Объем воинских железнодорожных перевозок 5 страница

Четвертая группа вопросов. Какие новые политические, общественные и моральные проблемы возникали перед советскими войсками при вступлении на территорию соседних буржуазных стран, и особенно на территорию фашистской Германии, как эти чрезвычайной важности задачи решались?

Любовь советского человека к социалистической Родине гитлеровцам не удалось ни поколебать, ни тем более искоренить. Попав в лапы врага, он шел на смерть с высоко поднятой головой и умирал со словами прославления своего Отечества.

Патриотические чувства советских воинов действительно подвергались новой проверке, когда они перешли советскую государственную границу, вступили на территорию соседних государств. До этого они боролись за то, чтобы изгнать немецко-фашистских захватчиков с советской земли, теперь же выполняли иную миссию — освобождение других народов. На чужой земле неизбежно возникают новые политические, общественные, моральные проблемы продолжения войны.

Наша партия внимательно проанализировала новую обстановку, ее особенности и провела ряд важных мер по перестройке всей партийно-политической работы в Советской Армии. В мае 1944 года Политбюро Центрального Комитета созвало членов военных советов. На совещании была охарактеризована складывающаяся военно-политическая обстановка, намечены задачи политического руководства войсками, идейного и особенно интернационального воспитания воинов. Затем проводились совещания политсостава в политуправлениях и политотделах объединений и соединений, состоялись повсеместно партийные активы. В войсках читались лекции, доклады, проводились беседы с солдатами и сержантами о жизни народов европейских стран, о Германии. Находясь в Восточной Пруссии как командующий войсками 3-го Белорусского фронта, я хорошо знал о проводимых мероприятиях и считаю, что было много сделано, чтобы советские воины с честью выполнили свой патриотический долг и интернациональную миссию на завершающем этапе войны.

В чем заключались существо и особенности поведения советских воинов в то время?

Вступление советских войск на территорию Румынии, Польши, Чехословакии и других стран требовало от каждого солдата, сержанта, офицера не уронить авторитета Советской Армии, всего Советского Союза, нести высоко честь советского человека, на дружелюбие местного населения отвечать еще большим дружелюбием. Следовало разоблачить годами распространявшуюся буржуазной пропагандой клевету на советский строй, на наш образ жизни. Советские воины поистине являлись пропагандистами величия дела социализма, ленинских идей. Сюда они пришли в силу военной необходимости, не с войной, а с миром, как освободители и верные друзья. Вот почему нас встречали с восторгом, цветами, улыбками. Не менее важной задачей являлось оказание помощи освобожденным народам в строительстве новых народно-демократических государств.

Особенно большую работу необходимо было провести при вступлении наших войск на территорию фашистской Германии. Как известно, в течение всей войны советские воины жили идеей сокрушить гитлеровскую армию, отомстить врагу за все его преступления. Нашими лозунгами были «смерть немецко-фашистским захватчикам», «отомстим врагу за злодеяния на советской земле», «захватчик не уйдет от ответа» и т. д. Из месяца в месяц ненависть советских воинов к фашистам росла. Освобождая родную землю, они сплошь и рядом видели сожженные города, разрушенные заводы, виселицы, от которых кровь стыла в жилах. Одни узнавали, что враг замучил отца или мать, надругался над женой, опоганил сестренку. Другим становилось известно, что их родные угнаны в Германию на рабский труд. Жажда мести фашистам была справедливой. Она умножала духовные и физические силы воинов, заставляла вести борьбу на поле боя решительно, беспощадно.

Однако мы не могли перенести ненависть к фашистам на все население Германии. Наша армия ничего общего не имела с человеконенавистнической идеологией врага. Она глубоко уважала все народы, в том числе и немецкий. Командиры, политработники, все коммунисты терпеливо разъясняли личному составу задачу советских войск в Германии — это искоренить фашизм. Одним словом, пришло время практически провести грань между фашистским солдатом и мирным жителем Германии. И эта грань была проведена. На территории Германии советский воин показал себя патриотом-интернационалистом, умеющим отличать друзей от врагов, с достоинством продемонстрировал высокие моральные качества и политическую зрелость.

Буржуазная пропаганда, особенно западногерманская, пытается запачкать грязью доброе имя советского воина-освободителя, распускает немало различных небылиц о якобы «зверствах» советских войск на территории Германии, истреблении мирного населения и т. д. Все это злостная клевета, так же далекая от правды, как небо от земли. Лютовали гитлеровцы в нашей стране. Советские воины, напротив, помогали мирным немцам, спасали попавших в беду.

Лично я на опыте боев в Восточной Пруссии знаю, что советские воины вели себя по отношению к немцам гуманно. Если бы не безрассудное упрямство гитлеровских властей, их нежелание капитулировать, то жертв среди мирного населения и в войсках с обеих сторон было бы значительно меньше.

Жители немецких городов и сел были благодарны советским воинам за их великодушие и благородство на земле поверженной страны. Их изумление и восхищение не раз находили отражение в немецкой печати.

Патриотический и воинский долг, а также интернациональная миссия советскими воинами под руководством партии были выполнены успешно.

Юрий Василевский

Поверить в судьбу

Первые, подернутые дымкой времени воспоминания о родителях, по всей видимости, относятся к концу 1920-х — началу 1930-х годов, когда наша семья проживала в Твери, где отец четыре года командовал 143-м Краснознаменным стрелковым полком 48-й стрелковой дивизии.

Тверь — старый, истинно русский город, имеющий только ему присущие традиции, богатую событиями и неординарными людьми историю. Город удачно расположен на берегах великой Волги и ее притока — реки Тверцы. Купола церквей, сохранившиеся еще с прошлого века застройки, утопающие в зелени булыжные мостовые придавали городу провинциальную, окраску.

И в то же время город славился своими текстильными изделиями, своей полиграфией. По железным дорогам страны ходили вагоны, построенные руками тверских рабочих. Много ценных и уникальных книг различного содержания были выпущены тверскими типографиями.

Вспоминая то время, отец рассказывал, что с первых же дней его назначения в полк он встретил приветливое и теплое отношение со стороны командно-политического состава полка. А многих командиров он знал по совместной работе в дивизии.

Напряженная и дружная работа начальствующего состава штаба и партийной организации, а также положительные результаты проверок боевой и мобилизационной готовности, состояния воинской дисциплины позволили 143-му стрелковому полку занять в скором времени передовое место в дивизии.

«Не нужно думать, — вспоминал отец, — что нам сопутствовали только успехи. Трудностей и недостатков у нас было не меньше». Неустроенность красноармейского быта, отсутствие жилого фонда для командиров, недостаточное материально-техническое обеспечение, текучесть рядового состава создавали немало неудобств. Поэтому в своей работе отцу приходилось много времени уделять решению хозяйственных вопросов, но, конечно, не в ущерб боевой и политической подготовке.

В зимний период основное внимание уделялось подготовке начальствующего состава. Основные занятия по методике боевой подготовки, решению тактических задач и летучек проводились лично командиром полка.

В целях совершенствования полевой выучки личного состава полк на все лето выходил в лагеря. Учебные классы, стрельбище, хорошая спортивная база, полевые столовые позволяли проводить трехмесячные сборы с новобранцами. Территория, которую занимали лагеря, находилась недалеко от Твери — в районе бывшей усадьбы Сахарова, принадлежавшей когда-то герою Плевны — генерал-фельдмаршалу И. В. Гурко.

Вместе с полком на все лето выезжали и семьи комсостава. Забегая несколько вперед, поделюсь детскими, трех-четырехлетнего мальчишки, воспоминаниями о лагерном периоде жизни. Хорошо запомнились стройные ряды белых палаток, звуки лагерной трубы, музыка духового оркестра, отец на красивом коне, гирлянды грибов и банки с малиной и другими ягодами на террасе дома, в котором мы жили, и, наконец, я вместе с отцом в лодке, которую он направляет на другой берег реки, где нас ожидает мама и ее подруга с большими корзинами грибов...

Вспоминая свою службу в 143-м стрелковом полку, отец с большим уважением отзывался о руководящем составе дивизионного звена. Во главе дивизии поочередно стояли опытные командиры, у которых можно было научиться многому.

С 1925 года на должность заместителя начальника штаба дивизии прибыл М. А. Пуркаев, ставший в 1928 году начальником штаба дивизии. Особую известность и авторитет он приобрел в годы Великой Отечественной войны, занимая высокие командные и штабные должности (в том числе командующего войсками Калининского и 2-го Дальневосточного фронтов).

Максим Алексеевич со своей женой часто бывал у нас дома в Твери и потом в Вышнем Волочке. Я хорошо помню дядю Максима и тетю Тоню, как я их называл в то время, когда они бывали у нас в начале 30-х годов в Москве.

Установившиеся еще в дивизии между отцом и М. А. Пуркаевым самые теплые, сердечные отношения сохранились до последних дней Максима Алексеевича (он скончался в 1953 году).

В Твери командиру 143-го стрелкового полка А. М. Василевскому пришлось впервые встретиться и познакомиться с Климентом Ефремовичем Ворошиловым, который два года командовал войсками Московского военного округа.

Пребывание Ворошилова в 48-й стрелковой дивизии отец считал очень полезным. «Результаты проверки тактической и огневой подготовки, — вспоминал отец, — позволили нам по-новому взглянуть на себя и обнаружить серьезные недостатки в нашей боевой и политической подготовке».

На митинге К. Е. Ворошилов поблагодарил полк за усердную и успешную работу и пожелал всему личному составу новых успехов.

Теперь хотелось бы подробнее остановиться на событиях того времени, которые, я полагаю, должны были в какой-то мере изменить холостяцкую жизнь командира полка. Эти события очень скупо отражены в анкетных материалах и в личном деле отца, о них лишь вскользь упоминается в его книге «Дело всей жизни».

В 1923 году отец впервые встретился с моей мамой, Серафимой Николаевной Вороновой, и в том же году, когда ему было двадцать восемь лет, а маме около двадцати, они поженились.

Мамина семья поселилась и жила в Твери еще до революции. Отец, Воронов Николай Александрович, был банковским служащим. По мнению моих родственников, он был достаточно обеспеченным человеком. Получаемое им жалованье позволяло содержать семью из шести человек, иметь собственный дом и занимать достойное место в обществе. К сожалению, повидаться мне с ним не удалось. В тяжелые годы гражданский войны он вместе с приятелем уехал на Украину в надежде привести для семьи что-нибудь из продуктов. Однако, к несчастью для всех близких, вернуться из этой поездки ему было не суждено. Позже его посчитали без вести пропавшим, и все заботы о детях, а их было четверо, и по ведению хозяйства легли на плечи моей бабушки, Елены Васильевны.

Ее твердый характер, энергия, умение найти выход из любой жизненной ситуации позволили ей с семьей пережить то тяжелое время и поставить детей на ноги. Старший брат и две сестры мамы получили среднее образование, окончили курсы по различным специальностям, что позволило им найти место в жизни и плодотворно трудиться в своем родном городе. Мама была в семье младшей. До революции она училась в реальном училище, одновременно окончила несколько классов музыкальной школы.

Имея хороший слух, мама отлично играла на рояле и гитаре, а в годы гражданской войны научилась шить, приобрела некоторые навыки по ремонту обуви, неплохо владела различным инструментом для выполнения мелких работ по дому. Ее веселый нрав и врожденный оптимизм помогали легче переносить все неприятности и трудности, с которыми ей пришлось столкнуться в жизни.

После женитьбы родители некоторое время жили в бабушкином доме. Кстати, окна этого дома выходили на полковой плац, где постоянно проходили занятия по строевой и физической подготовке. Строевые смотры и различные спортивные соревнования проходили под музыку полкового оркестра, что создавало в округе праздничную атмосферу.

Звуки строевых маршей привлекали внимание местных жителей, которые со своими семьями, не забыв взять с собой что-нибудь из продуктов и напитков, плотным кольцом окружали плац. Многие из них знали почти всех командиров подразделений в лицо, имели своих любимцев среди спортсменов и болели за них. Имея обо всем свое мнение, они громогласно высказывали отношение ко всему происходящему здесь же, на плацу. Этот и многие другие примеры свидетельствовали о том, что наш народ с неподдельным интересом, искренним теплом и глубокой симпатией относился к своей Красной Армии.

В 1925 году после моего рождения родители переехали в центр города, где в доме по Советской улице (бывшей Миллионной) снимали небольшую двухкомнатную квартиру. Рядом на площади возвышался памятник В. И. Ленину, который стоял в полный рост, держа кепку в руке. На этой площади находилось здание, будто бы принадлежавшее ранее Дворянскому собранию, в котором размещался гарнизонный Дом Красной Армии. Родители часто бывали там.

Сохранилась фотография, на которой запечатлен отец среди активистов Осоавиахима города Твери. С ними он проводил занятия, а мама как член женсовета отвечала за работу различных кружков и активно участвовала в полковой самодеятельности. «Надо отдать должное командирам и их терпению, — вспоминала мама — когда они проводили с нами занятия по стрельбе, учили пользоваться индивидуальными средствами защиты или оказывать при необходимости неотложную медицинскую помощь».

В Доме Красной Армии сохранилась богатая библиотека, в которой, по словам отца, можно было найти немало книг и журналов по военной тематике. «С большим интересом, — вспоминал отец, — после училища я перечитывал труды выдающего военного деятеля России М. И. Драгомирова и героя русско-турецкой войны генерала М. Д. Скобелева. М. И. Драгомирову принадлежит заслуга возрождения и популяризации в русской армии взглядов Александра Васильевича Суворова. Благодаря ему в России был переиздан труд великого полководца “Наука побеждать”. Много ответов по проблемам воинского и нравственного воспитания, которые более всего беспокоили нас, я нашел в работах неизвестных в ту пору для меня авторов — генералов Гурко, Маслова, Бутовского, Грулева и других.

Перебирая на пыльных полках книги, я с удивлением обнаружил несколько еще дореволюционных номеров военного журнала, который впоследствии получил название “Военный сборник”. Эти журналы, по всей видимости, дали основание для издания широко известного в войсках и в настоящее время журнала “Военный вестник”. Никогда я не думал, что в недалеком будущем мне придется оказывать помощь редакции этого журнала, и что на его страницах появятся статьи, написанные мною по различным вопросам боевой и методической подготовки».

Осенью 1925 года отец по рекомендации командира дивизии был зачислен слушателем отделения командиров полков стрелково-тактических курсов «Выстрел». В своей книге «Дело всей жизни» отец уже с позиции прожитых лет и громадного опыта службы в войсках и руководства ими как в годы войны, так и в мирное время, дает высокую оценку этим курсам. «Курсы “Выстрел” — писал он, — на всем протяжении своего существования успешно готовили высококвалифицированных офицеров для Вооруженных Сил Союза ССР. Я с благодарностью вспоминаю свое пребывание и учебу на курсах, которые дали мне твердые знания как командиру Красной Армии».

Невольно вспоминаю эпизод, связанный с курсами «Выстрел». В конце 1953 или в начале 1954 года Георгий Константинович Жуков как заместитель министра обороны решил познакомиться с этим военно-учебным заведением. Его сопровождала небольшая группа генералов и офицеров Министерства обороны и Генерального штаба, куда входил и я.

Георгий Константинович внимательно осмотрел учебную базу, детально ознакомился с учебными планами и программами по различным дисциплинам и порекомендовал изменить соотношение учебного времени по теории и практике в интересах последней. Не остались без его внимания и вопросы быта переменного состава.

В конце осмотра начальник курсов доложил: «Товарищ маршал, к вашему приезду мы подготовили на полигоне учения по обороне водного рубежа. На наиболее вероятных участках высадки десантов противника во избежание потерь личного состава весь участок обороны разбит по секторам, в которых установлены минные поля, емкости с зажигательной жидкостью и различные виды стрелкового оружия, управляемые по радио».

Георгий Константинович, посмотрев на часы, сказал: «Согласен».

На полигоне все было подготовлено для показа. Установлены подвижные мишени и макеты плавсредств и другой техники. Нас усадили возле большой схемы, по которой, водя длинной указкой, руководитель учения докладывал их замысел. Но в это время, как это всегда бывает, когда при большом начальстве хотят показать себя с лучшей стороны, началось что-то непредвиденное и крайне неожиданное. За нашими спинами в одном из секторов одна за другой стали взрываться мины, взметнулось пламя от емкости с зажигательной смесью, застрекотали станковые пулеметы. Нетрудно представить себе, с каким видом стояли перед Жуковым организаторы этих учений и представители промышленности.

Георгий Константинович привычным для него жестом махнул рукой, спросил: «А чай-то хоть у вас есть?» — и направился к машине.

Несколько позже представитель промышленности доложил, что основной причиной случившегося могло быть совпадение частот пульта управления огнем и передатчика на борту пролетающих самолетов.

Георгий Константинович спокойно сказал начальнику курсов, чтобы тот подробно разобрался во всем и доложил ему о целесообразности продолжения работ по этой тематике, поскольку у него возникло немало сомнений.

В конце 70-х — начале 80-х годов по долгу службы в Генеральном штабе мне неоднократно приходилось бывать на курсах «Выстрел», где для политического и военного руководства дружественных стран устраивались показы вооружения и военной техники сухопутных войск. Начальник курсов, дважды Герой Советского Союза, генерал-полковник Давид Абрамович Драгунский с присущим ему талантом организовывал показы нашей военной техники и активно помогал Государственному экономическому совету в пропаганде представленной для приобретения иностранными государствами образцов вооружения. С Драгунским я был хорошо знаком по совместной работе в Закавказском военном округе, с его первым заместителем генерал-лейтенантом Бондаренко мы дружили и несколько лет работали в Среднеазиатском военном округе, а позже встречались семьями в Звездном городке и Солнечногорске. Интересно и поучительно проходили занятия на базе курсов «Выстрел» по командирской подготовке с космонавтами и с личным составом Звездного городка.

В музее курсов, богатом многими уникальными экспонатами, мне показали несколько документов и писем, на которых я с волнением узнал знакомый и родной почерк отца. Среди них была и его статья, посвященная сорокалетию курсов.

В августе 1927 года, по окончании учебы отец вернулся в Тверь. Здесь от командира дивизии он узнал, что скоро 48-ю дивизию будет проверять вновь назначенный на должность командующего Московским военном округе Иероним Петрович Уборевич. «С повышенным чувством ответственности, — говорил отец, — мы готовились к этой проверке, поскольку были наслышаны о высокой требовательности командующего особенно к военной подготовке комсостава старшего звена, к умению командиров действовать в условиях, приближенных к боевым».

«При подготовке занятий, — вспоминал отец, — мне пришлось вновь открыть свои конспекты и восстановить в памяти знания по организации и ведению современного боя в его разновидностях, вспомнить и передать своим подчиненным новшества в тактике и методике боевой подготовки. Как мы и предвидели, И. П. Уборевич начал с изучения уровня подготовки командного звена дивизии и полков. Не мог даже подумать, — говорил отец, — что в этом же году придется повторно сдавать экзамен по дисциплинам, которые недавно проходили на курсах».

За короткое пребывание в дивизии командующий успел дать комсоставу на решение ряд сложных и интересных тактических и технических задач. Венцом проверки были командно-штабные учения дивизии на местности со средствами связи, с привлечением командования и штаба дивизии, и командования, и штабов всех ее частей. «Острые замечания командующего в адрес каждого из нас, — вспоминал отец, — не обидели и не расстроили командиров, а убедили в необходимости реально оценивать свою работу, видеть ее перспективу, верить в успех». Отец считал, что подобный моральный заряд и встряска не только полезны, но иногда и крайне необходимы.

Встреча и знакомство с И. П. Уборевичем, результаты проверки 143-го стрелкового полка и положительное мнение командующего о его командире в скором времени не только отразились на службе отца, но и существенно повлияли на жизнь нашей семьи.

Это было в конце 1928 года, когда в дивизию поступил приказ народного комиссара обороны о переназначении командира 143-го стрелкового полка на ту же должность в 144-й стрелковый полк 48-й стрелковой дивизии.

144-й стрелковый полк в то время дислоцировался в Вышнем Волочке и по состоянию боевой подготовки и воинской дисциплины считался наиболее слабым в дивизии.

Проект приказа был подготовлен в округе, очевидно, не без ведома командующего. «Приказ был неожиданным и непонятным не только для меня, — вспоминал отец, — но и для всего руководящего состава 143-го стрелкового полка». За долгие годы общения с отцом мне казалось, что я довольно глубоко изучил его характер. Выдержка, умение владеть собой и сдерживать себя в любой обстановке, повышенная требовательность в вопросах исполнительности, умение с врожденным тактом и достоинством найти нужные формы общения не только с подчиненными, но и с начальством, всегда были присущи отцу. Думаю, что этот приказ задел за живое и глубоко обидел его, поэтому он решил с разрешения командира дивизии обратиться к командующему округом с просьбой восстановить справедливость и оставить его на прежней должности в 143-м стрелковом полку.

О своей встрече с И. П. Уборевичем, возможно, в мое назидание, отец рассказал мне несколько подробнее, чем это описано в его книге «Дело всей жизни». «Командующий принял меня более чем радушно, — вспоминал отец, — нарочито долго расспрашивал меня, что нового в Твери, что нового в дивизии, просил более подробно изложить свое мнение о курсах “Выстрел”. Из нашей беседы я понял, что командующему уже известно о цели моего визита. Предвидя исход встречи, я еще раз постарался привести все доводы для того, чтобы остаться на прежней должности, мотивируя это тем, что в полку много нерешенных вопросов и недостатков, устранение которых всецело зависит от меня.

И. П. Уборевич внимательно выслушал меня, — рассказывал отец, — и с присущими ему тактом и логикой дал мне понять, что дело идет не только о моей персоне, основная цель приказа — вывести 144-й стрелковый полк из прорыва.

— Ваша серьезная работа в прошлом, ваш положительный опыт работы в полках 48-й стрелковой дивизии, — сказал командующий, — дает нам основание считать, что эта задача для вас будет вполне выполнима».

Отец рассказывал, что он понял свою ошибку и попросил разрешения немедленно убыть к новому месту службы. «Эта беседа с И. П. Уборевичем послужила мне полезным уроком на всю мою жизнь», — вспоминал отец. Он всегда с глубоким уважением отзывался об Уборевиче, который блестяще зарекомендовал себя как один из способнейших советских военачальников. Последний раз отец встретился с Иеронимом Петровичем в стенах Академии Генерального штаба, где тот читал лекции для слушателей в 1937 году, незадолго до своей гибели.

С горечью о предстоящем переезде узнала мама и ее родные и близкие. Жалко было покидать город, где прошло детство и юность. Утешало лишь одно — Тверь и Вышний Волочек расположены не так далеко друг от друга и по одной железной дороге.

Думаю, что была еще одна причина нежелания отца покидать Тверь. За четыре года командования полком отец полюбил этот город на Волге и душой прикипел к нему. Я полагаю, что Тверь для него была как бы связующим звеном между его прошлым и настоящим. Здесь многое напоминало ему родную Кинешму, дорогой и близкий край, где прошло детство и юность, где продолжали жить его мать и сестры и священствовал его отец, с которыми он не виделся уже более десяти лет.

Проводы отца проходили в торжественной обстановке. На плацу был выстроен весь полк. Командир дивизии тепло и сердечно поблагодарил отца, пожелал дальнейших успехов. Под звуки оркестра он вручил отцу наручные часы Мозер, которые долгое время хранились в нашей семье и напоминали о службе отца в Твери.

И вот в конце 1928 года наша семья переезжает в Вышний Волочек. Как говорят, один переезд равен одному пожару, но это нам не грозило. Вся мебель в квартире, кроме рояля — маминого приданого, — моей кровати и этажерки с книгами, была казенная. 144-й стрелковый полк был расквартирован в стенах бывшего женского монастыря. Мы разместились на втором этаже дома, в котором ранее проживала игуменья, а первый этаж занимали еще две семьи. Дом утопал в зелени больших фруктовых деревьев, тут же, в саду, находился колодец с исключительно чистой, холодной и вкусной водой.

Квартира была обставлена казенной, неказистой, но крайне необходимой для жизни мебелью. Дом, как и все жилые и служебные помещения в городке, отапливался дровами. В кухне стояла большая плита, две комнаты отапливались одной круглой металлической печью, в которую был вмонтирован шкаф для копчения, а в спальной комнате у стены находилась красивая лежанка, выложенная белыми с голубым рисунком изразцами.

В зимнюю пору, когда отец, замерзший на полевых занятиях, возвращался домой, он с удовольствием, постелив на лежанку свою бурку, с книгой в руках поудобнее устраивался на ней. Забирался туда и я. Иногда отец рассказывал мне о своем детстве, читал сказки, или мы вместе с ним рассматривали картинки в букваре.

Здесь, на территории монастыря, за исключением стрельбища, все было под рукой. Но с первых шагов знакомства с полком отец столкнулся с серьезными недостатками в боевой подготовке, настораживали частые случаи самовольных отлучек и других нарушений воинской дисциплины. Всему этому способствовала поразившая отца запущенность учебной базы, казарменного фонда и быта жителей этого небольшого городка. Много серьезных и справедливых упреков было высказано на собрании жен начсостава полка. «Невольно в голову приходила мысль, — говорил отец, вспоминая то время, — что задача, которая стояла передо мной по выводу полка из прорыва, в этих условиях вряд ли была выполнима». Обстановка требовала принятия срочных и решительных мер по изысканию необходимых денежных средств и стройматериалов, но главное, необходимо было поднять настроение командиров и членов их семей, заставить их поверить в собственные силы.

Свое мнение о положении дел в полку отец доложил командиру дивизии, который обещал оказать посильную помощь. Очень полезным отец считал свой визит к руководителям города, которых также давно тревожило состояние дел в воинской части. Договорились об организации шефской работы, вместе со специалистами городских служб непосредственно в гарнизоне определили объем предстоящих работ и составили смету по их стоимости.

Среди красноармейцев нашлось немало умельцев, из которых составили несколько бригад. На крышах домов застучали молотки. Из столярных мастерских доносились звуки пил и рубанков. Там изготавливали оборудование для учебной базы, ремонтировали столы, тумбочки и табуреты для казарм и столовых.

Сравнительно быстро удалось очистить пруд и наладить нормальное водоснабжение. С помощью шефов запустили в работу электростанцию. Теперь в окнах домов и служебных помещений по вечерам загорался свет, что позволило возобновить показ кинофильмов и организовать работу клуба.

Участие членов семей в гарнизонной жизни помогло скрасить быт красноармейцев и благоустроить территорию городка. Из списанных одеял шили прикроватные коврики, на окнах казарм появились занавески, а в летнее время на тумбочках постоянно стояли полевые цветы.

Мои сверстники и я много времени проводили в казармах, мастерских и в красноармейских столовых. До сего времени ощущаю запах и вкус того хлеба и щей. Вспоминаю повара в белом колпаке, который с большим черпаком творил чудеса около полевой кухни. Но самым интересным местом для ребят в гарнизоне была конюшня и ее обитатели.

В ту пору было принято решение, по которому все командиры полков имели машины — фордики, верховую лошадь и свой выезд. Как сейчас, помню лошадей — красавца Амулета с белой звездочкой на лбу под строгим английским седлом и вороную Динку, запряженную летом в пролетку, а зимой в небольшие сани. Иногда отец сажал меня на коня впереди себя и разрешал подержаться за поводья. Фордиком отец пользовался крайне редко, только в тех случаях, когда его вызывали в Тверь в штаб дивизии или для встречи приезжающего в полк руководства.

Так постепенно налаживалась жизнь и служба в гарнизоне. Открылась столовая для семей комсостава, решена была школьная проблема и многое другое. Все чаще и чаще стали появляться улыбки на лицах жителей нашего городка.

Поиск по сайту: