ГЛАВА 8. Следующей ночью я сразу же направился на Джексон‑сквер

Следующей ночью я сразу же направился на Джексон‑сквер.

Холодный воздух с севера в конце концов добрался до Нового Орлеана и принес с собой леденящий ветер. Зимой этого можно ожидать в любой момент, хотя бывали годы, когда ничего подобного не случалось. Я заглянул в свою квартиру на верхнем этаже, чтобы надеть плотное шерстяное пальто. Тот факт, что моя потемневшая кожа способна испытывать подобные ощущения, приводил меня в небывалый восторг.

Несколько туристов, невзирая на погоду, отважились посетить все еще открытые кафе, расположенные рядом с собором. Машины с шумом проносились мимо. Старое, обшарпанное Кафе дю Монд было битком набито посетителями.

Его я увидел сразу же. Вот удача!

Ворота на площадь заперли на цепь, как с некоторых пор всегда делали на закате, – жуткое неудобство, – и он ждал снаружи, у собора, беспокойно оглядываясь по сторонам.

Прежде чем он меня заметил, я успел рассмотреть его: немного выше меня, что‑то около шести футов двух дюймов, прекрасно сложен, как я и запомнил. Насчет возраста я оказался прав: телу было не больше двадцати четырех лет. Он облачился в очень дорогую одежду – отличного покроя плащ на меху и плотный алый кашемировый шарф.

Увидев меня, он вздрогнул и весь напрягся от волнения и безумного восторга. Лицо исказилось в отвратительной сияющей улыбке. Бесплодно стараясь скрыть панический страх, он уставился на меня, пристально следя за тем, как я приближаюсь к нему медленным человеческим шагом.

– Ах, да вы и вправду вылитый ангел, месье де Лионкур, – переводя дух, прошептал он, – и как вам идет загар! Что за приятная перемена! Простите, что не упомянул об этом раньше.

– Итак, вы здесь, мистер Джеймс, – сказал я, поднимая брови. – Так в чем состоит ваше предложение? Вы мне не нравитесь, поэтому говорите быстрее.

– Не грубите так, месье де Лионкур, – ответил он. – Поверьте, оскорбляя меня, вы совершаете чудовищную ошибку.

Да, голос совсем как у Дэвида. Скорее всего, одно и то же поколение. И, без сомнения, что‑то индийское.

– В этом вы абсолютно правы, – сказал он. – Я тоже много лет провел в Индии. Плюс какое‑то время в Африке и Австралии.

– Значит, вы с легкостью читаете мои мысли?

– Не так легко, как кажется, а теперь, возможно, не смогу вовсе.

– Я убью вас, если вы немедленно не скажете, как вам удавалось выслеживать меня и что вам нужно.

– Вы знаете, что мне нужно. – Он едва слышно хохотнул – мрачно и настороженно. Потом взгляну на меня и тут же отвел глаза. – Вы все поняли по рассказам, но здесь, на морозе, я разговаривать не могу. Здесь еще хуже, чем в Джорджтауне, – кстати, там я и живу. Я надеялся сбежать от холодов. И зачем вы потащили меня в Лондон и Париж в такое время года? – Новый приступ сухого, беспокойного смеха. Видимо, он не мог смотреть на меня долее минуты, словно на ослепительный свет. – В Лондоне стояли жесточайшие морозы. Я ненавижу холода. Но ведь здесь же тропики? А вот вам все снятся сентиментальные сны про зимний снег!

От последнего замечания я чуть не лишился дара речи и далее не успел скрыть свои чувства. На мгновение меня охватила ярость, но я сумел совладать с собой.

– Идемте в кафе. – Я указал на старый Французский рынок по другую сторону площади и поспешил вперед по мостовой. Я был слишком взволнован и сбит с толку, чтобы рисковать, продолжая разговор.

В кафе было чрезвычайно шумно, но тепло. Я прошел в самый дальний от двери угол, заказал нам обоим по чашки кофе с молоком и замер в напряженном молчании, разглядывая липкую поверхность маленького столика и краем глаза мрачно следя за тем, как он, дрожа с ног до головы, взволнованно размотал красный шарф, потом надел его снова, стянул тонкие кожаные перчатки, засунул их в карманы, затем вытащил, надел одну из них, другую положил на стол, снова схватил ее и натянул на вторую руку.

В нем определенно было что‑то жуткое – неискренний, нервный, цинично хихикающий дух внутри пленительного молодого тела. Но я не мог отвести от него глаз. Зрелище доставляло мне поистине дьявольское наслаждение. И, думаю, он это знал.

За безупречно красивым лицом скрывался провокационный ум. Он заставил меня осознать, как нетерпим я стал к любому, кто действительно молод.

На столике перед нами появился кофе, и я взял в руки теплую чашку, направив струю пара себе в лицо. Он смотрел на меня большими чистыми карими глазами, словно это я его загипнотизировал, и пытался спокойно выдерживать мой взгляд, что давалось ему с большим трудом. Восхитительный рот, красивые ресницы, отличные зубы.

– Черт возьми, да что с вами такое? – спросил я.

– Вы прекрасно знаете. Вы обо всем догадались. Я не в восторге от этого тела, месье де Лионкур. Понимаете, у похитителя тел встречаются свои маленькие трудности.

– Так вот чем вы занимаетесь?

– Да, похититель тел высшего класса. Но разве вы не знали этого, когда согласились встретиться со мной? Простите мне мою неловкость. Большую часть жизни я был худым, если не сказать тощим. Никогда не отличался хорошим здоровьем. – Он вздохнул, и на секунду молодое лицо подернулось печалью. – Но эту страницу я перевернул, – с неожиданным стеснением добавил он. – Из уважения к вашему высочайшему сверхъестественному интеллекту и обширному опыту позвольте побыстрее перейти к делу...

– Ты надо мной не издевайся, гаденыш, – едва слышно произнес я. – Будешь играть со мной в свои игры, я медленно разорву тебя на куски. Я же сказал, ты мне не нравишься. И титул, который ты себе присвоил, мне тоже не нравится.

Он заткнулся и совершенно успокоился. Может быть, он потерял присутствие духа или же застыл от ужаса. Мне показалось, что его страх внезапно сменился холодной яростью.

– Ладно, – тихо ответил он ровным, без тени безумия голосом. – Я хоту обменяться с вами телами. Хочу получить ваше тело на неделю. Заботу о том, чтобы вам досталось вот это тело, беру на себя. Оно молодое, совершенно здоровое, да и внешне вам, насколько могу судить, понравилось. Если желаете, я покажу вам медицинские справки. Непосредственно перед тем, как я получил его в свое распоряжение – или же украл его, – оно прошло тщательное обследование. Оно довольно сильное – это видно. Да, сильное, удивительно сильное...

– Как вы это делаете?

– Мы сделаем это вместе, месье де Лионкур, – очень вежливо ответил он, с каждой фразой его голос становился все любезнее и любезнее. – В случае с таким созданием, как вы, о краже тела и речи быть не может.

– Но вы пытались, да?

Он посматривал на меня, не зная наверняка, как лучше ответить.

– Но меня нельзя в этом винить, не так ли? – сказал он умоляющим тоном. – Я же не обвиняю вас в том, что вы пьете кровь. – Произнося слово «кровь», он улыбнулся. – Но на самом деле я просто старался привлечь ваше внимание, что оказалось нелегкой задачей. – Он казался задумчивым, очень искренним. – К тому же на определенном уровне – вне зависимости от того, насколько глубоко он скрыт, – всегда необходимо сотрудничество.

– Хорошо, – ответил я, – но какова механика этого дела, если я не слишком грубо выражаюсь. В чем заключается сотрудничество? Объясните подробнее. Я не верю, что это получится.

– Да ладно вам, конечно верите, – он произнес эти слова мягко, как терпеливый учитель. И казался мне едва ли не воплощением Дэвида, но без его энергии. – Как же иначе я раздобыл бы это тело? – Он сопроводил свои слова соответствующим жестом. – Мы встретимся в подходящем месте. Потом поднимемся над нашими телами, что вы прекрасно умеете и так красноречиво описали в ваших книгах, а затем вступим во владение телами друг друга. Ничего сложного здесь нет – только мужество и сила воли. Он поднял чашку – его рука сильно дрожала – и выпил большой глоток горячего кофе. – Для вас это проверка мужества, больше ничего.

– И как я зацеплюсь в новом теле?

– Некому будет вас вытолкнуть, месье де Лионкур. Это совсем не то, что одержимость. Нет, одержимость – настоящая битва. Входя в это тело, вы не встретите ни малейшего сопротивления. Вы можете оставаться там, пока не пожелаете уйти.

– Это чересчур загадочно! – воскликнул я с заметным раздражением. – Я знаю, на эту тему написаны тома, но что‑то здесь не...

– Позвольте мне изложить вам все по порядку, – предложил он, понизив голос. – Это научный вопрос, но ученые умы пока что не до конца его сформулировали. Мы располагаем лишь мемуарами поэтов и искателей оккультных приключений, которые не в состоянии отчетливо проанализировать все, что с ними произошло.

– Вот именно. Как вы сказали, я покидал свое тело, но я не знаю, что конкретно со мной происходит. Почему тело не умирает, если его покинуть? Непонятно.

– Душа, как и мозг, состоит из множества частей. Вы, безусловно, знаете, что ребенок может родиться без мозга, но тело не умрет, если у него есть так называемый ствол головного мозга.

– Жуткая мысль.

– Уверяю вас, это случается сплошь и рядом. Жертвы несчастных случаев, получив тяжелейшие мозговые травмы, продолжают дышать и даже зевают во сне, поскольку нижний мозг не задет.

– И вы можете вселиться в такое тело?

– О нет, чтобы окончательно вселиться, мне нужен здоровый мозг, все клетки должны нормально функционировать, чтобы иметь возможность удержать вторгающийся разум. Обратите внимание, месье де Лионкур. Мозг не есть разум. Но мы опять‑таки говорим не об одержимости, но о бесконечно более тонкой работе. Позвольте я продолжу.

– Давайте.

– Я говорил, что душа, как и мозг, состоит из нескольких частей. Самая крупная часть – личность, индивидуальность, сознание, если хотите, – может высвобождаться и путешествовать; но в теле остается небольшая остаточная душа. Она поддерживает жизнь освободившегося тела, так сказать, ибо в противном случае освобождение, естественно, означало бы смерть.

– Понимаю. Остаточная душа поддерживает ствол мозга – это вы хотите сказать?

– Да. Покидая собственное тело, вы оставляете там часть своей души. Оказавшись в другом теле, вы обнаружите в нем маленькую остаточную душу. Именно ее я нашел и в этом теле, когда овладел им. Эта душа охотно и автоматически сольется с любой душой более высокого порядка. Без нее она чувствует себя неполноценной.

– А когда наступает смерть, уходят обе души?

– Точно. Обе души уходят вместе, остаточная душа и более крупная душа, тогда тело становится безжизненной оболочкой и начинается процесс разложения. – Он сделал паузу, наблюдая за мной с прежним искренним, как казалось, терпением, а потом добавил. – Поверьте, реальная смерть обладает намного большей силой. В том, что мы собираемся сделать, нет абсолютно ничего опасного.

– Но раз эта остаточная душа, черт возьми, так восприимчива, почему я, при моей‑то силе, не могу вытеснить из кожи какую‑нибудь смертную душонку и завладеть телом?

– Потому что крупная душа, сама того не сознавая, потребует свое тело назад, месье де Лионкур. Она не прекратит попыток вернуть тело. Души не любят существовать вне тела. Даже если остаточная душа примет чужака, она всегда узнает ту душу, частью которой когда‑то была. И если разразится битва, то она выберет именно ее. И даже смятенная душа способна отчаянно бороться за возвращение своей смертной оболочки.

Я не ответил, но, несмотря на свои подозрения и твердое намерение не терять бдительности, находил, что его слова не лишены логики.

– Одержимость – это кровавая схватка, – продолжал он. – Смотрите, что бывает со злыми духами, призраками и так далее. Их всегда изгоняют, даже если победитель так и не понял, что произошло. Когда священнослужитель приносит ладан, святую воду и прочую ерунду, он призывает остаточную душу вытолкнуть чужака и вернуть внутрь старую душу.

– Но при наличии сотрудничества обе души получают новые тела.

– Именно так. Поверьте, если вы считаете, что сможете без моей помощи перепрыгнуть в чужое тело, то попробуйте – и вам станет ясно, что я имею в виду. Пока внутри идет битва, вы не сможете овладеть всеми пятью чувствами человека.

Его поведение становилось все более осторожным и доверительным.

– Взгляните на тело еще раз, месье де Лионкур, – сказал он с вкрадчивой мягкостью. – Оно может стать вашим, целиком и полностью вашим, на самом деле вашим. – Повисшая пауза была не менее выразительной, чем его слова. – С тех пор как вы увидели его в Венеции, прошел уже год. Все это время оно было носителем чужака. С таким же успехом оно послужит и вам.

– Где вы его взяли?

– Говорю же, украл, – ответил он. – Бывший владелец мертв.

– Давайте поконкретнее.

– А стоит ли? Терпеть не могу пятнать свою репутацию.

– Я ведь не смертный блюститель порядка, мистер Джеймс. Я – вампир. Выражайтесь ясно и понятно.

Тихий, несколько ироничный смешок.

– Тело было отобрано аккуратнейшим образом. Бывший владелец лишился разума. О, с органической точки зрения с ним все было в порядке, в полном порядке. Я уже говорил, его тщательно обследовали. Он был своего рода огромным бессловесным подопытным животным. Он не двигался. Не говорил. У него был безнадежно поврежден рассудок, пусть даже здоровые клетки мозга и продолжали функционировать как положено. Я совершал переход постепенно. Вытолкнуть его из тела оказалось несложно. Мастерство потребовалось для того, чтобы заманить его в мое старое тело и оставить его в нем.

– И где старое тело сейчас?

– Месье де Лионкур, старая душа никогда не постучится в вашу дверь – это я гарантирую.

– Я хочу увидеть фотографию вашего старого тела.

– Зачем?

– Потому что она расскажет мне о вас больше, чем вы. Я требую. Без нее я продолжать не буду.

– Не будете? – Он подавил вежливую улыбку. – Что, если я встану и уйду?

– Только попробуйте – и я убью ваше прекрасное новое тело. Никто даже не заметит. Все решат, что вы пьяны и упали мне на руки. Я все время так делаю.

Он умолк, но я видел, что он лихорадочно просчитывает ситуацию; и тогда я осознал, как же он смакует все происходящее, наслаждается им с самого начала. Он был похож на великого актера, с упоением играющего лучшую роль в своей жизни.

Внезапно лицо его озарила на удивление соблазнительная улыбка, и, аккуратно стащив с правой руки перчатку, он извлек из кармана маленький предмет и вложил его мне в руку. Старая фотография худощавого мужчины с густыми седыми волнистыми волосами. Я решил, что ему лет пятьдесят. На нем была какая‑то форма и черный галстук‑бабочка.

Он оказался очень приятным на вид человеком, гораздо более хрупкого сложения, чем Дэвид, но типично по‑британски элегантным, с отнюдь не неприятной улыбкой. Он опирался на перила – возможно, на палубе корабля. Да, точно, корабль.

– Вы знали, что я попрошу фотографию, да?

– Рано или поздно, – ответил он.

– Когда она сделана?

– Не имеет значения. Зачем вам понадобилось это знать? – В голосе его послышалось легкое раздражение, но он тут же его подавил. – Десять лет назад. Сойдет?

– Значит, вам... сколько же? Наверное, за шестьдесят?

– Не буду спорить. – Он широко и обаятельно улыбнулся.

– И как вы этому научились? Почему другие не пользуются тем же фокусом?

Взгляд, которым он окинул меня в ответ, был таким холодным, что мне показалось, ему вот‑вот изменит выдержка. Однако он быстро вернулся к прежним вежливым манерам.

– Это многие делают, – особенно доверительным тоном произнес он. – Ваш друг Дэвид Тальбот мог бы рассказать вам об этом. Но не захотел. Он лгун, как все эта колдуны из Таламаски. Они религиозны. Они считают, что могут управлять людьми, и используют свои знания для обретения этой власти.

– Откуда вам о них известно?

– Я был членом их ордена, – сказал он и снова улыбнулся, в глазах промелькнули игривые искорки. – Меня выгнали. Обвинили в использовании своих способностей для получения личной выгоды. А зачем же еще, месье де Лионкур? Ради чего использовать свои способности, если не ради выгоды?

Значит, Луи был прав. Я молчал. Я попытался прочесть его мысли – бесполезно. Вместо этого я с новой силой почувствовал его физическое присутствие, исходящее от него тепло, горячий поток его крови. «Сочное» – вот самое подходящее определение для его тела, какой бы при этом ни была душа. Мне не понравилось это чувство, потому что оно порождало во мне желание убить Джеймса.

– В Таламаске я все про вас выяснил, – сказал он все тем же доверительным тоном. – Конечно, я знаком с вашими произведениями. Я постоянно читаю такую литературу. Поэтому я и воспользовался рассказами как средством общения. Но именно в архивах Таламаски я узнал, что сюжеты ваших романов отнюдь не вымышлены.

Я сгорал от безмолвной ярости – ведь Луи все угадал правильно!

– Хорошо, – ответил я. – Я понял все, что касается разделенного мозга и разделенной души, но что будет, если вы не захотите отдать мне мое тело после обмена, а у меня не хватит сил отобрать его? Что удержит вас от соблазна скрыться с ним навсегда?

Он помолчал, а потом размеренно произнес:

– Очень большая взятка.

– Вот как?

– Десять миллионов долларов на банковском счету, ожидающие меня после того, как я снова вступлю во владение этим телом. – Он снова сунул руку в карман плаща и достал маленькую пластиковую карточку с крошечной фотографией его нового лица, отчетливым отпечатком пальца, именем – «Раглан Джеймс» – и вашингтонским адресом.

– Конечно, вы можете это устроить. Сумма, которая может быть передана только человеку с этим лицом и отпечатком пальца? Вы же не думаете, что я пожертвую таким состоянием? К тому же я не нуждаюсь в вечном обладании вашим телом. Равно как и вы – не так ли? Слишком уж вы красноречиво описывали свою агонию, душевные муки, продолжительное и трудное «сошествие в ад» и так далее. Нет. Мне ваше тело нужно совсем ненадолго. На свете великое множество тел, которые только и ждут, когда я в них вселюсь, – впереди меня ждет еще много интересного.

Я разглядывал карточку.

– Десять миллионов. Сумма немалая.

– Сами знаете, для вас это пустяки. Вы же разместили миллиарды в международных банках под разными красивыми псевдонимами. Существо с вашей невообразимой силой может приобрести все богатства мира. Мы‑то с вами знаем, что только дешевые вампиры из второсортных фильмов скитаются по вечности, не имея ни гроша в кармане.

Он изящно промокнул губы льняным носовым платком и отпил глоточек кофе.

– Я был весьма заинтригован вашим повествованием о вампире Армане в книге «Царица Проклятых» – о том, как он использовал свои бесценные силы для накопления богатств и выстроил свое великое предприятие на острове Ночи. Прелестное название. У меня просто дух захватило. – Он улыбнулся и продолжал тем же любезным елейным голосом: – Мне не составило труда документально подтвердить и проанализировать все вами написанное, хотя, как нам обоим известно, ваш таинственный товарищ давным‑давно покинул остров Ночи и исчез со всех компьютерных сайтов. Во всяком случае, таковы мои сведения.

Я молчал.

– К тому же, – продолжал он, – учитывая суть моего предложения, десять миллионов – это весьма дешево. Кто еще предлагал вам что‑либо подобное? На свете нет никого – по крайней мере, в настоящий момент, – готового пойти на это.

– А предположим, что я не захочу поменяться с вами в конце недели? – спросил я. – Предположим, я захочу навсегда остаться человеком?

– Меня это вполне устроит, – вежливо ответил он. – Я могу освободиться от вашего тела в любой момент. Найдется немало желающих забрать его у меня.

Он одарил меня почтительной и восхищенной улыбкой.

– Что вы собираетесь делать с моим телом?

– Получать удовольствие. Наслаждаться силой и могуществом! Я уже познал все, что может предложить человеческое тело, – молодость, красоту, жизненную энергию. Я даже побывал в теле женщины. Кстати, не рекомендую. Теперь я жажду познать то, что можете предложить мне вы. – Он прищурился и склонил голову набок. – Если бы мне посчастливилось встретить ангелов во плоти, я бы сделал предложение кому‑нибудь из них.

– В Taламаске нет записей об ангелах?

Он заколебался, потом коротко, сдержанно усмехнулся.

– Ангелы – это чистый дух, месье де Лионкур. А мы говорим о телах. Я пристрастился к плотским удовольствиям. Вампиры – плотские монстры, не правда ли? Они живут кровью.

И снова при слове «кровь» его глаза засветились.

– Что за игру вы ведете? – спросил я. – На самом деле? Дело не в деньгах. Зачем вам деньги? Что они вам дадут? Новые ощущения?

– Да, скорее всего. Новые ощущения. Я, очевидно, сенсуалист, не могу подобрать слова получше, но если вы хотите знать правду – а я не вижу, почему бы вам не узнать правду, – я во всех отношениях вор. Я испытываю наслаждение, только если поторгуюсь, обведу кого‑то вокруг пальца или украду. Я делаю из ничего нечто и, таким образом, уподобляюсь Богу!

Он замолчал, словно его потрясли собственные слова и от них захватило дух. Взгляд его стал бегающим, и в конце концов он опустил глаза к полупустой чашке кофе, и на губах его заиграла едва заметная улыбка.

– Вы следите за моей мыслью? – вновь заговорил он. – Я украл вот эту одежду. Вся моя собственность в Джорджтауне – краденая: мебель, картины, все до последнего предметы искусства. Даже дом, и тот краденый, то есть его передали мне в собственность, находясь во власти ложных впечатлений и ложных надежд. Кажется, это называется надувательством? Все равно. – Он снова гордо улыбнулся, с таким глубоким чувством, что я был просто потрясен. – Все мои деньги – краденые. Как и машина в Джорджтауне. И авиабилеты, которые позволяли мне гоняться за вами по всему миру.

Я не отвечал. Заинтригованный его необычностью, я в то же время испытывал к нему отвращение, невзирая на любезные манеры и кажущуюся честность. Это была игра, но игра, близкая к совершенству. А колдовское лицо – с каждым откровением оно становилось более подвижным и выразительным. Я встряхнулся. Нужно было еще многое выяснить.

– Как вам удавалось следить за мной? Как вы узнавали, где я?

– Откровенно говоря, двумя способами. Первый очевиден. Я могу ненадолго покидать тело и в это время искать вас, перемещаясь на большие расстояния. Но мне совсем не нравятся бестелесные путешествия. Конечно, найти вас непросто. Вы держите свой разум закрытым, но вдруг допускаете небрежность и сверкаете вдалеке яркой вспышкой. Однако траектория ваших странствии непредсказуема. Зачастую, установив ваше местонахождение, я перемещал туда свое тело, но вас уже и след простыл.

Еще один способ, почти столь же фантастический, – компьютерные системы. Вы пользуетесь многими псевдонимами. Я смог установить четыре. Мне не всегда удавалось поспевать за вами с помощью компьютера. Но я получал возможность обнаружить ваши следы. И когда вы возвращались, я знал, где искать.

Изумленный тем наслаждением, которое он явно испытывал от всего этого, я не в силах был произнести ни слова.

– Мне нравится ваш выбор городов, – продолжал он. – Я одобряю ваш выбор отелей – «Хасслер» в Риме, «Риц» в Париже, «Стэнхоуп» в Нью‑Йорке. И, конечно, «Сентрал‑Парк» в Майами – прекрасный отельчик. О, не надо подозрений. Нет ничего проще, чем слежка с помощью компьютера. Нет ничего проще, чем уговорить клерка за определенную сумму показать вам номера предъявленных кредитных карточек или купить у банковских служащих информацию, не подлежащую разглашению. Обычные штучки. Для этого не обязательно быть сверхъестественным убийцей. Нет, отнюдь.

– Вы воруете через компьютерные системы?

– Как придется, – скривился он. – Я по‑всякому ворую. Ничто не оскорбляет моего достоинства. Но десять миллионов долларов украсть никак не получится. Иначе меня бы здесь не было. Я не так умен. Я дважды попадался. Я сидел в тюрьме. Вот где я отточил мастерство передвижения вне тела, поскольку других возможностей вырваться на свободу не было. – Он устало улыбнулся – горько и саркастически.

– Зачем вы мне все это рассказываете?

– Потому что ваш друг Дэвид Тальбот все равно вам расскажет. И я думаю, что мы понимаем друг друга. Мне надоело рисковать. Неплохая ставка – ваше тело плюс десять миллионов долларов, когда я его верну.

– Да что с вами такое? – спросил я. – Это так мелочно, так приземленно!

– Десять миллионов долларов – приземленно?

– Да. Вы сменили старое тело на новое. Вы обрели молодость! А следующим шагом, если я соглашусь, будет мое тело, моя сила. Но вас волнуют деньги. Просто деньги, больше ничего.

– И то, и другое! – с вызовом ответил он. – Здесь много общего. – Усилием воли он восстановил самообладание. – Вам не понять, ведь вы одновременно приобрели силу и деньги. Бессмертие и огромный сундук, полный золота и драгоценностей. Разве нет? Вы вышли из башни Магнуса бессмертным и с королевским состоянием. Или это ложь? Вы вполне реальны. Но как насчет того, что написано в ваших книгах? И все‑таки вы должны понять, о чем я говорю. Ведь вы и сами – вор.

Я почувствовал непреодолимый прилив ярости. Внезапно он показался мне еще омерзительнее, чем в первые минуты нашей встречи, когда его трясло от волнения.

– Я не вор, – тихо сказал я.

– Нет, вор, – ответил он с удивительной симпатией. – Вы всегда обворовываете свои жертвы. Разве нет?

– Нет, никогда, если только... необходимость не вынуждает.

– Как вам угодно. Я же считаю вас вором. – Он наклонился вперед, глаза его заблестели, и снова полилась успокаивающая, размеренная речь: – Вы воруете кровь, которую пьете, с этим не поспоришь.

– Что на самом деле произошло между вами и Таламаской? – спросил я.

– Я же сказал, – ответил он. – Меня вышвырнули. Обвинили в том, что я применяю свои таланты для приобретения информации с целью личного использования. Меня обвинили в обмане. И, естественно, в воровстве. Недальновидные они глупцы, ваши друзья из Таламаски. Они меня недооценили. А стоило бы. Им следовало досконально исследовать меня и умолять поделиться с ними всем, что я знаю.

Но вместо этого меня выгнали. Выходное пособие за полгода. Жалкие гроши. Они отказали мне даже в последней просьбе... билет первого класса на теплоход «Королева Елизавета II» – в Америку. Им не составляло труда выполнить мое желание. Они задолжали мне эту малость – ведь я открыл им столько нового. Они обязаны были это сделать. – Он вздохнул, взглянул на меня, потом на свой кофе. – В этом мире такие мелочи имеют большое значение. Огромное значение.

Я не ответил. Я еще раз взглянул на фотографию, на фигуру, стоящую на палубе, но не был уверен, что он это заметил. Он смотрел мимо меня на шумную яркую толпу, невидящим взглядом скользя по стенам, потолку, по лицам людей.

– Я пытался торговаться с ними, – сказал он по‑прежнему мягким, размеренным голосом. – Вернуть несколько вещей, ответить на несколько вопросов – ну, вы понимаете... Но они и слышать ничего не желали! Деньги для них – ерунда, совсем как для вас. У них недостало ума хотя бы обсудить подобные вещи. Мне выдали билет на самолет туристического класса и чек на сумму, разную шестимесячному жалованью. Шестимесячное жалованье! Ох, как же я устал от мелких превратностей судьбы!

– С чего вы взяли, что сможете их перехитрить?

– Я и перехитрил, – ответил он, блеснув глазами. – Они не очень‑то аккуратно следят за своими вещами. Они и понятия не имеют, сколько я позаимствовал у них сокровищ. Им в жизни не догадаться. Конечно, настоящей кражей были вы – тайна вашего существования. Настоящая светлая полоса наступила, когда я наткнулся на подвал, полный реликвий. Поймите, я не стал брать ничего из ваших вещей – ни прогнившую одежду из ваших шкафов в Новом Орлеане, ни рукописи, написанные вашим замысловатым почерком, – надо же, там был даже медальон с миниатюрой этого проклятого ребенка...

– Попридержи язык, – прошептал я.

Он замолчал.

– Простите. Я не хотел вас обидеть, правда.

– Что за медальон? – спросил я. Слышал ли он, как сильно забилось мое сердце? Я пытался успокоить его, не дать теплу подступить к моему лицу.

Он ответил со смиренным видом:

– Золотой медальон на цепочке, внутри – маленькая овальная миниатюра. О, я его не крал. Клянусь. Я оставил его на месте. Спросите своего друга Дэвида Тальбота. Медальон по‑прежнему в подземелье.

Я ждал, приказав сердцу утихомириться и запретив голове думать об этом медальоне.

– Суть в том, что Таламаска поймала вас с поличным, и вас выставили.

– Не обязательно продолжать оскорбления, – кротко ответил он. – У нас есть все основания и возможности для заключения сделки без лишнего обмена колкостями. Мне очень жаль, что я заговорил об этом медальоне, я не...

– Мне нужно обдумать ваше предложение, – резко прервал я его излияния.

– Возможно, вы допускаете ошибку.

– Почему?

– Рискните! Действуйте быстро. Решайтесь без промедления. И пожалуйста, не забывайте, что, причинив мне вред, вы навсегда распрощаетесь с подобной возможностью. Я – ваш единственный ключ к таким ощущениям; либо вы им воспользуетесь, либо никогда больше не узнаете, каково это – быть человеком. – Он наклонился ко мне так близко, что я щекой чувствовал его дыхание. – Вы никогда не узнаете, что значит – выходить на солнце, насладиться настоящим обедом, заниматься любовью с женщиной или мужчиной.

– Я требую, чтобы вы немедленно уехали. Убирайтесь из этого города и больше не возвращайтесь. Я приеду в Джорджтаун, по этому адресу, когда буду готов. Да, еще – о неделе и речи быть не может. Во всяком случае, с первого раза. Пусть будет...

– Как насчет двух дней?

Я не ответил.

– Что, если начать с одного дня? – спросил он. – Если вам понравится, мы договоримся о более длительном сроке.

– Один день, – сказал я незнакомым голосом. – Двадцать четыре часа... на первый раз.

– Один день и две ночи, – тихо сказал он. – Я бы предложил в среду, после заката солнца, когда вам будет удобно. Второй обмен состоится в ночь на пятницу, перед рассветом.

Я молчал.

– На приготовления у вас остается сегодняшний вечер и завтрашний, – льстиво добавил он. – После обмена у вас будет вся ночь в среду, полный четверг. Конечно, вам достанется и ночь четверга до того момента, как... Скажем, за два часа до рассвета в пятницу? Это должно быть приемлемо. – Он напряженно смотрел на меня, а потом разволновался. – Да, и захватите какой‑нибудь паспорт. Все равно какой. Но мне понадобятся паспорт, кредитная карточка и наличные деньги – это сверх десяти миллионов. Понятно?

Я ничего не сказал.

– Вы же понимаете, что все получится.

Я не отвечал.

– Поверьте, я рассказал вам чистую правду. Спросите Тальбота. Я не с самого рождения такой красавчик. И тело это вас ждет не дождется прямо сию минуту.

Я молчал.

– Приходите ко мне в среду. Вы не пожалеете. – Он сделал паузу и заговорил еще более вкрадчиво: – Послушайте, у меня такое ощущение... будто я вас знаю. – Он перешел на шепот. – Я знаю, что вам нужно! Как же ужасно – хотеть чего‑то и не получить! Да... Но знайте: вы все получите, стоит только руку протянуть.

Я медленно заглянул в его глаза. Красивое лицо хранило спокойствие, в нем не было ни тени выразительности, но пристально смотревшие глаза казались удивительно хрупкими. Кожа мягкая, наверное, атласная на ощупь. И тут раздался голос, обольстительный полушепот, тронутый грустью.

– Это можем сделать только мы с вами, – произнес он. – В своем роде это чудо, недоступное никому, кроме нас.

Внезапно спокойная красота его лица показалась мне ужасающей; чудовищным был и приятный тембр голоса, и его слова, исполненные симпатии, причинности и даже любви.

У меня появилось желание схватить его за горло и трясти, пока не вытрясу всю сдержанность и подобие глубоких чувств, но на самом деле я и мечтать об этом не мог. Его глаза и голос завораживали меня. Я поддался их гипнотическому воздействию точно так же, как прежде поддавался физическим ощущениям, вызванным его вторжением. И мне пришло в голову, что я позволил этому случиться только потому, что он выглядел таким хрупким и глупым, а я был уверен в собственной силе.

Но это была ложь. То, что он предложил, было мне нужно! Я хотел совершить обмен!

Лишь через какое‑то время он отвел глаза и огляделся. Ждал ли он благоприятного момента? Что происходило в его хитрой и тщательно скрытой от окружающих душе? Душе того, кто умел воровать тела! Того, кто способен существовать в чужой плоти.

Он медленно достал из кармана ручку, оторвал клочок от бумажной салфетки и записал на нем имя и адрес банка. Потом передал клочок мне. Я молча взял его и сунул в карман.

– Непосредственно перед обменом, я отдам вам свой паспорт, – сказал он, постоянно следя за моей реакцией. – С нужным лицом, естественно. В своем доме я обеспечу вам все удобства. Полагаю, у вас будут при себе деньги. Как всегда. Вы будете чувствовать себя вполне уютно. Вам понравится Джорджтаун. – Каждым своим словом, он как будто похлопывал меня по руке мягкими подушечками пальцев – ощущение было противным, но в то же время вызывало смутное волнение. – Вполне цивилизованный, старый город. Там, конечно, сейчас полно снега. Вы же понимаете. И очень холодно. Если у вас есть серьезные возражения против холодного климата...

– Пусть будет снег, – сквозь зубы сказал я.

– Да, конечно. Что ж, я позабочусь о том, чтобы вам хватило теплой одежды, – умиротворяюще заключил он.

– Все эти детали не имеют значения, – проговорил я. Неужели этот идиот придает значение подобным вещам?! Я чувствовал, как бешено колотится мое сердце.

– А вот в этом я совсем не уверен, – ответил он. – Обретя человеческое тело, вы, может быть, многое сочтете важным.

«Для тебя, – подумал я. – Мне же важно оказаться в этом теле, стать живым». Я мысленно увидел снег той последней зимы в Оверни. Увидел залитые солнцем горы... Увидел маленького священника из деревенской церкви, дрожащего в большом зале, – он пришел с жалобой на ночные набеги волков. Конечно, я должен был выследить волков. Это была моя обязанность.

Мне было наплевать, читает он мои мысли или нет.

– Да, но разве вам не хочется отведать вкусной пищи? Выпить хорошего вина? А как же женщина – или мужчина, если на то пошло? Конечно, вам понадобятся деньги и все удобства.

Я не ответил. Я увидел отблеск солнца на снегу. Я медленно перевел глаза на его лицо. Я подумал, каким на удивление любезным он стал, пытаясь убедить меня окончательно, – совсем как Дэвид.

Он было собрался продолжить свои разглагольствования о тех прелестях жизни, которые ждут меня впереди, но я знаком приказал ему замолчать.

– Ладно, – сказал я. – Думаю, мы увидимся в среду. Скажем, через час после наступления темноты. Да, должен вас предупредить. Что касается десяти миллионов долларов... Вы сможете получить их только в течение двух часов утром в пятницу. Вам придется прийти за ними лично. – Я легко коснулся его плеча. – Вот в этом теле, естественно.

– Естественно. Буду ждать с нетерпением.

– Для завершения сделки вам потребуется кодовое слово. А узнаете вы его только тогда, когда вернете мое тело, как договаривались.

– Нет. Никаких кодовых слов. Передача денежных средств должна быть завершена без права отзыва сделки до закрытия банка в среду. В пятницу мне придется всего лишь появиться перед представителем, позволить ему снять отпечаток пальца, и тогда он передаст мне деньги. Я молчал, обдумывая его требование.

– Кто знает, мой прекрасный друг, – добавил он, – а вдруг вам не понравится день, проведенный в человеческом теле? Вдруг вам покажется, что он не стоил этих денег?

– Не покажется, – прошептал я скорее себе, чем ему.

– Нет, – ответил он терпеливо, но настойчиво. – Никаких кодовых слов.

Он улыбнулся, и в тот момент показался мне почти невинным и истинно молодым. Господи, не может он не ценить эту энергию молодости. Неужели она не ослепила его – хотя бы ненадолго? Должно быть, поначалу он считал, что добился всего, о чем мог мечтать.

– Отнюдь! – словно не удержавшись, внезапно воскликнул он.

Я невольно рассмеялся.

– Рассказать вам один секрет про молодость? – с неожиданной холодностью в голосе спросил он. – Помните, Бернард Шоу остроумно сказал, что она растрачена на молодых?

– Да.

– Так вот, это неправда. Молодые знают, как сложна и ужасна бывает молодость. Они растрачивают ее на других – вот в чем весь ужас. Молодые не пользуются ни авторитетом, ни уважением.

– Сумасшедший, – сказал я. – Мне кажется, вы не слишком умело пользуетесь награбленным добром. Неужели вас не волнует сама жизненная сила? Вы не купаетесь в красоте, отражение которой видите в глазах окружающих?

Он покачал головой.

– Это развлечение для вас. Тело, которое я вам предлагаю, молодо, и вы всегда были молоды. Пусть его жизненная сила, как вы выразились, приводит в волнение вас. Купайтесь в любящих взглядах. – Он умолк, сделал последний глоток и уставился на дно чашки.

– Никаких кодовых слов, – вежливо повторил он.

– Хорошо.

– Ну и отлично! – Лицо его озарилось теплой, потрясающе светлой улыбкой. – Помните, я предложил вам за эти деньги целую неделю. Вы сами решили взять один день. Может быть, попробовав, вы захотите еще.

– Может быть, – сказал я. Меня снова взбесил его вид, его большая теплая рука, на которую он надел перчатку.

– Второй обмен выльется вам в еще одну кругленькую сумму, – весело добавил он, источая улыбки и поправляя шарф.

– Да, конечно.

– Деньги действительно для вас ничего не значат? – задумчиво спросил он.

– Абсолютно ничего.

«Твоя трагедия в том, – подумал я, – что для тебя они значат слишком много».

– Ну, тогда, наверное, мне лучше уйти и дать вам возможность заняться приготовлениями. Увидимся в среду, как договорились.

– И не пытайтесь от меня сбежать, – тихо произнес я, слегка наклоняясь вперед и дотрагиваясь рукой до его лица.

Этот жест испугал его – он застыл, словно дикий зверь, внезапно почувствовавший приближение опасности. Но лицо его по‑прежнему сохраняло невозмутимое выражение, и я крепче прижал пальцы к его гладко выбритой щеке.

Я медленно провел рукой по твердой скуле и положил ладонь ему на шею. Здесь тоже поработала бритва, оставив после себя едва заметную тень; кожа оказалась плотной, на удивление мускулистой, и я уловил чистый запах молодости, увидел капельки пота на лбу и губы, тронутые удивительно приятной улыбкой.

– Признайтесь, вам все‑таки понравилось быть молодым, ну хоть немного? – едва слышно произнес я.

Он улыбнулся, словно знал, какой светлой и соблазнительной бывает его улыбка.

– Мне снятся сны молодых, – сказал он. – А молодым всегда снятся сны о том, как они станут старше, богаче, мудрее, сильнее. Вы не согласны?

Я усмехнулся.

– Я буду ждать вас вечером в среду, – заверил он меня с прежней медоточивой искренностью. – Не сомневайтесь. Приходите. Все получится, обещаю вам. – Он наклонился и уже шепотом добавил: – Вы попадете в это тело! – Он еще раз очаровательно улыбнулся. – Вот увидите.

– Я хочу, чтобы вы немедленно уехали из Нового Орлеана.

– О да, непременно, – ответил он. И без лишних слов встал, отодвинулся от меня и попытался скрыть внезапный приступ страха. – У меня уже есть билет. Не нравится мне ваша мерзкая карибская заводь. – Легкий самообвиняющий смешок, почти красивый смех. Потом он продолжил, как мудрый учитель, выговаривающий студенту: – Поговорим, когда вы приедете в Джорджтаун. А пока что не пытайтесь за мной шпионить. Я все равно узнаю. Я прекрасно чувствую такие вещи. Даже Таламаска изумлялась моим способностям. Им следовало меня оставить! Им стоило изучить меня! – Он замолчал.

– Я все равно буду шпионить, – ответил я так же тихо и рассудительно. – Мне все равно, узнаете вы или нет.

Он опять засмеялся, негромко и сдержанно, слегка кивнул и поспешил к выходу, вновь превратившись в неловкое, нескладное существо, исполненное безумного возбуждения. Какая трагедия – с другой душой это тело могло бы двигаться с грациозностью пантеры.

Я догнал его на тротуаре, внезапностью своего появления перепугав его до самой глубины этой могущественной экстрасенсорной душонки. Мы стояли лицом к лицу.

– Что вы собираетесь делать с моим телом? – спросил я. – Я имею в виду, кроме того, чтобы каждое утро прятаться от солнца, словно ночное насекомое или гигантский слизняк?

– А вы как думали? – спросил он, снова превращаясь в обаятельного и искреннего английского джентльмена. – Я хочу пить кровь. – Его глаза расширились, он приблизился ко мне вплотную. – Я хочу убивать при этом. Ведь в этом суть, не правда ли? Вы крадете не только кровь, вы крадете жизни. Я еще никогда ни у кого не крал подобных ценностей. – Он улыбнулся знающей улыбкой. – Тело – да, но не кровь... и не жизнь.

Я отпустил его, попятившись так же резко, как он только что отпрянул от меня, и уставился на его молодое красивое лицо. Сердце мое застучало, по телу пробежала дрожь.

Он продолжал улыбаться.

– Из вас вышел превосходный вор. Каждый глоток воздуха – краденый! О да, я непременно должен хоть недолго побыть в вашем теле. Неповторимые ощущения. Заглянуть в документы о вампирах в Таламаске – уже настоящий триумф. Но завладеть вашим телом и пить кровь!... Ах, такого успеха я еще никогда не добивался! Вы – непревзойденный вор.

– Убирайся, – прошептал я.

– Ох, да ладно вам, хватит привередничать. Вы терпеть не можете, когда другие себя так ведут. Вам очень повезло, месье де Лионкур. Вы нашли того, кого искал Диоген. Честного человека! – Еще одна широкая улыбка, как будто он не в силах был ее сдержать. – увидимся в среду. Только приходите пораньше. Я хочу максимально использовать ожидающую меня ночь.

Он повернулся и бросился от меня по улице, лихорадочно подзывая рукой такси, пробиваясь через транспортный поток, чтобы добраться до машины, явно остановившейся по чужому сигналу. Последовал небольшой спор, но он быстро его выиграл, хлопнув дверью перед самым носом у какого‑то парня. Машина умчалась прочь. Я увидел, как он подмигнул мне через грязное стекло и помахал. И исчез.

Мне было дурно от замешательства. Я не мог сдвинуться с места. Несмотря на холод, ночная жизнь вокруг кипела: отовсюду доносились голоса прогуливающихся туристов, рокот машин, замедляющих ход при подъезде к площади. Сам того не желая, я пытался представить, как выглядит все это при солнечном свете, пытался вообразить, что небо над площадью стало вдруг поразительно голубого цвета.

Потом я медленно поднял воротник пальто.

Я долго бродил по городу, и в ушах у меня постоянно звучал красивый интеллигентный голос:

«Вы крадете не только кровь, вы крадете жизни. Я еще никогда ни у кого не крал подобных ценностей. Тело – да, но не кровь... и не жизнь».

Я не осмелился бы посмотреть сейчас в глаза Луи. Я и помыслить не мог о том, чтобы поговорить с Дэвидом. А если Мариус узнает об этом, все кончится, еще не начавшись. Кто знает, что сделает со мной Мариус просто за то, что мне пришла в голову такая идея? И все‑таки Мариус, с его‑то богатым опытом, знает, правда это или фантазия! О боги, неужели Мариусу самому никогда этого не хотелось?

В конце концов я вернулся в свою квартиру, выключил свет и повалился на мягкий бархат софы. За стеклянной стеной царила тьма, а далеко внизу мерцали огни города.

«И пожалуйста, не забывайте, что, причинив мне вред, вы навсегда распрощаетесь с подобной возможностью. Я – ваш единственный ключ... либо вы им воспользуетесь, либо никогда больше не узнаете, каково это – быть человеком. Вы никогда не узнаете, что значит – выходить на солнце, насладиться настоящим обедом, заниматься любовью с женщиной или мужчиной».

Я подумал о силе, позволяющей возноситься над собственной материальной оболочкой. Мне это не нравилось; полет духа, так называемая астральная проекция, никогда не начинался у меня добровольно. На самом деле я так редко пользовался этой способностью, что мог бы по пальцам пересчитать все случаи.

За все время моих мучений в пустыне Гоби я ни разу не попытался покинуть материальную оболочку, более того – я даже не подумал о такой возможности.

Сама мысль о том, чтобы расстаться со своим телом – летать в воздухе, над землей, не в состоянии найти дверь ни в ад, ни в рай, – казалась мне полным кошмаром. И в ходе самого первого эксперимента мне стало ясно, что такая блуждающая бестелесная душа не сможет войти во врата смерти. Но попасть в тело смертного! Закрепиться там, ходить, чувствовать, видеть как смертный. Да, возбуждению моему не было предела. Оно превращалось в настоящую пытку.

«После обмена у вас будет вся ночь в среду, полный четверг...» Полный четверг... целый день...

Незадолго до рассвета я позвонил своему агенту в Нью‑Йорке. Этот человек и не подозревал о существовании моего парижского поверенного. Он знал меня всего под двумя именами. Ни одно из них я не использовал уже много месяцев. Вряд ли Раглану Джеймсу были известны эти личности, равно как и те средства, которыми они располагают. Казалось, это самый простой путь.

– У меня к вам дело, очень непростое дело. Безотлагательное.

– Да, сэр, к вашим услугам, сэр.

– Хорошо, вот вам имя и адрес банка в округе Колумбия. Записывайте...

Поиск по сайту: