Глава первая, самая неясная

ВАРЕЖКИ СИНИЕ И КРАСНЫЕ. Я была очень заводилистой девчонкой – так говорили в школе. Поэтому старшая пионервожатая послала меня в Дом пионеров на какое-то интересное дело.

Интересное дело начиналось в 9 утра, а это было воскресенье. Обычно в такие дни режим у меня был следующий. Подъем – в 12, с 12 до часу – завтрак, с часу до 4 – прогулка, а с 4 до 5 – обед, с 5 до 9 – прогулка. Потом ужин, 30 минут на разговор с мамой по поводу моего режима, и в 11 – отбой. А в это воскресенье пришлось встать в 8, и к 9 я была в Доме пионеров. Настроение – сами понимаете: могла бы еще три часа спокойно спать, а тут...

На первом этаже было уже много ребят. Все стояли кучками и пели. Подойти самой как-то неудобно, встала в стороне, наблюдаю. Минут пять так постояла. Песни все какие-то незнакомые, да еще все чего-то забегали, говорят: строиться надо. А я не знаю – куда и с кем. Тут подходит какая-то девочка, года на два старше, и очень запросто так:

– Тебя Наташа звать и ты из триста двадцатой, да?

– Да.

– Ну, пойдем к нам.

Подошли к ребятам. Я хотела опять в сторону, а она держит за руку и говорит:

– Вот это Наташа Перфильева из триста двадцатой, очень любит смеяться.

Я не успевала удивляться, до чего все быстро происходит.

Что шли с песнями, меня, пожалуй, не удивляло. У нас в школе тоже пели. Но они еще и кричали! И, как мне казалось, кричали такие глупости, что идти с ними рядом было стыдно.

По аллее так шагай –
ставь тверже ногу!
Петь отряду помогай!
Не прячь глаза в дорогу!

Куда мы шли, я еще не знала, да это и к лучшему – а то бы удрала.

Дошли до места, где только что начинали строить новый ТЮЗ. Все остановились. Потом какой-то мальчик, по прозвищу Магун, стал уводить из колонны ребят. Наконец очередь дошла и до нас.

– «Волга»?

– Да!

«Да» сказали хором, так дружно, что про себя я подумала: «Что у них – всё хором принято говорить?»

– Сколько человек? Двадцать один? Отлично. Ну пошли.

Раза три он нас провел по одному и тому же месту, потом сказал что-то той девочке, которая меня поставила в строй, и пошел. Отойдя на четыре шага, он обернулся.

– Что вы все еще стоите, ребята? Это даже неприлично. Ну, с новым годом! – и побежал.

Почему «с новым годом»? Что это с ним?

Дальше вспоминать страшно. Все было так быстро. А может, это сейчас так кажется? Только отлично помню, что мне и еще какой-то девочке дали носилки и сказали:

– Вперед!

Я стояла позади, и поэтому мне пришлось идти, куда поведут. Носили мы всякую грязь – стружки, куски камня и еще что-то.

Через час я была в состоянии того человека, о котором сказано: «Он лежит и еле дышит». Потом кто-то громко провозгласил:

– Через пять минут заканчиваем!

Про себя я решила, что моя пионервожатая самая что ни на есть противная и, еще хуже того, просто врунья. Как можно вот это считать интересным делом?

– Наташка, вот вспомнишь меня и еще поблагодаришь! – сказала мне вожатая.

– Да, уж нечего сказать, поблагодарю!

Хорошо, что моя напарница опустила свою сторону носилок, а то бы я все равно бросила. Но только я решила смыться, как подходит ко мне та, что и в первый раз (теперь я уже знала, что звать ее Татьяна, а фамилия не то Теплиц, не то Треплиц), подходит и говорит:

– Ты куда?

– Домой.

– Подожди.

– Чего?

– Как чего? Надо договориться, когда соберемся, и еще кое о чем.

Как же, нашли дурочку – «еще соберемся»!

Домой шла усталая и думала, что вот все воскресенье испорчено. Вхожу в комнату. Мама:

– Ну как? Интересное дело? Тут меня совсем взорвало.

– Да, да, интересное. Ну что тебе – всё знать хочется?

Мама остается мамой, и, хотя я и нагрубила, она все-таки продолжала свои расспросы и к концу обеда уже знала и о Тане, и о работе у ТЮЗа, и о Магуне.

В полтретьего оделась потеплей и пошла на Загородный в садик кататься с горки. Когда уходила из дому, мама мне дала только что купленные варежки, ярко-голубые и с белой звездочкой. Я оторвала бирку, поцеловала маму и совсем счастливая пошла гулять. Подхожу к садику и вижу Инну – это моя старшая вожатая, – а она мне навстречу и так удивленно:

– Ты почему не в Доме пионеров? Я ей все честно рассказала. Она говорит:

– Ладно, я сама пойду. Ты не проводишь меня?

«Вот пристала! Провожу».

Пошли. Было десять минут четвертого. Я уже хотела возвращаться, а Инна – зайдем да зайдем, ну, я и опять зашла. Стала раздеваться и с ужасом обнаружила, что потеряла варежки. Вот как начнется день с неудач, так и весь день какие-нибудь несчастья.

Инне ничего не сказала и совсем расстроенная пошла наверх. По коридору по обе стороны таблички: «Урал», «Днепр», «Сибирь», «Кавказ» – и разукрашены. Вдруг вижу – «Волга» и внизу волны и рыбка с улыбкой. Инна открывает дверь и говорит:

– Извините, мы чуть-чуть опоздали.

– Ничего, проходите.

Таня очень хорошо улыбнулась.

Говорили все о каких-то непонятных вещах. Но все смеялись. То, что мы делали, называлось сюрпризом. Потом Таня взвизгнула и сказала:

– Всё, придумала, пусть будет Наташка.

Через две минуты меня завернули в скатерть, которую сняли со стола, и отвели в зал. «Сюрприз» прошел хорошо. Я изображала какую-то статую, и говорить ничего не надо было: говорила другая девочка. Но все равно было хорошо, и всем понравилось. Меня потащили за занавес и стали разматывать.

И тут Таня заметила, что у меня что-то не так. Она десять раз спросила, не болит ли у меня голова, а может, дома что-нибудь, или мне скучно, или еще что. Я долго сопротивлялась и все отвергала, а потом сдалась и рассказала про варежки.

В 9 вечера мы пошли одеваться. Мне было совсем тошно – сейчас приду домой, и мама обязательно спросит про варежки. Что будет? «Неряха! Тебе нельзя ничего дать! Совсем новые варежки, дня не проносила...» – и еще очень долго.

Тут подходит Таня и дает мне сверток. «Что это?» – спрашиваю я. «Варежки». Развернула, а там действительно варежки, только не мои, синие, а красного цвета, но такая же звездочка в центре. Я ей говорю: «Это не мои». А она: «Все равно бери, у тебя ведь точно такие были, только что синие. Это ребята».

Потом взяла за руку, и мы пошли к выходу. Тут была вся «Волга». Это мой отряд. Отряд «Волга». А Таня – это наш командир.

Договорились, когда встретимся. Пришла домой и все рассказала маме: что ребята варежки купили и что выступала и всем понравилось. А ночью лежала и думала: «Как это утром я о них нехорошо... И Магун (вечером я узнала: его зовут Володя, а Магун – фамилия, а не прозвище) совсем неплохой парень. Очень веселый, а «с новым годом» – это он просто так.

МОЖНО ЛИ ЖИТЬ ОДНОМУ? Кроме нескольких ребят, которые работают в коммуне с самого первого её дня, почти все испытали при встрече с коммуной то же, что и Наташа Перфильева. Сначала вроде бы неприязнь, потом – удивление, потом – радость, потом – счастье.

Отчего неприязнь и удивление?

Мы все так любим быть самостоятельными, сами по себе!

Мы спорим с мамами и папами – отстаиваем свою свободу.

Мы смотрим иногда на общественную работу, будто это наказание: «Почему я должен делать, а не он или не она?»

Мы сердимся: «Опять лом собирать!»

И вот мы видим ребят, которые всё делают дружно и с охотой и все вместе, как один. Сначала кажется, что они, эти ребята, не такие, как все. Чудаки какие-то. В воскресенье таскают тяжелые носилки, строятся на линейки, как будто маленькие. Хором скандируют свои «речевки». И всё время смеются и поют...

«Нет, я с ними не пойду ни за что! – такой бывает первая мысль. – Очень нужно: вставать в воскресенье чуть свет и тащиться в какой-то Дом пионеров, строиться, слушать команды... Я – сам по себе!»

А позже, когда человек узнает коммуну поближе, в душе его что-то происходит. Как будто таилось в сердце желание встречаться вместе, и вместе петь, и вместе делать что-то серьезное. Желание это скрывалось, о нем никто не подозревал, но оно, оказывается, было! Оно у каждого есть, кому 14, 15, 16 лет! И вдруг при встрече с коммуной оно просыпается и становится самым главным желанием, и с этого дня человек уже не может жить в одиночку. Оказывается, самостоятельность – вовсе не в том, что я – один, вечно один. Самостоятельность – это когда нас много и каждый может сам придумывать, как бы всем жилось получше, и сам делать эту хорошую жизнь. От моей самостоятельности кому-то должно быть хорошо, и тогда и мне будет хорошо.

Сколько ребят вздыхают: «У нас недружный класс...»

Сколько ребят мечтают: «Было бы у меня много-много друзей, таких, которым все можно рассказать, которые для тебя что угодно сделают, и ты для них». Но где их взять, этих друзей? И что они должны делать, чтобы им всем было интересно? Как жить?

Коммунары не сами придумали свою коммуну. И никто ее не придумывал. Она образовалась постепенно.

ОЛЕГ ИВАНОВИЧ. Каждое дело можно понять, только если поймешь людей, которые его организовали.

[С.О.: Под псевдонимом Олега Ивановича имеется в виду Игорь Петрович Иванов, под псевдонимом Ларисы Павловны – Людмила Глебовна Борисова.]

Поэтому мы расскажем о трех создателях нашей коммуны. Сделать это не просто. Оказывается, о самых любимых людях труднее всего писать. И еще одна причина. Мы живем вместе 10 лет. За это время столько случилось всякого, столько раз мы ссорились, столько раз мирились. Ведь даже двое друзей, бывает, ссорятся между собой. А нас больше 100 человек...

Признаемся: когда надо было писать об Олеге Ивановиче, то один за другим все ребята отказались: «Не могу!» Мы совсем уже собрались писать вместе, но тут одна коммунарка принесла и молча положила на стол свое домашнее сочинение на тему «Самый лучший человек, которого я знаю». Сочинение было написано б лет назад. Обычная школьная тетрадка. На полях и в тексте поправки учительницы. В конце отметка – 4/5. «Четыре» – за грамотность, «пять» – за содержание. Сочинение – об Олеге Ивановиче. Это он «лучший человек, которого я знаю».

Мы было уже обрадовались: как раз то, что надо, но девочка эта, автор сочинения, сказала:

– Только, чур, фамилию мою не указывать.

– Почему?

– Потому что это я писала шесть лет назад, а сейчас я думаю по-другому... Я больше не люблю Олега Ивановича.

Разгорелись споры. Многие поддержали девочку. Решили: сочинение в книжку не включать, а рассказать об Олеге Ивановиче коротко.

...Олегу Ивановичу, кандидату педагогических наук, к моменту создания коммуны было 35 лет, и он уже многое в жизни и передумал, и понял. Он знает педагогику, как никто другой. О Макаренко рассказывает так, что нам кажется, будто мы жили с Антоном Семеновичем рядом. Олег Иванович – человек творческий. Рядом с ним все начинают думать, придумывать, анализировать, разбирать. Если он рассказывает, он так горячится, будто вкладывает в рассказ всё сердце. Если он берется за дело, он с головой уходит в него, забывает обо всём: и про сон, и про еду, и про всё на свете, и ни о чём другом не хочет говорить – только о деле, и всё вокруг него кипит, всем хочется работать, и все, как под гипнозом, вот так же, как он, забывают о себе.

Олег Иванович очень обаятелен: он заразительно смеется, просто заливается, и все видят его доброту. Это человек-праздник. Когда он в комнате, то кажется, что в комнате всё красиво и всё значительно. Если он назначит встречу, никто не опаздывает, все дорожат каждой минутой общения с ним. Если он уезжает куда-нибудь, все бегут провожать, и тащат цветы, и несут его портфель до вагона, потому что любят его. Кажется, Олег Иванович прямо создан был для того, чтобы вокруг него образовалось что-то вроде нашей коммуны. Его общительность заражала всех, его самоотверженность передавалась всем.

Еще до коммуны он создал СЭН – «Союз энтузиастов». В него входили несколько старших пионерских вожатых. Олег Иванович учил их, как сделать, чтобы у ребят была хорошая, дружная жизнь.

Но отчего-то ни у кого не получалось... Энтузиасты были, а ребята к ним не шли. Ведь то, что задумал Олег Иванович, – это не просто веселая компания вроде тех, что сами собой собираются во дворах. Олег Иванович хотел совсем другого... Ему нужны были настоящие помощники. Такие, как Лариса Павловна и Фаина Яковлевна.

ЛАРИСА ПАВЛОВНА. Лариса Павловна была в ту пору старшей вожатой. Редко встретишь такого веселого человека. Она всегда была в счастливом настроении, всегда чувствовался в ней какой-то подъем.

Лариса Павловна замечательно умеет обращаться с ребятами. Кажется, она видит всех насквозь, в одну минуту может дать точную и смешную характеристику и влюбляет в себя каждого, кто ей встречается.

Пионерская комната в её школе была полна мальчишек явно не пионерского возраста: девятиклассников и десятиклассников. Они болтали с Ларисой Павловной обо всём на свете. С ней очень интересно: она первой узнает новую песню, которую завтра будут петь все, и первой достает книжку, за которой завтра будут охотиться все, и первой может показать танец, который завтра будут танцевать все. Завтра. А она все знает сегодня. Мальчишки сидели в пионерской часами и готовы были идти за ней на край света. Может быть, оттого ей легко было организовать любое дело в школе. Спокойно и с улыбкой объяснит, что надо делать, и человек летит.

В ней всё необычно. В квартире – мы часто бывали у нее дома – шведская стенка, гантели. Если Лариса Павловна за столом, то стол будет накрыт каким-то необыкновенным способом (в одну минуту все переставит!), да еще заранее будут приготовлены шутливые тосты и сюрпризы. В ее доме был «весь Ленинград»: самые известные люди были рады прийти в гости к Ларисе Павловне.

Мы перечитали эти страницы и сами удивились: полный набор совершенств!

Но что поделаешь... Такой мы знали Ларису Павловну, не ухудшать же нам ее нарочно. Жаль, конечно, что нам приходится писать в прошедшем времени: «была». Но с этим ничего не поделаешь.

ФАИНА ЯКОВЛЕВНА. А третьей была Фаина Яковлевна. Скажем сразу: это имя в нашей книжке будет встречаться чаще других, особенно к концу; поэтому, чтобы было короче, мы будем называть ее так, как называем в жизни, когда говорим между собой: «Ф. Я.», «Фэ – Я». Почти фея. Да она и есть наша фея, на первый взгляд довольно сердитая, а на самом деле очень добрая фея. Во всяком случае к миру волшебников она, несомненно, имеет отношение, потому что никто, кроме нее, не умеет добыть палатки, договориться о месте для лагеря, утихомирить недовольное чем-нибудь начальство, зазвать в коммуну нужных людей.

Ф. Я. в то время, в 1958 году, была методистом Фрунзенского Дома пионеров и школьников. Она и сейчас в этой должности. До работы в Доме пионеров она 11 лет была старшей вожатой, а еще раньше... но что было раньше с Ф. Я., мы рассказывать не будем, потому что мы тоже не сразу узнали о прошлом Ф. Я., и очень удивились, когда узнали о нем... Мы были уверены, что она всю жизнь с пионерами, и только с пионерами, командует на линейках, принимает и сдает рапорты, устраивает сборы, учит актив, ругает вожатых за плохую «наглядную агитацию».

В нашей Ф. Я. много противоречивого. Она старше всех в коммуне (кроме Олега Ивановича), но никто не умеет в такой степени быть учеником – учиться, советоваться, слушать. Она распоряжается безапелляционно, она приказывает и распоряжается – и никто не демократичен в такой степени, как она. Нет человека, с которым так же легко спорить. Она часто жалуется на усталость и болезни, но мало таких выносливых людей в коммуне, как она. Она не поражает незаурядностью, не вызывает мгновенной, с первого взгляда любви, про нее даже не скажешь «авторитетная», и все-таки... Чем больше ее узнаешь, тем больше любишь: тем больше она удивляет вас, и в конце концов именно она-то и представляется вам человеком незаурядным, необычным.

ВСЕ ТРОЕ. Познакомились они так. Кто-то сказа Олегу Ивановичу, что для осуществления его идей есть незаменимый человек – добрый, умный и покладистый. Олег Иванович и Лариса Павловна пришли в Дом пионеров Фрунзенского района.

– Что у вас самое трудное сейчас, Фаина Яковлевна?

– Актив... Школа актива... Ребята собираются, учим их, а на следующее занятие надо вновь вызывать их телефонограммами – сами не идут.

Здесь можно было бы написать: Олег Иванович задумался и вдруг предложил: «А давайте мы... организуем...»

На самом деле было не так. На самом деле все трое долго спорили, искали выход, придумывали, вспоминали своих ребят – тех, с кем работали: как бы устроить их жизнь поинтереснее? Чтоб не звать их приходилось Дом пионеров – чтоб сами бежали сюда!

Кто из них троих первым произнес слово «коммуна» – это неизвестно.

Но слово было произнесено.

– Почему – коммуна?

Что конкретно означает «ребячья коммуна»?

Что она будет делать?

Как жить?

Честно говоря, в ту пору даже Олег Иванович не очень представлял себе это. Просто было красивое слово «коммуна»...

В Дом пионеров вызвали ребят из 30 школ района и предложили им...

ЦВЕТОЧКИ. В пионерскую пришла очередная телефонограмма. Только текст у нее был какой-то необычный:

«Сегодня в 16.00 прислать в Дом пионеров самого активного, инициативного, сообразительного пионера с цветочком».

Цветочек окончательно добил Аринушку. Так в моей школе звали старшую вожатую.

Мы тосковали над телефонограммой вдвоем – Арина и я, семиклассник, председатель совета дружины. Мы уже немало ребят по таким бумажкам отправляли в разные школы актива. Но тут – «с цветочком», да к тому же телефонограмма почему-то целый день пролежала в канцелярии, сейчас три часа, никого не предупредить. Все ясно – идти мне.

Вторым делегатом был единогласно избран фикус, стоявший в уголке пионерской, видимо, со дня основания школы.

С фикусом в руках я еле вылез из пионерской, обогнув длинный, буквой Т стол, накрытый суконной зеленой скатертью.

В Доме пионеров цветочек сдал в биокружок и больше ничего неожиданного не предполагал. Всё будет как обычно: войдет женщина (вошла женщина), поздоровается (поздоровалась), начнет говорить, что мы должны, что мы будем учиться...

– Как вы думаете, почему у нас в школах такие плохие вожатые?

Здрасте! Опять «цветочки»! До сих пор я знал, что вожатый может или быть или не быть, но его наличие уже само по себе исключает прилагательное «плохой». Что бы это значило и что будет дальше?

А дальше нам предложили собираться, вместе ходить на экскурсии, говорить с интересными людьми, спорить, но, в сущности, все уже было решено самой первой фразой, первыми словами Ларисы Павловны.

НАТЕ, ПОЖАЛУЙСТА! Утром, в первый день каникул, я побежала в Дом пионеров. После общего сбора нас вывели в фойе, раздали ведра и тряпки. Думаете, мне хотелось мыть пол? Только пришли, и сразу – нате, пожалуйста, работайте! Но тут заиграл духовой оркестр, и мне почему-то захотелось и мыть пол, и петь, и сделать больше всех. Каждые полчаса по этажам пробегали дежурные с донесениями. Всё было здорово. И взрослые вместе с нами, на равных, мыли и убирали наш Дом. Из-за этого субботника мы его и полюбили. Так с первых дней стало проясняться, как мы будем жить: всё делать весело и с выдумкой и всё – вместе со взрослыми (или, если хотите, наоборот: взрослые вместе с нами). Словом, вместе.

ИДЕИ. Теперь спорили не только трое старших – Олег Иванович, Лариса Павловна и Ф. Я. Теперь нас было много. Решили: коммуна будет искать новые, современные формы работы и потом распространять эти формы в пионерских дружинах и комсомольских организациях. Это её цель. Кто говорит, что в отряде скучно? Мы докажем, что нет ничего интереснее, чем работа в отряде.

Коммуну можно назвать школой актива. Только это не совсем обычный актив и не совсем обычная школа. Это – такой актив, в который принимают всех, кто хочет, независимо от того, выбрали человека в председатели совета отряда, в комсорги или нет.

Это такая школа, где никто никого не учит, а просто живут и работают так, как должен жить самый дружный отряд, самая дружная комсомольская организация. Что попусту мечтать о красивой жизни? Давайте устроим ее сами!

Но ведь в коммуну приходят обыкновенные ребята из обыкновенных школ. Много таких, кто больше всего на свете боится перетрудиться, кто с подозрением относится ко всяким активистам («выскочки»!)... Перевоспитывать?

Скучное, длинное слово – «пе-ре-вос-пи-та-ние».

...В чистых подземных залах ленинградского метро (и московского, и киевского, и бакинского) все люди, стоит только нырнуть им под горящую букву М, вдруг, в один миг, становятся аккуратными. Никто просто не может бросить на пол бумажку от конфеты или старый билет – такая чистота кругом!

Вот и в нашей коммуне должна быть такая чистота кругом! Вот и в нашей коммуне должна быть такая чистота отношений, чтобы каждый, кто войдет к нам, сразу становился другим. Коммуна должна, волновать... вызывать мечты... Но пока что она сама – мечта, не больше. Еще не было наших сборов, наших субботников, наших «огоньков», еще не умели мы заметить грусть в глазах товарища и так к нему «пристать», чтобы он не мог не поделиться, отчего ему грустно, и не умели помочь, чтобы грусть ушла, испарилась... Всему надо было учиться!

Только это у нас и было на первых порах: несколько мыслей насчет организации коммуны.

Тот, кто приходит в коммуну, должен сразу, с первой минуты почувствовать в ней необычное. Что может предложить коммуна?

Во-первых, необычных взрослых. Взрослых, которые во всем советуются с ребятами, всегда веселые, жизнерадостные, всегда шутят. Работают с ребятами наравне, не жалеют себя, увлечены идеей коммуны.

Во-вторых, радость сделанного дела.

С первого же сбора один отряд пошел на завод с концертом в красном уголке, второй – в детский сад чинить игрушки, третий – в библиотеку, разбирать и приводить в порядок книги.

На заводе сказали: «Молодцы!», в библиотеке: «Молодцы!» и в садике: «Молодцы!» А когда вернулись, то Олег Иванович в восхищении руки потирает, приговаривает: «Вот это да!..»

Словом, всюду молодцы, и оттого хорошее настроение.

В-третьих, коммуна может предложить такую организацию, чтобы каждый коммунар действительно чувствовал себя ответственным за всю коммуну. Полное самоуправление...

Но как его добиться? Пока что было неясно.

«ОГОНЁК». Ребята подобрались разные. У всех – тьма нагрузок-перегрузок. Диапазон – от скрипки и спортсекции до шефства в детсадике. Поэтому встречались довольно редко.

Как-то в конце зимы, когда возвращались от коллекционера Николая Спиридоновича Тагрина, Лариса Павловна проговорилась: лагерный сбор человек на 80... Мы бешено затопали по площадке трамвая.

На первом летнем сборе у нас получилось 6 отрядов. Олег Иванович предложил:

– Знаете что? Давайте назовем отряды так: выберем любые географические названия, а там видно будет...
Общий сбор с географией справился быстро:

– Волга!

– Днепр!

– Чур, Алтай!

– Кавказ!

– Ура! Мы – Урал!

– Сибирь!

– Прекрасно! Как же будем работать – с запада на восток или с востока на запад?

– Обсудим на «огоньке».

К первому летнему сбору у Олега Ивановича родилась потрясающая идея. Быть может, она, эта идея, в основном и сделала коммуну коммуной. Идея эта выражалась в одном слове – «огонёк». Не путайте, пожалуйста, с телевизионным «Голубым огоньком». Наш «огонёк» загорелся раньше и ничего общего с телевидением не имеет. Наш «огонёк» – это вот что такое.

Каждый вечер вся коммуна собирается у костра. Садимся кругом, чтобы видеть лица товарищей. Костер маленький, два-три полешка. Уютно. Сначала поют, потихоньку, для настроения. А потом начинают обсуждать, как прошел день. Три вопроса задают на «огоньке»:

– Что сегодня было хорошо?

– Что плохо?

– Что надо сделать еще?

Ну, думай, шевели мозгами, вспоминай, оценивай, говори!

Ох, как трудно было на первых «огоньках»! Все молчат, ждут чего-то. Да и как при всех говорить о товарищах? Вроде бы не принято... И что тебе, больше всех надо? Нет уж, лучше промолчать... Но Олег Иванович так хитро ставит вопросы, что поневоле начинаешь отвечать. Он к «огонькам» часами готовился. И Лариса Павловна так весело смотрит, так шутит, так управляет общим настроением, что сидеть в кругу – одно удовольствие.

На другой день после первого же «огонька» мы все стали чуть-чуть внимательнее к делам в коммуне. Что хорошо? Что плохо? Вечером надо будет говорить. А поленишься днем или будешь нерасторопен, ребята выдадут на «огоньке»...

Очень простая и очень хитрая штука этот «огонёк». Теперь мы привыкли: каждое дело надо разобрать-обсудить на «огоньке». И если мы отправились в «трудовой десант» – поработать на колхозном поле, а вечером не обсудили вместе, как прошел десант, то остается какая-то неудовлетворенность, будто не закончили работу.

Ведь все мы привыкли работать, что-то делать – этим никого не удивишь. Но многие ли умеют думать над тем, что сделано, как сделано, как надо делать? «Огонёк» – начало осмысленной жизни. Разве каждый человек не должен по вечерам проводить свой «огонёк», обсуждать свой день и свою жизнь?

Сделать – мало. Кто придумал, что сделать? Мы. Кто делал? Мы. Кто оценил сделанное? Мы. Каждое дело сами придумываем, сами выполняем и сами оцениваем. Так сложилось настоящее самоуправление.

Уберите одно звено – и от самоуправления ничего не останется.

ПОБЕГ. Я сильно стерла ноги и вдобавок слишком усердно залила их йодом. А тут девчонки побежали на почту, и я попросила Тамару Королеву позвонить домой. Не прошло и часа, как за мной уже примчались на такси папа и бабушка. Залезать в машину на глазах у ребят было неловко, но потом я пришла в себя и всю дорогу до Ленинграда пела бабушке коммунарские песни.

Через три дня, заживив свои раны, возвращаюсь на сбор, в Вырицу. Ребята сидят на нарах, пологи подняты. Первой меня встретила Майя Дворкина. Майку я не любила. Она была помощником вожатого, и то и дело раздавался ее счастливый голос:

– Олег Иванович, а мы уже все сделали! Посмотрите, как у нас хорошо получилось! Правда, здорово?

На этот раз, округлив глаза, Майя громким шепотом спросила:

– Я все-таки не могу понять, как же это у тебя вышло? Вроде человек как человек, и вдруг – такое!

Мне стало ужасно стыдно, хотя я не просила приезжать за мной на такси и срочно увозить в Ленинград. А тут еще Олег Иванович говорит ледяным голосом:

– Сегодня на «огоньке» будешь отчитываться.

Но все как-то обошлось. На «огоньке» страшно не бывает. Это совсем не похоже на обычную проработку. Когда тебя обсуждают в школе, то все почему-то вдруг превращаются в твоих врагов и еще долго тебе трудно смотреть в глаза товарищам. А здесь так: каждый сказал, что думает о тебе, и кончено. Через минуту ты сам вместе со всеми обсуждаешь очередное дело.

«АЛТАЙ» + «СИБИРЬ». Дождь льет уже вторые сутки подряд. Капли стучат о брезент и рассыпаются облачками брызг. Над палатками стоит серебряное марево. Брезент не промокает, пока не прикоснешься к нему чем угодно: рукой, рюкзаком, книжкой. Тогда это место чуть-чуть темнеет и начинают мерно капать тяжелые, холодные капли – они падают то чаще, то реже, но не остановятся раньше, чем прекратится дождь.

Два вечера не было «огоньков». Отрядный запас стихов и песен постепенно начинал истощаться, и все заметили, как холоден ветер с реки и как отсырел воздух... Я почувствовал: если после этой паузы не случится что-нибудь сверхъестественное, ребята начнут мерзнуть, стучать зубами и поднять настроение будет почти невозможно. В соседней палатке, тоже, наверное, последнюю песню допевал отряд «Сибирь». Тогда я вскочил, не обувая кед, промчался по лужам к «сибирякам», и через минуту в нашей палатке было около 40 человек.

И тут все забыли про дождь и холод – сразу вспомнились еще не спетые песни, не прочитанные стихи, и книгу читали вслух уже для двух отрядов, а потом затеяли какую-то игру, и снова в палатке смех и шум. Это было неожиданно для всех: из соседних палаток одна за другой начали высовываться недоуменные физиономии, лагерь прислушивался к нашим песням.

Ливень стал послабее. Мы выскочили из шатра, заорали что-то победное и непонятное и провозгласили, что отряды «Алтай» и «Сибирь» теперь вместе. На ходу появилось название «Федерация Азия».

Дождь шел еще сутки, но за эти сутки появились другие федерации, и лагерь не пищал.

ТИМУРОВСКИЙ ДЕСАНТ. Свою жизнь «Азия» по-настоящему начала с тимуровского десанта. Разведчики вернулись к вечеру. Через три минуты собрался весь отряд. Рапорт: в деревне для нас есть три дела. В детском саду нужно напилить и наколоть дрова. В конце деревни – помочь старикам полить огород: поливают сами и воду носят за полкилометра. Во дворе школы грязно. Нужно убрать. Ясно? Вопросы есть?

– А как распилить дрова тихо?

Марик Раскин на песке чертит план. У детсадика – небольшой лесок. Вот так. И если работать аккуратно в лесу, никто не услышит. Козлы – у детсада, пилу берем из лагеря.

Где взять песок для школьного двора? Рядом ремонтировали дорогу, осталось много песка. Носилки свалены в углу у школы...

Чем носить воду? Два ведра взять из лагеря, два – стоят у забора в огороде. Вот теперь, кажется, всё. Нет, еще одно – когда выходим?

В этот день вечерняя линейка и «огонёк» шли как всегда. Только после «огонька»...

– «Азия» и «Кавказ» к выходу с территории лагеря готовы. Разрешите выход?

– Разрешаю, – говорит Ф. Я. – Возвращение к 5.00. Сейчас 23.30. Дежурные командиры, сверьте часы.

Трудно идти тихо, когда в цепочке три десятка ребят. У развилки бригады расходятся.

Вот и детский садик. В обе стороны вдоль дороги выслано охранение. У забора – еще один наблюдатель. Их задача – вовремя предупредить нас, если появятся чужие.

Организация работы продумана еще в лагере. Первая смена пильщиков передает через забор козлы, берет пилы и топоры и уходит в лес. Остальные осторожно несут длинные сучковатые бревна. Работа началась. Шума почти не слышно – разведка рассчитала точно. Движутся две цепочки – одна подает бревна, другая уносит наколотые дрова. Через 15 минут пильщикам смена. Стоп! На левом фланге – подозрительный шум. Перемигнулись фонари, и работа мгновенно прекратилась. Ребята замерли. Через минуту связь доложила: всё в порядке. И тут снова тревога – в домике на территории детсада кашляют. В окне зажигается керосиновая лампа.

Уже 3 часа. Если сейчас же не продолжим работу, можем опоздать в лагерь. Наконец лампа гаснет, и сразу все приходит в движение. Снова передаем дрова к садику. Поленница растет. И вот – 4 часа утра. Работа кончена. Козлы – на место; на дровах оставляем бумажку с контуром значка коммуны, нашего «кюфика». На нем буквы КЮФ – Коммуна юных фрунзенцев.

Дело сделано, но если сейчас кто-нибудь нас заметит – пропадет вся секретность операции. Поэтому уходим еще тише, чем пришли.

В 4.40 дежурный командир коммуны принимает наш рапорт. Рассвело. Через 3 часа – общий подъем. На утренней линейке:

– Отряды к коммунарскому дню готовы!

– И ни слова о ночном десанте.

ДЕВИЗ. Коммуна родилась во Фрунзенском районе Ленинграда, вступила в жизнь с именем Михаила Васильевича Фрунзе. Когда Фрунзе командовал войсками Южного фронта, он часто заканчивал свои приказы словами: «Смело и бодро вперед!» или: «Победа во что бы то ни стало!» Общий сбор выбирал девиз и никак не мог выбрать. И вдруг несколько голосов разом закричали:

– Вместе! Давайте соединим!

С этого дня в коммуне на призыв «Смело и бодро вперед!» хором отвечают: «Победа во что бы то ни стало!»

ПОНЕМНОГУ ПРОЯСНЯЕТСЯ. Понемногу прояснялось, как будет жить наша коммуна. Собираться вместе мы будем на каникулах. Весенний сбор, летний, осенний, зимний... Так и услышишь теперь в разговорах:

– Это было на третьем зимнем!

Между сборами – работа в школах. Всё, что узнали, чему научились, – в школу.

На каждом сборе изменения: кто-то уходит, кто-то приходит... «Старички» приводят друзей, те ведут на сборы новых ребят...

И внутренняя жизнь коммуны сложилась. Каждый день в отряде новый дежурный командир – ДКО. И каждый день новый командир в коммуне – ДКК. Как у Макаренко было. Вечером, на «огоньке», разбор дня начинают с обсуждения работы командиров.

Заповеди дежурного командира звучат так:

Сон, подъем, питание,
Зарядка и купание.
Во всем порядок, чистота,
Здоровье, дружба, красота.
Отрядный сбор – горячий спор,
Речевки, песни, шутки,
И всё это – целые сутки.

Сначала было трудно: сегодня командовать, завтра подчиняться. Но вскоре и этому научились.

И теперь уже трудно сказать, «пассив», исчез или «актив». Что «пассива» нет – хорошо, это каждому понятно. Но еще больше нам нравится, что нет «актива» – нет ребят, привыкших к особому положению, старающихся выделиться среди других, с особой психологией «активистов». Даже постоянные командиры меняются каждую декаду, независимо от того, хорошо они работали или плохо.

НА ДОРОГУ – БАТОН. В сильном отряде этого, может быть, и не случилось бы. Но «Кавказ» не был сильным. Сплошь девчонки, и почти все – из одного класса. Валерий Зюзин среди нас казался самой светлой личностью. В школе он всегда ходил в активистах, и здесь его сразу, первым выбрали командиром отряда. А потом стали замечать: Зюзин покрикивает, строит из себя начальника. Мы огрызались, но терпели. Не стерпели только, когда Зюзин забрал у рыболовов наловленную рыбу и понес ее вожатым в подарок. Вожатые очень удивились.

Я была в тот день дежурным командиром «Кавказа». Дежурному командиру полагается иметь часы, а часы в отряде были только у Зюзина. Утром ДКО вместе с пилоткой дежурного получал часы. Когда мы высказали Зюзину все, что накопилось, он подошел ко мне и тихо сказал:

– Этого я от тебя никогда не ожидал. И вообще знаешь что – снимай мои часы!

На следующий день дежурный командир коммуны зачитал решение:

– За подхалимство и зазнайство Зюзина Валерия из лагеря исключить.

Зюзин вышел из строя. ДКК выдал ему на дорогу деньги, батон, колбасу и конфеты.

Так коммуна рассталась с бывшим командиром «Кавказа».

А вскоре сложился один из первых законов коммуны:

В коммуне нет начальства,
Хозяин – коллектив.
А кто начальство корчит –
Тот гнусный, жалкий тип.

РАЙОННЫЙ ШТАБ. Дел у коммуны много и между сборами. Когда-то Ф. Я. пыталась собрать активистов в Доме пионеров, а они не шли. Теперь у нее помощников хоть отбавляй – коммуна стала районным пионерским штабом. Перед началом учебного года на комиссарских съездах коммуны обсуждается план работы районной пионерской организации. На одном таком съезде заключили договор с комсомольцами Кировского завода: пионеры района соберут металлолом для 9 тракторов «Кировец». Когда лом был собран и тракторы изготовлены, в день рождения Пионерской организации, 19 мая, на площади перед ТЮЗом состоялся митинг. Собралось много ребят, на площадь выехал «Кировец» – никто не думал, что он такой огромный; это на всех произвело впечатление. Комсомольцы завода специально к этому дню напечатали листовки для пионеров Фрунзенского района, их разбрасывали на митинге. Было очень празднично и торжественно.

В каждой дружине есть ответственные за отдельные направления в работе. Они часто собираются в районном Доме пионеров и вместе решают, как и что делать.

За работу по эстетическому воспитанию в дружинах района («зона искусства») отвечал Володя Цивин.

За работу красных следопытов района – Катя Ашмарина.

За тимуровскую работу и сбор лома («зона заботы») – Володя Магун, потом Аня Андрюкова и Галя Качалина.

Это очень непросто – объединить усилия сотен и тысяч ребят. Но коммуна каждого научила быть организатором, головой отвечать за то, что поручено.

А чтобы все пионеры района чувствовали себя членами одной организации, штаб решил провести рейды дружбы. И вот то в одну, то в другую дружину стали приходить делегации в 20–25 ребят: представители всех школ Фрунзенского района. Приходят не столько проверять работу, сколько узнавать: что в дружине интересного? Что нового? Что можно позаимствовать? Районные слеты и праздники, соревнования и сборы актива – за всё теперь отвечают коммунары, члены районного пионерского штаба.

ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ....Вечером все собрались в зале. Потушили свет. На большом блюде остались гореть 12 свечей.

– О мудрейшие из мудрых! Позвольте мне с вашего согласия открыть нашу первую тайную вечерю. Как бы ни был могуч свет познания, человек едва успел приоткрыть завесу окружающего его мрака. Мир вокруг нас полон великих и малых неразгаданных тайн. Пусть каждый поведает высокому собранию об известных ему тайнах земли и неба. Кто же из вас, о мудрейшие, потушит первую свечу?

Колеблющееся пламя поочередно выхватывает из темноты чьи-то фигуры, лица, чью-то руку, лежащую на плече товарища.

– Может ли человек родиться второй раз? Что, если случайное сочетание клеток случайно повторится в том же самом виде? Тогда человек сможет прожить еще одну жизнь...

– Но вероятность такого практически равна нулю. Если дважды подбросить тысячу монет, маловероятно, чтобы во второй раз они упали так же, как в первый. А тут человек! Один только мозг – миллиарды нервных клеток! Нет, человек никогда не сможет повториться. Это утопия.

– А что, если мы уже когда-то жили? Представляете? Мы живем заново, и память не сохранилась. А думаем, может быть, так же...

По рядам волной проходит и быстро смолкает сдержанный гул. Он будет еще много раз вот так же подниматься и стихать в этот вечер.

– А я где-то читал, что растение тоже чувствует. И если его срывают, ему больно.

– А еще цветы любят музыку.

– Откуда же это могли узнать?

– Они под музыку быстрее растут, особенно если музыка веселая...

– А вы знаете о статуях с острова Пасхи?..

– О Тунгусском метеорите?

– Я читал, что Атлантида бесследно исчезла под водой. Неужели ее так никогда и не найдут?

– Может быть, ее совсем и не было.

– А вдруг она сама когда-нибудь всплывет? Через миллионы лет.

– Атлантида не подводный корабль...

– А я читала о таинственной гибели одного корабля...

Пусть сегодня не разгадано ни одной тайны. И все же мы потушим все 12 свечей. И кто-то узнает о том, что было ему не известно, и мир станет ближе и еще интереснее, когда в зале снова зажжется электрический свет.

ОТКРЫТИЕ. Открытия бывают разные. Ученый отыскал в небе новую звездочку – открытие. Студент узнал, что профессор, скучный на лекциях и въедливый на экзаменах, в войну командовал партизанским отрядом, – тоже открытие. Человек полюбил и понял, что мир прекрасен, – опять открытие. Открытие может произойти в одно мгновение, несмотря на то что было подготовлено годами труда. Открытие может продолжаться всю жизнь, а жизнь – стать открытием, большим и долгим, как она сама.

Открытие коммуны только начинается в первый день знакомства с нею. Оно продолжается ото дня ко дню, от встречи к встрече, от сбора к сбору.

ПОЛУЧАЕТСЯ. К концу второго года можно было, пожалуй, сказать, что у нас кое-что получается. Кажется, риск Олега Ивановича, Ларисы Павловны и Ф. Я. был не напрасным. Теперь новички находили в коммуне не только интересных взрослых, не только интересные дела, но и главное – интересных ребят и необычный стиль отношений. Точно не определишь, в чем он заключается, этот стиль. Однако когда начинается сбор и в отряде почти все новички, то старые коммунары скажут определенно: «Отряд стал жить по-коммунарски на третий день» или: «В отряде завал, живет не по-коммунарски».

Вот что писали в анкетах участники первых сборов:

«Я впервые услышал, как поются песни по-настоящему. Решают все сами ребята. Дисциплина. Дружба. Я даже удивлялся, как совсем не знакомые друг с дружкой ребята веселились, работали, всё делали вместе».

«В первый раз я встретилась с коммуной на общем сборе. Сначала было страшновато, но недолго. В зале было много ребят, шумели, пели, и было как-то легко. В отряде приняли за свою, и через пять минут казалось, что ты всех знаешь давно. Меня удивило, что взрослых совсем мало и что решают всё сами ребята и говорят очень серьезно, с большой ответственностью».

«Мне очень понравились ребята. Когда можно – подшутят, когда надо – отчитают, всегда всё объяснят, помогут».

«Я сделал в жизни гораздо меньше, чем мог. Лишь после того, как я пришел в коммуну, появились цели, радость. Понял, что такое настоящая дружба. Я привык к ребятам, походной жизни и не представляю свою жизнь иначе».

...Словом, жизнь начиналась действительно хорошая.

Не только ребята, даже взрослые, кто ни узнает про коммуну, становятся её друзьями. Как-то само собой получается: совсем случайно попал человек в коммуну, на сбор, а потом приходит вновь и вновь, старается по мочь коммуне, поддержать её.

Тут мы начнем новую главу и расскажем в ней о старших друзьях коммуны. Это ведь лишь в самом начале их было трое, а вскоре…

Поиск по сайту: