Адвокату (схоластику) Евсевію

Распространяющіе этотъ величайшій слухъ думали имъ совершенно огорчить насъ, считая его самымъ худшимъ вестникомъ. Но мы, по божественной благости, и слухъ этотъ приняли съ радостію и испытанія ждемъ съ готовностію: — всяческая скорбь, постигающая меня ради божественныхъ догматовъ, для меня въ высшей степени любезна; ибо мы веримъ въ истинность обетованія Владыки: недостойны страсти нынешняго времене къ хотящей славе явитися въ насъ (Рим. 8, 18). Да и чтo говорю я о наслажденіи будущихъ благъ? Еслибы даже сражающимся за благочестіе не предлежало совсемъ никакой награды, то и одной истины, самой по себе, достаточно, чтобы побудить любящихъ ее со всею радостію принимать опасности за нее. Свидетель сказаннаго — божественный Апостолъ, выразительно восклицающій: кто ны разлучитъ отъ любве Христовыя ^[20]? Скорбь ли, или теснота, или гоненіе, или гладъ, или нагота, или беда, или мечь? Якоже есть писано [Псал. 43, 23], яко Тебе ради умерщвляеми есмы весь день: вменихомся якоже овцы заколенія (Рим. 8, 35–36). И уча, что онъ не ожидаетъ какого–либо воздаянія, но единственно любитъ Спасителя, онъ тотчасъ же присовокупляетъ: но во всехъ сихъ препобеждаемъ за Возлюбльшаго ны Христа ^[21] (Рим. 8, 37). Присоединилъ онъ нечто и другое, въ чемъ самымъ яснымъ образомъ обнаружилъ свое сердечное желаніе: известихся бо, — говоритъ онъ, — яко ни смерть, ни животъ, ни Ангели, ни ^[22] силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь кая возможетъ насъ разлучити отъ любве Божія, яже о Христе Іисусе Господе нашемъ (Рим. 8, 38–39). Воззри, другъ, на пламя этой любви апостольской, взгляни на огонь этой горячей преданности. He ожидаю, — говоритъ онъ, — что принадлежитъ Ему, но только Его одного желаю, и не могу погасить этой любви, а — напротивъ — охотно решился бы лишиться благъ настоящихъ и будущихъ и сейчасъ потерпеть всякую скорбь и опять перенести ее, чтобы сохранить неугасимымъ этотъ пламень. И не только говорилъ, но и совершалъ это сей божественный мужъ и повсюду — и на суше и на море — оставилъ памятники своихъ страданій. Взирая на него и другихъ (подобныхъ ему): патріарховъ, пророковъ, апостоловъ, мучениковъ, священниковъ, — я считаю весьма радостнымъ то, что почитаютъ печальнымъ. Признаться сказать, мне стыдно предъ теми, которые, не будучи научены сему, но руководимые одною природой, прославились въ состязаніяхъ за добродетель. Вотъ и Сократъ, сынъ Софрониска, обвиненный по клевете и пренебрегши лжесловесіемъ обвинителей, при тяжкихъ обстоятельствахъ показалъ мужество, восклицая: «Анитъ и Мелитъ казнить меня могутъ, но повредить мне не въ силахъ» ^[23] И ораторъ изъ дема Пэаніи (Демосфенъ), соединявшій любомудріе съ ораторскимъ красноречіемъ, выразилъ то же мненіе какъ для людей своего времени, такъ и последующаго: «Смерть — конецъ жизни для всехъ людей, еслибы даже кто–нибудь сталъ проводить ее, заключившись въ клетку. Добрымъ людямъ должно совершать все хорошее, имея благую надежду — мужественно переносить все, что бы ни послалъ богъ» ^[24]. И старейшій этого историкъ (— разумею сына Олора —) между многими достохвальными изреченіями написалъ и следующее: «посылаемое богами нужно переносить по необходимости, а случающееся отъ враговъ — мужественно» ^[25]. Да и чтo говорить о философахъ, историкахъ и ораторахъ? Даже те, кто считалъ мифологію выше истины, присоединили къ своимъ сказаніямъ много полезныхъ увещаній. Такъ, напримеръ, Гомеръ заставляетъ въ своихъ стихахъ мудрейшаго изъ грековъ (Одиссея) такими словами возбуждать себя къ мужеству:

Въ грудь онъ ударилъ себя и сказалъ раздраженному сердцу:

Сердце, смирись; ты гнуснейшее вытерпеть силу имело ^[26].

Кто–нибудь легко могъ бы привести и другое, подобное этому, и изъ поэтовъ, и изъ ораторовъ, и изъ философовъ; но намъ достаточно и божественныхъ словесъ на всякую пользу.

Я же привелъ и это, чтобы показать, какъ весьма постыдно уступать предъ учениками природы темъ, кто воспринялъ пророческое и апостольское наставленіе, уверовалъ въ спасительное страданіе и ожидаетъ воскресенія телъ, избавленія отъ тленія, дара безсмертія и царства небеснаго.

Итакъ, любезный человекъ (другъ), утешай скорбящихъ по поводу распространенія такихъ слуховъ, a злорадствующимъ (если только есть таковые) сообщи, что мы радуемся, ликуемъ и веселимся и принимаемъ почитаемое безуміемъ, какъ самое царство небесное.

А чтобы ты, удивительнейшій мужъ (???????????), могъ учить техъ, которые не знаютъ, какъ мы мыслимъ, — для сего знай, что мы веруемъ, какъ научены, въ Отца и Сына и Святаго Духа. Никто не училъ насъ и не крестилъ въ двухъ сыновъ, — и сами мы не веруемъ и не учимъ веровать сему, какъ клевещутъ некоторые; но, какъ знаемъ единаго Отца и единаго Духа Святаго, такъ единаго же и Сына, Господа нашего Іисуса Христа, единороднаго Сына Божія, вочеловечившагося Бога Слово. Мы, конечно, не отрицаемъ особенностей естествъ, но какъ считаемъ нечестивыми разделяющихъ на двухъ сыновъ единаго Господа Іисуса Христа, точно такъ же называемъ врагами истины и старающихся сливать естества: — ибо веруемъ, что соединеніе было несліянное, и знаемъ, какое (естество) свойственно человечеству и какое божеству. Подобно тому какъ человекъ, — говоря вообще, — есть животное разумное и смертное и, хотя имеетъ душу и тело, но мыслится единымъ живымъ существомъ, при чемъ различіе двухъ естествъ не разделяетъ единаго на два лица, а въ одномъ и томъ же мы знаемъ и безсмертіе души и смертность тела, считаемъ душу невидимою, тело же видимымъ и однако, какъ я сказалъ, почитаемъ за одно живое существо — разумное и смертное вместе; — точно такъ же мы знаемъ, что Господь нашъ и Богъ (— говорю о Сыне Божіемъ —), Владыка Христосъ, и по вочеловеченіи — одинъ Сынъ: ибо соединеніе сколько нераздельно, столько же и несліянно. Знаемъ также и безначальность божества и недавность человечества: последнее отъ семени Давида и Авраама (— поелику отъ нихъ и Святая Дева —), божественное же естество родилось отъ Бога и Отца прежде вековъ, вне времени, безстрастно и не чрезъ разделеніе. Если же уничтожить различіе плоти и божества, — тогда какимъ оружіемъ будемъ бороться противъ Арія и Евномія? Какъ разрушимъ хуленіе ихъ противъ Единороднаго? Ныне же все уничижительныя изреченія мы усвояемъ Ему, какъ человеку, а возвышенныя и богоприличныя, какъ Богу, — и раскрытіе этой истины для насъ весьма легко. Но разсужденіе о вере не уместится въ рамкахъ письма; впрочемъ, и этихъ немногихъ словъ достаточно, чтобы показать сущность апостольской веры.

72. Ассессору (???????) ^[27] Ермисигену.

Въ то время, когда тьма неведенія окружала людей, не все совершали одни и те же праздники, но въ отдельныхъ городахъ были различныя празднества: въ Элиде были Олимпіи ^[28], въ Дельфахъ — Пифіи ^[29], въ Спарте — Іакинфіи ^[30], въ Афинахъ — Панафинеи ^[31], фесмофоріи ^[32] и Діонисіи ^[33]. Эти празднества пользовались известностію, — и одни совершали народныя пиршества ^[34] въ честь однихъ божествъ, а другіе — въ честь другихъ. Когда же «умный» светъ разсеялъ тотъ мракъ, повсюду — на земле и на море, и жители континента и обитатели острововъ — совокупно совершаютъ праздники Бога и Спасителя нашего; — и еслибы кто–нибудь захотелъ попутешествовать, то, — будетъ ли онъ при востоке солнца или при западе его, — онъ везде найдетъ одно и тоже празднество, совершаемое въ известное определенное время: ибо не нужно, — какъ по закону Моисееву, бывшему ради немощи іудеевъ, — сходиться въ одинъ городъ (Іерусалимъ) и здесь праздновать память о благодеяніяхъ, но всякій городъ и деревня, и поля и самыя отдаленныя местности исполнились божественной благости, и на всякомъ месте посвящаются Богу всяческихъ божественные храмы и часовни (??????). Поэтому–то, — и разсеянные по разнымъ городамъ, — мы торжествуемъ и участвуемъ другъ съ другомъ въ празднествахъ, ибо мы чтимъ песнопеніями Бога и Господа и приносимъ Ему таинственныя жертвы. Благодаря этому обстоятельству, — живя въ соседстве, мы чрезъ письма приветствуемъ другъ друга, возвещая о радости, которую мы получаемъ отъ праздника. Такъ и я делаю это теперь и приношу твоему великолепію праздничное приветствіе; да воздашь и ты совершенно темъ же, соблюдая обычай праздника.

Поиск по сайту: