Определение города и горожанина средневековой Европы

Определение средневекового европейского города и средневекового горожанина я заимствую у двух француз­ских историков.

По мнению Жака Россио (Rossiaud), «средневековый город — это прежде всего бурно развивающееся общество, сконцентрированное на небольшом пространстве, окружен­ном малонаселенными территориями. Кроме того, город — место производства и обмена, где смешиваются ремес­ленная и торговая деятельность, питаемые денежной экономикой. Это также центр особой системы ценностей, из которой рождается упорный и созидательный труд, вкус к сделке и к деньгам, пристрастие к роскоши, чувство прекрасного. Но это и способ организации замкнутого в городских стенах пространства, куда можно проникнуть через ворота, внутри которого перемещаются по улицам и площадям, — пространства, ощетинившегося городски­ми башнями. Это еще и социально-политический организм, основанный на отношениях соседства, где самые богатые не выстроены в иерархию, но образуют сообщество рав­ных и бок о бок управляют единой и сплоченной массой населения. В противоположность традиционному време­ни, которое обрамляется и отсчитывается регулярным пе­резвоном церковных колоколов, это мирское городское об­щество отвоевывает право на свое собственное, обществен­ное время, отмеченное уже не церковными, а мирскими колоколами, которые через неравные промежутки време­ни призывают к мятежу, к обороне, к взаимопомощи».

Добавлю, что я бы говорил в этом случае не столько об урбанизме, сколько о средневековой городской эстети­ке, о строительстве города как произведения искусства.

Этот образ средневекового города, пожалуй, несколь­ко идеализирован с точки зрения равенства. Мы видели, как сформировалась господствующая верхушка, заложив­шая основу несправедливости, особенно в налоговой сфере, которая всей тяжестью давила на растущую массу бедня­ков. Это Европа городской нищеты. Но правда и то, что буржуазная модель в идеале эгалитарна и стремится, во всяком случае, к горизонтальной иерархии, а не к вер­тикальной, как в деревенском и сеньориальном обществе. В этом обществе один только миф о Круглом столе под­держивал мечту о группе равных вокруг стола, где отме­няется всякая иерархия, если не считать главенства надо всеми короля Артура. Но то была мечта о равенстве ари­стократическом. Буржуазное же равенство — это принцип, который в реальной жизни нарушается, но остается тео­ретическим обоснованием равенства и представляет со­бой параллель единственной средневековой модели равен­ства — монастырской общине, где каждый монах капиту­ла имеет равный голос: он выражается в белом или черном бобе, означающем «за» или «против».

Чтобы представить портрет горожанина, обращаюсь опять к Жаку Россио, а также к Морису Ломбару (Lom­bard).

Один из основных типов «средневекового человека» — это горожанин. «Что общего, — размышляет Россио, — между нищим и буржуа, каноником и проституткой, ведь все они — горожане? Между жителем Флоренции и Мон-бризона? Между новоиспеченным горожанином первого поколения и его потомком XV века? Хотя условия их жиз­ни не имеют ничего общего, но каноник неизбежно встре­чает и проститутку, и нищего, и буржуа. Все они не мо­гут игнорировать друг друга и вписываются в один и тот же густонаселенный мирок, навязывающий им всем фор­мы общения, не известные в деревне, особый образ жиз­ни, ежедневное пользование деньгами и для некоторых — обязательную открытость по отношению к миру».

Кроме того, в средневековом горожанине-торговце Мо­рис Ломбар видит «человека, вписанного в целую систему, соединяющую между собой различные центры, человека, открытого внешнему миру, чуткого к веяниям, которые доносятся к нему из других городов — по всем путям, ве­дущим в город, человека, который, благодаря этой откры­тости и этим постоянным вливаниям нового, создает или, по крайней мере, развивает, обогащает свои психологиче­ские функции и в каком-то смысле, благодаря постоян­ным столкновениям с миром, яснее осознает сам себя...»

Горожанин впитывает общественную культуру, созда­ющуюся в школе, на площади, в таверне, в театре (кото­рый сначала возрождается в монастырях и церквях, а по­том, начиная с XIII века, на городских площадях, как «Игра в беседке» Адама де ла Аль, представленная в Аррасе в 1288 году); добавим сюда и еще один источник обще­ственной культуры — проповедь.

Кроме того, город внес свой вклад в эмансипацию се­мейной пары и личности. Семейная структура в нем эво­люционирует вместе с эволюцией приданого, которое в городской среде состоит в основном из движимого иму­щества и денег. Сам город — это личность, слепленная из личностей горожан, на которых он, в свою очередь, накладывает свой отпечаток. Это во многом верно и для сегодняшней городской Европы.

2. ДОСТИЖЕНИЯ ТОРГОВЛИ: КУПЕЧЕСКАЯ ЕВРОПА

XIII век — не только век городов, но и век пробужде­ния и взлета торговли, что тесно связано с ростом горо­дов.

КУПЕЦ ИТАЛЬЯНСКИЙ И КУПЕЦ ГАНЗЕЙСКИЙ

Возрождение и развитие активной торговли в XII веке вписываются в рамки процесса, который не без преувели­чения назвали «торговой революцией». В христианском универсуме установился относительный мир. На фоне от­дельных военных эпизодов — крестовых походов, которые, в сущности, были лишь одной из составляющих всего процесса, его внешней эпической частью, вынесенной за пре­делы Европы, — в христианском мире все интенсивнее раз­вивается мирная торговля. Выделяются три основных ядра, в которых главным образом и концентрируется европей­ская коммерческая деятельность. Полюсов международ­ной торговли два — Средиземное море и север Европы; соответственно, на переднем крае христианского мира об­разуются две цепочки крупных торговых городов, тяготе­ющих к этим двум центрам притяжения — мусульманско­му на юге и славяно-скандинавскому на севере. Одна из этих цепочек — в Италии, менее влиятельная ее часть — в Провансе и Испании, вторая цепочка — в Северной Германии. Этим и объясняется ведущая роль двух групп купцов: итальянских и ганзейских. Но между двумя эти­ми областями образуется зона контактов, своеобразие ко­торой заключается в том, что к функции обмена между двумя торговыми пространствами очень скоро добавляет­ся функция промышленная. Вот северо-запад Европы: Юго-Восточная Англия, Нормандия, Фландрия, Шампань, до­лины Мозеля и нижнего Рейна. Здесь возникает гигантский центр сукноделия, единственный регион средневековой Европы, помимо ее центральной части и Северной Ита­лии, применительно к которому можно говорить о про­мышленности.

ЕВРОПЕЙСКИЙ БРОДЯЧИЙ ТОРГОВЕЦ

Средневековый европейский торговец — это прежде всего бродячий торговец, которому мешают плохое состо­яние дорог, несовершенство транспортных средств, отсут­ствие безопасности, а еще больше, вероятно, налоги, за­коны, всяческие пошлины, взимаемые бесчисленными се­ньорами, городами, общинами при переправе через мост, брод или просто за то, что проехал через их земли. Если говорить о такой странствующей торговле, то единствен­ный заметный прогресс в этой области в XII—XIII веках сводится к постройке множества мостов через реки. Чрезвычайно важным и смелым начинанием было возведение в 1237 году первого подвесного моста, открывшего крат­чайший путь из Германии в Италию через ущелье Сен-Готард. Но самыми удобными торговыми путями счита­лись водные: речные и морские. Наиболее важными реч­ными путями были река По с притоками и Рона, продолжением которой служили Мозель и Маас. В об­щем, разветвленная сеть фламандских рек, дополненная начиная с XII века сложной сетью искусственных кана­лов (vaarten) и системой плотин-шлюзов (overdraghes), сыг­рала в торговой революции XIII века такую же роль, что в промышленной революции XVIII века — английская си­стема каналов. Основным средневековым транспортом были морские суда, несмотря на страх, который средне­вековым людям внушало море, — оно ведь оставалось миром библейских чудовищ и кораблекрушений (напри­мер, жертвой великого кораблекрушения был святой Па­вел), символом опасностей и превратностей судьбы (неф церкви представляют себе и изображают в виде корабля среди бурных волн). В средоточии этих страхов рождает­ся в Средние века морская Европа. Прогресс был медлен­ным, но необратимым. Увеличивается грузоподъемность: в итальянском, в частности венецианском, флоте водо­измещение кораблей достигает тысячи тонн. В XIII веке распространяются кормовой руль, латинский парус, ком­пас и картография. Но транспортировка товаров по морю, как и прежде, занимает много времени, ее единственное достоинство — несравненно меньшие затраты, чем при пе­ревозке товаров наземным путем.

Поиск по сайту: