На поприще, сраженья ожидая

(В.А. Жуковский)

Слово же верста, в отличие от поприща, до сих
пор сохраняет свой обиходный колорит и воспри-
нимается как народная обобщенная характеристи-
ка довольно значительного расстояния. Не случай-
но оно активно сохраняется в составе популярных
пословиц и поговорок: Для милого дружка семь
вёрст не околица; за семь вёрст киселя хлебать;
семь вёрст до небес, и всё лесом. Во всех них семь
вёрст означает очень далеко еще и потому, что по-
нятие о расстоянии усиливается «магическим» чис-
лом 7, которое в русском фольклоре также имеет
обобщенно-множественную символику. Характер-
но, что некоторые писатели «нагнетают» этот чис-
ловой показатель, усиливая тем самым экспрессив-
ность привычных оборотов: «И я не поеду. Очень
мне нужно тащиться за пятьдесят верст киселя есть»
(И. С. Тургенев); «Помилуйте! Разве сладко свиде-
телсм-то быть? Первое дело — за сто верст киселя
есть» (М. Е. Салтыков-Щедрин). Впрочем, верста
и в единственном числе остается символом дистан-
ции достаточно «огромного размера».

Первоначальное значение версты для нас может
показаться не совсем «измерительным». Оно связа-
но с глаголом въртЪти (вертеть) и значило поворот
плуга, а затем — расстояние от одного поворота
плуга до другого, протяженность борозды (об-
разуемой движением плуга от одного поворота до
другого). Трудно, конечно, представить такого па-
харя-богатыря, который может, не останавливаясь,
пройти с плугом целый километр с гаком, более
того, если учесть, что древнейшая мерная верста
равнялась около тысячи саженей, то даже и целых
два. Видимо, это была некая метрическая гипербо-
ла, но тем не менее длина пропаханной борозды для
славянского пахаря была, конечно же, на много по-
рядков выше, чем пядь, локоть, аршин или сажень.
Гиперболическая инерция, собственно говоря, и
продолжает насыщать экспрессией названные выше
выражения.

Иное значение слова верста консервирует дру-
гая популярная русская поговорка — коломенская
верста, или с коломенскую версту, которая харак-
теризует человека недюжинного роста. Здесь уже
имеется в виду не сам пройденный путь, а версто-
вой столб, устанавливаемый в прежние времена на
особо важных трактах государства Российского.

Благодаря прилагательному коломенский, вхо-
дящему в состав этого оборота, можно очень точно
датировать его происхождение — 60-е-начало 70-х
годов XVII в., время правления царя Алексея Ми-
хайловича. Вот как пишет об этом времени один из
историков, Карабанов, которого в связи с происхож-
дением нашего оборота цитирует известный языко-
вед Ф. И. Буслаев: «Царь Алексей Михайлович от-
менно любил подмосковное село свое Коломенское;
доказательством тому служит, что при каменной
церкви Вознесения Христова, за алтарем, на па-
перти, он приказал сделать возвышение наподобие
кресел, куда прихаживал любоваться редким видом.
Сообразно тогдашним временам, он старался укра-
сить любимое место своего пребывания: постро-
енный родителем его, царем Михаилом Федорови-
чем, деревянный готический дворец распространил
пристройками и переходами, повелев соорудить на
площади пред оным столб с ящиком, в который все
требующие царской защиты могли бы безбоязненно
опускать свои челобитные. По указу его, вновь из-
мерено расстояние до престольного города [то есть
Москвы] и поставлены версты такой величины, ка-
ких еще в России не бывало».²⁹

Многие популяризаторы русского языка повто-
ряют эту историю, что вполне справедливо, так как
сама известность дворца в Коломенском стала, как
теперь говорят публицисты, гарантом употребитель-
ности выражения. Тем более что и сейчас музей-за-
поведник «Коломенское» — одно из излюбленных
мест наших соотечественников. Да и в русской ли-
тературе выражение о коломенской версте встре-
чается достаточно часто, чтобы врезаться в память
каждому. И не только у классиков, но и у современ-
ных писателей: «Во-первых, на такую коломенскую
версту, как ты, все будут обращать внимание, а во-
вторых, некому детей нянчить» (А. Степанов).

Тем не менее у нашего выражения была пред-
ыстория, гораздо более древняя, чем установка «ко-
ломенских верст» при Алексее Михайловиче. В рус-
ской литературе не случайно верста употребляется
переносно о человеке высокого роста и без опреде-
ления коломенская: «— Или ты за него замуж со-
бралась? — Я?! За эту версту?! Да скорее не знаю за
кого выйду, но не за него» (J1. Н. Толстой).

Это сравнение было понятно, ибо на всех боль-
ших дорогах России ставились верстовые столбы —
полосатые, покрашенные в три национальные цвета
России, на этих «верстах» указывалось расстояние
до населенного пункта. Помните, у Пушкина в
«Зимней дороге»?

Ни огня, ни черной хаты,
Глушь и снег... Навстречу мне
Только версты полосаты
Попадаются одне...

Верстовой столб, как и столб вообще, был из-
давна универсальным мерилом верзилы. В русских
народных говорах и в просторечии поэтому немало
сравнений с верстой: волгоградское как верста;
донское вытянуться как верста; псковское стоять
верстой; брянское ростом с версту — все они ха-
рактеризуют именно высокого человека, хотя при
этом в народной речи верста была и символом пол-
ного одиночества: один как верста в поле. Отнюдь
не единичным было и употребление слова верста
с эпитетами, подчеркивающими, так сказать, долго-
вязость: в курских говорах о высокорослом челове-
ке говорили: «Вот обоянская верста», имея в виду
верстовые столбы, отмечавшие дорогу в город Обо-
янь, а сибирские старики из-под Омска, до сих пор
иронично именуя долговязых женщин губернской
верстой, поясняют: «Высока, как губернска верста.
Губернатор версты устанавливал — тыща двести
метров». Выражение коломенская верста, следо-
вательно, — лишь позднейшее развертывание более
древнего сопоставления с верстой, широко извест-
ного русской народной речи.

Ш. ОТ ГАКА ДО МЕТРА__________________________

Что меряли гаком?

Как ни велико было расстояние или размеры че-
го-либо, всегда можно представить себе нечто еще
большее. Особенно когда под рукой — специально
для этого созданное выражение с гаком. Нет, пожа-
луй, ничего более приблизительного и относитель-
ного, чем этот самый фразеологический гак. Он
применим практически к любому измеряемому объ-
екту и может характеризовать добавку или излишек
как расстояния, так и веса или времени. Чаще всего,
однако, этот оборот употребляется именно с мерами
длины, причем традиционные меры — такие, как
верста, — уже давно уступили место современным
метрическим: «Хохлы, лениво, с расстановкой отве-
чали, что до Нагорной «версты три, або четыре, ма-
будь, е, с гаком» (А. И. Куприн); «Противоположный
берег довольно высок: пожалуй, метров двадцать с
гаком» (В. Шишков); «Вот это будет прогулка! Де-
сять тысяч километров. Да еще с гаком» (Из газет).

Проблема фразеологического гака весьма сму-
щает этимологов. Авторы Этимологического слова-
ря украинского языка, например, так и пишут: «не
совсем ясно».³⁰ Правда, слово гак, заимствованное
из немецкого Hacken (крюк, багор, соха), имело и чи-
сто «измерительное» значение. В словаре В. И. Даля
это, помимо прочего, и «мера земли в балтийском
крае [то есть Остзейских провинциях], не равная,
смотря по качеству почвы: рижский гак почти вчет-
веро больше эзельского, прочие между ними». Это
значение (оно, кстати, известно и немецкому язы-
ку), однако, не могло стать основой приблизитель-
ного фразеологического «измерения», ибо никак не
подчеркивает «излишности», «сверхмерности». Вот
почему предлагаются два разных объяснения этого
оборота.

Первое основано на предположении, что у вос-
точных славян гаком некогда называли косу, ее де-
ревянную ручка, а также меру, равную длине этой
ручки. Позднее старинное слово гак якобы забылось
и было вытеснено косой (также употреблявшейся в
метрическом значении), а гак стал употребляться
весьма расширительно, «в смысле меры расстояния
гораздо больших размеров, чем обыкновенные раз-
меры орудия».³¹

Второе объяснение отталкивается от весьма спе-
цифического промыслово-рыболовецкого термина
гак, записанного И. М. Дуровым в 1929 г. на Солов-
ках. Гак — «термин, относящийся к мерам длины
и веса неопределенной величины. Некоторый изли-
шек против нормальной величины меры или веса.
Особенно большую роль играет гак среди рыбаков
на промысле при определении веса выловленной
рыбы до ее реализации».³² На основании такого,
как видим, довольно расплывчатого определения
Г. Я. Романова делает вывод, что в основе оборота с
гаком лежит «гак—крюк, на котором взвешивалась
пойманная рыба, который был добавкой, излишком
к чистому весу рыбы».³³ Так у значения железный
крюк, которое действительно является первичным
для заимствованного из немецкого слова гак, яко-
бы и появляется значение излишек, добавка. «По-
лучив такое значение в рыболовной терминоло-
гии, — заключает автор этой гипотезы, — слово гак
начинает употребляться более широко, обозначая не
только излишек веса, но и излишек при измерении
расстояния, определении времени».³⁴ Какое же из
этих предположений верно?

Пожалуй, оба следует назвать довольно гипоте-
тичными. Связь гака с косой, как мы видели, осно-
вана лишь на реконструированном значении. Уязви-
мым местом является здесь и сама логика семанти-
ческого развития выражения, ибо ничего излишне-
го, «прибавочного» в такой мере, как гак (коса), нет.
Если измерение земельного участка происходило с
помощью такого эталона, то прибавление еще одно-
го гака неоправданно. Не говорим же мы: «двадцать
километров с километром» или «пятнадцать метров
с метром» — проще назвать 21 км или 16 м. Вторая
гипотеза в этом смысле выглядит более логичной,
так как излишек, «прибавочность» здесь как будто
бы получается за счет учета «инородной» по сравне-
нию с весом рыбы меры — железного крюка. Беда,
однако, в том, что в рыбопромысловом словаре, на
который ссылается Г. Я. Романова, гак не имеет зна-
чения железный крюк (на котором взвешивается
рыба). Это ведь только обозначение «некоторого из-
лишка против нормальной величины меры или ве-
са», причем «неопределенной величины», а не наи-
менование рыболовецких весов. Следовательно, это
тоже не что иное, как смысловая реконструкция, а
не опора на реальный языковой факт. К тому же сло-
варь, вышедший в 1929 г. на Соловках, явно (в силу
известных социально-исторических обстоятельств)
зафиксировал не диалектную поморскую стихию, а
общелитературные термины и слова, к которым, ви-
димо, следует отнести и наш гак.

При решении вопроса, как кажется, очень важ-
ны два обстоятельства: к какому «мерному» объекту
первоначально относился фразеологический гак и
откуда (в географическом смысле) это выражение
попало в русский литературный язык.

На второй вопрос помогает ответить как русская
классическая литература, так и русские народные го-
воры. Мы уже видели, что А. И. Куприн (а он одним
из первых в литературном языке употребил оборот с
гаком) делает особый акцент на том, что расстояние
до Нагорной измеряли пресловутым гаком именно
«хохлы», причем писатель их ответ и передает на
украинском просторечии: «...версты три, або четы-
ре, мабудь, е, с гаком».

Не случайно поэтому И. Г. Ольшанский прихо-
дит к выводу, что слово гак в русском языке по сво-
ему происхождению — слово областное, вошедшее
в литературную речь из южных диалектов под влия-
нием украинского языка.³⁵

Действительно, это выражение активно пред-
ставлено в русских народных говорах тех районов,
которые близки к Южной России, Украине и Бе-
лоруссии: в костромских, ярославских, донских,
псковских, хотя, конечно, благодаря широкой упо-
требительности в литературном языке можно его
услышать сейчас и в других зонах. Активное упо-
требление его белорусами и украинцами — причем
именно в народном обиходе — заставляет еще раз
усомниться в самой возможности связи нашего га-
ка с наименованием меры для приблизительного
взвешивания рыбы, записанной на Соловках.

Наблюдение за употреблением оборота с гаком в
народной речи многое дает и для того, чтобы пред-
ставить первоначальную сферу применения слова
гак. Чаще всего — как и в литературном языке —
здесь речь идет об излишнем расстоянии. Вот не-
сколько таких записей, сделанных в Костромской и
Ярославской областях: «— А сколько до Шишкина-
то будет? — Десять верст с гаком. — А велик ли
гак-то? — А кто его знает, никто не мерил»; в дон-
ских говорах: «Прашол семь киламетраф з-гаком»;
в псковских: «Будит вам да Пажэревиц [название
деревни] десять з гакам»; в туровских говорах бело-
русского языка: «От гак! Больш за версту!»; в Мстис-
лавских говорах белорусского языка: «Да добрыга
ат'ётуля сем вёрст з гакам».

Характерно, что и в белорусском, и в украин-
ском литературных языках выражение з гаком упо-
требляется также чаще всего именно в «простран-
ственных» контекстах. Не случайно и в словаре
Б. Д. Гринченко оно иллюстрируется предложени-
ем, в котором фигурируют известные «землемер-
ные» единицы: «По дву десяти Hi й eiciM аршин та
трошки й з гаком».

Все сказанное приводит к выводу, что гак — не
какая-то бывшая точная единица измерения, а просто
крюк, который приходится давать, если нет прямого
пути. Недаром ведь русскому дать крюк& или дать
кругаля (пройти или проехать обходным путем) со-
ответствует украинское дати гаку или зробити гак.
Выражений такого типа в народной речи, например
русской, немало: дать кругу, дать кривуля, воро-
нежское дать околицу, дать бгибня и т.п. Ясно, что
делать такие объездные маневры — это и значит
ехать лишние версты или километры.

Употребляются такие слова и в сочетании с пред-
логом с. Так, диалектное слово завёртка (веревоч-
ная петля или кольцо из ремня, проволоки или пру-
тьев) образует «метрический» оборот с завёрткою
(с избытком, с лишком). Он характеризовал некогда
в Поволжье приблизительную, но довольно боль-
шую глубину: «Сем с завёрткою означает с лишком
семь футов глубины». Подобным же образом созда-
ны известные выражения с верхом, с лишком, с из-
бытком, украинское з верхом, з наспом, з наспою,
з лйшком. Да и всем известное шутливое с хвости-
ком довольно близко именно к гаку (крюку, полу-
кругу) — во всяком случае по форме.

Значит, гак в нашем выражении никогда настоя-
щей единицей измерения и не был. Это лишь память
о тех обходах и объездах — «крюках» и «огибнях»,
которые приходилось «давать» нашим предкам, ес-
ли столбовой дороги, оснащенной «полосатыми
верстами»-столбами, не было. Словом, если прихо-
дилось преодолевать нужное расстояние «с гаком».

Метры вместо гаков

Хотя сам фразеологический гак и не входил в
метрическую систему, его освоение нашим языком
симптоматично уже потому, что оно совпало с пе-
риодом решительной перестройки этой системы.
Слово гак в значении крюк, шип встречается в
письменных памятниках с конца XVII в., фразеоло-
гизм же — со второй половины XIX в. Это время
проникновения в наш язык множества иностранных
слов, в том числе и метрических терминов. Снача-
ла проникновение шло стихийно, «свое» и «чужое»
хаотично перемешивались друг с другом. Так, на-
пример, в «Козмографии» 1670 г. аршины, версты,
пяди, поприща, сажени перемежаются, с одной
стороны, с такими мерами, как ноги человеческие,
стопы ножные, ступени или стопы человече-
ские, а с другой — с градами (градусами), левка-
ми гишпанскими (около 3 верст), итальянскими,
шпанскими, польскими и немецкими милями,
пасами, песами, шахами, стадиями и ульнями.
Постепенно идет унификация не только самих мер,
но и их обозначений, причем основное направление
этой унификации — приближение к международ-
ным стандартам. Эти стандарты, правда, тоже коле-
бались, и законодателям российских мер приходи-
лось крайне осторожно соизмерять исконно отече-
ственное с подходящим иноземным. Современная
метрическая (десятичная) система мер внедрялась в
торговый и научный обиход России довольно мед-
ленно: за ее введение Российская Академия наук
выступала еще в 1869 г., но лишь в 1899 г. эта си-
стема была допущена к применению. Только после
Октябрьской революции ее ввели окончательно и
бесповоротно: 11 сентября 1918 г. Совет Народных
Комиссаров РСФСР принял декрет «О введении
Международной метрической десятичной системы
мер и весов». На смену пядям, аршинам, саженям и
верстам пришли сантиметры, метры и километры.

Современная Международная метрическая си-
стема измерений была создана во время француз-
ской буржуазной революции XVIII в. До этого и во
Франции были в ходу такие «эталоны», как, напри-
мер, ступня короля (французский туаз) или рассто-
яние от носа короля до конца его вытянутой руки.
С 1791 г. в качестве основной меры длины устанав-
ливался метр — от греческого metron (мера); метр
составлял одну сорокамиллионную долю париж-
ского меридиана. Многочисленные образцы этого
эталонного метра разъехались в разные страны, по-
ложив начало интернационализации метрической
системы мер. На основе метра были разработаны
методы линейных измерений и определены другие
единицы. Так, основной единицей поверхности
стал ар, равный квадрату со сторонами 10 м: ар от
греческого aros (пахота); основной единицей объ-
ема, предназначавшейся для измерения дров, стал
стер, равный кубу со сторонами 1 м каждая; основ-
ной единицей объема (емкости) жидких и сыпучих
тел — литр равный кубу со сторонами 0,1 м каждая;
литр образовано от греческого litra (весовой фунт).
Основной единицей веса стал грамм (от греческого
gramma — обозначение, надпись), равный весу чи-
стой воды в объеме 0,01 кубических метров при тем-
пературе 0° по Цельсию. Как видим, «метричность»
этой системы выдержана очень последовательно.

Линейные измерения, связанные с метром, по-
стоянно совершенствовались, а сами единицы про-
должают уточняться. Учеными сейчас разработаны
электромагнитные методы и средства измерения рас-
стояний в длинах электромагнитных волн. Волновой
эквивалент метра чрезвычайно точен — он содержит
1,650763 длины волн изотопа криптона-86. Понятно,
что подобной точности можно достигнуть лишь с по-
мощью особых приборов — радио- и светодальномс-
ров. Они позволяют измерять расстояния в огромном
диапазоне — от одного метра до сотен тысяч киломе-
тров. Такая точность и такие пространственные диа-
пазоны нужны современной науке и технике.

Старые метрические системы многих народов
долго не сдавали своих позиций, ибо подкупали «по-
нятностью». Но эта понятность — чисто этимологи-
ческая, дающая весьма приблизительное представ-
ление о точной мерс. Так, английский гран (равный
0,0648 г) буквально значит зерно (grain). Дюйм (рав-
ный 2,5 см), попавший к нам из Голландии в эпоху
Петра I, это голландское большой палец (duim);
сравните с немецким Daumen с тем же значением.

Унция, равная 28,3 г, ведет начало от латинского un-
cia: в Риме унция означала одну двенадцатую часть
фута. Английский фут (равный 30,5 см) назван так по
длине ступни: foot — это и есть ступня, нога (ниже
щиколотки). Метафорические приблизительности
таких размеров, правда, в разнос время пытались по-
разному устранить. Фут, например, определялся как
длина, равная 36 положенным друг за другом зернам
ячменя при средней его урожайности, а ярд — уже
известной нам «роялистской» меркой — как рассто-
яние между носом и средним пальцем вытянутой
руки не просто короля, а короля Эдгара, жившего в
959-975 гг. Ясно, что такие «уточнения» допускали
не меньший произвол, чем обмер товаров русскими
купцами на свои собственные аршины.

Метр с кепкой и аршин с шапкой

Замена национальных мерок интернациональ-
ными метрическими эталонами, следовательно, —
историческая неизбежность, вызванная научно-
технической революцией. И язык, в сущности, —
единственная «палата мер и весов», где многие сме-
щенные историей мерки продолжают и еще долго
будут продолжать свою активную жизнь. Здесь они
оказываются намного конкурентоспособнее новых
метрических терминов, ведь последние, как и во-
обще термины, достаточно стойко сохраняют свою
однозначность, в то время как традиционные наи-
менования мер обросли массой дополнительных
ассоциаций и образов, столь необходимых для фра-
зеологического употребления.

Действительно, много ли мы найдем переносных
употреблений таких слов, как сантиметр, метр или
километр! Практически ни одного, что и отражают
русские словари. А вершок, пядь, аршин, сажень и
верста больше известны каждому русскому как фра-
зеологические метафоры, чем как термины. Попытка
провести здесь «модернизацию» обречена на провал.
От горшка два сантиметра, семи метров во лбу
или с коломенский километр — такое может ска-
зать либо беспросветный неуч, либо иностранец, не
познавший еще тонкостей русского языка и потому
воспринимающий соответствующие идиомы как сво-
бодные словосочетания с метрическими терминами.

Некоторая «подвижка» в сторону метрических
терминов, конечно, все-таки возможна. Мы уже
видели, как именно в эпоху «метрического бума» в
России версты с гаком сменялись и в литературном
языке, и в народной речи на километры с гаком.
Аналогичным образом произошла подмена преж-
него аршина на современный метр в просторе-
чии: «— И ты за него выходишь замуж?! Да это же
полтора метра с кепкой!» Такую фразу автору этих
строк довелось услышать в петербургском метро.
Ясно, что речь шла о женихе невысокого роста. Лю-
бопытно, что в русских народных говорах — вят-
ских, пермских и псковских — до сих пор бытует
подобное насмешливое прозвище низкорослых лю-
дей — аршин с шапкой. «Ей триццать лет, а яна всё
аршын с шапкай», — говорили об одной женщине в
деревне Камено-Опочецкого района на Псковщине.

Эта фразеологическая шутка не так уж и нова,
поскольку хорошо известна и белорусам. Здесь она
даже попала в литературный язык: «— А рост i са-
прауды падвёу мянс. «Аршын з шапкаю», — кажуць
пра мяне. А я толью смяюся» (Д. Каваль); «Ну яю
ен там, FbiTpoBiH? Дваццаць шосты год, ростам, як
кажуць, аршын з шапкаю, адукацыя восем класау»
(С. Грахоусю). Впрочем, и в современном русском
литературном языке оборот аршин с шапкой так-
же встречается: «Пока Васюха мыкался по белому
свету, умерла его жена Поля, оставив на чужие руки
дочку Мотю. Митяй в эти годы сам был, как говорят,
«аршин с шапкой», но безропотно принял на себя
заботу о несмышленыше» (Г. Марков); «Усадист
дед, широк в плечах. Но ростом не взял: аршин с
шапкой — как говорят в таких случаях мужики-по-
селяне» (Г. Крутиков).

Мостик между аршином с шапкой и полутора
метрами с кепкой перекидывает современное нов-
городское выражение метр с шапкой. Ясно, что и
метр с шапкой, и полтора метра с кепкой — лишь
продолжение старого «аршинного» измерения, при-
нявшего здесь шутливую форму. Записаны эти обо-
роты от разных людей и в разных местах: одно в
Новгородской глубинке, другое — в крупном инду-
стриальном центре. Но оба они свидетельствуют о
том, что народная речь широко открыта ко всем но-
вовведениям. Открываясь им, она, однако, переме-
ривает их по своей, глубоко национальной «аршин-
ной» мерке. Ибо несмотря на свою исключительную
динамичность народная речь — наша историческая
память, которая надежно хранит почти все, остав-
ленное в прошлом. В том числе и вышедшие ныне
из моды аршины, сажени да «версты полосаты».

...Привлечь к себе любовь пространства, Услышать будущего зов... Б. Пастернак

Время и пространство существуют для челове-
ка лишь в их взаимодействии. Само слово дей-
ствие — наименование последней части «клас-
сической» триады. Действие, движение, процесс
соединяют Время и Пространство в единое целое,
ибо любая деятельность осуществляется в их ко-
ординатах. Стоит ли удивляться поэтому, что Дей-
ствие оставило в языке след еще более глубокий,
чем Время и Пространство?

Нет возможности продемонстрировать все язы-
ковые отражения многообразной человеческой дея-
тельности. Даже если сузить ее до профессиональ-
ной сферы, одно перечисление слов и выражений,
образным истоком которых она стала, будет чрезвы-
чайно длинным. Во фразеологии, например, отраже-
ны многие важные для прошлой и настоящей жизни
трудовые процессы. К охоте и рыболовству относят-
ся ни пуха ни пера, лезть на рожон, по горячим
следам, навострить слух, убить бобра и многие
другие. К различным ремеслам — согнуть в дугу,
попасть впросак, вить из кого-либо веревки, тя-
нуть канитель, лить колокола, на скорую руку,
без сучка и задоринки... К крестьянским промыс-
лам — ободрать как липку, не лыком шит, лыка не
вяжет, из кулька в рогожку, через пень колоду... К
военному делу — стоять на часах, брать измором,
поставить заслон, бить в набат, брать на пушку,
тихой сапой, гол как сокол, поднять на щит...
Приток таких фразеологических метафор постоянно
пополняется: звездный час, выйти на орбиту, вы-
вести на орбиту... Всего и не перечислишь.

Не пытаясь поэтому исчерпать извечный «дей-
ственный» сюжет во всей его неизмерности, попро-
буем выбрать из него то, что кажется теснее всего
связанным и со Временем, и с Пространством. В
первую очередь — это один из древнейших видов
деятельности человека, расширяющий его геогра-
фические горизонты и тем самым уточняющий гра-
ницы отведенного ему времени. Мы уже видели,
сколь цепко моряки хранят в своем обиходе наи-
менования устаревших часов-склянок или как бур-
лацкое «табачное» измерение пространства стало
переносным наименованием крайне ухудшающейся
ситуации. Посмотрим теперь, какую вообще дань
отдали мореходные представления нашему языку.
Ведь как говорится в одном из последних стихотво-
рений Сергея Острового «Судьба»:

Люди, будто в море корабли,
Все плывут. Кому судьба какая.
Кто-то вовсе близко от земли.
Кто-то — горизонт пересекая.

Поиск по сайту: