УДИВИТЕЛЬНЫЙ ГРИМУАР ИЗ ЗАМКА ДАМПЬЕР 6 страница

Ядовитая вода, которой отравили Александра Македонского, была по сути дела уриной одного из таких животных, чей холод сковал внутренности великого полководца... Это что касается ледяных зверей.

А вот огненные животные — те обитают в земле, под горами горящей смолы, такими как Этна, Везувий, Кап-Руж. Сыпь на шее у этого животного выступала из-за воспаления печени, она...

Тут мы замолчали, чтобы внимательнее понаблюдать за необычным поединком. Саламандра решительно наступала, но Прилипала держалась стойко. Каждое их столкновение порождало гром, подобный тому, какой раздаётся в нашем мире при соприкосновении тёплой тучи с холодной. Саламандра бросала на врага испепеляющие взгляды, и, казалось, вместе с огнём из её глаз исходил красный свет. Пот Саламандры был кипящим маслом, а моча — азотной кислотой. Тело Рыбы-прилипалы, толстое, грузное, квадратное, покрывала чешуя из кусков льда. Её большие, как хрустальные блюдца, глаза пронизывали таким холодом, что я буквально коченел с головы до ног. Стоило мне протянуть вперёд руку, как пальцы застывали. Даже воздух вокруг Рыбы-прилипалы сгущался и превращался в снег. Земля под ногами зверя твердела, и когда я шёл следом, то наступал на ледяные следы, оставленные его лапами.

Благодаря огромному напряжению сил напавшая первой Саламандра заставила Прилипалу попотеть. Но вскоре этот пот замёрз, покрыв всё поле скользким слоем льда, так что Саламандра всё время падала, стремясь добраться до противника. Мы с Философом понимали, что Саламандра при этом теряла много сил. Гром, раздававшийся, когда она наносила врагу удар, сперва такой ужасный, превратился в глухие раскаты, какие бывают, когда буря затихает, а затем и вовсе в шипение, словно раскалённое железо погружали в холодную воду. Когда Прилипала почувствовала, что удары противника ослабли и он изнемог в борьбе, она вздыбилась своим кубическим телом и всем своим весом рухнула на врага, да так удачно, что сердце бедной Саламандры, где сохраняла она остатки своего пыла, разорвалось с таким грохотом, что не знаю даже, с чем его сравнить. Так, не преодолев пассивного сопротивления ледяного животного, погиб огненный зверь.

Через некоторое время после того, как Рыба-прилипала покинула место схватки, мы подошли поближе, и Старец, смазав руки землёй, по которой она ступала, чтобы предохранить себя от ожога, схватил труп Саламандры.

— Теперь мне не надо будет разжигать огонь на кухне, — сказал он. — Подвешу её на крюк над очагом, и всё что ни положу в очаг, мигом сварится или изжарится. А её глаза я сохраню. Когда тень смерти покинет их, они станут похожи на два маленькие солнца. Мудрецы в древности умели ими пользоваться, они называли их пылающими светильниками (Lampes ardentes)[357] и вешали лишь в местах погребения именитых людей. В наше время обнаружили несколько таких светильников, когда разрывали старые могилы; но по своему невежеству нашедшие прокололи их, думая под разорванной плёнкой найти огонь, свет от которого они видели».

Кессон 3. — Артиллерийское орудие XVI в. показано в момент выстрела. Вокруг орудия филактерия с латинской фразой:

.SI.NON.PERCVSSERO.TERREBO.

Пусть ни в кого не попаду, так хоть напугаю

Ясно, что автор выражается фигурально. Он обращается к непосвящённым, к исследователям, которые из-за недостатка знаний не могут понять этих сцен и лишь удивляются их числу, необычности и кажущейся противоречивости. Современные учёные примут это деяние давних лет за труд сумасшедшего. Подобно тому, как при плохой наводке пушка поражает лишь своим грохотом, герметические изображения, хоть и понятны не всем, но всех, как справедливо полагает наш Философ, изумят своей загадочностью, неординарностью, видимыми странностями. Это чувство ещё более усугубляет множество загадочных символов и необъяснимых сцен.

Нам кажется, что зрителя привлекает, ничего ему, впрочем, не объясняя, чисто внешняя живописная сторона этих картинок. Именно она ввела в заблуждение Луи Одиа и всех вообще, кто исследовал здание в Дампьере. Их описание, по сути, пустая, ничего не значащая говорильня. Ничему не научая, они, на наш взгляд, неопровержимо свидетельствуют о том, что никто ещё не отыскал общую идею, связывающую эти изображения, как никто не осознал высокую значимость выраженного в них таинственного учения.

Кессон 4. — Нарцисс старается уловить в водоёме своё отражение, из-за которого он обратился в цветок. Он хочет вновь обрести жизнь благодаря тем самым водам, которые его погубили:

.VI.PER.QVAS.PERIIT.VIVERE.POSSIT.AQVAS.

Нарцисс — растение с белыми или жёлтыми цветами, которые, собственно, и привлекли к нему внимание составителей мифов и изобретателей символов, ведь окраска у этих цветов, как у двух видов Серы. По этой окраске судят о Магистериях. Алхимикам известно, что для Делания с серебром следует брать исключительно белую Серу, а для солнечного Делания — жёлтую Серу, и ни в коем случае их не смешивать, о чём предусмотрительно предупреждает Николай Фламель: смесь даёт чудовищное порождение — без нужных свойств, без будущего.

Нарцисс здесь — эмблема растворённого металла. Греческое Νάρκισσος происходит от Νάρκη или Νάρκα (engourdissement, torpeur, оцепенение, онемение). Растворённые металлы ведут вялотекущую замкнутую дремотную жизнь, они словно впадают в спячку, как некоторые животные зимой или больные под действием наркотика (ναρκωτικός от νάρκη). Их называют мёртвыми по сравнению с алхимическими металлами, которые Искусство воскресило и обновило. Нарцисс, то есть диссоциированный и разложенный металл, представляет лишь Сера, экстрагированная растворителем — меркуриальной водой из водоёма. Однако подобно тому, как гладь вод отражает все внешние черты реального предмета, Сера сохраняет в себе все характеристики и металлическую природу распавшегося тела. В итоге Серное начало — истинное семя металла, извлекая из Ртути живые и животворящие питательные элементы, может породить новое существо, схожее с собой, но более высокого порядка и способное подчиняться воле эволютивной динамики.

Поэтому Нарцисс — металл, обращённый в цветок или Серу (Сера, как говорят Философы, цветок всех металлов) — не без причины надеется вновь обрести жизнь благодаря особым свойствам вод, вызвавших его смерть. Своё пленённое отражение Нарциссу не вызволить, но вода поможет материализовать его «двойника» («double»), который сохранит все его основные характеристики.

Таким образом, то, что вызывает смерть одного начала, даёт жизнь другому, ведь первичный меркурий (mercure initial), или живая вода металла (eau métallique vivante), умирает, чтобы дать возможность воскреснуть Сере растворённого металла. Поэтому древние Мудрецы всегда говорили, что надо убить живое, чтобы воскресить мёртвое. Сделав это, алхимик получает активную Серу — основной катализатор превращений, ведущих к получению камня. Она позволяет алхимику выполнить второе правило Делания: соединить одну жизнь с другой, то есть соединить перворожденный естественный меркурий (mercure premier-né de nature) с активной Серой, получая в результате меркурий Философов (mercure des philosophes) — вещество чистое, летучее, восприимчивое, живое. Именно эту операцию подразумевали Мудрецы под химической свадьбой, мистическим браком брата и сестры (родных по крови и связанных общим происхождением), Габрикуса и Бейи, Солнца и Луны, Аполлона и Дианы. От двух последних кабалисты произвели пресловутого Аполлония Тианского, якобы знаменитого философа, хотя для посвящённого ясно, что чудеса этого вымышленного персонажа, носящего явно герметический характер, отмечены печатью символики и напрямую связаны с алхимической эзотерикой.

Кессон 5. По водам потопа плывёт Ноев ковчег, а за ним лодка, грозящая его потопить. На небе слова:

.VERITAS.VINCIT.

Истина-победительница

Мы, кажется, уже упоминали, что ковчег (arche) выражает всю совокупность полученных веществ, которым соответствуют различные названия: соединение (composé), ребис, амальгама и т.д. Эти вещества, собственно, и есть архей (archée) — огненная материя (matière ignée), основа философского камня. Греческое άρκή означает начало, принцип, источник, первопричину. Под действием внешнего огня возбуждается внутренний огонь архея, и весь компост обращается в жидкость, похожую на воду. Эту жидкую субстанцию, которая бродит, колышется и вздувается, именуют водами потопа. Её же, поначалу желтоватую и мутную, называют латунью (laton) или Латоной (laiton) (Латона — мать Дианы и Аполлона). Греки дали ей имя Λητώ — от λήτος, взятого вместо λήϊτος, ионийского слова, означающего общее достояние (bien commun), общий дом (maison commune) (τό λήϊτον), с намёком на общую для двойного эмбриона защитную оболочку[358]. Заметим, кстати, что кабалисты, склонные к каламбурам, учат, что брожение проводят в деревянном сосуде или лучше в разделённой надвое бочке (tonneau), к которой они прилагали эпитет дуплистого дуба (chêne creux). На языке Адептов Латона (Latone) превращается в бочку (la tonne, le tonneau), отсюда понятно, почему неофитам так трудно идентифицировать тайный сосуд (vaisseau secret), где наши вещества подвергаются брожению.

Через определённое время всплывает и под влиянием кипения начинает перемещаться по поверхности плёнка в виде мениска (на языке Мудрецов философский остров, Ile philosophique [359]) — первое проявление сгущения, коагуляции. Это знаменитый остров Делос (по-гречески Δήλος, то есть видимый, ясный, определённый), который представляет нечаянное уже убежище Латоне, спасавшейся от преследования Юноны, и наполняет сердце Мастера безоблачным счастьем. Этот плавучий остров, всплывший из морских глубин после того, как Посейдон ударил своим трезубцем, то же самое, что гонимый волнами Потопа спасительный Ноев ковчег. «Cum viderem quod aqua sensim crassio r, — говорит Гермес, — duriorque fieri inciperet, gaudebam; certo enim sciebam, ut invenirem quod querebam»[360].

При непрерывном действии внутреннего огня плёнка мало-помалу растёт, становится толще и шире и наконец покрывает всю поверхность. Остров, прежде плавучий, становится неподвижным (fixée), и это зрелище придаёт алхимику уверенность в том, что для Латоны настала пора родов. И тут снова вступает в свои права тайна. Грозовая тяжёлая синяя туча поднимается над горячим неподвижным островом, заволакивает тьмой рожающую землю и всё вокруг скрывает от глаз. Философское небо покрывается киммерийскими сумерками [361]*^XXXI (ombres cimmériennes) (κιμβερικόν — vêtement de deuil, траурная одежда), происходит великое затмение солнца и луны, скрытым сверхъестественным образом появляются на свет герметические близнецы, будущие родители камня.

Согласно Моисееву преданию, Бог по окончании потопа послал на воды горячий ветер, часть вод испарилась и их уровень понизился. Над бескрайней гладью вод встали горные вершины, и к одной такой горе — горе Арарат в Армении — причалил ковчег. Ной открыл окно и выпустил ворона (corbeau). Для алхимика в его малом миротворении ворон — некое подобие киммерийских сумерек, тяжёлых туч, которые сопутствуют тайному рождению новых существ и восстановлению старых.

Когда эта связь возникает, когда появляется материальное свидетельство успеха, тогда истина побеждает вопреки всем отрицателям, скептикам, маловерным, готовым чуть что отмести в область иллюзий и чудес вполне достоверные факты, которые они по своему невежеству не в силах понять.

Кессон 6. — Женщина, преклонившая колени перед надгробным камнем со странным словом

TAIACIS,

предаётся безудержной скорби. Надпись под фигурой женщины гласит:

.VICTA.JACET.VIRTVS.

Достоинство (добродетель) побеждено

Луи Одиа в качестве объяснения говорит, что это девиз Андре Шенье, не беря в расчёт, что между эпохой Ренессанса и Революцией протекло много времени. Поэт тут не при чём, речь идёт о достоинстве Серы (или золота Мудрецов), — именно Сера покоится под камнем до тех пор, пока полностью не разложится её тленное тело. С гибелью вещества растворённая в меркуриальной воде сульфурная земля высвобождает силу — собственно душу или огонь Серы. Эту силу пленяет телесная оболочка (бессмертный дух носится над водами хаоса) и держит, пока, как учит Моисей в Книге Бытия (1:2), не образуется новое вещество (corps).

Таким образом, перед нами иероглиф умерщвления (mortification), который изображён также на гравюрах Pretiosa Margarita novella [362]*: Пьер Бон из Ломбардии проиллюстрировал ими свой опус о Великом Делании. Этой идеи следовали многие Философы, скрывавшие за погребальными или макабрическими сюжетами процесс путрефакции на второй стадии Делания, когда полученная ранее философская сера разлагается и переводится в жидкое состояние и образуется совершенный эликсир. Так, Василий Валентин на одном из своих Двенадцати ключей изобразил скелет, стоящий на своём собственном гробе, а на другом — сцену погребения. Фламель не только изобразил на кладбище Невинных выраженную в очеловеченных образах избиения младенцев суть Ars magna[363]*, но и украсил свою надгробную плиту, которую можно сегодня увидеть в часовне музея в Клюни, изображением изъеденного червями трупа с надписью:

Из праха вышел и в прах возвращусь.

Сеньор Задит вписал измождённого умирающего человека внутрь прозрачной сферы. Анри де Линто на листе манускрипта Авроры нарисовал короля в короне, распростёртого на могиле, в то время как его дух в образе ангела поднимается к теряющемуся в облаках фонарю. Да и мы сами, по примеру прославленных мастеров, использовали эту тему на фронтисписе Тайны соборов.

Женщина на нашем кессоне, заламывающая руки перед надгробным камнем, олицетворяет собой металлическую мать Серы. Странное слово на камне над её ребенком — Taiacis — относится к ней. Это барочное слово, сочинённое без сомнения нашим Адептом, на самом деле латинская фраза, слова которой надо читать задом наперёд: Sic ai at — увы, но так по крайней мере... (он сможет возродиться). Последнее упование в момент наивысшего горя. Сам Иисус должен был пострадать во плоти, умереть и три дня пребывать в склепе, дабы искупить людей и, осуществляя свою божественную миссию, воскреснуть затем во славу человеческого естества.

XXXIII. Замок в Дампьер-сюр-Бутонн.

Кессоны верхней галереи. Шестая серия.

Кессон 7. — Летящий голубь держит в клюве масличную ветвь. Надпись гласит:

.SI.TE.FATA.VOCANT.

Если судьба призовёт тебя к этому

К эмблеме голубя с зелёной ветвью прибегнул Моисей, описывая всемирный потоп. В Книге Бытия (8:2) сказано, что Ной выпустил голубя из ковчега, и голубь возвратился с зелёной масличной ветвью в клюве. Масличная ветвь — убедительное подтверждение истинного пути и правильного хода операций, а Делание — малое миротворение, и алхимик в своей работе воспроизводит в уменьшенном виде все этапы божественной работы. Следовательно, когда патриарх выпускает из ковчега ворона, это значит, что первый сохраняющийся долгое время цвет нашего Делания — чёрный, так как за разложением вещества следует путрефакция, и масса окрашивается в интенсивный синий цвет (coloration bleue très sombre), из-за металлических бликов сравнимый с окраской воронова крыла (plumes du corbeau). Библейский рассказ уточняет, что ворон, привлечённый трупами, в ковчег не вернулся, впрочем, принцип аналогии, когда чёрному цвету уподобляют ворона, основан не только на внешних признаках. Разлагающийся компост Философы выразительно называли также синим (откуда происходит старое средневековое ругательство corps bleu), а кабалисты — прекрасным телом (corps beau), не потому, разумеется, что оно так приятно на вид, а потому что оно первым свидетельствует о начавшейся активности философских материалов (matériaux). Однако несмотря на то, что многие авторы предлагают считать чёрную окраску счастливым знаком, мы советуем относиться к ней более сдержанно и не придавать ей большего значения, чем она того заслуживает. Известно ведь, что не составляет труда получить чёрный цвет, исходя из веществ, никакого отношения к нашему искусству не имеющих. Следовательно, этот признак недостаточен, хотя он и отражает свойство всякого сухого вещества растворяться и разлагаться в сходной с ним и родственной жидкой среде. Поэтому мы предостерегаем неофита от преждевременной радости и рекомендуем предусмотрительно подождать зелёного цвета (couleur verte), который указывает на высыхание земли, поглощение вод и рост новообразованого тела.

Поэтому, брат, если небо удостоит твой труд своим благословением и, как говорит Адепт, si te fata vacant, ты обретёшь сперва масличную ветвь — символ согласия и единства стихий, а затем и принёсшую эту ветвь белую голубку. Только тогда ты можешь быть уверен, что на тебя нисшёл тот дивный свет, дар Святого Духа, который на пятидесятый день (Πεντηκοστή) послал своим возлюбленным апостолам Иисус^а. Так подтверждается на материальном уровне посвятительное крещение и откровение, данное Богом. «И когда (Иисус) выходил из воды, — говорит Евангелие от Марка (1:10), тотчас увидел Иоанн разверзающиеся небеса и Духа, как голубя, сходящего на него».

Кессон 8. — Две сложенные ладонями руки выступают из туч. Рядом надпись:

.ACCIPE.DAQVE.FIDEM.

Прими моё слово и дай мне своё

Подобная картинка, вообще говоря, выражает у алхимиков воду как стихию. Туча и руки образуют треугольник вершиной вниз — иероглиф воды в противовес иероглифу огня, также треугольнику, но вершиной вверх.

Вполне очевидно, что под этой эмблемой единства нельзя понимать нашу первую меркуриальную воду (notre première eau mercurielle); ведь две руки, соединённые в знак верности и преданности принадлежат двум разным людям. Мы уже говорили и повторимся ещё раз, что изначальный меркурий (mercure initial) — продукт (produit) простой, он есть первый агент, который экстрагирует огненную Серную составляющую металлов. Но хотя при выделении Сера удерживает какую-то часть Ртути, или, наоборот, Ртуть поглощает какую-то часть Серы, и, казалось бы, должен образовываться философский меркурий (mercure philosophique), камень так не получить. Как явствует из опыта, такой философский меркурий при перегонке легко покидает своё плотное (fixe) тело, оставляя Серу на дне реторты. И хотя некоторые авторы отводят главную роль в Делании Ртути, мы отдаём предпочтение Сере как основному агенту, ведь именно она пребывает в конечном продукте Делания — либо активированная, как в случае Эликсира, либо после приращения, как в случае философского камня. Таким образом, Ртуть подчинена Сере, Ртуть — служанка и раба, которая, впитываясь, исчезает и смешивается со своим хозяином (maître). Универсальное снадобье (médecine universelle) рождается, а чтобы родить ребёнка, нужны двое, одного вида, но разного пола, а значит, философская ртуть, будучи одна, не в состоянии произвести камень. Меркурий в Делании выполняет роль самки, и, чтобы получилось соединение, известное как Ребис — первая материя (première matière) Магистерия, она должна, как говорят д'Эспанье и Филалет, соединиться с мужем.

Адепт передаёт нам полученное от предшественников тайное слово (parole cachée) или verbum dimissum и требует с нас клятву: мы должны никому не открывать то, что, как он полагает, надлежит держать в секрете: accipe daque fidem.

Кессон 9. — На каменистой земле друг против друга изображены несчастные обезглавленные голубки. Надпись латинская:

.CONCORDIA.NVTRIT.AMOREM.

Любовь питается согласием

Известная истина, проявляющаяся везде, в том числе и в мире минералов; наиболее убедительное подтверждение тому — Великое Делание. Герметическая работа отражает, по сути дела, естественное стремление неорганических веществ к совершенной гармонии, их химическое сродство и, если так можно выразиться, взаимную любовь.

Две птицы на нашем барельефе — голубки Дианы (Colombes de Diane), над загадкой которых билось столько исследователей. Филалет скрыл за этим образом тайну двойного меркурия мудрецов (double mercure des sages). Представляя читателю эту туманную аллегорию, о природе этих птиц великий Адепт особо не распространяется. Он лишь замечает, что «голубки Дианы нераздельно пребывают в вечных объятиях Венеры». Между тем древние алхимики отдавали под покровительство Дианы «с лунными рогами» ту самую первую Ртуть (premier mercure), которую мы неоднократно упоминали как универсальный растворитель (dissolvant universel). Из-за своей белизны и серебряного блеска она также получила название Луны Философов и Матери камня. Именно это имеет в виду Гермес, когда говорит о Делании: «Солнце — его отец, луна — его мать». Помогая отыскать разгадку, Лиможон де Сен-Дидье пишет в Беседе Евдокса и Пирофила: «Посмотрите наконец, как, согласно Геберу, мы должны проводить сублимацию. Я же следом за одним из Философов скажу: Sidera Veneris, et corniculatœ Dianœ tibi propitia sunto [364]*».

Представляется поэтому, что голубки Дианы олицетворяют две части ртутного растворителя (mercure dissolvant) — у лунного полумесяца два рога, — в то время как у Венеры, крепко прижимающей к груди своих любимых голубок — одна часть. Это соображение подтверждает двойственность — из-за летучести и воздушности — изначальной Ртути (mercure initial), которую всегда символизировали птицы, и сама субстанция, из которой получают Ртуть, — каменистая неровная бесплодная земля под ногами у голубок.

В Писании сказано, что когда Дева Мария, в соответствии с Моисеевым Законом, прошла семидневное очищение (Исх. 13:2), Иосиф отвёл её в Иерусалимский храм, чтобы показать ребёнка и, как повелел Господь (Лев. 12:6-8), принести в жертву двух горлиц или двух птенцов голубиных. Так повествует Священное Писание о тайне Орнитогала, знаменитого птичьего молока (lait des oiseaux, Όρνίθων γάλα), о котором греки говорили как о чём-то удивительном и крайне редком. Греческое выражение «Надоить птичьего молока» (Όρνίθων γάλα άμέλγειν) означало «добиться во всём успеха», «воспользоваться благосклонностью судьбы». Надо признать, что лишь баловень Фортуны поймает голубок Дианы и получит птичье молоко (ornitogale) (Птичье молоко — герметический синоним столь дорогого сердцу Филалета молока Девы, Lait de vierge). Όρνις по-гречески — это не только птица вообще, но и конкретно петух и курица. Вероятно, отсюда пошло выражение όρνίθως γάλα, lait de poule, молоко курицы (его получают, размешивая яичный желток в горячем молоке). Мы не будем больше об этом говорить, так как под словами голубки Дианы скрывается тайная операция. Отметим лишь, что есть в природе такое растение — птицемлечник (ornitogales) из семейства лилейных луковичных с прекрасными белыми цветами, а лилия, как известно — эмблематический цветок Марии.

I X

Шестая серия [XXXIII].

Кессон 1. — Проткнувшая тучу человеческая рука бросает семь шариков, те попадают в скалу и отскакивают. Барельеф украшен надписью:

.CONCVSSVS. SVRGO.

Стукнувшись, отскакиваю

Налицо образное выражение действия и противодействия, а также герметической фразы Solve et coagula (Растворяй и сгущай).

Аналогичный сюжет можно видеть на одном из кессонов потолка в часовне особняка Лальмана в Бурже, только вместо шариков там каштаны. Каштан, такой колючий, что его прозвали ежом (hérisson) (греческое έχϊνος — oursin [365]*, châtaigne de mer, морской ёж или морской каштан), — почти точное воспроизведение философского камня, обретённого на кратком пути. Он состоит, судя по всему, из кристаллического почти шарообразной формы полупрозрачного ядра цвета рубина-бале, заключённого в более или менее толстую рыжую непрозрачную сухую шероховатую оболочку, которая к концу работы трескается, а иногда даже раскрывается, как скорлупа орехов или каштанов. Это и есть плоды герметического труда, которые рука неба бросает о скалу — эмблему нашей меркуриальной субстанции (substance mercurielle). Всякий раз после того, как Ртуть захватывает твёрдый совершенный камень, растворяет, питает его, увеличивает не только его вес и объём, но и силу, камень варят и он обретает прежнее состояние, цвет и внешний вид. Можно сказать, что, соприкоснувшись с Ртутью, он возвращается к исходной точке. Нисхождения и восхождения, растворения и сгущения суть мультипликации (multiplications) силы камня. Хотя многие авторы не видят предела подобному приумножению силы, мы вместе с другими Философами считаем, что неразумно — во всяком случае, когда речь идёт о трансмутации и эликсире (médecine) — повторять операцию более семи раз. Поэтому Жан Лальман и Адепт из Дампьера изобразили на своих кессонах по семь шариков или каштанов.

Хотя теоретически процесс мультипликации (multiplication) камня бесконечен, практические ограничения существуют. Чем дальше, тем больше проникающая способность и эффективность камня: на каждой новой стадии приращения он действует в восемь раз быстрее, чем на предыдущей. Обычно, если говорить о долгом пути, на четвёртую по счёту операцию редко уходит более двух часов, пятая совершается за полторы минуты, а для шестой достаточно двенадцати секунд: мгновенность такого процесса исключает возможность его практического использования. Кроме того, из-за постоянного увеличения веса и объёма большую часть продукта пришлось бы оставлять про запас, так как долго и утомительно было бы получать сразу соответствующее количество Ртути. И, наконец, при пятой или шестой степени эффективности огненные свойства камня таковы, что без значительного количества чистого золота алхимик не получит металл и останется вовсе без камня. Поэтому с какой стороны ни посмотреть, лучше не увеличивать слишком эффективность агента, и так наделённого немалой силой, разве что ставится целью получить не металл и не лекарство, а светящуюся в темноте универсальную ртуть (Mercure universel) для вечной лампы. Однако перевод твёрдого вещества в жидкое — операция в данном случае чрезвычайно опасная, и проводить её должен лишь опытный и умелый Мастер.

Из предыдущего ясно, что практические следствия трансмутации опровергают тезис о бесконечном росте в геометрической прогрессии свойств камня, основывающийся на числе десять, столь дорогом сердцу чистых теоретиков. Не будем бездумно поддаваться энтузиазму, не будем давать себя обмануть правдоподобными лишь по видимости доводами, блестящими, но бессодержательными теориями любителей всего диковинного. Наука и естество предоставляют достаточно чудес в наше распоряжение, так что нам нет нужды прибегать к пустым фантазиям.

Кессон 2. — На барельефе засохшее дерево с поломанными ветками и торчащими корнями. Надписи нет, есть лишь два алхимических знака в рамке: один из них — схематическое обозначение вертикали (niveau) — выражает Серу, другой — равносторонний треугольник вершиной вверх — огонь.

Засохшее дерево — символ извлечённых из руды и расплавленных металлов, дезактивированных действием высоких температур в металлургических печах. Поэтому Философы считают их мёртвыми, непригодными к использованию в Великом Делании до их реактивации, реинкрудации внутренним огнём, никогда полностью не оставляющим металлы. Даже после промышленной обработки они сохраняют в глубине своего естества душу, которую обычный огонь стягивает, сгущает, но никогда не убивает совсем. Эту душу Мудрецы именуют огнём или Серой (feu ou soufre), так как она поистине агент всех изменений в металле, всего, что с ним случается, несгораемое семя, которое не уничтожается ничем — ни сильными кислотами, ни жаром печи. Это великое бессмертное начало, на которое Бог возложил задачу обеспечивать и поддерживать непрерывное существование вида и преобразовывать смертные тела, содержится даже в окалине от сжигания металла после разложения последнего и уничтожения его материальной оболочки.

Поиск по сайту: