарактеризовать как первобытные.

Рассмотрев влияние одного фактора на фортификационное искусство черкесов, необходимо рассмотреть влияние другого, а именно военного искусства. Для этого нужно ответить на вопрос: какую функцию выполняли фортификации в системе обороны черкесских аулов?

В общих чертах, И. Бларамберг охарактеризовал систему обороны черкесских аулов следующим образом: «…сообразно их способу войны, они прятались при приближении русских отрядов в лесах и в горах, а те лишь разрушали и жгли их пустые аулы…» [37]. Другими словами, все действия черкесов в данной ситуации были направлены на быструю эвакуацию жителей аула в безопасное место. При этом фортификации во многом способствовали этому: они затрудняли движение противника, тем самым замедляя его скорость и высвобождая дополнительное для эвакуации время.

Но довольно часто бывали случаи, когда противнику удавалось напасть на черкесский аул внезапно и, полностью окружив его, перекрыть все пути к отступлению. В этом случае, по свидетельству Т. Лапинского, «происходит обыкновенно кровавая драма. Мужчины, женщины и дети бросаются с неистовыми криками из домов и стараются воспрепятствовать врагу проникнуть во двор. О сдаче и покорности не может быть и речи. Смысл этого слова адыг даже не понимает, и каждый, без различия пола, защищается до тех пор, пока он может еще двигать хотя бы одним членом. Русская пехота стреляет среди этого смятения и старается пробить забор и выломать ворота. Если враг ворвался во двор, то в домах и вокруг них начинается неистовый бой. Жители защищаются отчаянно и почти всегда взятие приступом нескольких мазанок стоит русским значительных жертв. Очень редко бывают взяты пленные, потому что озлобленный солдат не дает пощады даже женщинам и детям, и легче схватить голыми руками дикую лесную кошку, чем десятилетнего абазского ребенка. Иногда, однако, появляется помощь и спасение, ибо на неистовый шум к месту боя сбегаются все соседи и нападают на врага со всех сторон» [38]. В подобных случаях фортификации играли роль баррикад, облегчавших черкесам ведение боя и позволявших им наносить противнику большой урон.

Из этого следует вывод, что черкесские фортификации в конструктивном плане, помимо выше указанного фактора, обусловливались функциями, которые они выполняли в системе обороны адыгских аулов.

Фортификационное искусство черкесов было довольно простым, что с одной стороны обусловливалось низким уровнем развития техники их градостроительства, а с другой – особенностями их военного искусства, но при этом оставалось достаточно эффективным, чтобы исполнять возлагаемые на него функции.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Яковлев В.В. История крепостей. – М.-СПб., 2000. – С.9.

2. Там же. – С.10.

3. Дюбуа де Монпере. Путешествие вокруг Кавказа. – Нальчик, 2002. – С.142.

4. Бларамберг И. Кавказская рукопись. – Ставрополь, 1992. – С.70.

5. Дюбуа де Монпере. Указ. соч. – С.142.

6. Дж. А. Лонгворт. Год среди черкесов // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII – XIX вв. / Сост., ред. переводов, введ. и вступ. ст. к текстам В.К. Гарданова. – Нальчик, 1974. – С.544.

7. Фонвиль А. Последний год войны Черкесии за независимость 1863-1864 гг.: Из записок участника-иностранца. – Нальчик, 1991. – С.11.; Спенсер Э. Путешествия в Черкесию. – Майкоп, 1994. – С.49.

8. Дюбуа де Монпере. Указ. соч. – С.102-103.

9. Бларамберг И. Указ. соч. – С.115.

10. Дзамихов К.Ф. Адыги в политике России на Кавказе (1550-е – начало 1770-х гг.). – Нальчик, 2001. – С.73.

11. Лапинский Т. (Теффик-бей). Горцы Кавказа и их освободительная борьба против русских. – Нальчик, 1995. – С.78.

12. Там же. – С.109-110

13. Там же. – С.110.

14. Бларамберг И. Указ. соч. – С.31.

15. Там же. – С.69.

16. Там же. – С.31.

17. Там же. – С.31.

18. Ногмов Ш.Б. История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев. – Нальчик, 1982. – С.53.

19. Бларамберг И. Указ. соч. – С.121.

20. Аталиков В.М. Культура народов Кабардино-Балкарии. – Нальчик, 2000. – С.94.

21. Кокиев Г.А. Военное воспитание у кабардинцев в прошлом // История Кабардино-Балкарии в трудах Г.А. Кокиева (Сборник научных статей и документов). – Нальчик, 2005. – С.476.

22. Бларамберг И. Указ. соч. – С.70

23. Дубровин Н. Черкесы (адыге) // Документы и материалы по истории адыгов. – Нальчик, 1991. – Вып.1. – С.182

24. Тэбу де Мариньи. Путешествие по Черкесии. – Нальчик, 2002. – С.52.

25. Ногмов Ш.Б. Указ. соч. – С.52.

26. Дюбуа де Монпере. Указ. соч. – С.142. / Тэбу де Мариньи. Указ. соч. – С.53.

27. Спенсер Э. Указ. соч. – С.31.

28. Потто В.А. Кавказская война. – Москва, 2006. – Т.2. – С.454.

29. Джиованни де Лукка. Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин Жана де Люка, монаха Доминиканского ордена. 1625 // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII – XIX вв. / Сост., ред. переводов, введ. и вступ. ст. к текстам В.К. Гарданова. – Нальчик, 1974. – С.71.

30. Дюбуа де Монпере. Указ. соч. – С.102-103, 108.

31. Джиованни де Лукка. Указ. соч. – С.71.

32. Спенсер Э. Указ. соч. – С.30.

33. Дюбуа де Монпере. Указ. соч. – С.108.

34. Генрих-Юлиус Клапрот. Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в 1807-1808 гг. // Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII – XIX вв. / Сост., ред. переводов, введ. и вступ. ст. к текстам В.К. Гарданова. – Нальчик, 1974. – С.240.

35. Потто В.А. Указ. соч. – Т.2. – С.454.

36. Дубровин Н. Указ. соч. – С.182; Ногмов Ш.Б. Указ. соч. – С.52.

37. Бларамберг И. Указ. соч. – С.52.

38. Лапинский Т. Указ. соч. – С.164-165.

Источник: Вопросы южнороссийской истории. – Вып.14. – Москва-Армавир: ОАО «Армавирское полиграфпредприятие», 2008. – С.35-42.

Поиск по сайту: