Глава 5, часть 1

Беспокойство глодало Хатано: вот уже долгое время о Машибе не было ни слуху, ни духу. Особенно остро оно ощущалось долгими летними ночами, которые ему пришлось впервые за шесть месяцев коротать в одиночестве.
Их встречи носили спонтанный характер, но в последнее время они вовсе прекратились. С тех пор как в то утро Хатано принес Такааки документы – столкнувшись в холле с Каматой – от Машибы не было ни единого звонка.
Прошло почти два месяца.
Его неуклюжие попытки выступить в роли костюмера остались позади; опаляющая летняя духота сошла на «нет». Даже небо казалось более свежим, величавым и таким бесконечно синим.
Объятия Машибы, его жаркий шепот: «Встретимся вечером», - в их последнее совместное утро, посеял семена отчаяния в душу Хатано, болезненно разъедая ее изнутри. Удивительная искренность, пропитывавшая те слова, его застенчивый взгляд (впервые любовники столкнулись лицом к лицу в подобной обстановке), - все это, казалось, предвещало большие перемены в их будущем. Они были предвестниками, и Хатано не хотел в них сомневаться.
Судя по выражению лица Машибы, он был поражен тем, что его любовник знаком с Каматой. И Хатано ожидал, что мужчина появится на его пороге тем же вечером, снедаемый целым роем вопросов. И он был готов ответить Такааки на каждый из них.
При упоминании имени «Юуко» в душе Хатано яростно пульсировали два противоречивых чувства: опасение, из-за того, что Машиба сумел выделить её имя из разговора, но (в противовес первому) родилось и желание разделить с Такааки свое прошлое. Так или иначе, Хатано понял, что Машиба засел в его сердце гораздо глубже, чем он думал сам.
Но Машиба не пришел.
Беспокойство, диким зверем мечущееся в его груди, было единственной компанией Хатано в ту ночь. Он старался убедить себя в том, что Машиба был поглощен деловыми переговорами, о которых в тот день говорил Камата…
- …тель?
…но неужели он не мог снизойти хотя бы до телефонного звонка на следующий день? И вдруг Юкио осенило (хотя, быть может, он просто никогда не задумывался об этом до сего момента). Хотя они и обменялись номерами мобильников, ни Машиба, ни Хатано никогда не звонили друг другу. О встречах они договаривались лично, и кроме близости между ними ничего не было.
- Учитель?
Телефон – любопытное устройство. Это средство коммуникации, не больше, не меньше; но стоит «удачному» моменту ускользнуть, как практически невозможно заставить себя им воспользоваться. Сам Хатано был тому ярким примером. День за днем он мучительно вглядывался в темный дисплей телефона, не выпуская его из рук даже во сне.
Но была еще одна причина для беспокойства…
- Учитель, я хочу на горшок…
- Что?!
Рывок за рукав привел его в сознание, Хатано столкнулся взглядами с маленьким мальчиком, который стоял недалеко от мужчины, скукожившегося за своим рабочим столом и подобравшим под себя ноги. Малыш был на грани истерики. Хатано сморгнул остатки задумчивости, погрузившись в работу. Шел тихий час, детишки спали в своих кроватках, ровно и спокойно посапывая в обе дырочки.
- Мне так жаль! Пойдем в туалет, - вполголоса сказал он, наклоняясь, чтобы поднять мальчика – Юу – на руки. Хвала небесам за то, что Юу был умным мальчиком. Если бы он запачкал штаны и начал выть, другие дети сразу проснулись бы.
«Как же нехорошо, нехорошо», - корил он себя, отыскивая взглядом коллегу, сидевшую в противоположном углу. На лице женщины играла легкая ухмылка.
- Вы тоже задремали, - Хатано, натянуто улыбнувшись, кивнул.
- Ладно, пора идти пи-пи… Иди, сделай свои делишки.
Когда Юу вышел из туалета, Хатано поднял его на руки, чтобы вновь уложить спать, и вернулся за свой стол. Журнал «Дневного ухода» учителя был девственно пуст и раскрыт на той же странице, на которой Хатано его открывал в начале тихого часа. Мужчина сверился с часами – прошло уже довольно много времени. Хатано стало стыдно за то, что он стал таким рассеянным из-за поглотивших его мыслей.
Мужчине стало еще более неловко, когда он вспомнил, о чем думал за минуту до того, как Юу окликнул его.
Я не могу позволить себе пойти на это…
Хатано обхватил себя руками за плечи, чувствуя небольшое жжение в щеках. Проще говоря, он страдал от сексуальной неудовлетворенности. Машиба разжег пламя у него внутри, которое невозможно было ни затушить, ни подавить по собственной воле. Спокойствие, которым он обладал до встречи с Такааки, покинуло его. Его тело изнывало от жажды прикосновений.
Его воображение подкинуло новые картинки, от которых его тело словно пронзило электрическим разрядом; нежный вздох сорвался с его губ. И в этот момент пронзительный сигнал будильника разорвал тишину, оповещая о том, что пора поднимать детей. Хатано привстал в своем кресле.
- Ладно, все, пора просыпаться! – зазвучал звонкий голос его коллеги. Собравшись с силами, Хатано вновь взял ручку и притянул к себе журнал, рассеянно вглядываясь в пустые страницы. Но ни однообразный скрип пера по бумаге, ни монотонные сточки чернил, оставляемые ручкой, - не могли прогнать из его головы Машибу.
С журналом под мышкой Хатано покинул садик тем вечером, так и не закончив отчет.
Его ждала еще одна бессонная ночь.
Какое-то время он еще убеждал себя в том, что Машиба занят на работе. Хатано по личному опыту знал, сколь головокружительным может быть темп рабочих будней в «S Commercial». Сотрудникам Каматы в этом смысле везло еще меньше. Странно, что Машиба вообще смог позволить себе столь частые визиты так долго. Но существовало еще кое-что, служившее топливом для тревожных мыслей. Икава. В тот день он с такой неприкрытой злобой и ненавистью смотрел на Хатано, всем своим видом излучая угрозу. Стройный, высокий, обладающий модельной внешностью, - Икава производил впечатление человека, который привык купаться в лучах внимания и гламура, человека, который делит весь мир на победителей и проигравших. И он принадлежал к числу победителей. Несмотря на его очевидные намерения, Хатано сам принял брошенную перчатку, потому что заметил зацикленность на Машибе во взгляде Икавы. В глазах Такааки же читалось отвращение и досада, но Хатано был мало уверен в подлинности «шоу».
Он прекрасно знал, как глубоко ранил Машибу разрыв с Икавой. И, учитывая все, что было между ними ранее, он мог лишь гадать, не разгорелась ли искра между Икавой и Такааки с новой силой. Если да, у Машибы больше не было причин использовать его дальше.
О, как горячо он когда-то жаждал, чтобы Машиба устал от него!
Юкио ненавидел себя за непостоянство.
Самоуничижительная насмешка появилась на его лице, когда жар похоти опалил его бедра. Мысль о мастурбации в его возрасте была слишком стеснительно. Он продолжал накручивать себя подозрениями и страдать от неопределенности, не в силах найти выход.
А что, если Машиба, наконец, устал от него? Или он и Икава?..
Воображение вновь и вновь издевалось над ним каждую ночь, проведенную без Машибы. Боль скручивалась в его груди тугим узлом. Жажда тлела в каждой клеточке его тела, сладкой патокой растекаясь у него внутри. Даже работа не приносила должного облегчения; как «сучка в тепле»*, он сходил с ума от тоски, пока, наконец, директор садика не обеспокоился его здоровьем.
«Юуко, я безнадежен».
Мрачный вздох сорвался с его губ, когда он мысленно извинился перед своей покойной женой.
Отчаяние, поселившееся в сердце после смерти Юуко и их новорожденного ребенка, все еще было живо в его памяти. Но оно никогда не погружало Хатано в состояние задумчивости. Напротив, стремясь убежать от тоскливых воспоминаний, он спрятал все фотографии и вещи, напоминавшие ему о потерянной семье, так далеко, как только мог. Он посвятил себя этой «чистке» с безумным усердием, в то время как Эджи лишь печально наблюдал за его метаниями, не делая никаких попыток остановить.
Но ни Эджи, ни Камата, ни даже сам Хатано (в то время) не могли даже представить, что они с Юуко были связаны отнюдь не романтическими узами. Между ними не было любви в этом смысле. Хатано знал (по собственному признанию Юуко), что его покойная жена была в свое время влюблена в своего приемного отца – Эджи. И Хатано принял это без возражений, даже не смотря на то, что они должны были вскоре пожениться.
Он любил Юуко, несомненно. Он делил с ней постель, а их ребенок стал для Хатано самым дорогим, что было в его жизни. Он, однако, понимал, что это была всего лишь «тоска» по нормальной семье, которой они были лишены так давно. На самом деле секс с Юуко был ужасен. Их отношения до брака были целомудренны, а первые признаки беременности появились уже после церемонии бракосочетания. После того, как они узнали о том, что скоро у них будет ребенок, Хатано не мог вспомнить ни единого поцелуя между ними. Они заботились друг о друге, нежно и трогательно, но они были друг для друга скорее братом и сестрой, чем любовниками.
Он гордился своей красивой женой. Дни, проведенные рядом с ней, были наполнены теплом и безмятежностью, и он надеялся разделить с ней всю оставшуюся жизнь. Она была безгранично добра к нему, но ее поведение никогда не теряло намека на отчужденность.
«Спасибо, Юуко. Мне очень жаль».
Это произошло в один из визитов Эджи. Она мягко, с великой осторожностью украдкой бросала взгляды на приемного отца, не в силах заполнить ту пустоту, которая существовала между ними. Хатано ощутил укол жалости к ней. Он знал, что ее взгляд наполнен безответной любовью, и не видел причин для обиды. Он любил женщину, которая любила Эджи. Жадный огонь, пылающий в ее глазах, никогда не принадлежал ему, но Хатано не уставал восхищаться его красотой, страстью и чувственностью. Он знал и признался ей в этом, не смея держать на нее зла. В ответ она окликнула его по прозвищу, прижимая к мягкой груди.
- Давай будем счастливы вместе, Юки? – сказала она, и вновь необъяснимое одиночество промелькнуло в ее взгляде. «Почему, - думал он, - она произносит такие слова с такой печалью?» Но сейчас, когда на его душе скреблись кошки, Хатано как никогда понимал Юуко.
Ему сложно было понять это, но после встречи с Машибой, Хатано начал задаваться вопросом: а хотела ли Юуко, чтобы он простил ее за любовь к Эджи? Быть может она хотела, чтобы он потребовал от нее забыть Эджи? Стать единственным для нее? И знала ли она, что его чувства (к которым он сам был слеп) к ней вовсе не были любовью? Может, потому она была так безгранично нежна с ним.
Иначе, он не мог бы объяснить ту ревность, которую почувствовал, увидев Икаву и Машибу вместе.
Не раз он наблюдал за Юуко и Эджи, но не испытывал ничего подобного. Были только сострадание к её безответной любви. Да, он не чувствовал ничего.
Он потерял родителей, а вскоре и Юуко с малышом. Ему пришлось пережить период жизни, когда он почти сломался, но ему удалось собрать себя по кусочкам и вновь найти опору. Те, кого он потерял – в конце концов – не были ему чужими, и слова, сказанные Камате: «Я свыкся с этим», - не были для него пустым звуком.
«Я чувствовал, что это рано или поздно закончится», - думал он тогда и, не в силах простить себя за это, едва не сошел с ума. Он положил конец прошлому, осознав: его семейная жизнь никогда не была легкой, и он не сделал ничего для того, чтобы это исправить.
Но Хатано знал, что потерять Машибу ему будет гораздо больнее, чем кого бы то ни было в прошлом. Возможно, виной тому жестокость Машибы. Ни один другой мужчина или женщина не врывались в его жизнь так стремительно, не заставляли воспылать его жаром похоти, - Машибы был единственным, кто сумел зажечь в нем искру. Его глаза, подернутые дымкой боли и горя, плакали о ком-то, смотря на Хатано; в этом Машибы и Юуко были похожи.
Но…
Существенная разница кроется в том, что хотел, чтобы Юуко оставалась с ним, даже если сердце ее принадлежало Эджи; но теперь он жаждал, чтобы жестокий и властный взгляд был сосредоточен лишь на нем…
Он хотел и его сердце, и его тело.
- Машиба, - вздохнул он, растянувшись поперек кровати. Имя мужчины, соскользнувшее с его губ, вызвало знакомый всплеск тепла между его бедер. Желание было гораздо острее, чем когда-либо прежде, от чего слезы навернулись на глаза Хатано.
Неужели Машиба ничего к нему не чувствовал? Он овладевал Хатано с такой требовательной страстью.
Или он уже кого-то нашел?
- Ох…
Хатано всеми силами старался забыть прекрасные глаза Машибы, его смелые, уверенные ласки, сладкие нотки в голосе…
Воображение дорисовывало широкие плечи, раскачивавшиеся вперед-назад, как уже было много раз, на этой самой кровати.
- Машиба…
Он не знал, кого проклинать в первую очередь: свое собственное похотливое тело или Машибу за то, что сделал его таким. Он с силой закусил губу, сдерживая стон.
- Черт возьми…
Но, сгорая в жаре лихорадки, обуявшей его, идея «утешить» себя казалась столь жалкой, что он каждый раз останавливал свою руку, отказываясь от столь желанной разрядки.
Осенняя луна ночь за ночью скользила за окном, от Машибы все так же не было ни весточки. Пока, в один прекрасный день, Хатано импульсивно не набрал номер Каматы на своем телефоне. Тишина – тянувшаяся, казалось, вечность - рушила в его душе все те преграды, которые он так тщательно возводил. Однако напрямую с Машибой Хатано так и не решился связаться.
- О, ты, наконец, позвонил мне! – раздался в динамике приветливый голос Каматы, заставляя Хатано ощутить небольшой укол совести. Но ему было просто необходимо узнать хоть что-нибудь о Машибе, какую бы боль это ему не принесло, а Камата был единственным, к кому Хатано мог обратиться.
- Я сожалею о том, что не звонил так долго.
Хатано позвонил как раз в тот момент, когда Камата был рядом с Эджи. И слыша, как они жарко торгуются за телефон, передавая его друг другу, Хатано чувствовал звучавшие в их голосах тепло и заботу. Мужчина склонил голову в извинении.
- Это ты, Юкио? Дурачина! Каким был, таким и остался! Приходи и лично поздоровайся со мной! Я в кафе.
Именно там - в кафе, которым управлял Эджи – Хатано впервые встретился с Юуко. Долгое время он старался стереть из памяти все, что связывало его с бывшей женой, а после просто стеснялся переступить порог заведения. Но Эджи, поприветствовавший его в привычно-грубой форме, заставил Хатано почувствовать себя прощенным.
- Да, я буду… когда смогу.
- Итак, тебе удалось снять часть груза ответственности со своих плеч, наконец, - впервые Хатано мог дать ему утвердительный ответ, от чего Эджи легко и звонко рассмеялся. – Я знаю, тебе становится тяжело от любого упоминания о ней… но нам, Юкио, тоже больно чувствовать себя забытыми, - Хатано лишь смог ответить, что сожалеет. Когда он был совсем юнцом, Камата и Эджи всегда заботились о нем со всей присущей им добротой и любовью, и даже сейчас Хатано чувствовал, что они готовы вновь принять его в свою маленькую семью. С улыбкой он вспомнил свои попытки избежать встречи с ними. Как же смешно теперь они выглядели!
Хатано молчал, но настроение, казалось, передавалось через телефонную трубку.
- Тебе лучше приехать, слышишь меня? – заявил решительно Эджи, отбирая трубку у Каматы.
- Интересно, он еще помнит. Чей это телефон? Когда выберешь день – удостоверься, что я тоже здесь, Хатано!
Хатано захихикал.
- Хорошо, я скоро зайду, - услышав смех Хатано, Камата вздохнул.
- Между прочим, - начал он, меняя тему, - вы хорошие друзья с Машибой, не так ли? – сердце пропустило удар. – Он болен чем-то серьезным?
- А?
Тон Каматы был сухим и серьезным, а при слове «болезнь» сердце Хатано болезненно сжалось. Его бывший босс редко ошибался; Хатано прекрасно знал, что Камата не стал бы пустословить по такой серьезной причине.
- Что с ним случилось?
- Ты не знаешь?
- Я не получал от него вестей уже очень давно…
- Вижу… - ответил Камата, удивленный отчаянным порывом в голосе Хатано.
- Он ходит на работу, но, похоже, полностью потерял к ней интерес, обессилел и выглядит просто ужасно… Это начало происходить с ним очень давно. О, как раз в тот день, когда мы столкнулись с тобой в офисе! Мы с ним пошли выпить той ночью, а после ему стало плохо, и он уехал.
- Что с ним?
Так, это объясняло, почему Машиба так и не пришел. Хатано вздохнул от облегчения, но это было слабым утешением бушевавшей в нем тревоги из-за того, что Машиба не связывался с ним два месяца.
«А что, если он и правда болен, как сказал Камата…»
Мрачные предчувствия овладели им, мерзкий холодок пополз по спине.
- Хатано? – прозвучал подозрительный голос Каматы.
Длинная пауза неловко повисла между ними. Хатано не знал, куда деться от собственных мыслей.
- Хм-м, да, извини, я здесь. Просто, беспокоюсь, - проговорил он быстро и громко, судорожно силясь заполнить тишину. – Сегодня – суббота, завтра офис будет закрыт, верно? Я хотел бы проведать его… но у меня нет адреса…
- О, это легко исправить. Подожди минутку, он записан в моем ежедневнике.
Пока Камата диктовал адрес Машибы, добавляя от себя лучший маршрут до железнодорожной станции, Хатано дрожащими руками аккуратно записывал его. Ручка в его ладони дрогнула, оставляя неловкий штрих за собой. Хатано, наконец, осознал, как сильно потрясла его эта новость.
- Гм, спасибо большое. Я еще позвоню.
Хатано поспешил завершить разговор, и если Камата и почувствовал что-то неладное, то решил оставить это без комментариев.
- Конечно. Дай мне знать, все ли с ним в порядке…
- Я так и сделаю. Увидимся позже.
Не смотря на строгую приверженность деловому этикету и строгое разграничение личной жизни и работы, Камата знал адрес Машибы, что говорило о том, что он хорошо относится к молодому человеку.
Хатано не мог этому не радоваться, но кислый узел обиды поселился в его сердце.
- Я получил то, что хотел, - сказал он вслух с легким смешком. В своем нынешнем состоянии Хатано готов был ревновать к кому угодно, даже к Камате.
Его пристальный взгляд опустился на клочок бумаги, зажатый кончиками пальцев. Он обещал Камате проведать Машибу завтра, но сам не намерен был ждать так долго. Стрелки наручных часов показывали девять. Он еще мог успеть съездить туда и обратно, прежде чем поезда прекратят движение на ночь.
- Ну, я волнуюсь за него, - пробормотал он себе под нос, но прежде чем он успел закончить фразу, его губы сложились в кривой ухмылке. Даже сейчас он искал оправдание своим поступкам.
Нет, беспокойством это не было. Беспокойство можно заглушить телефонным звонком – не вторгаясь незвано в чужой дом. И, вероятно, ему следовало бы так поступить и не отвлекать больного человека.
Он просто хотел увидеть его.
«Я просто схожу, посмотрю ему в лицо, и все вновь станет как прежде».
Завершая последние приготовления перед выходом из дома, Хатано то и дело ловил себя на том, что постоянно бросает взгляд на свой телефон. Отчего-то он был уверен, что телефонный звонок послужит хорошим предлогом увильнуть от встречи.
- Пора, - мягко подгонял себя Хатано, и с высоко поднятой головой поспешил на встречу с Машибой.

***

…А болезнь была отнюдь не главной заботой Машибы.
Решение порвать с Хатано лишило его сна; тяжелые мысли и чувство вины глодали его как днем, так и ночью. Исчезла даже преданность работе, лишая единственного способа забыться и отвлечься. Все вокруг раздражало и нервировало Машибу.
Однако судьба смилостивилась над ним: Камата, заставший как его рвет в туалете, списал плохую работу и отсутствие концентрации в офисе на плохое физическое состояние Машибы. Лучше его будут считать человеком, неспособным следить за собственным здоровьем, чем дураком, потерявшим покой и томящимся от любви.
Кондоминиум Машибы был разработан для холостяков и не был столь же просторен как у Хатано. Прокручивая в памяти те их короткие встречи, происходившие на территории Хатано, Машиба понял, что остальные комнаты в квартире Юкио предназначались его покойной жене и ребенку. Его сердце занялось упрямой болью, и он утопил ее в алкоголе.
Машиба всегда быстро пьянел, но теперь, когда Хатано занял его мысли, он не мог найти утешение в алкоголе. Напитки лишь вызывали тошноту, скручивающую живот от спазмов. Он блевал, теряя последние силы, а после закрывал глаза и соскальзывал в темноту.
Даже перспектива найти любовника, чтобы забыть Хатано, не вдохновляла его. Это был бы не Хатано – только он мог погасить пылающий внутри Такааки пожар, словно туша тлеющий фитиль тонкими нежными пальцами.
- Так я стану алкоголиком.
Черное презрение тенями пролегло под его глазами, когда его рука осторожно взбалтывала содержимое стакана.
Количество жидкости, налитой в стакан, увеличивалось с каждым разом.
Он даже не догадывался, что настолько слаб и жалок. Сейчас в нем не было и тени того смелого, неприступного человека, которым он всегда старался быть; он стал тем, кого можно лишь презирать, отталкивать от себя. И чем тверже становилось его убеждение не показываться на глаза Хатано, тем мрачнее становилось его лицо. Вопреки предубеждениям, он был хрупким и склонным к депрессии. Ценный урок, извлеченный из его прошлого с Икавой.
Он жаждал единолично владеть Хатано, его безграничной нежностью. Нет, это не похоть. Ежеминутно он вспоминал ощущение нежной кожи Хатано под своими пальцами, изгибы стройного тела, трепещущего в его руках. Лишь оно могло согреть Машибу. И мужчине было тяжко от того, что пришлось разорвать эту порочную связь, тоска и уныние овладели им. Хатано был нужен Такааки как воздух. Своими действиями и словами Машиба лишь настроил Хатано против себя. Он не оставлял Юкио другого выбора, кроме как смириться.
Несколько раз мужчина ловил себя на том, что его рука непроизвольно тянется к телефону. И он малодушно сбрасывал звонок еще до того, как пойдут гудки. Машиба боялся, что его сдержанность полетит коту под хвост, стоит ему лишь услышать голос Хатано.
Он испытывал подобное впервые. «Без ума от любви».
Недели, месяцы пролетали для него как в тумане. Он не знал, сумеет ли затолкать чувства, вырвавшиеся наружу, обратно. Лишь бы Хатано был счастлив…
- Могу ли я пойти к нему? – спрашивал он себя, а после не знал, чего ему хочется больше: смеяться или плакать. – Я не могу его отпустить, - бормотал Машиба, смущенный своими словами. Он засунул сигарету в рот и глубоко затянулся. Горло, иссушенное крепким алкоголем и табаком, пронзило острой болью. Мужчина зашелся в сильном приступе кашля, давясь дымом.
- Тьфу! – Такааки покачнулся от резкого приступа головокружения. Едкий запах терзал обонятельные рецепторы, а горло болезненно сжималось при каждой попытке прокашляться.
Галлюцинации… Машиба так хотел увидеть Хатано, вдохнуть аромат его тела, прикоснуться к нему… но даже во сне он не находил отдохновения.
Грудь прорезала щемящая боль. Хатано был её виной или же кашель?
Винные пары и табачная дымка поглотили сознание Машибы, не давая вынырнуть из этой серости. Но забыться все равно не получалось.

Примечания:

*Возбужденная <пип>, которая просто жаждет хорошего траха. http://www.urbandictionary.com/define.php?term=a%20bitch%20in%20heat

Поиск по сайту: