Глава 4. Примечание переводчика: глава содержит тяжелые моменты и не рекомендуется к прочтению лицам впечатлительным

Примечание переводчика: глава содержит тяжелые моменты и не рекомендуется к прочтению лицам впечатлительным, брезгливым, с неустойчивой психикой. Мне самой эта история навеяла кое-что из далекого прошлого, что, казалось, давно забыто и затерто. И стальные яйца не спасли от сентиментальных "порыдушек" над главой (от чего я несколько раз бросала перевод). Но, тараканы загнаны в клетки, пыль улеглась... Я продолжаю.

Как давно ему в последний раз приходилось бегать в костюме?
Когда Машиба ворвался в офис, его лоб был покрыт бисеринками пота. И, словно сговорившись, его коллеги синхронно обратили к нему свои любопытные лица.
– Не привыкли опаздывать? А, Машиба?
– Ну, Вы знаете… – криво улыбаясь, он поприветствовал коллег и углубился в изучение расписания рабочего дня, написанного на белой доске*.
«Так, утром я должен получить подтверждение этих расчётов, отлично. И сегодня мне нужно делать доклад во второй половине дня… О!»
Машиба почувствовал, как кровь отхлынула от лица, стоило его взгляду остановиться на графике сото–мавари**. Он распахнул портфель, вытряхивая содержимое на стол, но среди груды бумаг не было и следа вчерашних наработок.
«Дерьмо. Я, должно быть, забыл их!»
Сегодня он должен был встретиться с одним из клиентов, а в пропавших документах содержалась информация, которую Такааки планировал включить в презентацию. Без нее он даже надеяться не мог на благоприятный исход переговоров. Машиба мысленно отчитал себя за легкомысленность и с тоской посмотрел на номер Хатано, высветившийся на дисплее телефона. Увы, Юкио вероятнее всего уже ушел на работу. Еще он мог распечатать вторую копию материалов или съездить за документами к Хатано, потратив и на то, и на другое минимум два часа.
«Уже десять…»
Встреча была назначена на час дня, но у Машиба еще мог связаться с клиентом и, извинившись, предупредить о том, что может немного задержаться. Лицо мужчины по-прежнему оставалось бесстрастным, но его мозг лихорадочно соображал, прокручивая все возможные варианты выхода из сложившейся ситуации.
Вдруг в офисе раздался телефонный звонок по внутренней линии.
– Извините, Машиба из четвертого отдела на месте?
Такааки, раздраженный тем, что его потревожили в этот и без того суматошный день, выхватил трубку из рук коллеги.
– Да, Машиба слушает.
– Джентльмен по имени Хатано принес что-то для Вас.
– Что?! – потрясенный неожиданным развитием событий, он ответил, что спустится к ним немедленно, и бросил трубку. Машиба – человек бесстрастный и непоколебимый – вихрем вылетел из офиса, не расслышав, как на том конце линии аноним пробормотал себе под нос:
– Кажется, происходит что-то странное…

Коллеги Машибы тактично промолчали, заинтриговано переглядываясь.
В холле мужчину действительно ждал Хатано, сжимая в руке конверт. Завидев несущегося к нему Машибу, он приветливо махнул рукой.
– Сюда! Ты забыл это.
– Хатано, почему ты не на работе?
– У меня есть пара неиспользованных отгулов за сверхурочную работу, – простодушно ответил он.
– Ты спас меня! Прости, что тебе пришлось брать из–за меня отгул.
Машиба – не медля – разорвал конверт, вытряхивая его содержимое. Все необходимое было на месте. Его плечи заметно расслабились, а из груди вырвался вздох облегчения. Хатано нахмурился.
– Не переживай, ведь эти документы нужны для презентации проекта, не так ли? Извини, я заглянул внутрь. Я незаинтересованное лицо, а потому решил, что мое любопытство не доставит тебе проблем. Как ты мог о них забыть? – добавил он, посмеиваясь.
На Хатано были джинсы–трубы и хлопчатобумажная рубашка, подобный ансамбль редко встречался в деловом районе.
– Да-да, все в порядке, там не было ничего секретного.
Непослушная челка разметалась по лбу Хатано, от чего он выглядел еще моложе; на первый взгляд его можно было принять за студента.
– Мне, правда, очень жаль.
– Не беспокойся.
Лицо Хатано озарила широкая простодушная улыбка, от чего сердце Машибы забилось бешено в груди. Он паниковал! Такааки ощущал дрожь в своих пальцах, протянутых за конвертом, и в то же время сладкая истома наполняла его душу. Сейчас Машиба был гораздо счастливее, чем в те времена, когда Икава водил его за нос.
– Ну, мне пора.
– Ох, верно. Береги себя. И, э–э… – мужчина склонил голову, – правда, спасибо.
– Забудь, – Хатано одарил его еще одной легкой улыбкой, ясной и яркой как утреннее небо, на секунду пленив Машибу. Мужчина бессознательно расслабился, улыбнувшись в ответ. То, что произошло утром, уже не казалось иллюзией. Машиба смущенно отвел взгляд.
И надо же одному из самых неприятных людей попасть в поле зрения Машибы именно сейчас. Красивое лицо скривилось в отвращении.
– Что-то не так? – спросил Хатано, пораженный внезапной трансформацией.
– Да так, ничего, – Икава – стройный, сияющий и изящный – направлялся к ним. Машиба покосился в его сторону, не в силах скрыть раздражение.
– Машиба, что…
– Такааки, так вот ты где.
Именно тогда, когда Хатано задал свой вопрос, Икава с играющей в уголках его губ улыбкой направился к Машибе. Приняв мужчину за коллегу Такааки, Хатано извинился и поспешил удалиться, но Икава преградил ему путь. Его взгляд с нескрываемым любопытством скользил между Машибой и Юкио, излучая нечто опасное.
– Чего ты хочешь? – раздраженно спросил Машиба.
– Это твой друг? Представь мне его! – продолжал Икава, игнорируя вопрос Машибы. Хатано с улыбкой представился и, бросив «приятно познакомиться», подивился тому, каким наглым взглядом его изучал Икава. Он устремил вопрошающий взгляд на Машибу, словно прося совета, но мужчина продолжал хранить молчание, не в силах ни посмотреть в лицо Хатано, ни ответить на немой вопрос.
Икава оценивающе разглядывал Хатано; он, вероятно, уже догадался, что именно из-за Юкио Машиба отказал ему на днях. Конечно, он бы не стал совершать глупостей в офисе, но для столь мелочного и себялюбивого человека, Икава мог быть невероятно наглым и мстительным. Машиба прекрасно это понимал.
«Черт, чего он добивается…»
Икава представил их встречу как совпадение, но Машиба ни на секунду не сомневался, что он видел его, выбегающим из отдела, и намеренно последовал за ним в фойе. Они работали на одном этаже, но их столы находились довольно далеко друг от друга. Неприятно было осознавать, что Икава следил за ним. Вчерашняя ссора нанесла сокрушительный удар по его гордости. Несомненно, именно в этом заключалась причина его назойливости.
Машибу прошиб озноб.
Такааки не желал вовлекать Хатано в их междоусобицы. Словно недостаточно было того, что он насильно вовлек Юкио в эти запутанные, беспорядочные отношения, упиваясь горем после разрыва с Икавой. Подобное проявление слабости выглядело крайне эгоистично со стороны Машибы: Хатано был невиновен в случившемся. После того, что он сделал с Хатано, Машиба даже не надеялся на то, что тот сможет простить его - но прикосновения тонких пальцев, нежно и страстно впивавшихся в его кожу этой ночью, заставили Машибу возжелать начать их отношения с чистого листа. Если бы только это было возможно…
Да, Такааки хотел встретиться с Хатано этим вечером, чтобы извиниться за свою жестокость и – если бы только Юкио поверил ему – он готов был умолять его встречаться с ним.
Но появление Икавы выбило его из колеи, и Такааки ничего не мог с этим поделать, бессильно скрежеща зубами и ощущая горьковатый привкус на губах. Хатано, находя поведение Машибы подозрительным, продолжал спокойно улыбаться и обмениваться любезностями.
– Рад встрече с Вами, меня зовут Хатано. К сожалению, сейчас при мне нет визитки.
Он взял предложенную Икавой карточку, скользнув по ней взглядом. Его глаза на секунду застыли на полном имени, напечатанном на кусочке картона, но лицо осталось невозмутимо.
«Он знает…»
Чувствуя, как его живот скручивает от холода, Машиба украдкой бросил взгляд на миниатюрного мужчину, стоявшего с ним рядом, но не смог прочесть эмоций, снедавших Хатано, по его профилю. О чем он думал, столкнувшись со своим тезкой, послужившим катализатором для ярости Машибы?
– Итак, значит, это он, – прошептал Хатано так, чтобы его услышал только Машиба. В глазах Юкио лучилось сострадание. Отсутствие упрека в его голосе лишь еще сильнее давило на Машибу, но ему некого было винить в этом, кроме себя самого. Такааки едва заметно кивнул в ответ.
Икава, не заметив кивка Машибы, продолжал нагло осматривать Хатано с головы до пят, пофыркивая от смеха.
– Простите, а кем Вы работаете?
– Икава! – протестующе воскликнул Машиба. Хатано нахмурился, вопрос был бесстыдным и провокационным, но, предупреждая взрыв Машибы, пронзительно посмотрел на Икаву, прежде чем ответить.
– Я – Хофу***.
– О, Хофу? Я вижу, в этом есть смысл.
Было не ясно, что подразумевалось под фразой «в этом есть смысл», но пренебрежительный смешок Икавы не остался незамеченным. Он был из людей, которых в этой жизни не интересует ничего кроме фирменных знаков и социального статуса. Этот человек неприемлил никакой другой образ жизни, кроме своего; Машиба с раздражением отметил то пренебрежение, с которым Икава оценил Хатано. Лицо Такааки ожесточилось. Вероятно Икава – сотрудник известной во всем мире фирмы – пытался противопоставить себя Хатано, имеющему куда более скромные жизненные претензии. Машиба, ранее не редко прибегавший в общении с Хатано к подобной стратегии, теперь почувствовал, как ничтожно и уродливо выглядели его жалкие попытки возвыситься за чужой счет.
– Хатано, если ты не поспешишь, то опоздаешь ко второй смене, – вмешался Машиба, пытаясь оградить Хатано от «его высочества» Икавы.
– Да, Вы правы, – спокойно и обыденно кивнул Хатано. Его взгляд был прямым и прохладно–прозрачным, как проточная вода, и Машиба сумел благодаря ему найти свое непоколебимое самообладание, которое выглядело перед лицом подобного неуважения наиболее привлекательно.
Тем не менее, чувствовалось, что даже привычно дружелюбного Хатано задело это проявление враждебности со стороны незнакомца. Его глаза потемнели, и в них читался вызов; когда Хатано говорил, лучился светом, добавляя своему обладателю крупицу шарма. С этой стороны Машиба любовника еще не знал.
– Хорошо, рад буду встретиться с вами… позже.
Краска отхлынула от лица Икавы. Машиба внутренне возликовал. У Икавы были довольно мерзкий характер и порочный язык, но Хатано, не юля и не уклоняясь, нанес ему ответный удар своим смелым пренебрежением, что Машиба счел довольно милым.
– Да, позже, – ответил мужчина с подобострастным оттенком в голосе. Икава не мог не заметить и этого, и широкой расслабленной улыбки на лице Машибы. Со своей стороны Хатано, казалось, правильно интерпретировал этот жест, его глаза смеялись, как бы говоря: «Ты беспомощен».
– Эй, погоди!
Икава явно счел этот краткий прощальный монолог вопиющим невнимание к собственной персоне, грубо хватая Хатано за руку, не давая уйти.
– Эй!
Икава небрежно отмахнулся от попытки Машибы остановить его, и, понизив голос до вульгарного шёпота, спросил у Хатано:
– Как давно ты с Такааки?
Машиба был потрясен. Хотя Икава говорил шёпотом, вопрос был слишком личным, чтобы задавать его в офисном холле, в окружении большого скопления людей.
– Какое Вам до этого дело? Отпустите меня, – бесстрастно ответил Хатано, оставаясь равнодушным. Его слова были тихи, но подействовали на Икаву подобно грому.
– Дело? – повторил он с пошлым придыханием.
– Ты слишком много себе позволяешь, Икава! – зарычал Машиба, но если мужчина и услышал его, то не придал этому значения. Его пальцы продолжали цепляться за руку Хатано.
– О, это очень даже мое дело. Мы много лет знаем друг друга. Конечно, мне интересно знать все о его, – он указал подбородком на Машибу, – новом партнере.
От его наглости Машиба потерял дар речи.
– Ты-ты перегибаешь!.. – воскликнул он, делая выпад.
– Машиба! – отрезал Хатано, с упреком останавливая его. Он повернулся к Икаве, вздохнув с отвращением. – Икава, не так ли?
– Да, это мое имя.
– Не знаю, какие отношения были между Вами и Машибой, – бойко начал он, не смотря на спокойный тон, – но не вижу причин, по которым я должен отвечать на ваши вопросы.
Икава, встревоженный неожиданной силой в прозрачных глазах Хатано, в ответ лишь издал низкий горловой стон.
– Надеюсь, я могу уйти? Хофу слишком заняты, чтобы обращать внимание на пустую болтовню и выслушивать дерьмо от грубиянов, которые даже не могут верно выбрать время и место, – категорично ответил Хатано. Икава поднял на него побледневшее лицо.
– Секундочку, – он с силой сжал руку оппонента, лишаясь остатков самообладания, – ты сейчас говорил обо мне?

– О ком, черт возьми, я еще могу говорит? – Хатано оттолкнул его от себя, встав в воинственную позу.
– Эй, Хатано! – окликнул Машиба, встревоженный несдержанностью любовника.
– Что?! – Хатано перевел на него взгляд, но быстро начал приходить в себя. Детали их разговора не должны были стать достоянием общественности, но перепалка трех мужчин уже начала привлекать к себе внимание. Он раздраженно оглянулся, недовольно сжав губы, словно его раздражала необходимость держать язык за зубами.
– Не надо уподобятся ему.
– Мне жаль.
Машиба успокаивающе положил руку на хрупкое плечо Хатано, почувствовав знакомое тепло, пульсирующее под ладонью. Благодаря этому невинному контакту, Хатано смог собраться с мыслями и, вздохнув, слегка улыбнулся.
Это был пустяковый обмен нежностями, но для Икавы он казался стеной, которая держала его далеко за пределами четко очерченной линии. Его лицо ожесточилось. Он стиснул зубы и нахмурился. Машиба, мельком заметив его кривляния, почувствовал ледяной озноб, пробравший его душу, и отвращение к себе за то, что когда–то был любовником этого мелочного ничтожества.
«Я – идиот?»
Будучи не в силах справиться с проблемами самостоятельно, он втянул Хатано во все это, и – в довершение – не смог предотвратить этой жалкой сцены, произошедшей прямо на его рабочем месте. Раздумывая над тем, как вывести отсюда Хатано, Машиба набрал воздух в легкие, чтобы заговорить.
– Что Вы здесь делаете, Машиба? Икава, Вы тоже!
Этот трехсторонний тупик разорвал суровый упрек, раздавшийся у них из-за спины.
– Смотрю, у Вас есть все необходимое! Вернитесь к вашим столам. Машиба, Вы подготовили документы и презентацию к переговорам с представителями K Corporation, не так ли? Она начнется в два часа. Вы готовы?
– Камата-бутёо(*4)…
Икава поморщился под этим пронзительным взглядом, а Машиба – в свою очередь – своего рода облегчение.
– Приношу свои извинения, я начну готовиться немедленно.
Скорее всего, один из клерков доложил Камате о ссоре в фойе. Это был мужчина лет сорока, ростом превзошедший даже Машибу. И он обладал сильным характером, способным подавлять окружающих. Он оказывал такое воздействие на окружающих не столько из–за своей должности, сколько из–за роста и почти безэмоционального красивого лица.
– Вы собираетесь потратить на это весь день? Ну? – Икава никогда не сотрудничал с Каматой, человеком, который добился своего положения без связей и, соответственно, не представлял для него никакого интереса. Он цокнул языком и, казалось, решил спешно отступить. Бросив напоследок в сторону Хатано полный ненависти взгляд, он развернулся на каблуках, и в этот момент его достигло полное удивления восклицание Каматы.
– Эй, это ты, Хатано?
Привычно благородный, но хладнокровный и серьезный Камата радушно улыбнулся. Его голос был как всегда монотонен, но в нем сквозила радость.
– Хатано, какими судьбами? Когда мы в последний раз виделись?
– Очень давно.
Мягко ответил Хатано, но в его нервной улыбке сквозила горечь. Икава широко распахнул глаза от удивления; Машиба тоже был озадачен, не в силах вникнуть в ситуацию. Впервые он видел подобное выражение на лице Каматы. Работников, которые удостоились столь тёплого выражения, а тем более улыбки, можно было пересчитать по пальцам одной руки.
– Вы знакомы?
Если Хатано действительно был знаком с Каматой, странно, что он не делал никаких попыток рассказать об этом Машибе.
– Да, удивлен не меньше Вас. Я понятия не имел, что Вы друг друга знаете, – сказал Камата, переводя взгляд с Хатано на Машибу. Такааки не знал, что ответить, его выручил Хатано.
– Просто совпадение, правда. Мы встретились в баре. Можно сказать, «братья во хмелю»(*5).
«Хатано?»
Машиба чувствовал неестественность и натянутость в легком тоне Хатано, что только углубило его смущение. Они никогда не обсуждали личные вопросы, но Хатано, с которым они познакомились не так давно, был человеком открытым и великодушным, человеком естественным и прямолинейным. То, с какими режущими интонациями он делал замечания Икаве, стало для Машибы настоящим потрясением. Этот Хатано, двигающийся непринужденной грацией, чуть улыбавшийся подрагивающими уголками губ, казался ему незнакомцем.
– Как Вы познакомились с Хатано, бутёо?
– Ах, да, конечно. Никто из Вас не знает об этом.
Возможно, это задело и его любопытство, но вопрос задал Икава. Ответ Каматы поверг их в немое удивление.
– Хатано работал здесь пять лет назад. Он ушел, полагаю, когда Вы двое пришли. И выполнял он свою работу чертовски хорошо! Хатано был бы вашим боссом, если бы остался.
– Что?!
– Камата, ты преувеличиваешь, – сказал Хатано, выдавая всё ту же горьковато-сладкую улыбку, но каждый сотрудник компании знал, что Камата просто не способен был на пустую лесть. Другими словами, его заявление было крайне весомо.
Икава, казалось, не мог оправиться от того, что узнал о человеке, которого так презрительно оценил; его щеки стали пепельного цвета, но он промолчал. Машиба же напротив был поражен.
– Это действительно было давно. Эджи и я то и дело вспоминаем о тебе. В последний раз мы виделись во вторую годовщину смерти Юуко, не так ли?
– Приношу свои извинения за то, что не выходил на связь. Я слышал, что вы были так любезны, что посетили её могилу недавно.
Камата ссылался на незнакомцев, чьи имена Машиба никогда ранее не слышал, а Хатано отвечал ему спокойно и сдержанно; этот диалог вдруг сделал их обоих недосягаемыми для Машибы. В нем не было места ему, это была встреча старых друзей. Машиба заметил, что при упоминании имени «Юуко» лицо Хатано утратило всякое выражение. Но он не мог спросить о ней сейчас.
Фраза «во вторую годовщину ее смерти» ужасно его беспокоила, но он не знал, почему. Большая часть их совместно проведенного времени, на протяжении последних шести месяцев, была посвящена сексу. Нельзя сказать, что они хорошо знали друг друга. И если кто–то и заслужил за это упрек, то это Машиба; он не мог винить Хатано за то, что он ни разу не сказал ему, что работал в S Commercial, и уж, тем более за то, что он знал Камату. Интуиция подсказывала Машибе лишь одно: причина, по которой Хатано покинул компанию, кроется в женщине по имени Юуко.
– Эджи скучает по тебе, знаешь ли. Показывайся ему на глаза время от времени, хорошо? – в голосе и глазах Каматы сияла любовь, он приобнял Хатано за плечи. Хотя – скорее всего – в его жесте не было скрытых мотивов, картина закружилась перед взором Машибы, он ревновал.
– Да… я постараюсь… Мне жаль, но я уже опаздываю. Приношу свои извинения за то, что оторвал от работы.
– О, конечно, не смею тебя задерживать. Береги себя и, хотя бы иногда, навещай нас.
– Хорошо, – согласился Хатано, поклонившись, и повернулся к Машибе с нечитаемой улыбкой. – Извините за то, что перебил Вас.
– Нет, все в порядке.
Взгляд Хатано явно был направлен на него, и все же его мысли были далеко отсюда.
– Так же я пришел сюда, чтобы дать Вам обоим предупреждение… Все, возвращайтесь на свои места.
Необъяснимое чувство утраты заставило колени Машибы дрожать. Если бы Камата (чей голос звучал нехарактерно смущенно) не окликнул их, то он заключил бы Хатано в свои объятия прямо тогда и там.
– А ты и не знал? – издевался Икава, но его вредная усмешка не возымела должной реакции. Для Машибы он просто перестал существовать.
Выплюнув еще пару ругательств и колкостей в его сторону, уязвленный невниманием Икава молча удалился. Не обратив внимания даже на это, Машиба стоял, словно парализованный. Стройная фигура Хатано удалялась от него шаг за шагом все дальше. Не оглядываясь назад.
И все же сегодня утром, когда Машиба ласкал ладонями это тело, он был уверен, что между ними что–то есть…
«Хатано, что, черт возьми?..»
Такааки, наконец, решил быть искренним с Хатано, но теперь ему начало казаться, что почва уходит у него из–под ног, что уже слишком поздно что–то менять.
И еще долго Машиба не мог заставить себя сдвинуться с места.

***

Остаток дня прошел для Машибы как в тумане. Он был эмоционально истощен из–за утренних событий, и когда стрелки часов освободили его от обязанностей, он начал собираться домой. Камате удалось провести их презентацию во второй половине дня, вряд ли Машиба сумел сделать это в одиночку. Не то чтобы он был новичком по стандартам общественности, напротив, на него нередко возлагали такие полномочия, но он хотел быть полезен даже в роли поддержки. Практический вклад Машибы в презентацию, однако, был бы ничтожен, если бы не те документы, которые привез Хатано. Он был поражен и озабочен, посвятив остаток дня размышлению об отношениях Хатано с Каматой.
– Мне так жаль.
– Что у тебя на уме? Я всегда говорил, оставляйте свою личную жизнь за пределами офиса.
Укор и выговор лишили Машибу дара речи. Он склонил голову, поджав губы и скрежеща зубами. Камата коротко вздохнул.
– Ну, что сделано, то сделано. Ты закончил?
Он обещал Хатано заскочить к нему сегодня, но теперь прекрасно понимал, что не может сделать этого. Машиба боялся, что если сейчас он встретится с Хатано, в таком душевном состоянии, то он может ляпнуть что–то не то. Его выбили из равновесия, и, судя по печальному опыту прошлого, подобная неуравновешенность часто выплескивалась в насилии.
Камата дал своему подчиненному несколько секунд на размышление, прежде чем повторить своё приглашение.
– Если у тебя есть время, как насчет того, чтобы выпить вместе.
– А?
Он знал, что Камата не любил прибегать к выпивке, чтобы заглушить горечь неудач; он не принадлежал к тому типу людей, которые потворствуют другим в проявлении слабостей. Машиба достаточно хорошо знал Камату, чтобы с уверенностью утверждать, что этот мужчина предпочитал пережить последствия своей неудачи в одиночестве и тишине.
– Я понятия не имел, что Вы знакомы с Хатано… Не могли бы Вы рассказать мне немного о том, каким он был раньше?
И вновь: этот намек на улыбку, незнакомую Машибе. Она разлила по жилам Такааки ревность, заставляла закипеть, подобно кислоте. Тем не менее, Камата кое–что знал о Хатано, и Машиба должен был во что бы то ни стало узнать об этом.
– Конечно, я не против, – улыбка скользнула на его лицо, подобно старой перчатке. – Так или иначе, у меня нет планов на этот вечер.
– Добро пожаловать!
Камата привел его в маленький уютный бар, завешанный норен(*6) цвета индиго, на которых был изображен идатен(*7). Пара отвела в сторону занавес, и их взору предстал молодой небритый лавочник.
– Принесите нам то же, что и обычно, – попросил Камата.
– Вы часто здесь бываете? – спросил Машиба.
– Да, об этом месте мне рассказал один мой друг. Здесь делают большие Нимоно (*8).
Длинноволосый юноша принес закуски и охлажденный саке к их столу, и уже через несколько минут они смогли вернуться к беседе.
– Кстати, – начал Машиба, получив приглашение к столу. Было ясно, что им обоим есть что сказать друг другу. – Вы спрашивали о Хатано, но, в действительности, я не очень хорошо его знаю.
– О, действительно, – монотонно ответил Камата. Он, казалось, потерял нить мысли. – У Вас большая разница в возрасте, и вы совершенно не похожи. Как вы познакомились? – он, несомненно, хорошо знал их обоих.
Машиба немного замялся.
– Мы познакомились около полугода назад, – спокойно ответил он. – Я был пьян и упал посреди улицы, Хатано позаботился обо мне.
Это, отчасти, было правдой. Ему было бы трудно ответить на дальнейшие расспросы, но собеседник не выразил ни малейшего желания совать нос в чужие дела.
– Я поблагодарил его, и с тех пор мы начали время от времени выпивать вместе… Это все, что я могу Вам о нем рассказать. Ну и еще, пожалуй, то, что он делает костюмы для оюгикай(*9).
Его попытка пошутить, казалось, достигла желаемого результата; суровое лицо Каматы слегка расслабилось.
– Ну, довольно. Пока он делает то, что считает верным… И да, я знал, что он работает в качестве Хофу, – лаконично заметил Камата, допивая свое саке.
– Увиденное этим утром было для меня настоящим потрясением, – начал Машиба, двигаясь, чтобы наполнить чашу босса. – Никогда не слышал о том, что Хатано работал у нас. И уж тем более не знал, что вы знакомы.
Камата принял свою чашу, но кроме слов благодарности ничего не произнес. Они вновь погрузились в тишину. Вопрос повис между ними в воздухе, оставаясь без ответа.
Следующей на их столе появилась тарелка подсоленной скумбрии, и Камата начал накалывать ее на палочки. В его лице читалось смятение. Машиба подумал, что он (вероятно) был слишком резок; в любом случае, Камата всегда был крайне замкнутым человеком. Он являл собой грозного противника, выведать у него нужную информацию было – бесспорно – подвигом.
И все же лучше так, чем искать уловки и юлить.
Рядом с тихи и настойчивым Каматой Машиба чувствовал себя ужасно неловко, хотя не мог точно сказать, относилось ли это беспокойство к стремлению узнать хоть что–то о Хатано, или было своего рода предчувствием. Впервые у него появилась возможность узнать что-нибудь о Хатано, и если бы он позволил ей утечь сквозь пальцы, то второго шанса у него могло не появиться. Именно это привлекало его в Хатано: отчужденность, которую он так и не смог разрушить, не смотря на все те оскорбления и презрение, которым подверг любовника. И, Машиба только что понял это, – он только теперь прекратил закрывать глаза на собственные чувства. Каким бы он ни был, Такааки больше не мог игнорировать влечение к Хатано. Вспомнив о том, как побледнело лицо Хатано, при упоминании имени «Юуко», Машиба заволновался.
Вне сомнений, он стал трусом; он не мог напрямую спросить у Хатано, боясь столкнуться с омраченной, призрачной улыбкой любовника, которой он наградил Камату. И Машиба высмеивал себя за это. Быть может именно из–за того, как в прошлом он обращался с Хатано, теперь мужчина жаждал пролить на его прошлое свет, не останавливаясь ни перед чем.
– Это не… я, право, не знаю, могу ли…
Камата не клюнул бы на наводящие вопросы, потому с ним нужно было общаться напрямую. И вот уже четвертая бутылка с прозрачным содержимым поблескивала между ними, усилия Машибы, наконец, начали приносить свои плоды.
– Мне очень жаль, я не должен был совать свой нос в чужие дела, – извинился Машиба, и улыбка озарила трезвое лицо Каматы, словно он принял это символическое извинение. Машиба погрузил палочки для еды во фритюрницу с камбалой, стараясь не поднимать взгляда на Камату.
– Вы, наверное, слышали часть нашей беседы утром.
Он симулировал самообладание, притворяясь спокойным, но от предвкушения у Такааки уже задрожали колени. Он с силой напряг мышцы, стараясь не выдать своего нетерпения.
– Да, вы говорили о второй годовщине со дня смерти Юуко.
Камата вновь замолчал, но Машиба больше не пытался разговорить его. Камбала безвкусной массой таяла у него на языке.
– Юуко, она… – Камата устало вздохнул, пристально всматриваясь вдаль, и опустил чашку. Его голос был мягок, но наполнен мукой и тоской. – Она – умершая супруга Хатано.
Сердце Машибы встрепенулось и пропустило удар.
«Умершая?»
– А Эджи был моим кохаем в средней школе. Он – отец Юуко.
Голова опустела, он никак не мог оправиться от шока, но что–то во всей этой истории не складывалось.
– Э-э, стойте, подождите минутку. Сколько лет было Юуко?
– Она скончалась пять лет назад, и в то время ей было… двадцать восемь, я думаю.
– Но вы сказали, что Эджи – ваш кохай.
Камате было слегка за сорок. И если предположить, что на момент смерти Юуко ему было тридцать семь или тридцать восемь, а Эджи – его школьный кохай – был еще моложе…
– Она была его приемной дочерью. Они были как брат и сестра, на самом деле. Не знаю подробностей, но, казалось, тому были какие–то причины…
Незначительное замешательство в голосе Каматы противоречило признанию Каматы в невежестве, но Машиба не собирался лезть в частные дела Эджи.
– Понимаю.
В любом случае, у Эджи должна была быть уважительная причина, чтобы принять взять под опеку дочь, младше него всего лишь на десять лет. Воспитание, однако, не позволило Машибе задать этот вопрос, и он промолчал. На данный момент это, на самом деле, была наименьшей из его проблем. Ему казалось, что он не должен знать ответ на незаданный вопрос, от чего напряжение в его позвоночнике усилилось еще сильнее.
– Она для меня была как младшая сестренка. Милая девочка. Вот почему я познакомил её с Хатано.
Камата продолжал в своем медленном стаккато(*10), отвечая как бы издалека, и мирное выражение лица этого человека наполнило душу Машибы страданием. Он начал этот разговор и теперь не знал, как завершить его. Дрожь в коленях усилилась.
– Он пережил трудные времена. Его отец умер, когда Хатано уехал в колледж… спустя два года он потерял мать.
Впервые он слышал что-то о прошлом Хатано. Такааки почувствовал, что ему становится трудно дышать.
– Они оба испытывали тоску по семье, ни Эджи, ни я так и не женились. Мы просто не могли дать им тот «дом», который они заслуживали.
Сердце Машибы яростно стучало, лихорадочно ударяясь о грудную клетку, пот ручейками стекал по его вискам, пропитывая воротник. Он ни о чем не думал, жадно впитывая слова Каматы; они, тонули в его разуме подобно камням, опускающимся на дно озера.
– Они оба всегда выглядели немного одинокими. Но Юуко была такой милой девушкой, и Хатано – бесспорно – хороший человек. Я был рад за них, когда они решили пожениться. Надеялся, что у них все будет хорошо.
Голос Каматы чуть понизился, словно что–то застряло у него в горле; его взгляд опустился на колени, и Машиба предположил, что проницательные глаза этого человека сейчас обрамляют непролитые слезы. Такааки почувствовал горький привкус желчи на кончике языка, дрожащими пальцами вытягивая из кармана пачку сигарет. Вскоре сигарета уже тлела в его руке, и когда Машиба выдохнул, дым болезненно ужалил его глаза.
– Что случилось с Юуко? – начал он, вдыхая дым и не узнавая своего надтреснутого голоса, хрипло вырывающегося из его голоса. – Умерла?
Ответа не было.
– Камата?
– Можно, я возьму одну? – сказал он и вытащил сигарету из пачки Машибы, не дожидаясь согласия или отказа. Он глубоко втянул в свои легкие дым, отвечая уже более спокойно. – Она попала в аварию.
Камата говорил в пустоту. Плечи Машибы то и дело непроизвольно поднимались и опускались в конвульсиях, которые Машиба уже не мог унять.
– Держа их новорожденного ребенка на руках, когда это случилось. Водитель, врезавшийся в них, уснул за рулем.
Камата зачесал свои волосы назад, взъерошив их тем самым еще сильнее. И хотя это сделало его чуть моложе, гримаса боли, появившаяся лишь на мгновение, послужила отпечатком прожитых лет. Ноющая боль в веках Машибы напомнила ему, что он не моргал все это время, широко распахнув глаза.
Он разбередил старые раны другого человека, и ему стало жаль Камату.
«Что…»
…Но острее чем его сожаление~~
– В это время Хатано был со мной в командировке. Испытывая возбуждение от того, что они только что купили новый кондоминиум, он улыбался, говоря о том, как она и ребенок заботятся о доме, пока его нет. А на следующий день…
~~было осознание того, как эгоистичны были его эмоции, которые он навязал Хатано.
– Что с Хатано?..

Неоконченный вопрос повис в тяжелом молчании. Желание закричать переполняло его, угрожая вырваться наружу; Машиба с силой сжал горло ладонью. Камата наспех наполнил еще одну чашу саке и продолжил хриплым, дрожащим голосом:
– Он не успел проститься с ней. Эджи проводил её один.
Горло судорожно пульсировало под его пальцами, разрываясь от жгучей боли, не имеющей ничего общего с алкоголем, который Такааки употреблял.
«Что я натворил?»
Большое количество саке заполняло перерывы в их разговоре, и Камата, казалось, уже был пьян. Машиба подозревал, что даже сейчас мужчина не может без содрогания вспоминать о смерти Юуко.
«А Хатано – что с ним? – задался Машиба вопросом, уродливый хрип низко клокотал в его горле.
Камата лишь кратко ответил на его вопрос, ничего больше; казалось, он не хотел, чтобы его слова звучали сентиментально по отношению к Хатано и Юуко. Но Машиба представил пару слишком ярко: молодые мужчина и женщина, удача, которая других наделила бы семьей, была крайне скупа к ним; горькая тоска по потерянному счастью.
И раскаяние, оставшееся далеко позади.
В тот ли момент прозрачный, твердый взгляд Хатано закалился? Машиба интуитивно ощутил, что был недалек от истины.
Хатано умер в тот день вместе с ней; не так, конечно, как Юуко.
– После этого он стал тенью самого себя, – продолжил Камата, подтверждая догадку Машибы. – Он не смог заглушить боль, погрузившись в работу, перестал спать… даже пошел на консультацию к врачу, но стало лишь хуже.
Камата больше не оборачивался к нему; он, казалось, погрузился в воспоминания.
Машиба вдохнул, чтобы остановить его, чтобы заставить его замолчать, но вдруг вздрогнул от прилива тошноты, потому что он должен, должен был слушать…
– Он уволился через три месяца после ее похорон. Все валилось у Хатано из рук. Он стал на какое-то время угрюмым… но вот что я тебе скажу, Машиба – его так просто не сломаешь. Сурово, нет? – подал голос Камата, и для Машибы эта короткая фраза показалась обвинением, хотя на самом деле ничего подобного в нее Камата не вкладывал.
Он неверно понял природу силы Хатано. Юкио не был неуязвим, он был просто жёстким и гибким. Старые раны были столь глубоки, что другие царапины и ссадины стали терпимы. Возможно, они даже не воспринимаются как боль.
Спазм от того, что Машиба сжимал свое горло все сильнее и сильнее, с каркающим звуком вырвался из горла Машибы, он уже не мог сдержать рвотных позывов. Лицо Каматы поплыло перед его взором, и Такааки мог лишь цепляться за звук его голоса.
– В конце концов, он обрел семью, о которой всегда мечтал… а затем – в одночасье – потерял её, и он расклеился. Никто не в силах был ему помочь. Ни я, ни Эджи, – мы ни чёрта не могли поделать… Потом мы узнали, что он смог взять себя в руки, самостоятельно.
– Самостоятельно? – эти слова привлекли его внимание.
– Он появился у моей двери, болезненно худой, как пугало, сказал мне, что решил стать Хофу. Это решение далось ему нелегко, но, знаете, что он сказал мне? Он сказал, что хочет заботиться об этих детях так, как заботился бы о своем ребенке, которого потерял…
Камата судорожно сглотнул, закрыв ладонью лицо.
– Сказал, что должен был быть с ними в тот день, сказал, что… свыкся…
Машиба зажал ладонью рот и резко вскочил на ноги.
– Из… Извините, – выпалил он, или, вернее, попытался. Машиба не был уверен, что издаваемые им звуки были понятны Камате.
Машиба ужасно сожалел, что ему пришлось покинуть своего босса в середине разговора. Что–то неприятное разъедало его изнутри, стремясь вырваться из его тела. Он мчался в туалет и, едва отбросив крышку унитаза, изверг все содержимое желудка.
«Что…»
Снова и снова он блевал над унитазом; мышцы живота скрутило судорогой. Слезы брызнули из его глаз, сопли ручьем текли из носа, каждая пора источала пот, стекающий по липкой коже.
«Что я натворил…»
Хатано – нежный и ранимый – нес в своем сердце такую глубокую рану, терпя и побеждая боль, поднимаясь над ней.
И что он сделал с этим человеком? К чему склонил его?
Машиба накручивал свои пустяковые проблемы, считал, что его обвели вокруг пальца, трясся над своим разбитым сердцем; но он не мог остановить плач стыда, разгоравшегося в нем.
Он чувствовал себя гораздо лучше, когда занимался любовью с нежностью, ощущая, как тело Хатано трепещет в его руках, и память тяжелым бременем легла на его душу. Сколько внутренних сражений пережил Хатано, маленький и беспомощный перед подобной угрозой?
– …тано!
В этот миг ему хотелось умереть. Послужила бы его смерть неким подобием извинения перед Хатано, умри он сейчас, в этой агонии? Запах, который он втянул носом, был отвратителен. Подобный ему никогда не должен был поднять руки на Хатано.
Презрение к себе охватило его, и он униженно склонился. Его беды, должно быть, выглядели в ясных, чистых глазах Хатано не более чем истерики ребенка, думал он.
– Хатано!..
Он был полным дураком. Сотворить такое безумие! Сейчас, сейчас, наконец – хотя бесстыдно было желать этого – Такааки знал: он не хочет расставаться с Хатано. Это желание не было чем–то определенным, сформировавшимся; его просто неудержимо тянуло к Хатано. Откровение вошло в его сердце, словно нож, оставляя после себя уверенность, что он более не должен видеться с Хатано.
Он никогда не сможет дать ему счастье или стабильность, о чём Хатано всегда мечтал.
Он может любить Хатано, но никогда не заменит ему семью.
Нет.
Он лишь должен задушить этот надсадный плач своего сердца, а после… После появится тот, кто сможет подарить Хатано новую семью.
Добрая, милая женщина; та, кем Машиба никогда не был.
«Нет, нет, нет!»
Лишь мысль о том, что Хатано может заниматься любовью с женщиной, породила горячую ярость внутри Такааки.
Машиба почувствовал себя безнадежным романтиком и ревнивым собственником, хотя не мог быть ни тем, ни другим. Разве у него было право ревновать? Такааки презирал себя.
А потом вновь подумал о мягкости, бесконечной нежности и улыбке Хатано, и не смог думать ни о чем больше; сидя на корточках в туалете, он взвыл от собственного бессилия.
Хатано, вероятно, смог бы принять его. Вернее, сделал это уже давно.
Но, именно поэтому – или вопреки? – он не должен пользоваться его мягкосердечием, не должен еще сильнее ранить того, кто с таким трудом справился со своим горем; не должен втягивать его в водоворот изменчивых эмоций, которые со временем увянут. Машиба яростно желал затушить грязные надежды в своем сердце (если бы он только мог…), но понимал, что не в силах противостоять им.
В тисках режущей боли, Такааки еще яснее осознал, что любит Хатано.
Пока Камата не забеспокоился и не пришел, проверить, все ли с ним в порядке, он мог лишь плакать от собственной глупости.

*Новые школьные доски помните? Есть такие же, только белые. На них пишут не мелом, а маркером.
**«вне офиса»; работник представляет интересы своей компании за пределами офиса, обычно это связано с продажами или ведением переговоров с клиентами и др.
***См. примечание 3 первой главы.
(*4)buchou (部长): директор, руководитель подразделения, отдела. Переводчик долго пытал японоговорящих друзей, но так и не пришел к единому мнение по поводу звучания приставки.
(*5)Примечание переводчика: we’re drinking friends – у нас подобное выражение не употребляется, но есть «братья во хмелю», обозначающее почти то же (в зависимости от контекста). Машу лапкой отсюда всем, кто считает, что я гугло–переводчик;)
(*6) традиционные японские тканевые разделители, прямоугольные шторы, обычно с одним или несколькими вертикальными отверстиями.
(*7) божество–покровитель монахов и монастырей, бог кухни, а также индийское божество, Сканда
(*8) Нимоно (煮 物): тушеные блюда; продукты, приготовленные в кипящем бульоне. Примечание переводчика: кажется, я совсем плохо разбираюсь в кулинарии…
(*9) См. примечания к главе 3.
(*10) Стаккато (итал. staccato, от staccare — отрывать, отделять) (музыкальное), короткое, отрывистое исполнение звуков, четко отделяющее их друг от друга. Этот штрих противоположен легато. Обозначается словом staccato или точками под или над нотами.

Поиск по сайту: