Итальянцы и ганзейцы

В ХШ веке в купеческом мире господствуют два народа: на юге, в Средиземноморье, — итальянцы, а на севере, на Британских островах, во Фландрии и до Балтийского моря, — немцы. Активность итальянцев в византийском мире и на границах мусульманского мира весьма значи­тельна, кроме того, растет их влияние во Фландрии; но, пожалуй, еще более заметна торговая экспансия ганзей­ских купцов. Они — наследники купцов раннего Средне­вековья, фризов, а позже фламандцев, но действуют го­раздо динамичнее и оперируют большим количеством то­варов. Так, Тьель в дельте Рейна уступил в XII веке первое место Утрехту, в котором часто бывали не только фла­мандцы и фризы, но и прирейнские жители, саксонцы, датчане и норвежцы. Брюгге стал наиболее значительным торговым центром Голландии. Эти купцы импортировали и реэкспортировали рейнское вино, успешно конкуриро­вавшее в Европе с французским, изделия из металлов, драгоценные камни, дорогие ткани из самого Константи­нополя, майнцские доспехи. Особенно успешно действо­вали купцы из Кёльна: на западе они добирались до Бри­танских островов, на востоке — до Дании. Наибольших успехов они добились в Англии, где самое позднее в 1130 году получили монопольное право на торговлю в Лондоне и приобрели дом на Темзе у Лондонского мос­та — это здание гильдии стало их торговым представи­тельством. В 1157 году король Генрих II даровал кёльн-цам свое особое покровительство. Торговля на северо-во­стоке, в балтийском регионе, была в руках купцов с острова Готланд: они способствовали расцвету Новгорода на Руси. Русские купцы, в свою очередь, появились и на Балтике, и в Дании, где имели дело больше с пруссами и эстонца­ми, чем с немцами. Торговый пейзаж меняется с успеха­ми городов. Рождение и развитие Ганзейского союза тес­но связано с городским развитием.

Филипп Доллингер (Dollinger) прекрасно объясняет процесс, приведший, благодаря усилиям купцов, к утверж­дению ганзейских городов в XIII веке. Вот его общая схе­ма: «Прирост населения в некоторых благоприятно рас­положенных агломерациях за счет притока сельских ре­месленников и за счет того, что купцы обосновываются на постоянном месте; объединение на одном и том же пространстве, окруженном крепостными стенами, торго­вого квартала — в Северной Германии его называли Wiek — с более старым административным центром, цер­ковным или светским; установление единых законов, распространяющихся именно на этот город, сосредото­ченных на вопросах торговли и землепользования; со­здание бюргерской общины, часто сплоченной с помощью присяги; преимущественное влияние купцов в этой общи­не, иногда объединенных в гильдии; захват наиболее со­стоятельными семьями управления городом; рост автоно­мии города по отношению к местному сеньору; и нако­нец, развитие административных органов, находящихся в руках бюргеров». В самом конце XII века утверждается роль городского совета (Rat) — это собрание людей, ко­торое реально управляет городом. В этом процессе следу­ет подчеркнуть важность складывания городского законо­дательства, важнейшие положения которого создавались начиная с XIII века. Среди юридических образцов, имевших наибольшее влияние, отметим Дортмундское право, положения которого главенствовали над всеми прочими в судопроизводстве и апелляциях в вестфальских горо­дах, Госларское право в Саксонии и особенно Магде-бургское право, которое для всей Восточной Европы, вклю­чая Польшу и славянские страны, стало «германским правом».

Важным событием стало основание в 1159 году графом Гольштейнским Адольфом II Шауэнбургским, вассалом герцога Саксонского Генриха Лионского, города Любека, строительство которого, а затем и управление было дове­рено «консорциуму предпринимателей» (по выражению Фрица Рёрига (Rorig)). Любеку предстояло стать столи­цей городской и торговой империи, названной Ганзейским союзом. До середины XIII века немецкие любекские куп­цы содействовали преуспеянию купцов острова Готланд, на котором немцы обосновались в большом количестве. Успехи Висбю, главного города на Готланде, были стре­мительными и недолговечными. В середине XIII века Вис­бю был обнесен каменной стеной длиной в 11 200 футов, замыкавшей в себе пространство по меньшей мере рав­ное площади Любека. Еще сегодня руины 18 средневеко­вых церквей — наибольшая из которых, церковь Св. Ма­рии Немецкой, построенная с 1190 по 1225 год, была при­ходской церковью немецкой общины, — напоминают нам об этой северной торговой Европе, столицей которой не­долгое время был Висбю. Любек сменил Висбю и превзо­шел его в этой роли. В Любеке было построено множе­ство коггов, торговых кораблей большого водоизмещения, способных соперничать с итальянскими галерами; так этот город установил свое господство над сетью морских тор­говых путей, опираясь на новые города, такие как Рос­ток, Штральзунд, Штеттин на Одере (славянский город, выросший за счет немецких кварталов), Данциг (Гданьск) на Висле, Эльбинг в Пруссии (сегодня город Эльблонг в Польше), на печати которого, относящейся к началу XIII века, можно увидеть самое первое изображение кор­мового руля. Любек согласовывал свою деятельность с воинственными устремлениями недавно созданного в Гер­мании ордена тевтонских рыцарей, который играл замет­ную роль в Пруссии.

Любекцы и другие северонемецкие купцы способство­вали основанию в Швеции города Кальмар и, главное, Сток­гольма (около 1250 года), а в Норвегии — Бергена. Тор­говая экспансия любекцев и ганзейцев была направлена также и на запад. В Англии любекцы и другие купцы с востока начали наведываться в порты Ярмут, Линн, Гулль, Бостон и, наконец, в Лондон. Король Англии Генрих III признал в 1266 году за гамбургскими купцами, а в 1267 — за любекскими право образовать ассоциацию, hanse, по образцу кёльнской. Так впервые возникло понятие «Ганза».

В 1252 и 1253 годах немецкие купцы получили также ряд привилегий от графини Фландрии. Взлет ганзейской торговли неуклонно продолжался до 1356 года, когда был созван первый общий сейм, окончательно закрепивший союз ганзейских городов.

Параллельно успехам Ганзы продолжалось преуспеяние Брюгге «на пути к превращению во всемирный рынок За­пада» (Филипп Доллингер). Брюгге принимал купцов всех национальностей: англичане, шотландцы, ирландцы при­возили шерсть для сукноделия, голландцы и фризы про­давали скот, а купцы с франко-английского побережья Атлантики, из Ла-Рошели и Байонны, — вино. Испанцы и португальцы тоже привозили вино, а также южные фрукты.

Несколько охладев к ярмаркам в Шампани, итальянцы обосновались в Брюгге, который превратился в главный финансовый центр севера Европы. Начиная с конца XIII века караваны генуэзских, а затем венецианских га­лер регулярно доставляли в залив Звин грузы пряностей. От Италии до Фландрии и Балтики выстраивался, посред­ством морской торговли, европейский мир-экономика.

3. ДОСТИЖЕНИЯ ШКОЛ И УНИВЕРСИТЕТОВ

Европейский XIII век, век городов и торговли, был так­же, опять-таки в рамках городов, веком школьным и уни­верситетским. Как мы видели, начиная с XII века, благо­даря усилиям бюргерства городских школ становится все больше. Эта Европа «начальных» и «средних» школ зало­жила основную базу европейского образования. Но самым впечатляющим достижением, давшим начало традиции, ко­торая жива и поныне, было создание «высших» школ, университетов. Такие школы в начале XII века получили название «общая школа» (studium generale), указывавшее одновременно и на их высший статус, и на обучение энцик­лопедического типа. В условиях складывания системы городских ремесел эти школы тоже начали по образцу прочих ремесел объединяться в корпорации и стали назы­ваться университетами, что на латыни и означало «кор­порация»; этот термин впервые появился в Париже в 1221 году для обозначения общины парижских преподава­телей и студентов (universitas magistrorum et scolarium).

Отметим сразу же различие, которого не сохранила история. Средневековые университетские корпорации стро­ились согласно двум моделям. В парижской модели пре­подаватели и студенты составляли единую общину. В бо-лонской модели в universitas входили, в юридическом смысле, только студенты. До сегодняшнего дня дошла только парижская модель. В Европе XIII века универси­тетский преподаватель возникает одновременно с купцом. Купец, которого сначала обвиняли в том, что он продает время, принадлежащее одному Богу (барыш приходит к купцу, даже когда он спит), а потом оправдали в XIII веке за его труд и за полезность этого труда, — фигура, близ­кая к университетскому преподавателю, которого тоже об­виняли в XII веке в том, что он продает благо, принадле­жащее одному Богу, — знание, и который тоже был впо­следствии оправдан за то, что трудится, преподавая студентам, и, значит, может получать плату за свои труд. Европа интеллектуального труда рождалась бок о бок с Европой труда торгового.

Университетский профессор совмещал преподавание и труд, связанный с размышлением и письмом, — то, что мы сегодня называем исследовательской деятельностью. Репутация наставника, участие в социальных и политиче­ских дебатах (на такие темы, как нищенство монахов, ко­ролевская власть, папское налогообложение) дополняли прямые функции преподавателя, закрепляя за ним ту роль, которая повсеместно признается за интеллектуалами на­чиная с XIX века. Вот почему я назвал этих университет­ских преподавателей «средневековыми интеллектуалами».

Преподавателями руководили ректоры, которых сами преподаватели и избирали; ректор находился под надзо­ром канцлера, как правило, назначаемого местным епис­копом; влияние канцлера со временем сошло на нет, и университеты добились почти полной независимости. Как правило, университеты ускользали и от поползновений светской власти, будь то королевская или городская, уста­новить над ними контроль. Зато, будучи учреждениями церковными, университеты вынуждены были терпеть вме­шательство власти духовной. Но эти вмешательства были редкими и незначительными. В некоторых случаях мест­ный епископ использовал свои формальные полномочия и грубо вмешивался в университетские дела, навязывая университету свою цензуру. Наиболее показательным слу­чаем было осуждение в 1270-м, а затем в 1277 году епископом Парижским Этьеном Тампье тезисов, сформу­лированных на основе учения некоторых парижских про­фессоров, в том числе Фомы Аквинского. Это осуждение было направлено в особенности на реальные или мнимые заимствования парижских учителей из идей арабского ком­ментатора Аристотеля, Аверроэса, проповедовавшего так называемое учение о двойственной истине, согласно ко­торому наряду с догматической истиной — в случае христианства с истиной библейской и истиной церковного учения — законной считается истина согласно разуму, ко­торую можно преподавать, даже если она противоречит церковному учению.

Аристотель был, в известном смысле, главным автори­тетом для университетов XIII века; особенно его почита­ли в Парижском университете. Его труды по логике были с давних пор переведены на латынь, но «Метафизику», «Этику» и «Политику» открыли и перевели на латынь именно в XIII веке. Эти труды сперва было запрещено преподавать в университетах, но они вызывали живой интерес у студентов, и в университетах их читали и изуча­ли. Можно сказать даже, что учение Аристотеля, изло­женное по-латыни, в Средние века стало модным: к 1260— 1270 годам оно вошло почти во все курсы университетского обучения. Его великим пропагандистом был доминиканец Фома Аквинский, университетский преподаватель, также весьма популярный. Но приблизительно после 1270 года учение Аристотеля стало отходить на задний план: во-первых, из-за неодобрения, с которым к нему относились традиционалисты вроде Этьена Тампье, а во-вторых, на­оборот, под давлением более «современных» профессоров вроде Иоанна Дунса Скотта (1266-1308) и Уильяма Ок-кама (1285-1347), а также доминиканца Мастера Экхар-та (ок. 1260—1328 или 1329), которые противопоставляли ему более мистические и менее рационалистические идеи. Отныне интеллектуализм Аристотеля считался препятстви­ем на пути развития науки, которая становилась экспери­ментальной и открытой для свободных дискуссий.

Согласно изучаемым дисциплинам, университеты раз­делялись на факультеты. Насчитывалось четыре факуль­тета, и теоретически в каждом университете имелись все четыре, но на практике так было не всегда: очень часто один факультет намного превосходил по значимости все остальные, даже если они номинально существовали. Так, Болонский университет специализировался главным образом на юриспруденции, Парижский — на теологии, уни­верситет Монпелье — на медицине. Существовала иерар­хия факультетов, согласно их месту в учебном плане и уважению, оказываемому каждому из них: в нижней час­ти пирамиды располагался подготовительный факультет, он же факультет искусств, где преподавали искусства тривиума (грамматику, риторику, а главное — диалекти­ку) и квадривиума (арифметику, геометрию, астрономию и музыку). На этом факультете часто отдавалось пред­почтение дисциплинам, которые мы сегодня назвали бы точными науками. Говоря о социальном составе, важно заметить, что студенты, учившиеся на подготовительном факультете, были самыми молодыми, самыми беспокой­ными и самыми небогатыми из всей студенческой массы, и лишь немногие из них потом продолжали обучение на другом факультете. Над факультетом искусств в иерар­хии располагались два других, которые представлялись студентам более привлекательными: юридический факуль­тет, где преподавали гражданское и каноническое право, и медицинский, на котором изучали скорее книжную и теоретическую медицину, нежели экспериментальную и практическую. Наконец, выше всех в иерархии распола­гался факультет богословский.

Первым университетом был Болонский; свой статус он получил от Папы только в 1252 году, но уже с 1154 года император Фридрих Барбаросса предоставил болонским профессорам и студентам привилегии. Точно так же па­рижские профессора и студенты получили привилегии от Папы Целестина III в 1174 году, а от короля Франции Филиппа Августа — в 1200-м. Но университет только в 1215 году получил статус от папского легата Робера де Курсона, а в 1231 году — из важнейшей буллы Папы Григория IX «Основание наук» («Parens scientiarum»): в ней содержится знаменитая похвала университетской системе и богословию, которое в университете, по выра­жению отца Шеню, становится наукой. В первые годы XIII столетия были основаны университеты в Оксфорде, Кембридже и Монпелье. Неаполитанский университет был основан в 1224 году императором Фридрихом II, Лисса­бонский— в 1288-м. Римский Studium (городское учили­ще) тоже играл роль настоящего университета, где, как показал Агостино Паравичини Бальяни (Paravicini Baglia-ni), много места отводилось точным наукам и, в частности, оптике. Показательна история университета в Саламан-ке, прошедшего в своем развитии через несколько эта­пов. Основанный королем Альфонсом IX Леонским в 1218-1219 годах как королевское учебное заведение, он стал высшим учебным заведением в силу Carta magna¹ Аль­фонса X Мудрого, короля Кастилии, а Папа Александр III в 1255 году пожаловал ему licentia ubique docendi². Исто­рик этого университета Антонио Гарсиа-и-Гарсиа (Garcia у Garcia) прекрасно описал привилегии, пожалованные Альфонсом X Саламанкскому университету в 1254 году: «Согласно Carta magna, создавались кафедра гражданско­го права, три кафедры канонического права (одна по дек­ретам и две по декреталиям³), две кафедры логики, две — грамматики, две — физики (медицины), должность биб­лиотекаря, который должен был обеспечивать профессо­ров и студентов необходимыми книгами, одна должность органиста и одна — аптекаря. Число кафедр со временем увеличилось. Источником жалованья, которое выплачивали профессорам, была, главным образом, треть десятины из Саламанкского диоцеза. Кроме того, профессора и студенты широко пользовались церковными привилегиями». Особый случай представлял собой Тулузский университет, создан­ный папской властью как оплот в борьбе против ереси катаров; его основание было одним из следствий Париж­ского договора, который в 1229 году положил конец крестовому

¹ Великой хартии (лат.).

² Разрешение [выпускникам университета] преподавать повсюду
(лат.).

³ Постановления Римских пап по частным случаям.

походу против альбигойцев. Студенты для него набирались по всему христианскому миру: был разослан текст, сочиненный знаменитым английским преподавате­лем из Парижского университета Иоанном Гарландским, который расхваливал климат Тулузы и достоинства этого города, в том числе и прелести его жительниц. Южане отнеслись к созданию университета крайне отрицатель­но, видя в нем инструмент порабощения со стороны се­верян. Преподавание богословия в нем не привилось, и только во второй половине XIII века университет стал раз­виваться: в частности, были достигнуты успехи в препо­давании юриспруденции. Среди новшеств, которые укоре­нились в XIII веке в Европе благодаря новым университе­там, следует особо выделить забастовки — к ним стали прибегать и студенты, и преподаватели. Самой длитель­ной и самой знаменитой из них оказалась забастовка па­рижских магистров и студентов в 1229-1231 годах; пово­дом к ней послужила враждебность епископа и королевы Бланки Кастильской (юный Людовик IX впервые оказал тогда сопротивление матери: он поддержал университет, который вырвал у Папы буллу «Parens scientiarum»). Дру­гим новшеством было введение в календарь курсов, вхо­дивших в программу обучения, одномесячных летних ка­никул. Каникулы распространились по всей Европе и со­блюдались свято, как богослужения.

В христианском мире XIII века, уже, впрочем, приучен­ном Церковью к интернационализму, поражает то, что благодаря университетам профессора и студенты превра­тились в странников, которые в поисках знания путеше­ствовали повсюду и охотно перебирались из страны в стра­ну, привлекаемые модой или репутацией университета или учителя. Самыми знаменитыми парижскими преподавате­лями в XIII веке были доминиканцы немец Альберт Вели­кий и итальянец Фома Аквинский, а также итальянский францисканец Бонавентура.

Эта «легкость на подъем» студентов и преподавателей обеспечила успех средневековым университетам и позже дала им возможность присваивать студентам степени, которые признавались во всей Европе. Если студенты обладали возможностями и талантами, они получали по нескольку дипломов, из которых наиболее уважаемой была степень магистра богословия, которую присваивали после одиннадцати лет учебы. Первой ступенью была степень бакалавра, нечто вроде обряда инициации, который про­ходил дворянский отпрыск при посвящении в рыцари. Далее шел основной диплом, licentia ubique docendi, раз­решение преподавать повсюду, — от него произошла наша licence¹. Даровать университетам право присваивать эту степень и связанные с ней привилегии мог только Папа. Третья и высшая степень была докторская; получившие ее переходили в разряд преподавателей (maitres). Так роди­лась Европа профессуры. Получить степень и преподавать могли как дворяне, так и люди незнатного происхождения. Среди университетских преподавателей были и выходцы из крестьянского сословия. Робер де Сорбон, получивший известность в свое время, то есть в XIII веке, как основа­тель самого славного парижского коллежа, Сорбонны (со­зданного благодаря щедрости его друга, короля Франции Людовика Святого), был весьма скромного происхождения, о чем ему неустанно напоминал его приятель сир де Жу-анвиль. Однако учеба в университете обходилась дорого, в том числе и потому, что студенты долгие годы должны были жить на свой счет в городе, где цены на жилье и питание постоянно росли. Поэтому немногие могли себе позволить учиться дольше, чем один-два года.

Чтобы помочь одаренным и трудолюбивым студентам преодолеть трудности, связанные со скромным социальным происхождением, некоторые благотворители основывали или субсидировали особые дома, где могли бесплатно жить и питаться те, кого мы сегодня назвали бы стипендиатами. Так возникали коллежи, из которых самыми знамениты­ми в Париже (после Сорбонны) были коллеж д'Аркур и Наваррский коллеж, основанные в самом начале XIV века. Часто в коллеж собирались студенты родом из одной и той же местности или изучавшие одну и ту же дисципли­ну. Так, в XIII веке коллеж Сорбонна принимал бедных студентов-богословов, а в Оксфорде, например, Мертон-колледж был в основном открыт для студентов-математи­ков. Таким образом, начиная с XIII века университеты и коллежи способствуют формированию содружеств бывших соучеников, которые занимают высшие должности как в церковной, так и в светской иерархии. Поскольку многие из них специализировались в области юриспруденции, они, например, сформировали во Франции в царствование Филиппа IV Красивого правительство «законников», или «легистов». Так вырисовывались черты Европы христиан­ских «мандаринов» — высокообразованных, влиятельных чиновников.

Поиск по сайту: