Об Алексее Степановиче Хомякове

Мы отдаем себе отчет в том, что восприятие настоящей главы может вызвать у читателя определенные психологические неудобства. Поскольку все изложенное весьма противоречит привитой нам с детства картине взаимоотношений между Востоком и Западом. Грубо, но все-таки довольно точно, эту традиционную картину можно описать словами: «просвещенный свободный Запад» и «отсталый рабский Восток». В этом противопоставлении к Востоку обычно относят и Русь.

Все изложенное выше ломает эту привычную картину.

И теперь мы с удивлением начинаем осознавать, что другой, – все же существовавший, – взгляд на Запад и Восток, который сегодня преподносится нам обычно как якобы исполненный курьезов и парадоксов, на самом деле куда более верен, чем тот, к которому мы привыкли.

Мы имеем в виду славянофилов. По крайней мере, некоторых из них.

В качестве примера напомним читателю о работах широко известного А. С. Хомякова.

Алексей Степанович Хомяков родился в Москве, на Ордынке… 1 мая 1804 года. Он происходил из старинной русской дворянской семьи, в которой свято сохранялись и дедовские грамоты, и родовые рассказы «Лет за двести в глубь старины». О пращурах, которые… еще с XV века… со времен Василия III, верою служили государям Московским ловчими и стряпчими.[63], с.5.

Получил блестящее образование. Его учителями были известные профессора того времени [63], с.6.

К 1819 году относится его первый собственный литературный труд: Перевод Тацитовской «Германии» (позже опубликованный в «Трудах Общества любителей российской словесности при Московском университете»). [63], с.6.

Он… увлекался техникой, изобрел паровую машину «с сугубым давлением» (и даже получил за нее патент в Англии), а во время Крымской войны – особое дальнобойное ружье и хитроумные артиллерийские снаряды. Он занимался медициной и много сделал в области практической гомеопатии… Он открывал новые рецепты винокурения и сахароварения, отыскивал в Тульской губернии полезные ископаемые. [63], с.4.

«И восторженные почитатели, и многочисленные недруги его безусловно сходились в одном: Хомяков был «тип энциклопедиста» (А. Н. Плещеев), наделенный «удивительным даром логической фасцинации» (А. И. Герцен). «Какой ум необыкновенный, какая живость, обилие в мыслях… сколько сведений, самых разнообразных… Чего он не знал?» (М. П. Погодин). Иным недоброжелателям эта блестящая эрудиция казалась поверхностною и неглубокою» [63], с.3.

Как бы вы думали – кто так не любил Хомякова?

Главный историк того времени – С. М. Соловьев. А мы уже говорили в [5] об С. М. Соловьеве. Как показал наш анализ, его труд по русской истории – это один из самых толстых слоев штукатурки, скорее даже бетона, покрывающих истинную картину истории Руси.

И вот, что С. М. Соловьев смог возразить А. С. Хомякову.

Историк С. М. Соловьев… считал Хомякова «самоучкой» и «дилетантом». [63], с.3.

Что ж, когда аргументов нет, то переводят разговор в другую плоскость.

До революции трижды издавались собрания сочинений Хомякова (последнее – в восьми увесистых томах – вышло в 1900-1910 гг. и неоднократно переиздавалось и дополнялось), выходили монографические исследования о нем… После революции появился лишь сборник поэтического наследия Хомякова (1969) и его избранные литературно-критические статьи (1988).

На Западе за последние сорок лет, – отмечает В. А. Кошелев в предисловии к изданию [63], – вышло не менее двух десятков книг, Хомякову посвященных. [63], с.5.

Как мы понимаем, недовольство С. М. Соловьева была вызвано конечно же тем, что А. С. Хомяков осмелился писать об истории. Причем совсем не то, чего хотелось бы С. М. Соловьеву.

Оказывается, интерес А. С. Хомякова к истории был вызван «известной полемикой 1820-х годов об „Истории государства Российского“ Карамзина. Полемика эта охватила чуть ли не все круги творческой интеллигенции России, и одним из главных вопросов, который она поставила, был вопрос… о допустимости «художнического» … подхода к истории» [63], с.8.

Но скорее всего, дело тут было вовсе не в «художничестве». Выход в свет книг Н. М. Карамзина сделал общеизвестной ту фальшивую версию русской истории, которую совсем незадолго до этого только-только создали Шлецер, Байер, Миллер и еще несколько человек.

Для многих эта версия стала полной неожиданностью, причем неожиданностью именно в психологическом смысле. На Руси многие еще помнили что-то из своей старой подлинной родовой истории. К их числу относился и Хомяков. По-видимому, эти старые семейные предания не согласовывались с версией Шлецера-Миллера-Карамзина.

Отсюда и возник известный в русской истории спор между западниками, – то есть, по сути дела, последователями Шлецера-Миллера, – и славянофилами.

Конечно, на стороне западников была скрытая, неофициальная поддержка правящей династии Романовых. Она выражалась, в частности, в том, что славянофилов по сути дела не пускали в официальную академическую историческую науку. Которая естественно существовала на казенные деньги. А потому была несвободна.

Славянофилы же были свободнее в выражении протеста. Но зато естественно подпадали под уничтожающие обвинения в дилетантстве. А кроме того, им был затруднен доступ к академическим, то есть государственным, архивам.

Слабость позиции славянофилов была еще и в том, что она была, в основном, «чисто отрицательной». Они не могли предложить взамен свою законченную картину правильной истории. Они лишь отмечали многочисленные противоречия. Но их недоверие к Шлецеро-Миллеровской версии видимо постоянно подогревалось их родовыми преданиями.

В их числе был А. С. Хомяков.

Материалом для поисков стала у него всемирная история. Хомяков понимал сложность задачи… Хомяков держал в памяти сотни исторических, философских и богословских сочинений… Хомяков заявляет: господствующая историческая наука не в состоянии определить… действительные причины истории. [63], с.8…9.

Поиск по сайту: