Любовь и молитва

В приемной даже не спросили, записан я или нет.

Зачем? Ментальные инвалиды сами знают, когда им нужно прийти за очередной порцией сострадательной демагогии. Никто из них никогда не опаздывает, потому что им больше не к кому обратиться. Примечательно: душевнобольные люди нуждаются в поддержке, но зачастую их отправляют в лечебницы. Им необходимы беседы, но даже самые близкие сторонятся их, потому как знают: безумие заразно.

Нет прививки от шизофрении или биполярного расстройства.

Зато есть платные психиатры.

Нет панацеи от сумасшествия.

Зато у нас есть хосписы и бескрайние кладбища. Миллиарды могил, тишайших ям, которыми живут те, кому еще предстоит отдых в ящике.

Любовь и молитва. Вот, что заставляет человека полагать, что погребальные урны – не последнее пристанище.

За дверью – прекрасная Эллисон Чейс, наедине со своим профессионализмом и чувственными губами. Ледяным взглядом и разделяющей твои скорби позой. Всё ее «Я» - это уверенность в том, что она не зря проводит жизнь. Выслушивая своих подруг-секретарш, она кивает в такт их слезам, говорит, что понимает их несчастье. Конечно. Но смотря очередное ток-шоу, поливая глотку дорогим вином, она думает, что все ее знакомые – жалкие неудачники, а у Эллисон Чейс есть целая вселенная пациентов, которых она спасает. И только поэтому ее существование можно считать настоящей жизнью.

Любовь и молитва. Абсолют безумия.

Водная мгла за окном. Стена бесконечных мокрых кирпичиков, осыпающих последних пешеходов привычными крупицами убийственной влаги.

Смотри, Эллисон, я помню дорогу. И твое имя.

- Марвин?

Нет. Игги Поп.

- Но…как….

Закрой пасть.

Лучше скажи, как получилось так, что наши с тобой беседы в один прекрасный момент перестали именоваться «врачебной тайной»?

Но она замолчала. Что может сказать доктор Чейс?

«Это досадная ошибка»?

«Прости меня»?

«Трахни меня, если хочешь»?

На ее месте я бы выбрал третий вариант. Он не пахнет жалким враньем.

Всё в этом мире не то, чем кажется, Эллисон. Ты знаешь, что последняя надежда – это разговор с господом. Но скажи мне: он хотя бы раз ответил тебе? Он хоть раз помог? Где был твой бог, когда все умирали, просили воды и молили о пощаде?

Возможно, он просто был. Да, был и просто наблюдал за тем, как ты, стоя на коленях, нашептывала «отче наш». Когда помощь является из ниоткуда – он есть. Но ничто не помогло – он не услышал. На то его воля.

Избирательный, блядь, гуманизм.

- Зачем ты говоришь всё это?

Я всего лишь не хочу слушать тебя.

Твои советы свернулись в глухую пропаганду ненасилия, терпимости и милосердия. Я устал, Эллисон, чертовски устал. И не потому, что весь мир спрятался за кордон моей ненависти, а потому, что здесь нет света. Бессилие, подталкивающее человека к поиску упрощенных вариантов прожигания топлива, съедает тебя, меня, миссис Бальмонт, маленькую Аманду, Каталину. Оно пляшет на костях Дэла, пытаясь извлечь из его праха новую выгоду.

Как с этим бороться?

«Выйти из круга»?

Этому пять лет учили тебя в университете?

- Ты скучаешь по Каталине.

Чт…что?

- Я знаю, что тебе не хватает Дэла. Его безудержной страсти к саморазрушению. Его философии. Ты хочешь быть им. Даже если для этого придется умереть.

Я сорвался с места, словно и не было этих мучительных дней в лечебнице, будто я никогда не принимал нейролептики. Схватив Эллисон за волосы, я потянул ее на себя, голова девушки откинулась чуть назад. Газетная вырезка. Автор статьи – Паркер Уильямс. И только тогда я понял, что произошло на самом деле.

Почему не кричали женщины.

Что за детектив преследует меня все эти дни.

Не было никакого рисперидона.

Только больное воображение, помноженное на осознанное решение расправиться с тоской.

Любовь.

И молитва.

Вот, что со мной случилось.

Поиск по сайту: