Однообразие, “круговращение” жизни

Прежде всего, среди причин, превращающих земную жизнь человека в суету сует, указывается ее однообразие, постоянное повторение одного и того же, “круговращение” (“однозвучный жизни шум”). Обратимся вновь к Екклесиасту. “Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем?” – спрашивает он. И приходит к выводу, что труды эти бесплодны, ибо ничего не меняют “под солнцем”. Все на земле остается как было, все повторяется: “Род проходит, и род приходит, а земля пребывает вовек. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь … Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем” (Еккл. 1. 3-7, 9).

Русский философ Е.Н. Трубецкой, написавший очень интересную книгу по проблеме смысла жизни человека, прямо заявляет, что “с тех пор, как человек начал размышлять о жизни, - жизнь бессмысленная всегда представлялась ему в виде замкнутого в себе порочного круга. Это – стремление, не достигающее цели, а потому роковым образом возвращающееся к исходной точке и без конца повторяющееся” (Смысл жизни. Антология. М., 1994, с. 266). Он напоминает при этом, что самые жестокие и страшные наказания у древних греков сводились как раз к непрестанному повторению одних и тех же мучительных действий. Вращается на огненном колесе Иксион; вкатывает на вершину горы громадный камень, тут же срывающийся вниз, Сизиф; льют, льют и льют воду из кувшинов в бездонную бочку Данаиды; поднимаются, убегая от голодного Тантала, отягченные плодами ветви, чтобы вновь опуститься и манить, утекает и вновь приближается, почти касаясь его иссохших губ, вода. Напрасные, бесконечные усилия, бесцельный, непрерывный труд, бессмысленное бытие… Подобные образы мук, адских мук, указывает Е.Н. Трубецкой, можно найти и у христианских авторов. В качестве примера он указывает на одно из “видений” шведского мистика Э. Сведенборга: находящийся в аду Ж. Кальвин вечно пишет книгу о предопределении. Каждый написанный им лист этой книги проваливается в бездну, поэтому Кальвин обречен все начинать вновь. И так без конца. “В аду, - утверждает Евгений Трубецкой, - вечное повторение, не достигающая конца и цели работа: поэтому даже самое разрушение там – призрачно и принимает форму дурной бесконечности, безысходного магического круга” (указ. соч., с. 267).

Здесь можно было бы привести множество весьма красочных образцов укорененности такого ада (“ада круговращения”) в самой природной и социальной действительности. Трудно спорить также и с тем, что непрестанное повторение одного и того же ввергает человека в скуку, убеждает его в бессмысленности бытия. Весьма показательные рассуждения на этот счет мы находим в дискуссии Ивана Карамазова с пригрезившимся ему чертом. Когда черт рассказывает Ивану об адских муках, то начинает оперировать гигантскими расстояниями и временами (“квадриллион километров”, “биллион лет”. Иван, пытаясь указать на абсурдность разглагольствований черта, говорит о неосуществимости таких непредставимо огромных величин. Тогда черт отвечает ему: “Да ведь ты думаешь все про теперешнюю землю. Да ведь теперешняя земля, может, сама биллион раз повторялась; ну, отживала, леденела, трескалась, рассыпалась, разлагалась на составные начала, опять вода, яже бе над твердию, потом опять комета, опять солнце, опять из солнца земля – ведь это развитие, может, уже бесконечно раз повторяется, и все в одном и том же виде, до черточки. Скучища неприличнейшая …” (Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. М., 1997, с. 659).

И, все-таки, следует иметь в виду, что “вечное возвращение” далеко не для всех является символом скуки и бессмысленности. Так, например, можно, подобно Ф. Ницше, видеть смысл жизни человека в том, что он своей деятельностью воссоздает, возрождает, возвращает свою собственную жизнь со всеми ее победами и поражениями. В вечном круговращении можно усмотреть даже нечто успокоительное и утешительное. Действительно, оно гарантирует возвращение всего: весны, молодости, радостей. Можно в духе мифа о вечном возвращении, характерного для традиционного общества, усмотреть смысл жизни человека в его стремлении быть таким, какими были те “архетипические существа”, действия которых он непрерывно повторяет. И все же, все же… Человек, живущий в “зацикленном” космосе, слишком уж похож на Сизифа, осужденного на вечное повторение одного и того же деяния. Впрочем, А. Камю утверждал, что даже Сизифа “следует представлять себе счастливым”. Возможно, он прав. По крайней мере, нечто героическое в Сизифе, несомненно, присутствует. Тем не менее, следует признать правоту Е.Н. Трубецкого, подчеркивающего, что жизнь человека, являющаяся бесконечно повторяющимся звеном мира вечного возвращения, оскорбительно похожа на нескончаемое вращение белки в колесе. Отличие этого человека от белки состоит только в том, что он обладает умом, способным сознавать свое унижение, и сердцем, способным страдать и мучиться…

Поиск по сайту: