Землячка

Розалия Самойловна Самойлова (урожденная Залкинд), известная как Землячка (1876–1947), была дочерью купца 1-й гильдии. Училась в Киевской женской гимназии и Парижском университете. В 1896 г. вступила в РСДРП, после 1903 г. – во фракции большевиков. С 1901 г. агент «Искры» в Одессе. В 1903 кооптирована в ЦК партии. В декабре 1905 г. принимала участие в вооруженном восстании в Москве. Трижды арестовывалась. В 1909 г. Землячка – секретарь Бакинского комитета РСДРП. С 1909 г. в эмиграции в Европе. В эти годы она зарекомендовала себя как человек, непримиримый к чужим слабостям, требующий выполнения партийного задания во что бы то ни стало. Соответствовал этому и партийный псевдоним Землячки – «Демон». Ее боялись за тяжесть характера и редкостную жестокость.

В 1914 г. Землячка вернулась в Россию, где в соответствии с партийным курсом вела пораженческую агитацию в Москве. Октябрь 1917 г. застает ее членом Военно-революционного комитета Рогожско-Симоновского района. В 1918 г. Землячку направляют для политической работы в Красную армию: она последовательно занимает должности комиссара бригады и начальника политотделов 8-й и 13-й армий Южного фронта. Получив такие полномочия в обстановке военного времени, Землячка смогла сполна проявить черты, присущие ее натуре.

Даже среди большевиков Землячка выделялась особой ненавистью к царским офицерам и вообще к носителям культуры исторической России. Она протестовала против всякого сотрудничества с «военспецами», на которое вынужденно шло большевицкое руководство. В ноябре 1920 г. ее назначают в только что захваченный большевиками Крым секретарем местного обкома РКП(б). В этой должности Землячка вместе с Бела Куном возглавила массовые карательные акции, прошедшие в Крыму после ухода Белой армии. Жертвами этой «интернационалистской» пары стали главным образом офицеры, которые остались в России, поверив обращению Фрунзе, обещавшему им амнистию. Известны слова Землячки: «Жалко на них тратить патроны, топить их в море». После этого людей начали живыми сбрасывать в море, привязав к ногам камень или связав друг с другом проволокой. Расстреляно было и множество гражданских лиц – за то, что приехали в Крым после 1917 г. без разрешения советских властей. Расстрелы шли без всякого намека на суд, просто по регистрационным спискам. Уклонение от регистрации тоже каралось расстрелом.

Репрессии осуществлялись силами Частей особого назначения (ЧОН). Только за первую неделю ими было убито (согласно отчетам Крымского ревкома) более 8 тысяч человек; всего за 1920–1922 гг. – не менее 50 тысяч, а вероятно 75 тыс. или более. Точные цифры выяснить трудно, так как после двух публикаций в «Известиях ревкома», вызвавших панику среди населения, партийное руководство стало скрывать списки расстрелянных. Группы обреченных – мужчин и женщин, стариков и детей, нередко раздетых догола – расстреливались из пулеметов и сбрасывались в море или наспех зарывались в неглубоких рвах и оврагах. Несколько групп арестованных были погружены на баржи и утоплены в море. Кровавая вакханалия продолжалась до июня 1921 г.

Эти заслуги обеспечили Землячке быструю партийную карьеру. В 1920-х годах она работала секретарем райкомов в Москве и в Пермской губернии (куда была направлена для разгрома «рабочей оппозиции» в партии). Далее Землячка занимала посты в Президиуме и партколлегии ЦКК, в Наркомате рабоче-крестьянской инспекции СССР, в Комиссии советского контроля (КСК). В 1939 г. стала председателем этой Комиссии и заместителем председателя Совнаркома СССР. В ее обязанности входил контроль за государственными учреждениями, в том числе прокуратурой и армией. Заметим, что персонал органов советского и партийного контроля формировался в основном из людей, знакомых с чекистской работой. Эти органы активно участвовали в проведении репрессий 1930-х годов. Работая в Комиссии советского контроля, Землячка оставалась «Демоном» для соратников по партии, да и сотрудников собственного ведомства. Сама она не попала ни под одну из чисток карательных органов.

В начале 1940-х годов влияние престарелой фурии постепенно падает. Она отходит от дел и незаметно умирает в Москве. Прах палача русского офицерства покоится в Кремлевской стене. В Москве есть мемориальная доска.

Киров

Сергей Миронович Киров (настоящая фамилия – Костриков; 1886–1934) родился в Уржуме Вятской губернии, в семье лесника. Он рано осиротел и воспитывался в приюте. Закончив в 1904 г. Казанское механико-техническое училище, работал чертежником в Томской городской управе. Писал статьи для кадетской прессы. С 1904 сотрудничал с меньшевиками, был членом их Иркутской и Томской организаций, а переехав в 1909 на Кавказ, возглавил Владикавказскую организацию РСДРП, работавшую под лозунгом «Вся власть демократии». Большевицких взглядов он тогда не разделял; более того, во время I мировой войны писал патриотические статьи для газеты «Терек». В марте 1917 г. Костриков назвал программу Временного правительства «гражданским евангелием». Был делегатом Владикавказского Совета на II Всероссийском съезде советов рабочих и солдатских депутатов.

Однако вооруженный захват власти большевиками произвел на него столь сильное впечатление, что, вернувшись в ноябре 1917 г. на Северный Кавказ, Костриков с восторгом говорил о победе «Третьей Великой русской революции» и о Ленине, который якобы жил «в лачугах питерских рабочих». Однако в партию большевиков вступил только в 1919 г. Это не помешало ему став с февраля 1919 г. председателем Временного Военно-революционного комитета Астраханского края, потребовать «воплотить в жизнь принцип «кто не работает, тот не ест» и ввести классовый паек, единственно справедливый». В результате в Астрахани начался голод и забастовки рабочих под лозунгом «Долой комиссаров!» Это возмущение было потоплено в крови (против не желавших работать за нищенский хлебный паек применялись артиллерия и пулеметы). С апреля 1919 г. Костриков – завполитотделом, а в июле-августе – член Реввоенсовета расквартированной в Астрахани 11-й армии. Коммунист А.П. Мачевариани писал Калинину в июне 1920 г. о ситуации в Астрахани: «Население в течение полутора лет буквально голодает, комиссары живут по-хански, швыряя народное достояние по личному своему усмотрению... Что же касается продовольственных пайков, то они существуют только на бумаге, но по ним буквально ничего не выдают, разве только иногда выдадут гнилую воблу или селедку, от которой большинство граждан отказываются, несмотря на голод... Администраторы, окружив себя своими знакомыми дамами и друзьями, творят безобразия, вызывая раздражение трудового Рабоче-крестьянского класса». В это время начинающий большевик меняет фамилию Костриков на более внушительную – Киров, производную от имени персидского царя Кира.

После Астрахани Киров – член РВС в армиях на Кавказе, участвовал в установлении советской власти в Азербайджане. В 1920 г. он стал полпредом РСФСР в Грузии, затем членом Кавказского бюро ЦК РКП(б); готовил в Грузии приход к власти большевиков, участвовал в свержении ее законного правительства. «На Северном Кавказе... мы действовали умело. Мы создали там анархию, возбуждая одну группу населения против другой – и старались в это время организовать рабочих. И это нам удалось. Мы должны создать международную анархию, которая должна предшествовать установлению коммунистического строя в мировом масштабе. И это нам удастся», – заявил Киров в ноябре 1919 г. в докладе «Текущий момент и международное положение». С июля 1921 г. Киров – секретарь ЦК КП(б) Азербайджана, с 1923 г. – член ЦК РКП(б). По словам современника, Киров, отстаивая интересы большевиков в борьбе за нефть, «пол-Баку уложил». При покровительстве Кирова в 1921 г. начинается восхождение по чекистской пирамиде власти Берии, до этого – мелкого шпика азербайджанской контрразведки. В 1924 г., во время борьбы за власть на верхушке компартии, Киров выступил на стороне Сталина, хотя до этого был троцкистом. За эту поддержку он назначен в 1926 г. кандидатом в члены Политбюро, 1-м секретарем Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) а также Северо-Западного бюро ЦК.

В Ленинграде, считавшемся опорой партийной оппозиции (Зиновьева и Троцкого), Киров начал репрессии, приведшие к арестам тысяч оппозиционеров. Кроме того, он требовал регулярно проводить аресты и расстрелы «классовых врагов». Остро стоявший в Ленинграде «квартирный вопрос» Киров решал тем, что выселял в Сибирь десятки тысяч горожан «непролетарского происхождения» (музыкантов, врачей, адвокатов, инженеров, научных работников, включая стариков и старух). Многие из них нашли в тайге безвременную смерть, а город на Неве лишился интеллигенции, носителя своих культурных традиций. Попирая гражданские права проживавших под Ленинградом российских финнов и ижорцев, гарантированные советско-финским мирным договором, Ленинградский обком, руководимый Кировым, в 1930 г. постановил выселить их под предлогом «обеспечения безопасности границы». Так в ГУЛАГе появилась финская и ижорская диаспоры.

Киров был непосредственно причастен к жестокому насилию над крестьянством во время коллективизации и «ликвидации кулачества» на Северо-Западе. О положении раскулаченных в местах высылки свидетельствует письмо одного из них в ЦИК СССР, относящееся к 1930 г.: «Убытку от нас не было, а в настоящее время чистый убыток... Все отобрали и выслали. И никто не побогател, только Россию в упадок привели... народ мрет, оттаскиваем по 30 гробов в день. Нет ничего: ни дров для бараков, ни кипятку, ни приварки, ни бани для чистоты, а только дают по 300 граммов хлеба, да и все. По 250 человек в бараке, даже от одного духу народ начинает заболевать, особенно грудные дети, и так мучаете безвинных людей». Но несмотря на небывалую жестокость карательной политики против крестьян, Киров назвал ее «слишком либеральной»: «…колхозные и кооперативные организации пора приравнять к государственным, и если человек уличен в воровстве колхозного или кооперативного добра, так его надо судить вплоть до высшей меры наказания. И если уж смягчать наказание, так не менее как на 10 лет лишения свободы» («Правда» от 6 августа 1932). И уже 7 августа 1932 г. было принято постановление Совнаркома «Об охране имущества государственных предприятий», санкционированное Кировым, которое даже Сталин назвал драконовским. В народе оно стало известно как «закон о пяти колосках». Под этот закон подводили даже многодетных матерей, не знавших, чем накормить своих голодных детей, и собиравших после жатвы колоски на колхозном поле.

Именно Кирова в конце лета 1934 г. направили в тяжело пострадавший от голода Казахстан, чтобы провести там хлебозаготовки с применением массовых репрессий против «саботажников». «Ленинградский вождь» лично контролировал и строительство Беломорско-Балтийского канала, где сотни тысяч заключенных с помощью кирок и тачек, в труднейших природных условиях за 20 месяцев пробили канал протяженностью свыше 200 километров.

Возглавляя правительственную комиссию по проверке аппарата Академии наук (находившейся до 1934 г. в Ленинграде), 20 августа 1929 г. Киров запросил согласие Сталина на привлечение ОГПУ к выполнению операции против ученых, после чего было сфабриковано «дело академика Платонова». Ученым приписали вредительство и «создание контрреволюционной организации с целью свержения советской власти и установления в стране конституционно-монархического строя». 525 сотрудников Академии наук были уволены, многие из них были арестованы или сосланы, а некоторые – расстреляны.

Руководство репрессиями, сотрясавшими Ленинград, Киров сочетал с кутежами с участием балерин Мариинского театра. Оргии происходили во дворце, принадлежавшем до октября 1917 г. балерине Матильде Кшесинской. 1 декабря 1934 г. Киров был застрелен в коридоре Смольного Леонидом Николаевым, мужем одной из своих любовниц, Милды Драуле, работавшей в Смольном техническим секретарем. Убийство произошло при явном попустительстве НКВД, и в Ленинграде сразу же распространилась частушка: «Эх огурчики, помидорчики, Сталин Кирова пришил, в коридорчике». Крестьяне Северо-Запада России с радостью встретили известие о смерти своего мучителя. В селах распевали иную частушку «Убили Кирова, убьем и Сталина». Убийство Кирова было использовано как повод для резкого усиления политических репрессий. КПСС, в лице Хрущева, признала на XXII съезде, что Киров был убит по приказу Сталина.

Именем Кирова назван архипелаг в Карском море, корабли, колхозы, предприятия, залив, канал. Его имя, как и имя Калинина, входило в обязательный набор советской топонимики. В последние годы советской власти около семидесяти городов, поселков, аулов, станиц и административных районов СССР носили это имя. Улицы и площади Кирова были особенно распространены на северо-западе, где Киров почитался большевиками как «отец основатель» местной советской власти.

До сего дня именем Кирова назван древний город Хлынов (Вятка) и одноименная область РФ, город Елизаветград на Украине (Кировоград), город Калата на Урале (Кировоград), Хибиногорск на Кольском полуострове, Песочня в Калужской области, Чепецк – в самой Кировской области (Кирово-Чепецк), Поповка – в Донбассе, местечко Старцы в Могилевской облоасти Белоруссии, города и поселки в Ленинградской, Ростовской, Астраханской, Курганской областях, село Успеновка в Приморском крае, поселок в южном Казахстане, село Ислам-Терек в Крыму. До 1990 г. в Азербайджане и Армении, странах, где Киров устанавливал большевицкую власть, топонимы с его именем также были весьма распространены. Но армяне и азербайджанцы вернули своим местам исконные имена. Кировабад вновь стал Гянджой, Кировакан – Ванадзором. Русские (за пределами московского Садового кольца), украинцы, белорусы пока не последовали их примеру.

Поиск по сайту: