Лингвистическая Европа: латынь и местные языки

В университетах преподавание велось на латыни. Ла­тынь оставалась языком знания, и ее абсолютное преоб­ладание подкреплялось тем, что христианскую литургию также служили на латыни. Но за последние столетия суще­ствования Римской империи, между I и IV веками, латынь эволюционировала настолько, что специалисты выделяют «позднюю латынь» как особую разновидность; в частности, по мере того как приходили в упадок школы, массы ми­рян постепенно начинали говорить на языках, которые были уже вовсе не латынью. Поэтому историки задались вопросом, когда же именно перестали говорить на латы­ни и перешли на так называемые местные языки. С дру­гой стороны, народы, обращенные в христианскую веру и влившиеся в христианский мир, говорили на других язы­ках, в основном германских, а латыни учились только кли­рики и элита. Считается, что в IX веке миряне уже не говорили на латыни, и рождение вульгарных, то есть на­родных, языков часто связывают со знаменитым докумен­том, «Страсбургской клятвой», — ее дали в 842 году два сына императора Людовика Благочестивого на двух язы­ках, из которых один был прообразом французского язы­ка, а второй — немецкого. Внутри структур, общих для всей Западной Европы, постепенно складывались струк­туры национальные — так формировалось политическое устройство Европы. Церковь признала законность этих языков. Прежде Отцы Церкви признавали три основных язы­ка — еврейский, греческий и латынь. Однако Августин под­черкивал, что нет языка, который был бы лучше других: таков смысл Пятидесятницы, когда Святой Дух снабдил апостолов даром ко всем языкам, без всякой дискримина­ции или иерархии. Отступление латыни на второй план заставляло религиозных и политических вождей раннего Средневековья принимать важные решения в области язы­ка. Синод города Франкфурта в 794 году объявил в духе Августина: «Пускай никто не думает, что Богу можно по­клоняться лишь на трех языках. Богу поклоняются на всех языках, и человеку воздается, если просьба его справед­лива». Но важнее всего было решение Турского собора 813 года, призывавшее проповедников произносить про­поведи на народных языках: «Пускай каждый потрудится перевести свои речи понятным образом на народный язык, романский или германский, чтобы все могли без труда уразуметь, о чем говорят». Этот текст считается «актом рождения национальных языков». В XIII веке эти мест­ные языки эволюционировали еще больше, хотя эволю­ция продолжалась до самого конца Средневековья; но глав­ное, местные языки из чисто разговорных превратились также и в письменные. Возможность писать на различ­ных народных языках привела к появлению литератур на этих языках. И литературы эти нередко порождали ше­девры— песни о деяниях, куртуазные романы, фаблио¹. Каким образом это вавилонское смешение, языковое и ли­тературное, могло вписаться в новую, общую Европу? Вдобавок, та латынь, которой пользовались схоласты, не была ни классической, ни разговорной латынью. Схолас­тическая латынь была искусственной латынью. Но она еще долгое время оставалась пригодной для академических тру­дов, для богословия, философии, рассуждения; этот, по

¹ Песни о деяниях (или жесты) — фр. циклы поэм на основе устного народного творчества; фаблио — стихотворные повести, комич. или сатирич. содержания, культивировавшиеся среди «незнатного люда».

выражению Кристины Морманн (Mohrmann), «техниче­ский язык внутри абстрактного языка» служил основным инструментом европейской мысли. Но это был язык Ев­ропы элитарной.

Эволюция простонародных местных наречий («langues vernaculaires», от слова verna, в древности означавшего «раб») была долгим процессом. Решающим этапом их ста­новления стало развитие письменности на этих языках, в частности создание на них юридических документов и появление литературы. И опять-таки, решающие измене­ния произошли в XII и XIII веках. Возрастание роли этих языков связано с развитием государств, и этот процесс пришелся на XII—XVI века, а его пик — на XIII век.

После тысячного года местные наречия сгруппировались, соответственно своему происхождению, в небольшое чис­ло языковых общностей. Прежде всего, следует выделить языки, произошедшие от латыни и оставшиеся относитель­но близкими к ней. Это были романские языки, в первую очередь французский, иберо-романские и итальянский.

Французский возник как сплав латыни и одного из германских наречий — франкского. Частичная унифика­ция диалектов, на которых говорили в Галлии, привела к возникновению двух языков: окситанского (на юге) и северофранцузского. В области распространения северо­французского выделился франсийский диалект. В XIII веке этот диалект, использовавшийся при дворе французских королей, которые выступали одновременно и политиче­скими вождями, и покровителями культуры, возобладал сначала в Северной Франции, а потом, вследствие побед, завоеваний и укоренения французов-северян на юге стра­ны, вытеснил оттуда окситанские диалекты.

Необычным был случай Англии, потому что в ней до XV века уживались три языка. В результате норманнского завоевания Британии в 1066 году к древнеанглийскому, на котором говорили англосаксы, добавился французский в форме англо-нормандского диалекта и, само собой, латынь. В то время как английский побеждал в низших сло­ях общества и достиг состояния, предшествующего ста­дии национального языка (первым королем Англии, гово­рившем на нем, был Эдуард I; 1272-1307), французский вплоть до XV века оставался языком власти и аристокра­тов, языком модным. Знатные семейства отправляли сво­их отпрысков учиться в Нормандию, чтобы они заговори­ли на хорошем французском.

Унификация немецкого была еще более сложной. Само понятие немецкого языка сложилось поздно, и слово deutsch в XII веке употребляли нерешительно. С точки зрения языка территория Германии была поделена меж­ду нижненемецким, средненемецким, верхненемецким и фризским языками; имелся еще небольшой славянский — серболужицкий — анклав.

Политическая и этническая ситуация на Пиренейском полуострове также привела к особому сочетанию главных языков или диалектов, зачастую обусловленному полити­кой. После исчезновения мосарабского языка, который представлял собой смесь христианских диалектов и араб­ского языка («мосарабский» происходит от слова «муста'-раб» или «муста'риб», что значит «делающийся арабским», «становящийся арабским»), в XIII веке кастильский диа­лект вытесняет большинство других диалектов, бытовав­ших на полуострове, таких как леонский и галисийский (за которым, однако, сохранилась роль поэтического язы­ка в пределах всего полуострова). Остались только ката­ланский и португальский; то есть, унификация происхо­дила в пользу кастильского диалекта.

В общем, почти по всей Европе установился билинг­визм, который поначалу был уделом лишь верхних слоев общества, владевших латынью. При этом социальной и политической элите приходилось улучшать свое знание местных языков и все чаще ими пользоваться.

В XIII веке франсийское наречие, под двойным влия­нием королевской власти и Парижского университета, объединило в себе северофранцузские диалекты, при этом в университете владение латынью оставалось обяза­тельным.

Как справедливо заметил Филипп Вольф (Wolff), ста­туты Болонского университета 1246 года требовали от кан­дидатов на должность нотариуса доказать, что они умеют прочитать на народном языке для публики документы, на­писанные ими на латыни.

Наиболее зыбкой оказывается, вероятно, языковая об­становка в Италии: многие лингвисты избегают говорить об итальянском языке XIII века. В середине XIII века фран­цисканец Салимбене Пармский считает тосканский и лом­бардский диалекты отдельными языками, подобно француз­скому. В конце столетия Данте обобщил лингвистические познания того времени; в своем трактате «О народном красноречии» («De vulgari eloquentia»), написанном около 1303 года (на латыни!), он выделяет в Италии 14 разно­видностей диалектов и относит все диалекты к низшей группе, даже те из них, которые считались языками, как то: романский, миланский, сардский, сицилийский, болон-ский и даже тосканский. Он рекомендует народный язык, называемый им volgare illustre, который, по его мнению, как бы объединяет все диалекты, вбирая в себя элементы каждого из них. Данте стал подлинным отцом итальян­ского языка в стране, политическое объединение которой произойдет лишь в XIX веке, а культурная унификация далеко не закончена и сейчас.

Очевидно, что средневековые люди поняли сами: мно­гоязычие препятствует общению в Европе, где латынь, в том числе и в экономической сфере, не могла уже играть объединяющую роль. Итак, они трудились над упрощени­ем ситуации многоязычия, в частности приспосабливая его к строительству государств, которые постепенно станови­лись национальными. Языковая проблема остается одной из основных и наиболее сложных проблем в строительстве Европы и в наши дни, но пример Средневековья доказывает, что многоязычие прекрасно функционирует в общей Европе и что оно, безусловно, предпочтительнее одноязы-чия, не укорененного в долгой культурной и политиче­ской традиции, которое установилось бы, если бы евро­пейским языком стал английский.

Таким образом, в XIII веке четко выявилось будущее Европы, и произошло это в большой степени благодаря литературе. Европа — это букет литературных жанров и литературных произведений. Успех национальных языков был обеспечен или облегчен появлением великих произ­ведений литературы.

Поиск по сайту: