Эпизод 5. «В музыкальном зале»

Билл внимательно вслушивался в звуки пианино, по обыкновению примостившись рядом с инструментом:
- Что-то знакомое.

- «Лунная соната» Бетховена, - не переставая играть, сообщил Том, глядя на парня, который до сих пор удивлялся, как можно не смотреть на клавиши и в то же время не промахиваться. - Известная, играется очень просто, поэтому почти все ученики музыкальных школ рвутся разучивать ее и исполнять на каких-нибудь юбилейных концертах.

- Красивая. Только грустная.

- Людвигу не очень-то везло в любовных делах. Это произведение он посвятил как раз одной из своих пассий. Все женщины, к которым он питал нежные чувства, отвечали ему взаимностью, но в итоге выходили замуж за других, более богатых и успешных.

- А почему именно лунная?

- Это название принадлежит не Бетховену, так ее уже после смерти композитора окрестил немецкий поэт Рельштаб. Так сказать, проявил креатив. Ему представилось, что Бетховен в первой части звуками запечатлел образ люцернского озера тихой лунной ночью. Однако нет никаких исторических доказательств того, что Бетховен именно это имел в виду.

- Разве он имел право?

- Разрешения он не спрашивал, да и не настаивал, чтобы все поголовно стали назвать эту сонату именно так. Но согласись, «лунная» звучит куда романтичнее, чем сухое и безликое «№14», - Том улыбнулся, опустив глаза на собственные руки. - Вспомнил еще одну очень раскрученную композицию, интересно, узнаешь?

- Ты решил викторину провести? – парень ждал ответа, но музыка уже зазвучала. Облокотившись, и подперев голову рукой, он закрыл глаза, наслаждаясь завораживающей мелодией. - Постой-ка, а вот эту я действительно где-то уже слышал. Кажется более жизнерадостной, чем прошлая.

- Это снова Бетховен, «К Элизе».

- И снова про любовь…

- Всегда про нее, - подмигнул пианист. - Почему-то особенно популярна среди девушек. До сих пор неизвестно, кто такая Элиза, и кому Бетховен посвятил свою волшебную музыку, только догадки.

Том сложил руки на коленях и о чем-то задумался, затем, кивнув самому себе, хитро сощурился и расплылся в крайне довольной улыбке. Билл не знал, как на это реагировать, но выпрямился по стойке смирно и с недоверием покосился на непредсказуемого музыканта.

- Чего?

- Я понял.

- Круто. Поздравляю. А можно узнать, что именно ты понял?

- Всё, - неопределенно взмахнув рукой, отозвался Том. - Почему ты зашел именно в тот кабинет, где играл я, почему тебя так заинтересовала та мелодия турецкого марша, почему мы, в конце концов, сейчас здесь. А главное, зачем ты рассказал мне о своей проблеме. Ты наверняка слышал, каким чудодейственным свойством обладает музыка. Некоторых тяжелобольных людей она поднимала на ноги, вселяя надежду на будущее, кого-то даже вытаскивала из комы.

- Мне кажется, все это обычное самовнушение, - скептически произнес парень, дернув плечом. - На крайний случай, совпадения. Как можно вылечить человека при помощи звуковых вибраций?

- Музыка лечит не тело, а душу. Я читал об этом, но забыл, и до сих пор не было надобности вспоминать. Несколько лет назад, еще в прошлом веке, точного года, к сожалению, не назову, нейробиолог из одного американского университета Гордон Шоу вместе с коллегой опубликовал результаты своих экспериментов над семьюдесятью девятью студентами колледжа. Всего три группы: первая в течение десяти минут до тестирования сидела в полной тишине, вторая – слушала запись литературного произведения, а третья – фортепианную сонату Моцарта. Тестирование проводили до и после прослушивания. Результаты всех поразили: первая группа при повторном тестировании улучшила свои результаты на четырнадцать процентов, вторая – на одиннадцать, а третья – угадай?

- Написала тест без единой ошибки и тут же поступила в Гарвард? – сыронизировал Билл.

- Третья группа улучшила свои показатели на целых шестьдесят два процента. И самый прикол в том, что в день обнародования официальных результатов этих тестов студенты, узнавшие о таком чудодейственном лекарстве для мозгов, раскупили в магазинах все CD-диски с музыкой Моцарта. Вот праздник у продавцов был. Ученые доказали, что именно музыка Моцарта повышает умственные способности у всех без исключения людей, которые ее слушают, даже у тех, кому она не нравится. Она усиливает мозговую активность, улучшает пространственное мышление, помогает сосредоточиться, а ее ритмы, мелодии с высокими частотами стимулируют творческие и мотивационные области головного мозга, успокаивает нервную систему. Считай, что вгоняет в некий гипноз, изолируя человека от всего негативного вокруг. У него очень необыкновенная музыка, Билл. Ты разве не успел заметить, стоя там, за дверью кабинета, и раскрыв рот? Она не резкая, но и не занудная, плавная, простая, совершенно очаровательная. У Моцарта вообще очень позитивные произведения. Есть, конечно, минорные сонаты, симфонии и его известный «Реквием», «Лакримоза», которые до мурашек пробирают, но в целом – сплошная положительная энергетика. И люди чувствуют ее, понимаешь? Этот музыкальный феномен, который ученые до конца еще не объяснили, так и называется - «Эффект Моцарта».

- Ясно, к чему ты клонишь. Хочешь сказать, что его музыка и меня вылечить сможет? Все это глупости, Том. И ты лучше меня знаешь, что вот так просто ничего не выйдет. Этим американцам просто заняться нечем, кроме как вводить людей в заблуждение и давать ложные надежды.

- Так считают не только они. Даже самые заядлые скептики признали пользу его музыки. Десятки, тысячи людей тому доказательство. Однако не понимаю твоего упрямства, Билл. Эта музыка удивительно точно находит «болевые» точки и незаметно, но очень органично вписывается в самые неведомые уголки души и тела человека. Не отвергай. Попробуй. Что ты теряешь?

- Ничего.

- Вот и я об этом.

- Ничего, кроме головы.

- Ты невыносим, - пианист устало выдохнул, проведя ладонями по лицу, и приглашающим жестом похлопал по длинному широкому стулу рядом с собой. - Садись. И давай-ка я кое-что тебе объясню.

- Том, а может…

- Садись, говорю, - потеряв терпение, музыкант снова по-хозяйски поддел петельку на его джинсах и притянул к себе вяло сопротивляющегося парня. - Для начала ответь мне, откуда в тебе столько пессимизма? Обычно, когда людям действительно хреново, они цепляются за любую возможность, чтобы это исправить. Получается, тебя все устраивает?

- Слушай, я понимаю, что ты хочешь помочь, но я же просил не лезть, - серьезно глядя на музыканта, проговорил парень. - Да, может, я и не прав, и музыка действительно помогает кому-то, но позволь мне самому решать, ладно?

- Никто не утверждает, что это панацея, да и по большому счету не так важно, будешь ты ее слушать или нет, я просто хочу, чтобы ты научился верить в чудеса. Они случаются. Взять хотя бы наше с тобой знакомство.

- Тебе бы фантастику писать, а на музыку. Наша встреча - чистой воды случайность.

- Опять ты за свое! – Том хлопнул себя по коленям и развернулся всем корпусом к парню. - Вот, что я тебе скажу, а ты запомни: случайных встреч не бы-ва-ет. Ты хоть отдаешь себе отчет в том, сколько разных факторов понадобилось, чтобы свести нас вместе?

Билл удивленно хмыкнул.

- Ау, Том, ты пианист, моя сестра флейтистка, вы оба музыканты. И что необычного в том, что все мы встретились в музыкальной консерватории?

- Поверхностно мыслишь. Смотри. Ты прошатался там два часа, прежде чем наткнуться на меня. Меня же, в свою очередь, и вовсе не должно было быть в том кабинете. Я просто вдруг почувствовал желание поиграть в свое удовольствие и собирался уходить, когда твоя голова появилась в дверном проеме. Турецкий марш Моцарта – последнее, что я собирался исполнить. А что если бы я захотел сыграть что-то другое? Ты бы остановился, прислушался? Неизвестно. Герти могла закончить раньше, я мог передумать, ты мог не подниматься на этот этаж. Вы могли затеряться в толпе после концерта, и я бы вас не нашел. Столько связующих нитей, а ты их не видишь. Билл, - музыкант взял его за руку, доверительно смотря в глаза. - Каждый человек в нашей жизни появляется не просто так, а с определенной целью, о которой он сам, возможно, даже не догадывается.

- Допустим. Но прости, конечно, какая цель у тебя? Скоро ты уйдешь, и я тебя больше никогда не увижу.

- Да, но ведь пока я все еще здесь. Или это такой тонкий намек, чтобы я проваливал?

- Не говори глупостей, я не хочу, чтобы ты уходил. Мне с тобой уютно, как будто всю жизнь тебя знаю. Странно, да? – признание далось Биллу нелегко и чтобы хоть как-то отвлечься от грустных мыслей, он стал обводить пальцем черные клавиши инструмента.

- Ничуть. Это еще одно доказательство того, что я прав.

- Ты всегда прав, верно?

- Почти, - улыбнулся музыкант, одной рукой наигрывая какую-то ненавязчивую мелодию. - Скажи, что веришь мне, иначе я не отстану.

- Ты не оставил мне шанса на побег.

- Ни единого.

- Я верю тебе.

- Вот и умница.

Билл пихнул пианиста в плечо, после чего оба рассмеялись.

- Кстати, давно хотел сказать, у тебя очень смешные волосы.

- Смешные? Чувак, у меня прическа как у Аладдина, эксклюзив! – хохотнул музыкант.

- Оо, так наш гений любит диснеевские мультики, какая неожиданность. Я бы даже сказал, сенсация.

- Ой, ой, можно подумать… Лучше признайся, что фанатеешь по русалочке.

- Ты меня раскусил. Ну, так что там с Моцартом? Считаешь, мне нужно принимать его музыку как лекарство?

- Вреда она точно не принесет.

- Тогда, может, что-то конкретное посоветуешь?

- Запросто. Как насчет сонаты «№15»?

Билл опять не мог уследить за передвижением рук музыканта, двигающихся с невероятной скоростью. Сложные каскады брались на раз, извлекая из инструмента оживленную мелодию. Создавалось впечатление, что он жмет на все клавиши одновременно, что, конечно же, было невозможно, учитывая, что в его распоряжении было всего десять пальцев.

- Веселенько.

- Или, быть может, соната «№2»? – и снова тишину прорезали звуки.

- Они чем-то похожи.

- Настроением, - подсказал Том. - Если вдруг захочется поразмышлять о смысле жизни, то подойдет «Фантазия ре-минор», тот же «Реквием». Хотя нет, он слишком депрессивный. Симфонию «№40» и «Маленькую серенаду» определенно послушай. Дивертисмент «№ 11», анданте из «Эльвиры Мадиган».

- Я все равно не запомню.

- Да все подряд бери и просвещайся. Я убежден, Моцарт – твой композитор. Но вовсе необязательно зацикливаться только на нем. Любая классическая музыка действует благотворно... Надеюсь, киваешь ты сейчас не для того, чтобы я отстал.

- Нет, обещаю, что буду слушать, - прозвучало менее убедительно, чем он рассчитывал, и Том сразу же зацепился за это.

- Но?

- Но все это пустая трата времени, Том. Ты и сам ведь понимаешь, что бесполезно. Мой страх слишком устойчивый.

Пианист надул щеки и резко выпустил из них воздух.

- Повторяю еще раз, черт с ней, с музыкой. Нет, так нет, не в ней суть. Я просто хочу, чтобы ты начал действовать, понимаешь? Перестал сидеть сложа руки и зарастать комплексами. Нельзя настраивать себя на проигрыш и при этом надеяться на победу.

- Я реалист.

- Ты трус. Ты боишься рисковать. Говоришь, что справишься сам, обижаешься на правду, раздражаешься на каждое справедливое замечание, а на самом деле все твое поведение кричит лишь об одном: ты хочешь, чтобы хоть кто-нибудь обратил на тебя внимание.

О да, Билл был уязвлен. Как это подло - в лоб заявлять о таких вещах, будь ты хоть десять раз прав. А как же чувства человека? О них хоть кто-нибудь вообще думает? Или всем до лампочки? В конце концов, никто никому не давал права совать свой нос в чужие дела и лезть напролом в душу.

- Спасибо за глубокий анализ, сразу полегчало, - Билл расправил плечи и с вызовом посмотрел музыканту в бесконечно улыбающиеся глаза. - Вот прямо сейчас побегу в магазин и затарюсь этими сраными дисками. Я же просто глупый мальчишка, который ничего не знает, ничего не понимает, с самой идиотской фобией на свете и ветром в голове. Куда мне до тебя, о великий гений! И не надо на меня так смотреть.

- Как? Я просто любуюсь тобой. Можно?

- Д-да ну тебя, - заторможено прошептал Билл, ощутив вдруг нежное прикосновение к запястью. Том будто бы хотел измерить его пульс, и эта догадка заставила сердце зайтись в новом ритме, в несколько раз быстрее.

- Ты так взволнован. Почему?

- Да потому что ты все испортил. Я же просил не лезть. Видишь прекрасно, как мне неприятна эта тема и словно специально провоцируешь.

- Если есть проблема, ее нужно озвучить, о ней нужно говорить. Я только хочу…

- А знаешь, чего я хочу? – бесцеремонно перебив пианиста, Билл в порыве эмоций аккуратно обхватил ладонями его голову, заставив прислушаться. - Я хочу провести остаток этой ночи с красивым интересным парнем, который мне безумно понравился, говорить с ним о всякой ерунде, смеяться, дурачиться, не нервничать, не бояться и не вспоминать ни о чем плохом. Скажи, я так много хочу?

Отчаяние и нотки зарождающейся истерики в голосе парня заставили Тома пойти на попятный - он действовал слишком грубо. Билл чересчур восприимчив и вспыльчив, такие прямые ходы могут спугнуть его, поэтому нужно быть хитрее.

- Хорошо, больше ни слова об этом, - пианист сделал жест «рот на замок», за что в ответ получил благодарную улыбку и облегченный выдох. - Ты прав, меня занесло.

- Все нормально. Ты ни в чем не виноват, я сам все это затеял.

- Раз мы все выяснили, я хочу, чтобы ты дал мне разрешение.

- Разрешение на что?

Музыкант неопределенно покачал головой и поморщил нос:
- На кое-что.

- А, ну тогда конечно, какие проблемы.

- Серьезно?

- Ну конечно нет, Том. Я не сбираюсь давать тебе разрешение, не зная, на что именно. Что ты задумал?

- Ничего особенного.

- Тогда зачем тебе мое согласие?

- А вдруг ты в суд на меня решишь подать.

- Ты убить меня хочешь?

- Ты должен мне доверять.

- С чего бы это? Я знаю тебя всего несколько часов.

- Но я ведь мог и не спрашивать. Я приличный человек, ты не заметил?

Билл закатил глаза и сложил руки на груди:
- Нет. Это окончательный ответ. И вообще, ты меня пугаешь.

- Пари? – словно не услышав последние слова, Том протянул руку парню. - Давай так: я сейчас сыграю одну мелодию, а ты послушаешь. Спорим, что после того как она закончится, у тебя глаза будут на мокром месте?

- Что? – чуть ли не фальцетом возмутился Билл, но потом снисходительно хмыкнул. - Чтобы я лил слезы из-за какой-то там жалкой мелодии? Я тебя умоляю, за кого ты меня принимаешь? Нет, ну если ты так жаждешь проиграть…

- Если выиграю я, будем считать, что ты дал мне разрешение, а если ты – проси, что хочешь. Идет?

Конечно, Билл был абсолютно уверен, что ни при каких обстоятельствах не станет разводить мокрое царство, однако самоуверенный вид музыканта и тот озорной огонек в его глазах поселил в нем сомнения, но после таких бесстрашных заявлений отступать было поздно.

- Договорились, - они пожали друг другу ладони, и именно в этот момент Билл понял, что крепко влип.

Том встал из-за пианино и попросил занять его место. Придвинув оба стула вплотную, вместо того, чтобы сесть на соседний или хотя бы рядом, он перекинул ногу и пристроился четко за спиной озадаченного парня, который все это время активно вертел головой, пытаясь разглядеть, что это он там делает.

- Хочу, чтобы ты почувствовал, - ответил он на его немой вопрос.

- Боюсь спросить, что именно.

Шею защекотало, и Билл понял, что пианист беззвучно смеется.

- Всё, - горячее дыхание опалило щеку.
Билл до сих пор не понимал, чего от него хотят, а эта поза, напоминающая двух наездников на одной лошади, еще сильнее тормозила мыслительный процесс. Он непроизвольно отклонился немного назад, желая быть еще ближе, почувствовать своей спиной широкую грудь музыканта, будто сквозь туман наблюдая, как тот сводит бедра, прижимаясь еще плотнее. Чтобы не дать себе окончательно выпасть из реальности, Билл прикусил внутреннюю сторону губы. Том выпрямился, слегка подтолкнув его вперед, доставая ногами до педалей, и приготовил руки, заняв нужные позиции:
- Положи свои поверх моих, расслабься, закрой глаза и представь, что это играешь ты.

[Включаем из архива Composition.mp3]

Делать было нечего, пришлось послушаться, да и вряд ли он бы сейчас нашел в себе силы для сопротивления. Мелодия показалась Биллу знакомой, но он не мог сосредоточиться из-за того, что Том очень быстро передвигал руками по клавишам. Было непросто перестать управлять своим телом и следовать за манипуляциями чужого. Однако вскоре получилось абстрагироваться.
Закрыв глаза, Билл постарался максимально глубоко погрузиться в настроение композиции, ведь Том неспроста выбрал именно эту. Странно, но ничего такого, что могло бы вызвать приступ слёз, в этой музыке не было. Очень спокойный, ненавязчивый мотив, довольно тихая, слегка сентиментальная мелодия, под которую можно погрустить, ностальгировать на досуге, но не более. И все же что-то в ней было не так. Что-то, что незаметно прокрадывалось внутрь и пускало корни в самом сердце. За незатейливыми, на первый взгляд, чарующими своей простотой звуками скрывалась необъяснимая всепоглощающая тоска.

В какой-то момент Билл понял, что больше не ощущает границ собственного тела. Пианист растворил его в себе, заставив полностью подчиниться своей воле. Билл чувствовал его размеренное дыхание на своей коже, нервные рецепторы которой обострились в тысячу раз, запах парфюма, вдыхая который, Билл чувствовал обволакивающий тело жар. Впервые кто-то так откровенно демонстрировал ему свою духовную силу, и было не страшно остаться в ее плену навсегда. Том раскачивал его в такт мелодии, которая постепенно набирала обороты и становилась все громче и напряженнее. Словно кто-то горько плакал об утрате и кричал, даже не надеясь быть услышанным. Внезапно понятным и близким стал для Билла этот чужой немой порыв безысходности, красной нитью протекающий сквозь всю композицию. А вдруг он слышал то, чего там нет? Может все это - плод его нездоровой фантазии, проекция? Что, если Том просто играет с ним?

Том… Единственный, которому не все равно, кто не убежал, испугавшись сложностей, не рассмеялся в лицо, зная, что ему ничего не светит. Нет, он бы не стал его мучить. Впервые в жизни встретился человек, готовый помочь, поддержать, но и тот вскоре исчезнет из его жизни навсегда. Такая цель их встречи? Вдребезги разбить сердце и оставить рыдать на руинах несбыточной мечты?..

Легкие сдавило невидимой дугой, и Билл судорожно втянул ртом порцию воздуха. Если бы не проклятый страх, все было бы по-другому. Он бы наплевал на все свои принципы и отдал себя в полное распоряжение таинственного пианиста, позволив ему все, чего бы тот ни пожелал. Ведь наверняка Том очень ласковый и чуткий любовник: внимательный, осторожный, с неземным, почти мистическим магнетизмом, который обволакивает с ног до головы, парализуя и долго не отпуская. Билл мысленно воспроизвел сцену близости в комнате и еще крепче зажмурил глаза. Он готов был отдать все что угодно, лишь бы еще раз аномально нежные пальцы музыканта прикоснулись к его телу. Снова почувствовать умелые мягкие губы на собственных, приложить ладонь к его груди и ощутить биение сердца, чтобы убедиться - он настоящий. Но все это - мечты, пустые надежды на счастливое будущее. На самом деле впереди лишь беспощадное тотальное одиночество и безуспешные попытки что-то исправить. Знакомства, встречи, ничего не значащие признания, страстные поцелуи, чужие руки, нетерпеливо сжимающие ягодицы. Томление, страх, сопротивление, а затем боль. Непонимание, раздражение, угрозы, насмешки, издевательства, плевок в душу и слова, жалящие ядом самых опасных змей: «Да кому ты такой нужен».

Распахнув глаза, Билл не услышал музыки: в зале стояла звенящая тишина. Как давно Том закончил играть, он сказать не мог. Заботливые руки бережно обнимали за талию, а губы что-то тихо шептали на ухо. Билл машинально провел рукой под глазами, а потом долго рассматривал пальцы, искренне недоумевая, почему они влажные.

- Билл? – музыкант слегка сжал его руку, обращая на себя внимание.

- Все в порядке. Я просто задумался, - врать, конечно, нехорошо, но другого выхода не было. Парень экстренно соображал, как сделать так, чтобы пианист не заметил покрасневших глаз, но тот уже пытался развернуть его к себе лицом.

- Скорее залип. Ну-ка, покажи свое личико. Давай-давай, - Том тянул его за свитер, но Билл не собирался так просто сдаваться. Каждый раз, когда музыкант делал резкие движения то в одну сторону, то в другую, чтобы посмотреть на него, он тут же отворачивался в противоположную. Эта игра выдала его с головой, но пока нет доказательств, не все потеряно. В конце концов, такие извороты Тому надоели.

- Чтобы ты знал, эту мелодию написал композитор Ян Качмарек к фильму «Хатико: самый верный друг», который вышел этим летом. Душещипательная история, верно? И музыка соответствующая.

Билл буквально позвоночником чувствовал, что над ним глумятся. Все было просчитано заранее, хотя пианист этого и не скрывал, однако, как бы то ни было, такой подставы он не ожидал. Сзади послышался ехидный смех. Плюнув на гордость, Билл развернулся и послал ему испепеляющий взгляд:
- Это было подло.

- У-у, как тут все запущено, - музыкант сложил губы трубочкой и собрался показательно вытереть остатки влаги с впалых щек, но парень не дался, лягнув его по ноге. - Все честно. Я предложил пари, ты согласился. Извини, но при определенных условиях эта мелодия – беспроигрышный вариант.

- Ты так и не сказал, что тебе от меня надо, садист.

- А вот это тебя уже не должно волновать. Я выиграл, я победитель, значит, получил твое разрешение.

У Билла так и чесались руки стереть эту самодовольную ухмылку с красивого лица. Но проигрывать нужно достойно. Он обреченно вздохнул и улыбнулся, пересаживаясь на сидение справа от пианиста.

- Только обещай не делать ничего такого, за что мне потом придется тебя ненавидеть.

Том скорчил рожицу, подняв взгляд к потолку и делая вид, что якобы задумался, но по возмущенному пыхтению и стремительно ползущим вверх бровям Билла понял, что скоро нарвется на грубость.

- Обещаю, - примирительно поднял руки он. - О чем думал?

- Ни о чем, - слишком быстро ответил Билл и, смутившись собственной реакцией, закусил губу от неловкости. - Зачем спрашиваешь? Ты ведь всегда и обо всем знаешь наперед.

- Есть парочка догадок, - с этими словами пианист провел ладонью по ровной спине парня снизу вверх и остановился между лопаток, вынудив прогнуться в спине, затем, не дав опомниться, сразу втянул его в глубокий поцелуй, проглотив испуганный вздох.

Не зная, чего ожидать от музыканта, рука которого уже поднялась по предплечью и застыла на шее, собственнически обхватив, Билл по инерции вцепился в его пиджак, готовый в любую секунду оттолкнуть, но вскоре настойчивые и страстные ласки пианиста сменились ленивыми и нежными, а его язык и вовсе стал вытворять немыслимые вещи. Билл мысленно махнул на все рукой и обхватил его голову, приступив к активным действиями. Том улыбался сквозь поцелуй: его обрадовал, но в то же время рассмешил такой контраст в действиях парня. Он напомнил ему молодого вампира, которого только-только обратили, пробующего свою первую кровь. Голодный, сильный, возбужденный, теряющий над собой контроль. То, что нужно. Билла словно подменили. Прерываясь лишь для того, чтобы глотнуть воздуха, он практически заполз к Тому на колени, уже даже не пытаясь сдерживать разномастных стонов, от которых заводился еще сильнее. Тому начало казаться, что он реально хочет его съесть, и, в общем-то, был не против такого поворота событий. Его ритмичные ерзанья и напор подливали масло в разгорающийся костер желания. Перехватив парня за талию, он поменял положение и перекинул одну ногу через стул. То же самое заставил сделать и Билла. Теперь им ничего не мешало. Скользнув ладонями по коленкам до бедер, съехал вниз и обхватил его за ягодицы. Глухо простонав, Билл нехотя отстранился и тихо выругался. Он тяжело дышал с закрытыми глазами и не шевелился. Небрежно смахнув прилипшие пряди со лба, перевел мученический взгляд на пианиста, руки которого уже на всякий случай переместились на поясницу.

- Прости. Рядом с тобой я теряю голову. Словно какое-то наваждение. Это максимум, дальше нам нельзя.

Подарив ободряющую улыбку, музыкант молча кивнул и еще раз ненадолго прижался к губам парня. Однако этот невинный жест вызвал у него странную реакцию: Билл спрятал лицо в ладонях и зашелся в немых рыданиях, наружу не вырвалось ни звука.

- Посмотри на меня. Билл, в чем дело? – Том пытался отнять его руки от лица, но не тут-то было.

Спустя несколько минут, Билл успокоился и, низко опустив голову, заговорил:
- Я так хочу дать тебе больше. Правда, хочу. Веришь? Но не могу. Это невыносимо. Прости меня.

У Тома сердце разрывалось на части. Он больше не мог видеть Билла таким несчастным, бесконечно оправдывающимся и просящим прощения за то, в чем нет его вины. Довольно. Схватив его за плечи, и хорошенько встряхнув, пианист заставил посмотреть себе в глаза:
- Ты мне доверяешь?

- Что? – Билл испуганно оглянулся по сторонам, не вникнув в причину такого резкого обращения.

- Я спрашиваю, ты мне доверяешь? – по слогам повторил музыкант и ослабил хватку, поняв, что переборщил.

- Да, - шепотом.

- Тогда иди ко мне, - снова припав к его губам, Том на этот раз действовал осторожнее, но с не меньшей страстью. Хоть Билл и отвечал, чувствовалось, что сейчас он полностью себя контролирует - никакой инициативы. И только когда музыкант стал задирать его свитер, он все-таки отстранился. В карих глазах плескалось подозрение:
- Ты слышал, что я сказал тебе минуту назад? Я попросил остановиться.

- Что, если я не хочу останавливаться?

- Ни от моего, ни от твоего желания тут ничего не зависит. У нас просто не получится. Пойми это, наконец, - Билл медленно гладил пианиста по голове, беспокоясь о том странном, явно скрывающем в себе опасность взгляде.

- Тут жарко. Ты не против? – не дождавшись ответа и не обращая внимания на удивление парня, Том снял пиджак, футболку, и, оставшись с голым торсом, тут же потянул вверх края его свитера. Билл что-то негромко пискнул от неожиданности.

- Эй! Это еще зачем? Отставь! – голова снова застряла, но пока он возмущался, пианист аккуратно высвободил его из шерстяного плена.

- Так гораздо лучше.

- Это лишнее, - Билл еле переборол желание прикрыться. Без одежды он чувствовал себя еще более уязвимым.

- Я так не считаю, - придержав за спину, Том повалил перепуганного такими манипуляциями парня на стулья и навис сверху, игриво засосав его нижнюю губу.

Улыбка музыканта успокоила Билла, и страх немного отпустил. Том ничего с ним не делал, просто смотрел. И только сейчас Билл осознал, что никогда раньше не был ни с кем так близок. Его щеки вспыхнули, а глаза бесстыдно продолжали разглядывать худощавое, но крепкое тело. От подкачанных рук и гладкой, вздымающейся в такт дыханию, груди к животу с точеным прессом, до будоражащей воображение темной дорожки, ведущей от пупка под пояс брюк. Билл не смог устоять и все-таки дотронулся до него. Каково знать, что все это могло бы быть твоим?..

- Не надо. Не мучай меня.

- На данном этапе разговоры – пустая трата времени. Доверься мне.

Том занял его рот прежде, чем Билл успел что-то сказать. Протестующее мычание он игнорировал. То ли еще будет. Чтобы заранее себя обезопасить, пришлось перехватить руки парня и прижать по бокам от головы, свисающие ноги обездвижить, перекрестив со своими. Осталась одна потенциальная опасность – зубы. Но тут уж как повезет. Времени крайне мало, скоро Билл обо всем догадается - тогда пиши пропало. Надо довести его до необходимой кондиции как можно быстрее. Некогда церемониться. Том пытался вспомнить все существующие эрогенные зоны и первым делом атаковал шею парня, принявшись то целовать, то вгрызаться в нее. Билл охнул и начал вырываться:
- Том, какого черта ты делаешь? Сейчас же прекрати. Я не могу себя сдерживать.

- И не надо.

Больше никаких переговоров. Не отрываясь ни на секунду, Том ласкал его губами и языком везде, где только позволяло положение. Билл откровенно захныкал, а когда ощутил, что низ живота начинает стягивать истома, закручивая в тугой узел все его нутро, предпринял еще одну попытку вывернуться из захвата, но чем больше он брыкался, тем сильнее музыкант жался к нему, надавливая бедрами на его уже приличное возбуждение. Он охрип, умоляя Тома остановиться. Слезы тонкими бесконечными струйками стекали с уголков глаз по вискам, теряясь в волосах. Признавшись себе в своих самых страшных опасениях, Билл ощутил, что его охватила настоящая паника, и закричал. Он понял, пианист не собирался отпускать его. От ужаса помутилось в глазах, силы с каждой минутой покидали его, но по инерции он все еще продолжал вырываться, удалось даже пару раз укусить музыканта за плечо, но и это не возымело никакого эффекта. Не разжимая пальцев, Том отпустил его руки вниз, к животу. Так было удобнее добираться до самого главного. Судя по состоянию Билла, он был близок к цели, но еще не готов. Билл громко проскулил и дернулся как удара током, чуть не улетев со стульев, когда пианист задел сосок, зажав его губами. Сердце измученного парня пропустило несколько ударов и задолбило с новой силой как запертая в клетке птица. Ему казалось, что он умирает. Давление и боль в паху стало невыносимым. Так страшно ему никогда еще не было. Все это напоминало ночной кошмар, дурной сон, и как бы ему хотелось в нем спрятаться, но, увы, это была жестокая реальность.

Пришла пора нанести контрольный удар, на неопытного парня это должно произвести нужное впечатление. Том лег на него почти целиком, насколько это было возможно, потеребив губами мочку уха, прошептал тем самым тембром, от которого напрочь сносило крышу:
- Я чувствую, какой ты твердый, и я хочу, чтобы ты кончил.

Услышав это, Билл зажмурил глаза и остервенело замотал головой.

- Прости.

Музыкант приподнялся и, отпустив одну руку, со всей силой сжал его ширинку. Билла буквально подбросило на месте. Коротко крикнув, он забился в оргазменных конвульсиях, и, вцепившись свободной рукой в Тома, спихнул его с себя на пол. Ножка пианино встретила лоб музыканта неприветливо. Он зашипел от боли и кое-как принял сидячее положение, пытаясь отмахнуться от надоедливых кружащихся вокруг разноцветных пятен. Билла тем временем уже перестало трясти. Обмякнув, он безжизненной куклой с широко распахнутыми глазами лежал на разъехавшихся от возни стульях и смотрел наверх. Затем медленно, пошатываясь, поднялся. Тело не желало слушаться хозяина. Он отпустил взгляд на пах, сгреб ткань на внутренней стороне бедра и долго смотрел туда, отказываясь верить в произошедшее. Словно потерявшись в пространстве, его глаза не сразу отыскали Тома, который все еще сидел на полу и почти не дышал, наблюдая за ним.

- За что?.. – последнее, что произнес Билл прежде, чем отключиться.

Поиск по сайту: