Твой щит на вратах Цареграда

Этот щит был прибит именно в результате по-
хода Олега на Византию, в котором использовались
сушеходные парусники. По приказу князя ладьи бы-
ли спущены на воду вместе с колесами. Сильный ве-
тер, наполнив паруса, выкатил славянские ладьи на
берег, и они двинулись на врага. Эта фантастическая
картина навела такой ужас на греческое войско, что
оно в панике бежало. Так и был заключен выгодный
для Руси договор.

Любопытно, что и само слово парус в какой-то
мере является прямым следствием торговых и во-
енных отношений древних русичей с греками. Счи-
тается, что оно заимствовано из древнегреческого
pharos — сравните название мыс Фарос недалеко
от Севастополя, которое того же, греческого, проис-
хождения. Причем заимствовано давно, так как это
слово встречается уже в «Повести временных лет»
под 907 годом.

У русов, как и у других народов, издревле быто-
вало и другое, собственно славянское, наименование
паруса — ветрило, образование от глагола вЪтрити
(веять, производить ветер). В одном из древнейших
памятников русской письменности — «Изборнике»
Святослава (1076) — ярко подчеркивается роль ве-
трила в судовождении: «Красота — воину оружие и
кораблю ветрила».

Это слово также вошло во фразеологическую
сокровищницу русского языка. Правда, не в столь
давние времена, как оборот на всех парусах. Дата
рождения оборота без руля и без ветрил известна
точно: 1841 г. Это — год написания лермонтовской
поэмы «Демон», которой выражение и обязано сво-
ей популярностью:

На воздушном океане,
Без руля и без ветрил,
Тихо плавают в тумане
Хоры стройные светил...

Сейчас без руля и без ветрил переносно означает
без ясного направления, стихийно: «Я не выдер-
жал. Я позорно бежал из прохладных кинотеатров
внеконкурсных просмотров, сознавая, что вольное,
без руля и без ветрил, плавание по волнам массовой
киноцивилизации требует более крепких нервов» (Из
газет). Как видим, прозрачная привязка этого оборота
к морской стихии обыгрывается публицистом.

История выражения, конечно, не исчерпывается
констатацией авторства М. Ю. Лермонтова. Один
из крупнейших специалистов по кораблестроитель-
ной терминологии Б. Л. Богородский, посвятивший
этому выражению особый очерк," убедительно по-
казал, что оно сложилось не сразу. Задолго до его
употребления поэтом в русском языке слова руль и
ветрило бытовали раздельно как в прямом, так и в
переносном значении. Поэтому и прежде в поэтиче-
ской речи появлялись сочетания, близкие по составу
к лермонтовским: без ветрил, снастей и кормила
(Батюшков), без кормила и весла (Жуковский).
Никто из поэтов до Лермонтова, однако, не слил
в единый сплав два слова различного стилистиче-
ского звучания — нейтральное руль и высокое, по-
этическое, книжное ветрило и никто не возвысил
морскую лексику до воздушных, «демонских» сфер.
Именно Лермонтов обогатил созданное им сочета-
ние образно-метафорическим значением.

Тем не менее выражение Лермонтова — это еще
не фразеологизм. Если вновь перечитать цитату из
«Демона», увидим, что к метафоре здесь сделан
лишь один, и достаточно реалистический, шаг: речь
все равно идет о плавании, пусть и воздушном. Кон-
кретность слов руль и ветрило все еще ощущается.
Без руля и без ветрил стало устойчивым образ-
ным выражением лишь после обкатки его в языке
писателей. Первый, кто подхватил и обогатил его,
был Н. В. Гоголь. «...Гони прочь уныние и не думай
никогда, чтобы без руля и ветрила неслася жизнь
твоя», — пишет он в письме А. С. Данилевскому
23 сентября 1842 г. С тех пор оно осталось таким,
каким мы знаем его и теперь. Сейчас оно общена-
родно, и многие, употребляющие его, не думают о
литературном источнике, но зато безошибочно соот-
носят с морскими терминами руль и ветрило.

Кормило и красная нить

В истории оборота без руля и без ветрил, как ви-
дим, руль иногда заменялся словом кормило. Сло-
во это — устаревший ныне синоним руля, возмож-
но, выпавший в архаический «осадок» из-за нежела-
тельной ассоциации с глаголом кормить. На самом
деле, разумеется, кормило с кормлением ничего
общего не имеет, а прямо связано со словом корма,
где и располагается руль. Слово кормило (кърми-
ло) — один из древнейших корабельных терминов:
оно встречается в русском языке с XI в. Парадокс,
однако, заключается в том, что как профессиональ-
ный термин оно никогда не употреблялось в живой
речи русских моряков, оставаясь принадлежностью
языка книжного. Не случайно поэтому его употре-
бил В. А. Жуковский в своем переводе «Одиссеи»:
«[Одиссей] сделал кормило, дабы управлять пово-
ротами судна».

Любопытно, что слово руль, широко употребля-
емое в морском и общенародном обиходе, в XVIII-
XIX вв. постепенно вытесняло кормило и из пись-
менного языка, причем не только в его прямом, но
и в переносном значении. Благодаря широкому упо-
треблению слова руль произошло и возрождение к
новой жизни некоторых производных кормила: так,
старое кормчий (рулевой, ведущий судно), — совсем
еще недавно было торжественной характеристикой
самых высоких руководителей, «стоящих у руля».

Оборот стоять у руля имеет свою предысторию,
связанную именно с древнерусским кормилом.
«Великаго патриарша престола кормило державшу
бывшему патриарху Никону», — можно прочитать
в одном из древнерусских памятников 1667 г. Речь
идет о том, что бывший патриарх Никон «держал
кормило» высшей церковной власти на Руси. Сто-
ять у кормила правления, держать кормило
власти в своих руках и другие подобные оборо-
ты — метафорические переосмысления древнего
кормила, сохранившие, пожалуй, ему жизнь в ли-
тературном языке. Фразеологизмы, как часто быва-
ет, и здесь оказались гораздо жизнеспособнее уста-
ревающих слов, на базе которых были в свое время
образованы.

«В двадцать шесть лет очутиться у заводского
кормила — это кое-что говорит о человеке! Трудно-
стей... Алексей Никонович не боялся... Ему нрави-
лась власть» (А. Караваева). Чтобы подчеркнуть зна-
чение оборота, здесь понадобилось слово власть —
еще один синоним кормила, но уже далекий от про-
фессионально «морской» сферы. И это не случайно.
Как доказал Б. Л. Богородский, выражение у корми-
ла правления широко разрослось в нашем языке не
только благодаря таким «корабельным» синонимам,
как у руля государства, но и стоять во главе прав-
ления, прийти к власти, держать власть в своих
руках.³⁸ Сопоставления с такими оборотами приво-
дят к выводу, что и древнее кормило правления,
и современное у руля государства — не что иное,
как кальки с латинского языка, которые известны и
многим современным европейским языкам. Так, в
немецком есть целая серия подобных выражений, в
состав которых также входят два синонима руля —
Ruder и Steuer: am Ruder sitzen (сидсть на руле),
das Ruder in den Handen haben (иметь руль в ру-
ках), ans Ruder kommen (взяться за руль), am Steu-
er sitzen (сидеть у руля), das Steuer fest in der Hand
haben (держать крепко руль в руках), das Steuer er-
greifen (вцепиться в руль) и др. Переносный смысл
этих оборотов ясен без комментариев, ибо руль и
власть здесь связаны единой красной нитью.

Кстати, и выражение проходить красной ни-
тью — результат интернационального языкового
сотрудничества на «морской» основе. В русском
языке оно употребляется столь активно, что стало
ходячим штампом, потеряв сильный заряд первона-
чальной экспрессии. Показательны в этом отноше-
нии такие, например, фразы из сочинений школьни-
ков: «Народ проходит красной нитью через все его
произведение».

Встречается этот оборот во многих современных
европейских языках. Однако кончик этой фразеоло-
гической ниточки приведет нас к британским судо-
ходам. С 1776 г. приказ Адмиралтейства обязывал
вплетать во все канаты королевского военного фло-
та одну красную нить. Это был знак того, что и сам
канат, и судно — королевские, а не частные. Невоз-
можно было отрезать от такого каната ни малейше-
го кусочка, чтобы «канатокража» не была обнаруже-
на, «отмотать» же эту красную нитку можно было,
лишь размотав весь канат. Достаточно представить
себе невообразимое сплетение канатного такелажа
на парусных судах и эту пресловутую красную нить,
проходящую через все это сплетение, чтобы понять
переносный смысл международного морского вы-
ражения.

Интернациональность его проявляется и в том,
что — как это ни покажется невероятным — фра-
зеологизмом оно стало не в самой Англии, а в Гер-
мании. Его создал и впервые употребил И.-В. Гёте
в романе «Родственные натуры» (1809). Употребил,
четко привязав именно к флотскому канату и в то
же время обогатив его переносным значением: «Все
снасти королевского флота, от самого толстого кана-
та до тончайшей веревки, сучатся так, чтобы через
них во всю длину проходила красная нить, которую
нельзя выдернуть иначе, как распустив все осталь-
ное; так что даже по самому маленькому обрывку
веревки можно узнать, что она принадлежит ан-
глийской короне; точно так же через весь дневник
Отгилии тянется красная нить симпатии и привя-
занности, все сочетающая воедино и знаменатель-
ная для целого».

Известность немецкого писателя и успех романа
сделали популярным и крылатое выражение о крас-
ной нити. Парадоксально, однако, что, употребля-
ясь в немецком, русском, французском, испанском,
итальянском и многих других языках, оно так и не
«дотянулось» до английского. Русско-английский
Оксфордский словарь, например, предлагает к это-
му выражению весьма прозаический глагольный эк-
вивалент: to stand out, to run through, то есть выде-
ляться, выступать и проходить насквозь. Судьбы
«морских» слов и выражений, как говорится, неис-
поведимы.

Трудовая вахта и сожженные корабли

Более четок «национальный» паспорт у выраже-
ния нести вахту, которое очень часто встречалось
в советской публицистике с эпитетом трудовая.
Такие вахты несли представители самых разных
профессий — сталевары, рыбаки, ученые: «Сейчас
суда промысловой экспедиции ведут лов в тяжелых
условиях осенних штормов. Рыбаки с честью несут
трудовую вахту вдали от родных берегов»; «Героика
освоения Арктики не канула в прошлое. Она каж-
додневно проявляется в нелегкой работе полярни-
ков, несущих научную вахту на дрейфующих в Ар-
ктическом бассейне станциях «Северный полюс»;
«Мы поднимаемся высоко в горы, в расположение
службы по борьбе с градом... Люди несут здесь
свою нелегкую вахту и совершенствуют искусство
обороны от ненастья» (Из газет).

Право «первородства», однако, здесь принад-
лежит именно морякам. Мы уже знаем, что само
понятие «вахты» восходит к седой древности: еще
вавилоняне и римляне отмеряли время по четы-
рехчасовым «стражам». Это понятие (так же, как и
песочные «склянки») надолго сохранили моряки,
любящие древние традиции. Само же слово вахта
говорит о немецком или голландском его проис-
хождении, ибо немецкое Wacht и голландское Wagt
(стража, караул или дежурство, охрана) — этимоло-
гически прозрачно: сравним немецкий глагол wa-
chen (бодрствовать, бдеть).

Предполагают, что в русский язык это слово по-
пало не прямо из немецкого, а через польский язык,
так как у нас оно впервые зафиксировано в книге
«О России в царствование Алексея Михайловича»
(1666-1667), написанной подьячим Посольского
указа Г. К. Котошихиным. В польском же языке сло-
во wachta известно с XVI в.

Говоря о возможности не только немецкого, но
и голландского происхождения нашего слова, име-
лось в виду следующее. Этимологи, для которых да-
тировка в книге Г. К. Котошихина является главным
аргументом в пользу немецкого (через польский)
заимствования вахты, категорично отвергают гол-
ландский «извод», поскольку ясно, что такого рода
заимствования появились позднее — в Петровскую
эпоху: «Неверно считать это слово заимствованием
из голландского языка».³⁵

Это утверждение, однако, можно оспорить, если
внимательнее вглядеться в значение и употребление
слова вахта. Ведь котошихинская вахта с общим
значением — караул, стража значительно отлича-
ется от специально морской современной вахты, ко-
торая означает особого вида дежурство на корабле,
подводной лодке и т. п. По-видимому, в истории на-
шего языка была не одна, а две разные вахты: одна
пришла через польский из немецкого языка, другая
же в более позднее время прямо из голландского.
Это подтверждается материалами словаря XVIII в.,
где первое слово четко отделяется от второго как раз
тем, что второе соотносится с голландским прототи-
пом. Сами контексты показывают, что первое слово
имеет польско-немецкий «сухопутный» паспорт, а
второе — «морской»: «И недавно зд Ьсь корришпон-
денцию переняли Яблонскаго, воеводы рузскаго с

Станиславом, котораго Королевское величество ука-
зал взять в арест, и сидит здЪсь при крепкой вахтЬ»;
«Штурманы и всё на кораблЪ служащия разделяются
на двЪ вахты или смЪны, и свою должность перемен-
но отправляются».⁴⁰ Как видим, во втором случае
речь идет о явно специализированной вахте, вроде
голландской Wagt, то есть о караульной, дозорной и
прочей службе на корабле, отправляемой командой
попеременно через 4 часа. Этим словом именуется
также сама команда, несущая такую службу.

В XVIII в. появились морские сочетания отправ-
лять вахту, стоять на вахте, которые позднее и по-
лучили переносное значение. «Ежели кто стоя на сво-
ей вахте наидетца спящ...» — предупреждает строго
«Устав морской, о всем что касается доброму управ-
лению, в бытности флота на морс» (1720). И любой
читающий эти строки петровского времени легко
может догадаться, что они сулили тому, кто вздума-
ет заснуть «стоя на своей вахте». В этой «уставной»
бдительности вахты и следует искать истоки строго
возвышенной тональности нынешнего оборота не-
сти трудовую вахту или стоять на трудовой вахте.

Публицистическая популярность переносного
значения вахты в нашей стране еще недавно была
поистине удивительной — тем более удивительной,
что ни в немецком, ни в голландском языках это сло-
во не достигло и десятой доли той фразеологической
активности, которую оно имело в советское время.
Разгадка этого, видимо, за пределами языка — как
говорится, в «героике наших будней». О каких толь-
ко вахтах не узнавал советский читатель, открывая
утренние газеты: вахты бережливости, вахты друж-
бы, вахты мира, вахты памяти, вахты протеста, тра-
урные вахты, вахты чистоты... Причем каждая из них
могла еще обозначать и различные явления, в зависи-
мости от того, в какой ситуации употребляется.

Так, газетные репортажи свидетельствовали, что
вахта мира несется по-разному в странах капитала
и в странах социалистического содружества. В пер-
вом случае это обычно был решительный протест,
манифестация против размещения, например, воен-
ных баз, во втором — энергичный и самоотвержен-
ный труд в определенные дни или часы с перечисле-
нием заработанных денег в Фонд мира. Постоянно
насыщаясь все новыми и новыми переносными от-
тенками в современной публицистике, слово вахта
отнюдь не теряло связи с суровыми, но почетными
морскими буднями. Более того, именно эта живая
связь между морской и сухопутной вахтами и спо-
собствовала неустанному «приращению смыслов»
нашего слова. Из старой морской песни все знают,
как трудно нести вахту:

«Товарищ, не в силах я вахту стоять», —

Сказал кочегар кочегару...

А это рассказ о жизни современного моряка:
«Морская служба связана прежде всего с трудностя-
ми психологическими. Вот представьте. Корабль вы-
ходит в море, впереди — долгие месяцы плавания.
Впрочем, слово «плавание» не совсем подходит для
определения того, что делают моряки. Постоянно,
день за днем, неделя за неделей идет боевая рабо-
та. Вахта — короткий отдых — и снова вахта. Жиз-
неннос пространство ограниченно. Монотонность,
однообразие утомляют. Сердце рвется домой, к род-
ным и любимым. А ведь при этом от моряка требу-
ется высочайшая бдительность, полная мобилиза-
ция сил — душевных и физических» (Из газет).

Вахта, как видим, — главный критерий всей жиз-
ни и деятельности моряка. Это для него и мера вре-
мени, и мерка морского пространства, и мерило его
гражданского и ратного труда. Этот высокий смысл
и пронизывает красной морской нитью все перенос-
ные значения слова вахта.

До сих пор мы говорили о выражениях, восходя-
щих либо к мифологическим, либо к общеязыковым
или литературным образам. В языке, однако, есть
немало оборотов, отразивших и конкретно-истори-
ческие «морские» события. Эти события, конечно,
сейчас тоже растворились во фразеологическом зна-
чении и о себе даже не напоминают.

Вот отрывок из статьи на морально-этическую
тему: «К сожалению, есть немало женщин, путаю-
щих понятия «мой муж» и «отец моего ребенка». А
между тем это далеко не одно и то же. При желании
или необходимости жена вольна расстаться с мужем,
но в любом случае ей следовало бы подумать, как
сохранить для своего ребенка родного отца: ниче-
го, кроме блага для подрастающего человека, это не
принесет. Зачем, в самом деле, сжигать корабли —
не для себя — тут дело личное, — а для детей, коим
жизненно необходимо выйти из семейного кризи-
са с наименьшими нравственными потерями, без
тяжкого груза злобы, ненависти и угрюмой кровной
обиды?» (Из газет).

Сжигать корабли здесь — сделать невозможным
возврат прежних отношений, решительный разрыв
с кем-либо или с чем-либо. Как будто переносное
значение и так ясно из прозрачного образа: сразу
представляешь моряков, высадившихся на незна-
комый берег и отрезавших себе кораблесожжением
возвращение домой.

Этот образ, несмотря на свою прозрачность, ли-
шен исторической конкретности. По Плутарху же,
сожженис кораблей действительно имело место в
XII в. до н.э., сразу же после падения Трои. Вина,
а точнее, заслуга в осуществлении этого странно-
го акта, принадлежит якобы женщинам-троянкам.
Троянцы, бежавшие на кораблях, были заброшены к
берегам Тибра. А их благоразумные жены, которым
понравилось это место и которых пугала перспекти-
ва дальнейших скитаний, сожгли корабли и таким
образом прйвязали своих супругов к домашнему
очагу. Не случайно труд, где Плутарх описывает эту
историю, назван «О добродетелях женщин»: ради
супружеской любви женщины и впрямь готовы на
самые противоестественные действия. Во всяком
случае — женщины античности.

Этот мужественный, хотя и совершенный жен-
щинами, поступок нашел подражателей и в позд-
нейшей истории. Сжег свои корабли в 1066 г. после
высадки в Англии вождь норманнов Вильгельм За-
воеватель, разбивший благодаря этому наголову вой-
ска англосаксонского короля Гарольда II и ставший
английским королем. Поступил так же и испанский
конкистадор Эрнан Кортес накануне завоевания
Мексики. И в русской истории можно найти подоб-
ные случаи. Дмитрий Донской, например, в ночь на
8 сентября 1380 г. разрушил за собой все переправы
через Дон, чтобы воины знали — никакой возмож-
ности отступления не будет. И в самом деле — на
поле Куликовом была окончательно разгромлена
монголо-татарская орда и кончилось тяжкое иго.

В наши дни выражение сжигать корабли поте-
ряло связи с историческими сюжетами, лишилось
былой героики. Но его «высокое» звучание слышно
и тогда, когда оно употребляется достаточно при-
земленно. Например, как в одной из песен А. Город-
ницкого:

А в пустынных садах и на улицах мглистых,
Над дыханием влажной земли,
Молча жгут сторожа прошлогодние листья —
Миновавшей весны корабли...

Кто же открыл Америку?

Еще более «историчны» те крылатые слова, в ко-
торых прямо называется какое-либо известное лицо
или место. К ним относятся, например, интернаци-
ональные обороты открыть Америку и Колумбово
яйцо, прямо именующие и место действия, и самого
деятеля.

История открытия Америки Колумбом настолько
хорошо известна, что, употребляя выражение в пе-
реносном смысле, писатели постоянно апеллируют
к прямому значению: «Много заказов было сделано
русской литературе. Но заказывать ей бесполезно:
ей закажут Индию, а она откроет Америку» (Ю. Ты-
нянов). Здесь, как видим, Тынянов прямо намекает
на великую ошибку Христофора Колумба, пристав-
шего 12 октября 1492 г. после двухмесячного плава-
ния к незнакомому берегу, который был им принят
за Индию. На самом же деле это была Куба. Позд-
нее, высадившись уже на территории самой Амери-
ки, он ошибся вторично, ибо не понял, что открыл
новый континент.

Это двойное открытие «Вест-Индии» в какой-то
степени перекликается с двойным стилистическим
регистром выражения открыть Америку. Мы упо-
требляем его и для характеристики какого-либо
эпохального открытия, и тогда, когда иронически
подчеркиваем, что ничего нового не открыто, а аз-
бучная истина выдается за нечто неизвестное до-
селе.

Более употребительное второе значение также
отражает историческую реальность. Правда, це-
лых триста лет никто не сомневался, что Колумб
действительно — первооткрыватель Нового Света.
Однако исландские и гренландские саги, историче-
скую ценность которых осознали лишь в XIX веке,
дают серьезное основание для того, чтобы оспорить
приоритет Колумба. В этих сагах рассказывается,
в частности, о том, что гренландские мореплавате-
ли где-то около 1000 года продвинулись далеко на
запад и открыли там новые земли. Первооткрыва-
телем Америки в таком случае следует считать ви-
кинга Лсйфа Эриксона, под предводительством ко-
торого они плыли по морским просторам, а затем
по какой-то неизвестной реке даже проникли вглубь
огромного материка.

Географы, историки и мифологи по-разному от-
вечают на вопрос о маршруте предшественников
Колумба, Предполагалось, что гренландские перво-
проходцы наверняка были в Лабрадоре, Ньюфаунд-
ленде, в устье реки святого Лаврентия и в окрест-
ностях Великих озер. Однако многие детали оста-
вались долгое время загадкой, разгадать которую
помог случай. В 1898 г. шведский посслснсц Охман
нашел на западе от Великих озер небольшой камен-
ный памятник (так называемую Кенсингтонскую
плиту), на котором сохранилась дата «1362 г.» и лю-
бопытная надпись: «Нас — восемь готов и двадцать
два норвежца, идущих по открытому нами пути от
Винланда на запад. Мы стояли лагерем около двух
скальных утесов в нескольких днях пути на север
от этого камня. Мы уходили на охоту, а вернувшись
в лагерь, нашли десять своих людей обагренными
кровью и мертвыми. Спаси нас, святая дева Мария,
от всего злого!».

Ученые, изучавшие эту надпись, предположили,
что ее оставила в Америке одна из норвежских кора-
бельных команд, которая здесь и погибла. Хотя этот
источник признается спорным (в 1362 году готов
уже не было), такой факт даже в качестве легенды
свидетельствует о том, что гренландские путеше-
ственники в X-XIV вв. могли быть постоянными
гостями Америки.

Ирландские историки эпоху открытия Америки
отодвигают в еще более ранний период — VI в. До-
казывая, что именно их соотечественники являются
первыми колумбами, они ссылаются на древнюю
кельтскую книгу, описывающую путешествия ле-
гендарного мореплавателя СентБрендана. Реальную
возможность такого путешествия доказал 36-летний
английский историк Тимоти Северин, отправивший-
ся с четырьмя спутниками через Северную Атлан-
тику на двенадцатиметровой лодке, дубовый остов
которой был обтянут кожей. Путешественники бла-
гополучно высадились на берег острова Пекфорд-
Айлснд у Ньюфаундленда.

Но и этот — четырнадцативековый — возраст
оказывается всего-навсего «младенческим» при ре-
шении вопроса об открытии Америки, если учесть,
что ее освоение начиналось не с берегов Европы или
Африки, а из Азии. Ведь антропологи давно дока-
зали, что коренные жители Нового Света — индей-
цы — произошли от монголоидов. Но каким путем
они пришли в Америку, оставалось неизвестным.

Археологи выдвинули гипотезу, что это освое-
ние началось уже 70 тыс. лет назад через «ледяной
мост», превратившийся позже в Берингов пролив.
Ширина пролива и сейчас, как известно, невели-
ка — 60 км, то есть один суточный переход.

Эта гипотеза долго воспринималась весьма скеп-
тически. Недавно, однако, археологические рас-
копки, проведенные на берегу Ушковского озера в
центральной части Камчатского полуострова, при-
несли новые открытия. К прежде найденным жили-
щам обитателей древнекаменного века прибавилось
еще 25, залегающих в более глубоком слое отложе-
ний. Это значит, что Ушковская стоянка — одна из
крупнейших в мире. Слегка углубленные в землю
жилища с кольцевыми очагами из камней, мощные
отложения костного и древесного угля, наконечни-
ки стрел и копий, ножи, скребки, резцы, бусинки и
подвески, найденные археологами, — все это пока-
зывает, что древние поселенцы Камчатки — прямые
предки американских индейцев. В частности, бусин-
ки, пронизки и различные подвески, сделанные с
удивительным мастерством, свидетельствуют о том,
что «древнекаменные» красавицы из поселения на
Ушковском озере носили нечто похожее на индей-
скую вампу — ожерелья, пояса, различные другие
украшения из бус и бисера.

Подобные пристанища обнаружены и на Чукот-
ке. Оказывается, она была довольно густо заселена
охотниками на мамонтов и бизонов в древнекамен-
ном веке и в период великого оледенения, а позднее,
в неолите, — охотниками на диких оленей. Открыты
также стоянки первобытных людей на острове Рат-
манова в Беринговом проливе и на материке, в не-
посредственном соседстве от Америки (по берегам
озера Коолень и реки Курупкан). Здесь обнаружены
орудия каменного века — наконечники стрел, ножи,
скребки, обломки глиняной посуды.

Газеты сообщили недавно и о новых исследо-
ваниях американских археологов и антропологов,
свидетельствующих о древнейшем заселении Аме-
рики в южной ее части. Пробы «культурного слоя»,
взятые из одного угольного пласта в Чили, а также
ряд находок примитивных каменных орудий после
радиоуглеродного анализа подтвердили, что первые
люди ступили на Американский континент не менее
чем 33 тыс. лет назад. Причем спустя некоторое вре-
мя они покинули эти места, ибо вторичное их засе-
ление произошло спустя 18 тыс. лет.

Все такие находки помогают ответить на вопрос
о пути освоения Америки достаточно однозначно.
Наиболее вероятным представляется путь через се-
веро-восточную оконечность азиатского материка.
Оказывается, в период наибольшего оледенения
уровень Мирового океана понижался на 100-200 м.
И тогда мелководные участки в прибрежной полосе
превращались в сушу. Берингия, ныне затопленная
океаном, в такие периоды становилась мостом че-
рез континенты. Кто был тем «древнекаменным»
Колумбом, который первым прошагал по этому мо-
сту, конечно, сказать невозможно. Ясно только, что
Колумб, «открывший Америку», опоздал.

По иронии исторической судьбы Америку «окре-
стили» не названием одного из индейских племен и
не именами Эриксона, Брендана или даже Колумба.
Ее назвали в честь флорентийского путешественника
Америго ВеспуЧчи (1451 -1512), четырежды посетив-
шего этот континент после Колумба. Назвали (точнее,
назвал картограф М. Вальдземюллер в 1507 г.), види-
мо, лишь за выдвинутое именно им предположение,
что открытые Колумбом земли — новая часть света.

Колумбу приписывают еще одно открытие — куда
более скромное, чем открытие Америки, но тоже во-
шедшее в фонд многих языков, — открытие самого
простого способа ставить яйцо на стол в вертикаль-
ном положении. Оно стало основой крылатого выра-
жения прост как Колумбово яйцо. Как повествует
Бенцони в своей «Истории Нового Света» (1565),
после возвращения в Европу Колумбу устроили
пышный прием. Здесь нашелся недоброжелатель,
который начал утверждать, что в открытии Америки
ничего трудного не было. Тогда Колумб предложил
ему поставить яйцо на стол. Этого не смог сделать
ни завистник, ни все остальные пирующие. Колумб
же слегка ударил концом яйца о стол, и оно было по-
ставлено. На возражения присутствующих, что это,
мол, всего-навсего хитрая уловка, Колумб ответство-
вал, что в каждом великом деле, как и в такой шутке,
необходима прежде всего остроумная догадка. А как
только она высказана, то кажется столь же простой,
как Колумбово яйцо. С тех пор это выражение стало
фразеологическим символом простого решения ка-
кой-либо замысловатой проблемы.

Нужно сказать, что и здесь приоритет Колумба
давно оспаривается. Исторический анекдот о яйце,
поставленном вертикально на стол, рассказывает,
например, и Джорджо Вазари в своих «Жизнеописа-
ниях наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и
зодчих» (1550). За 70 лет до Колумба, около 1421 г.,
по его словам, во Флоренцию съехались из разных
стран зодчие, чтобы решить, как завершить купо-
лом недостроенный собор Санта-Мария дель Фьо-
ре. Филиппо Брунсллески (1377-1446) предложил
возложить эту задачу на того, кто поставит яйцо на
стол по «колумбову» методу. Выиграл это право сам
Брунеллески, увенчавший собор куполом в форме
яйца со срезанным острым концом.

Не без основания считается, что выражение о Ко-
лумбовом яйце возникло в конце концов из испанско-
го народного анекдота с уже известным нам сюже-
том. Героем этого анекдота является мудрец-простак
Хуанело — отсюда и испанское выражение яйцо Ху-
анело (el huevo de Juanelo), синонимичное обороту

Колумбово яйцо. Благодаря Калъдерону, включив-
шему этот анекдот в комедию «Дама-невидимка», он
получил широкое хождение в литературе.

Пожалуй, и в случае с Колумбовым яйцом при-
оритет приходится отдать именно безымянным
«первопроходцам». В данном случае не индейцам,
конечно, а испанскому народу, в речи которого яй-
цо часто является символом простоты и закончен-
ности. Сравнение проще, чем высосать яйцо (mas
facil que sorberse un huevo), например, значит нечто
вроде русского проще пареной репы. Да и у нас
выеденное яйцо означает исключительную мало-
ценность чего-либо. А в словаре В. И. Даля можно
найти сравнение, весьма близкое по переносному
значению к испанскому: Все налицо, как выеден-
ное яйцо, — то есть очень ясно, предельно просто.
Анекдоты о яйцах Хуанело, Брунеллески или Ко-
лумба и могли возникнуть на базе устойчивых «яич-
ных» ассоциаций.

Обороты открыть Америку и прост как Колум-
бово яйцо со строго исторической точки зрения, как
мы видели, не имеют никакого отношения к Колум-
бу. Но их языковое прикрепление к имени великого
мореплавателя тем не менее вполне закономерно и
оправданно. Не столь важно, в сущности, Колумб ли
именно открыл Америку первым, — важно, что по-
сле него туда все чаще стали приплывать корабли из
Старого Света, что это открытие знаменовало новую
эру мореплавания. Всегда важнее не то, кто первым
зарегистрирован в анналах истории, а насколько глу-
боко он врезался в память человечества и в сердце
языка.

ff> Глава 4 ' ^

СЛОВО БЫЛО В КОНЦЕ

^ 0