Глава Седьмая

Провал

Любовь и молитва. Вот, что разъедает твои мозги.

Любовь и молитва.

Слова эхом разносятся в голове по всем направлением. Ощущение, будто я вновь создаю мыслительный вакуум, только чтобы не вспоминать о том, как отец насиловал сестру. Или бил мать. Непроизвольное отторжение реальности. Каталина поедает прах родителей.

Дороти обнимает синий фотоальбом.

Серый ковер изо мха на потолке исповедальни.

Концентрация.

Ступор разбился об осознание - я не прикован. Больше нет этих ремней, руки свободны.

Записка. Джессика...нет, Рут принесла какую-то записку. Я точно помню, как она положила листок под мою подушку. Но трагедия подобного просветления в том, что нет никакой подушки. И даже больничная кровать - больше не кровать, а жесткий холодный пол. Знаете, что плохо? Не помнить, как ты уже второй раз меняешь место дислокации. И, похоже, не своим ходом. Сомневаюсь, что я направился бы прямиком в знаменитую ночлежку на пятой улице, учитывая, что до последнего был обездвижен. Я теряю контроль над собой. Моя жизнь уже совсем не моя. Ее по кусочкам растаскивают эти бездомные, вжимающиеся в полупрозрачные матрасы, покрытые пятнами различных цветов. Поверьте, это не работа производителя. Кому-то повезло больше - счастливчикам достались новенькие на первый взгляд спальные мешки. А у того, кто помог мне оказаться здесь, похоже, отменное чувство юмора. Я презираю клоунов.

Любовь и молитва.

- Что ты сказал? - Этот вязкий вопрос застал меня врасплох. Как выяснилось, я говорил вслух.

Говорю, чтобы приятель не принимал все близко к сердцу и ложился спать. Его ведь ждут жена и дети. Ах, постойте, у него их нет.

- Ублюдок.

Я знаю.

Но этот бедняга не учел простой факт: у кого-то может быть гораздо больше проблем, нежели у сраного, бездомного, безработного алкаша.

Эти люди полагают, что у них самые несчастные жизни, что ночлежка - кладбище разбитых надежд и мечтаний. Загубленных судеб.

Я бы закурил. И это я сказал вслух осознанно.

Загубленных судеб... чушь собачья. Этот непросыхающий планктон - самая свободная часть населения. Перед ними открыты все двери. Никакой ответственности, никаких прений на завтрак, отчетов в обед и драм на ужин. Банковские счета, квартиры и машины, недосягаемые яхты и близкое повышение, за которое нужно прилично пососать - все это забота кого-то другого. Безумца, забывшего, когда тот последний раз поднимал глаза к небу, чтобы убедиться, что он жив. Или несгибаемой леди из бухгалтерии, назвавшей сына Сальдо, а доченьку - Авистой.

- О чем думаешь, грубиян? - С этими словами бородатый мужчина протянул мне сигарету "Лаки Страйк".

Спасибо. Ни о чем. Есть огонь?

- У тебя такое выражение лица, словно ты испражняешься на крыльцо белого дома. - Первая затяжка за долгое время. На секунду я даже ослеп от удовольствия. Говорю этому парню, что думаю о том, как отсюда выбраться. И спрашиваю, не видел ли он, как меня сюда привели?

- Кто-то хорошо набрался вчера. - Из бороды показались белоснежные зубы. Ухоженный бродяга.

Говорю ему, что не могу рассказать всю историю, потому что и сам не помню, как упустил момент, когда мои переживания начали методично разбрасывать по ветру.

- Друг, да тут у всех такая ситуация. Посмотри вокруг: Ллойд был окружным прокурором. - Он указал на парня в углу, прижавшего колени к груди. - Несколько оправдательных приговоров. И вот Ллойд полирует скамейку запасных, постепенно распечатывая горло безразмерной бутылки, к соску которой он не прочь приложиться и по сей день. Хотя его должно было насторожить такое стечение обстоятельств. Келли, - светловолосая красавица с миленьким перепачканным личиком. Королева дна, - неплохо выглядит, да? Но теперь ее красота никому не нужна. Особенно после того, как она опрометчиво снялась в парочке порно-фильмов. СПИД. Наркота, клей.

Я думал, что порно-студии пристально следят за новыми записями в медицинских картах своих "сотрудников".

- Так и есть...

Марвин.

- Марвин. Только если это не снафф. Ее драли больше недели, прежде чем оставить за мусорным баком в паре кварталов отсюда. Подожди немного, пусть память погубит твоё настоящее, и добро пожаловать в ночлежку. Келли часто рассказывает свою историю - так она борется с тревогой. Возвращается в тот день, когда она села в новенький "Кайенн", закинулась коксом и отправилась развлекаться. Феерия оказалась феерией - разрыв влагалища, венера, сломанные ребра, растоптанное самоуважение, постоянный и неконтролируемый страх. Депрессия. Клей - деменция. Дурь - деструкция. Если Келли не вернулась в ночлежку, ищи ее за тем кармическим баком возле "Сент Келли Ле Боу", смекаешь?

Любовь и молитва.

Поколение людей, подсевших на "атмосферу". Всем нужна идеальная обстановка: отличный саундтрек, шумная компания, крепкие напитки, колеса. Цветовая гамма вечернего наряда обязана гармонировать с внутренним миром обладательницы ультрамодного коктейльного платья. Ослепительно-яркая помада, или "самые золотые" запонки, инкрустированные кристаллами туфли или "Ролекс" поверх рубашки. Эти люди поглощают тераканделы света, лишая окружающих радости поплескаться в лучах естественного светила.

А потом они падают. Все когда-нибудь падают.

Они теряют сбережения.

Остаются без компании.

Лишаются рассудка.

Диазепам, нитрозепам, пам-пам.

Человек уверен, что все можно вылечить. Мы препоручили наши жизни докторам, таблеткам, шприцам и медицинской страховке. Я презираю клоунов.

Я говорю своему новому собеседнику, что все его истории - капля в море спасения. Келли, Ллойд, он сам - по-настоящему везучие люди, которым довелось побывать на зубах системы и соскочить в тот самый момент, когда ее нижняя челюсть стремительно рванула вверх. Отбросы - всегда будут отбросами. И это победа.

- Я не совсем тебя понимаю, приятель.

И не надо. Лучше достань еще пару сигарет и скажи, откуда у бродяги взялись деньги на приличное курево?

- Наверное, это не твоя забота, друг.

Вылизанный бродяга начинает мне нравиться.

А в голове мелькают толстяки и серые стены. Записка, Рут, таблетки.

Паркер Уильямс. Алые пятна, контрастирующие с его прикидом.

Я чувствую, как гнев постепенно набирает обороты. Невозможность воссоздать реальную картину происходивших событий - вот настоящий агрессор.

Но это хорошие новости: не помню зла - зла не говорю.

- Кстати, ты спрашивал, кто тебя привел. Какая-то девушка.

Я спрашиваю, не мог бы он точнее описать ее облик?

- Рыжая, худая, с огромными глазами. Таких на улице...

Это Рут.

Отсутствие логики - словно удар в эпигастрий. Почему медсестра привела меня сюда? Почему она вообще оказалась со мной за пределами лечебницы?

Я говорю своему приятелю, что мне сейчас не до светских бесед, поблагодарил его за сигареты и попросил оставить меня в одиночестве.

- Это тебе. - Он вложил в мою руку смятую пачку "Лаки Страйк". Одно я знаю точно: альтруизма не бывает, добродетель - услуга, за все выписывается счет. - И кстати, меня зовут Джейкоб.

А я не знаю, как меня зовут.

Раскаты грома сопроводили Джейкоба до его спального места, он лег, слегка подогнул ноги и достал какую-то книгу.

Я закрываю глаза. И вижу, как человек в маске открывает огонь. Десятки людей приходят в движение: прячутся под столами, ныряют за барную стойку, бегут к выходу, устремляются в сторону уборных. Стекло и кровь. Мужские вопли. Почему не кричат женщины?

Вспышка молнии растворяет продукты фантазии.

Почему женщины не кричали? Я хочу сказать, дело не в эмансипации.

А в том, что яйца не всегда свидетельствуют о наличии мужества. Наверное, Рут понадобилась целая тележка причин, чтобы привести меня сюда.

Я достал очередную сигарету.

Формальдегид, акролеин, диоксид азота, полоний-210, радий-228, калий-40.

Я мог бы сказать, что меня заботит здоровье моих легких.

Но, во-первых - это вранье.

Во-вторых - промокшая с ног до головы Рут, вошедшая в этот безликий хоспис волеизъявления, в условиях нехватки освещения на секунду напомнила мне одного человека.

Каталину Симмонсон.

Поиск по сайту: