|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
К ТРЕТЬЕМУ ИЗДАНИЮ
Всё это происходило с ними как образы; а описано в наставлении нам, достигшим последних веков. (I Кор., 10:2)
Нæс autem omnia in figura contingebant illis: scripta sunt autem ad correptionem nostram, in quos fines sæculorum devenerunt. (Sancti Pauli Corinthiis Epistola Prima, chap. X, V. II)
Под философской обителью Фулканелли понимал всякое символическое вместилище герметической Истины, независимо от его природы и размеров. Например, крохотную изящную вещицу в витрине, живописную деталь на листе или картине, архитектурный памятник или какую-либо его часть, развалины, жилище, замок или церковь, взятые во всей их целостности. Составляя единство с Тайной соборов, Философские обители нуждались, тем не менее, уже не в рисунках Жюльена Шампаня, а в фотографиях самих изначальных образцов. Среди последних многие, увы, в большей или меньшей степени разрушены, другие — что ещё хуже — стёрты с лица земли союзническими бомбардировками, военной целесообразности которых не было никакой. Показательным примером столь удручающих событий служит уничтожение древней части Лизьё вместе с бесценной усадьбой. Правда, счастливо уцелела торговая базилика, особенно знаменитая своим куполом, гармонически сочетающаяся с привычной обстановкой больших парижских магазинов. «
Для нас, работающих у печи сухим способом, самая скромная, но и самая великолепная философская обитель — Вифлеемская пещера, где Дева Мария родила божественное Дитя. Их подземное пристанище было глубоким, там никогда не бывало светло и царила темень, так как свет снаружи туда не проникал — lux non fuit unquam sed semper tenebræ, quia lumen diei penitus non habebat [12]. Именно там, по словам доминиканской мессы,
Ложесна Пречистой Regem regum Произвели на свет Царя Царей. Intactœ profudit torus. О дивная вещь! Res miranda.
Церковный обряд решительно на этом настаивает, сохранив для рождественского богослужения прекрасный гимн святого Амвросия. Его исполняют на заутрене, где под внешней оболочкой подчёркнутого реализма слушающий приобщается к редкой по ясности и прозрачности герметике:
Приходит искупитель языков, Veni redemptor gentium, Рождаёт Дева дитя: Ostende partum Virginis: Весь мир любуется, Miretur omne sœculum. Такое рождение пристало Богу. Tails decet partus Deum.
Не от семени мужа, Non ex virili semine, Но от таинственного духа Sed mystico spiramine Воплотился Глагол Божий, Verbum Dei factum caro, Расцвёл плод чрева. Fructusque ventris floruit.
Утроба Девы раздувается. Alvus tumescit Virginis Оплот целомудрия противится. Claustra pudoris permanent, Знамена добродетели колышатся, Vexilla virtutum micant, Бог пребывает в храме. Versatur in templo Deus.
«
С учётом сказанного мы не сомневаемся, что Учитель причислил бы к философским обителям великолепную капитель романской базилики в Клюни (департамент Сона-и-Луара), в знаменитом монастыре, который, включая библиотеку, состоявшую из бесценнейших манускриптов, был большей частью разграблен ц опустошён кальвинистами в 1562 г., а затем полностью разрушен революционной солдатнёй в первый год Республики. В статуе, превосходному снимку которой мы обязаны чрезвычайной любезности г-на Же, фотографа музея Клюни — города, где царствуют искусство и история, — мы узнаём провозвестника близкого конца четвёртой эпохи, завершающей мировой цикл. Это молодой человек в длинной тунике, на плече у которого — посох с колокольчиками. Третий колокольчик — без языка — висит на ремне у плеча юноши. В правой руке юноша, конечно же, сжимал молоток, вот-вот должен был прозвучать ужасный звон, и тело молодого человека искривилось в жестокой судороге [I]. Что же тут удивительного, возразят мне — разве что столь дорогой романскому средневековью колокольчик, который представлен ещё на двух не менее замечательных капителях: церкви св. Магдалины в Везеле и собора св. Лазаря в Отене? Однако герметический смысл персонажа, изображённого на горельефе внутри овала, подтверждается латинской надписью на плоском выступающем эллипсе, окаймляющем фигуру. Надпись недвусмысленно показывает, что апокалиптический вестник предвещает гибель большей части людей:
SUPLEDIT QVAPTVS SIMVLANS IN CARMINE PLANCTVS[13] Он ударяет, и это, согласно пророчеству, в четвёртый раз Так предсказывали конец нашего железного века бенедиктинцы из Клюни, которых отделяло несколько веков от бедствий, сопровождавшихся внезапной гибелью расы медного века.
...Последний же был из железа, Худшей руды, и в него ворвалось, нимало не медля, Всё нечестивое. Стыд убежал, и правда, и верность, И на их месте тотчас появились обманы, коварство; Козни, насилье пришли и проклятая жажда наживы.[14]
При столь роковых обстоятельствах справедливость, которую Публий Овидий Назон воплотил в образе богини, дочери Юпитера и Фемиды, в начале золотого века спустившаяся на землю, теряет власть в человеческом обществе.
Пало, повержено в прах, благочестье, — и дева Астрея С влажной от крови земли ушла — из бессмертных последней.[15]
Об уходе богини, дотоле обитавшей в сёлах среди молодёжи, упомянул и Публий Вергилий Марон:
...Меж них Справедливость, Прочь с земли уходя, оставила след свой последний.[16]
«
Жан Перреаль оставил нам — благодаря скульптуру Мишелю Коломбу — прекрасную женскую статую богини правосудия, изваянную по случаю сооружения удивительной гробницы, которую Перреаль нарисовал по заказу королевы Анны, позаботившейся о роскошном последнем пристанище для своих горячо любимых родителей — герцога Бретонского Франциска II и Маргариты де Фуа. На первый взгляд, у нашей Фемиды, юной и, несмотря на гигантский рост, очень привлекательной, в руках лишь два привычных классических атрибута: меч и весы. Последние — небольшого размера, и две их чаши уравновешены. Сразу вспоминаются слова неизвестного Адепта, блестяще переведённые Бруно де Лансаком: «...используя силу тяготения, мы взвешиваем составные элементы в столь точной пропорции, что они замирают и ни один не в состоянии перевесить другой; когда один элемент равен другому по силе, когда твёрдое, к примеру, не одолевается летучим, а летучее — твёрдым, эта соразмерность порождает правильный вес и совершенную смесь». [17] Мы следом за Учителем неоднократно рассматривали эти необычные весы, где на одной из чаш — раскрытая книга. В настоящей книге в главе о Стражах при теле Франциска II, герцога Бретонского, разбирается экзотерическое на первый взгляд аллегорическое изображение четырёх основных добродетелей по углам нантского мавзолея, таящее в себе редкие сведения. Поразительная деталь: на голове у богини правосудия — герцогская корона, которой нет у её столь же величественных подруг. Приходится предположить, что Коломб воплотил в мраморе лицо Анны Бретонской, женщины умной, образованной и красивой. Чтобы удостовериться в этом, достаточно внимательно взглянуть на два небольших наброска, где изображены лица славной герцогини и её второго супруга Людовика XII. Рисунки пером хранятся в библиотеке медицинского факультета в Монпелье; по свидетельству Жеана Парижского (Jehan de Paris), они выполнены Перреалем. Нет ничего удивительного, что этот по праву столь знаменитый художник вложил алхимический смысл в чудесное оформление гробницы. Рисовальщик, художник, миниатюрист, поэт вдобавок, он написал Жалобу природы заблуждающемуся алхимику, где в акростихе обозначил своё имя. Вот первые девятнадцать строк явно оригинальной рукописи из библиотеки Сен-Женевьев в Париже. Это одновременно и начало, и вступление к превосходному трактату, изложенному высоким поэтическим языком. Начальные прописные буквы составляют имя, фамилию и место рождения автора — IEHAN PERREAL DE PARIS (Жеан Перреаль из Парижа). Il avint ung iour que nature En disputant a ung souffleur Hardiment luy dist creature A quoy laisse tu fruict pour fleur Nas tu honte de ta folleur [18] Pour dieu laisse ta faulcete [19] Et regarde bien ton erreur Raison le veult et verite Renge toy a sublillite Entens bien mon livre et ty fie Autrement c'est la pauvrete Laisse tout. Prens philozophie Daultre part ie te certifie Et me croiz qui suis esperit [20] Personne nest qui verifie Autre que moy lavoir escript Rien nest he fut qui onc le veit [21] Je lay fait pour toy qui le prens Si tu lentens bien tu apprens. [22] Не идёт ли Жан Перреаль по стопам Николая Фламеля с его знаменитой «Книгой Авраама Еврея», когда уверяет, что обнаружил Жалобу природы под изображением черепа, в яме, что книжечка была «зело ветхая» и что написал её «дух земной и подземный». Он, Перреаль, прочёл её «с немалым трудом из-за древнего способа начертания латинских букв», то есть так же, как и Фламель, который одолел свою книгу лишь ценой долгих усилий. Через пять веков после Адепта с улицы Мариво Фулканелли в своём втором труде истолковал для приверженцев нашей науки (amateurs de science) диковеннейшую золотую книгу, очень старую и большую, и, в частности, необычайное паломничество в Сантьяго де Компостелла, о котором в ней повествуется. Фулканелли далеко отошёл от того причудливого эмпиризма, который Жан Перреаль старательно отделяет от традиционной алхимии. В ту пору уже смешивали творение природы (œuvre de nature, opus naturœ) и искусственную работу (travail mécanique, opus mechanice), но Философ или алхимик и суфлёр или спагирик использовали не один и тот же огонь; если последний прибегал к простому огню, производимому обычным топливом, то первый — к философскому, проистекавшему из неисчерпаемого небесного источника. Именно огонь матери-природы есть главный труженик Великого Делания, именно его Христос принёс в мир и именно его Он желает видеть пылающим в атаноре — там, где обтёсывают краеугольный камень, который Всемогущий Бог предназначает для людей доброй воли.
«
Камень, на котором Иисус построил свою Церковь, лежит в основании всякой философской обители. Увы, нередко он становится причиной преткновения и соблазна. «И вот теперь я пишу сей трактат, дабы приоткрыть завесу и указать на Камень Древних, прибывший в нашу юдоль скорби с небес для исцеления и утешения человеков, как на высочайшее и всесозвучное сокровище, коим я сподобился овладеть небеззаконно». Так писал Василий Валентин, монах-бенедиктинец, в Duodecim Claves Philosophiæ[23], которые женщина-алхимик Сабина Стюарт де Шевалье пересказала в своём Философском трактате о трёх началах.[24] Пользуясь случаем выразить восхищение знаменитым кеновитом, она включила в свой труд примечательный и очень красивый рисунок, который мы с удовольствием приводим в данном издании [II] в дополнение к тому, что мы включили в свою Алхимию.[25] На рисунке внизу с левой стороны на печи изображена колба, из которой торчат три цветочные головки, внутри колбы стоят рядом алхимические мужчина и женщина, а в горлышке колбы — младенец. Философский сосуд с теми же обитателями фигурировал уже среди цветных рисунков Божьего дара (Don de Dieu) Георга Аураха, поэтому здесь мы приводим акварель, давно списанную нами с небольшой картины одного художника, современника Жака Кёра [III].
«
Алхимическое разделение (séparation), представленное в виде аллегории эльзасским Адептом, диаметрально противоположно диссоциации элементов, а тем более их расщеплению (désintégration), исключающему всякую надежду на то, что в будущем они соединятся опять для новой, более славной жизни. Эта начальная стадия Великого Делания полностью согласуется с первой главой книги Бытия, предваряя философское творение из минерального микрокосмического хаоса, где все элементы смешаны. Как и Бог в начале мира, алхимик отделяет небо от земли или, говоря точнее, огонь и воздух от земли и воды: «И создал Бог твердь; и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так»[26]. Во вступлении к Алхимии мы указали поэтическим образом, какого рода волны соответствуют столь ценимым Древними верхним водам. Касаясь этого предмета, Фулканелли не раз останавливался на магнетическом начале, источнике магнезии, следуя в этом отношении, в частности, за Филалетом, который в главе IV Открытого входа в тайные палаты короля[27]* (Entrée ouverte au Palais fermé du Roi) рассуждаёт о магните (aimant) Философов, одновременно и духовной, и материальной алхимической основе для работы в лаборатории. «Заметь, кроме того, что у нашего Магнита (Aimant) есть скрытый центр, обильный солью, которая в сфере Луны являет собой истечение (menstrue), способное кальцинировать Золото»[28].
«
Нам кажется уместным осветить этот вопрос несколько подробнее, чем это считал возможным Учитель, и привлечь внимание к той помощи, которую можно получить из космического хранилища (réserves cosmiques). Для работы в ультрафиолетовой области разработаны очень сложные методы и электрические приборы, не говоря уже о собственно химических устройствах. В физико-химических лабораториях определили, что наряду с источниками невидимых имеющих химическую природу звёздных лучей существует и небесная твердь, которая в светлое время дня в ясную погоду испускает мощное излучение в фиолетовой части спектра. Нетрудно представить себе, каким образом изменяются природа и свойства луча, близкого к тёмной и холодной границе спектра, когда, покинув Солнце и испытав по пути воздействие Луны, он достигает Земли. При этом алхимические «приёмы» («tours de mains»), которые, разумеется, требуют определённой сноровки, предстают во всей величественной и удивительной простоте, свойственной явлениям Природы. Современные учёные ничего не смыслят в универсальной и натуральной магии. Они, впрочем, провели трансмутацию металлов, которая, по нашему глубокому убеждению, может протекать со вполне ощутимым, а не с ничтожно малым выходом. Вообще же атомная теория напоминает огромную гору, которая после долгих родовых схваток произвела на свет крошечного клопа.
«
Если говорить о причинах в высшей степени благоприятного приёма, который алхимия встречает у всё большего числа людей, то наиболее важная из них, помимо неоспоримости её общих положений — очевидная несостоятельность современных учений, не отвечающих духовным запросам и готовых полностью отринуть культуру и образованность, которых эти учения страшатся и которые презирают. Они осуждают всякое усилие, направленное на духовное преобразование плодотворной интуиции и чувственного восприятия Абсолюта, не знающего ни пространственных, ни временных границ. В результате заранее обрекается на провал любая самая робкая попытка продвинуться вперёд в этом направлении, мгновенно получает отпор любое поползновение приблизиться — хотя путь сам по себе бесконечен — к цели, когда душа человека постепенно погружается в лоно души всемирной. А ведь с алхимической точки зрения необходимо прежде всего осознать гармонию, которая рождается от сочетания двух различных ритмов, когда душа человека приноравливает свой ритм к ритму Вселенной и покидает узкие пределы индивидуального. Как уже предсказывал Фулканелли, грядёт новая эпоха, ведь дух нельзя замкнуть навечно в границах обманчивого и бесплодного позитивизма. Пусть каждый раскроет глаза и увидит, что обаяние вводящего в заблуждение аналитического метода утеряно, чары его развеяны. Достоверные представления о сверхъестественном вновь проникают в наш мир и находят себе надёжное пристанище в душах, которые горько попрекают науку за то, что та не смогла помочь им ни выработать стойких убеждений, ни оправдать веру. Савиньи, январь 1965 г.
Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.009 сек.) |