С.Н. Булгаков о божественном всемогуществе и тварной свободе

Близкие в некоторых отношениях к точке зрения Бердяева воззрения на взаимосвязь автономности и теономности развивает С.Н. Булгаков (1871-1944). Он пишет, в частности, о том, что существенную роль в судьбах мира играет «соединение божественного всемогущества с тварной свободой». «Для окончательного соотворения мира нужно скрепить эти обе основы – Божественное всемогущество и тварную свободу, нерушимо охраняемую Божественной любовью, в одно неразрывное целое и тем окончательно согласовать божеское и человеческое. Это соединение двух естеств и произошло во Христе, истинном Боге и совершенном человеке» (Свет невечерний: Созерцания и умозрения. М., 1994, c. 352). Сходны взгляды Булгакова и Бердяева на рассматриваемую проблему, на наш взгляд, еще в одном отношении. Бердяев ведь все время говорит о том, что свобода человека имеет своим истоком не только Бога, но и бесконечность, «бездну», безосновность. «Свобода, - подчеркивает он, - связана с бесконечностью бытия, бесконечностью жизни, с бездной бытия … Свобода связана с бесконечными потенциями духа» (Философия свободного духа, c. 94). В другом месте он прямо утверждает, что существует «несотворенная свобода», что «первичная свобода … находится … вне Бога. Первичная свобода вкоренена в ничто, в меоне» (Самопознание, c. 176). В свою очередь Булгаков, обсуждая творение Богом «из ничего», приходит к необходимости развести понятия абсолютного небытия и относительного небытия (ничто и нечто, или укона и меона). По Булгакову, мир творится Богом именно из абсолютного небытия (укона). Так вот это абсолютное небытие, ничто, укон каким-то загадочным образом присутствует в тварном мире. Эта «тьма кромешная», «голая потенциальность» есть некое «подполье тварности» (Свет невечерний, c. 165). Таким образом, тварный мир изначально двойствен, он есть бытие-небытие. «Положительная основа бытия есть, прежде всего, мир божественных идей, Бог в творении; эти идеи всеменены в ничто, в беспредельность; и последняя становится основой самостоятельного бытия в его независимости и свободе …» (там же, c. 180). Итак, истоком свободы и у Бердяева, и у Булгакова является ничто (правда, у Бердяева – меон, а у Булгакова – укон). Но дальше, на мой взгляд, пути Бердяева и Булгакова расходятся. Если у Бердяева свобода человека заключается и в выборе между добром и злом, и в слиянии с добром (низшая и высшая свобода). То Булгаков склонен характеризовать свободу отрицательно. Так, он пишет: «То, что тварь сознает в себе как задачу творчества, вложено в нее Богом … свобода твари именно и выражается в осуществлении или неосуществлении потенций своего бытия. Поэтому свобода твари существенно связана с ущербностью ее бытия. Поскольку мир бытийными корнями своими погружен в Бога, он чужд свободы … поскольку он тварен и погружен в ничто, он стоит под двусмысленным знаком категории возможности, выбора, многообразия» (там же, c. 180). И далее: «Свобода твари упирается в ничто как свою основу: призвав к бытию ничто, божественная мощь сама себя ограничила, дала место твари. Божественное самоистощание в пользу тварного ничто и образует положительную основу тварной мощи и свободы. Божие всемогущество и вседержительство очерчивают круг нарочитого своего бездействия как область тварной свободы. Актом божественного смирения – любви к твари неколебимо утверждается сфера ее свободы и мощи» (там же, c. 181). Здесь, как видим, баланс между Богом и человеком, теономией и автономией уже нарушается в пользу Бога и теономии. «Свобода дарована твари» Богом, но, как показано тем же Бердяевым (да и Достоевским), - это опасный путь, который может привести человека в царство Великого Инквизитора. «Тварная свобода, - читаем у Булгакова, - распространяется лишь на различие способов или путей мировых задач, но не на самое существо творения, - ей не дано погубить или даже существенно испортить творение. Бог создал мир наверняка, с безошибочной верностью, а не гадательною только возможностью успеха или неуспеха, иначе бессильным и несовершенным оказался бы его Создатель … Для Божества остается прозрачна и человеческая свобода, открыто будущее, нет в нем разных возможностей, а есть только действительность, реальные судьбы твари» (там же, c. 184). Впрочем, Булгаков полагает, что «этим нисколько не отрицается и не умаляется реальность свободы в ее подлинной области, ибо она всецело принадлежит временному тварному миру и неразрывно связана с необходимостью, т.е. ограниченностью твари, ее неабсолютностью» (там же).

Поиск по сайту: