Объем воинских железнодорожных перевозок 6 страница

Постоянно на плацу проходили строевые занятия, устанавливались новые спортивные снаряды, а со стрельбища доносились звуки винтовочных выстрелов и пулеметных очередей. На глазах менялся облик красноармейцев. Строже делалась их выправка. Серьезное внимание в полку уделялось тогда различным видам спорта, занятиям физкультурой. Летом использовалось внеурочное время для проведения соревнований по бегу, на дальность броска учебной гранаты, преодолению различных препятствий. Зимой основное внимание уделялось лыжной подготовке. Полковая команда лыжников постоянно занимала одно из призовых мест в округе.

Отец вместе со всеми участвовал в кроссах по пересеченной местности на дистанции десять и двадцать километров. Он в то время находился в хорошей спортивной форме. Регулярно занимался физзарядкой, в любое время года обтирался водой из колодца и собственноручно установил турник в саду у нашего дома.

С интересом жители нашего города наблюдали за соревнованиями: их участники, держась за специальные постромки (они крепились на лошади), длинными поводьями управляли лошадью и старались на большой скорости удержаться на лыжах, преодолеть довольно сложную по своему профилю дистанцию. Здесь не обходилось и без курьезов. Частые падения участников, неловкие попытки поймать своего коня вызывали веселье и смех у всех присутствующих. Приобщились к этому виду спорта и мои родители. Когда мама вставала на лыжи, для ее подстраховки в седло садился ординарец отца, а впереди него восседал я.

После соревнований всех участников ожидала новая баня. Это было любимое место и гордость всего гарнизона. В парилке всегда пахло березовыми вениками, приятно обдавало теплом от раскаленных камней. Все чаще в гарнизоне слышались веселые, задорные песни красноармейцев, которые шли на вечернюю прогулку или в клуб посмотреть новый фильм.

Мои сверстники имели среди красноармейцев своих любимцев, на коленях которых удобно устраивались, а иногда и засыпали во время показов кинофильмов. Запахи сукна красноармейской шинели и махорки были для нас привычными и родными. Моим кумиром стал ординарец отца дядя Николай Розанов. Он же по совместительству был и водителем фордика.

На его коленях, держась вместе с ним за руль, я впервые испытал чувство сопричастности к управлению автомобилем. Со всей достоверностью я могу вспомнить расположение всех датчиков на приборном щитке, назначение основных рукояток управления этой машиной. Вот что значит детская память!

Полагаю, что участие членов семей и ребят — моих сверстников — в жизни гарнизона, общение с красноармейцами было для них постоянным напоминанием о их семьях, ребятишках и о родных местах, с которыми они расстались на несколько лет. Все это положительно сказывалось на их службе.

Естественно, что мое детское восприятие событий того времени не позволяло мне осознать жизнь гарнизона во всем ее многообразии. Едва ли с позиций своего возраста я мог представить, что отец, его заместители да и весь коллектив полка работали насколько хватало сил и знаний для того, чтобы поднять боеготовность полка, овладеть новыми приемами ведения общевойскового боя и занять достойное место среди полков дивизии.

В своей книге «Дело всей жизни» отец пишет, что в округе шли почти непрерывные учения, которые проводились в сложной, весьма поучительной для войск и командиров тактической обстановке. Особое внимание уделялось организации взаимодействия пехоты, артиллерии, танков и авиации в различных видах общевойскового боя и управления войсками. Исход операций, проводимых в годы Великой Отечественной войны, во многом зависел от умения командования и штабов на основе всесторонней оценки обстановки правильно решать эти вопросы. (События в Чечне подтвердили актуальность этих проблем и в настоящее время.)

Не надо думать, что два года, прожитые в Вышнем Волочке, были посвящены только службе. В выходные дни родители находили время, чтобы вместе совершать зимой длительные прогулки на лыжах. Вечерами отец с комиссаром полка подолгу играли в шахматы. После этих турниров мама ворчала, открывала окна и проветривала кабинет от табачного дыма. В свободное время отец с увлечением перебирал свои рыбацкие снасти и готовил их к летнему сезону. Охотой он никогда не увлекался. А дичи в ту пору даже недалеко от монастыря было предостаточно. Полковые охотники частенько приносили зайцев, лис и другие лесные трофеи. У нас дома на полу лежала большая волчья шкура с головой и большими белыми клыками. Откровенно, я по вечерам побаивался заходить в эту комнату.

Любимым местом для рыбалки были каналы, проложенные еще во времена Петра I. Здесь полк имел свою водную станцию, где проводились занятия по плаванию, а у причала стояло несколько лодок. Родители еще засветло на пролетке уезжали туда. Отец садился на весла, а мама держала в руках дорожку, умело пользовалась ею. Когда на блесну садилась большая щука, отец с подсачком помогал вытаскивать ее в лодку. Рыбы в то время привозили много и раздавали ее нашим соседям.

Иногда, когда отца вызывали по службе на несколько дней в Тверь, он брал с собой и нас с мамой. Останавливались у маминой сестры, которая вместе с мужем жила в самом центре города, напротив гостиницы «Селигер». По вечерам собирались все наши родственники и товарищи отца по прежней службе. Пока мужчины беседовали или курили на балконе, женщины накрывали стол. Я с интересом заводил граммофон с огромной трубой, взрослые танцевали или пели под мамину гитару популярные в ту пору песни или романсы. В эти дни родители не забывали посетить и Тверской драматический театр, который в то время славился своей труппой.

Радостными были и дни, в основном праздники, когда к нам в Вышний Волочек приезжали из Твери наши родственники. Здесь, в стенах монастыря, да и в городе для них все было новым и интересным. Гидами становились мы с мамой. Вспоминая Радищева и его «Путешествие из Петербурга в Москву», старались отыскать упомянутые там места и глубже изучить город, образ жизни и нравы жителей. По вечерам взрослые садились за столик, покрытый зеленым сукном, играли в преферанс, а иногда и в лото. В этой игре участвовал и я.

Торжественными для жителей нашего городка становились дни, когда полк в полном составе уходил на учения или возвращался с них. Жители с цветами в руках собирались на площади. Под звуки духового оркестра, впереди которого всегда бежала ватага ребят, красноармейцы с винтовками, скатками шинелей через плечо, имея при себе противогазы и котелки, держа равнение на знамя полка и его командира, стройными рядами покидали гарнизон. За ними пушки на конной тяге, лошади, навьюченные станковыми пулеметами и повозки с продовольствием и боеприпасами. Пусто становилось в конюшнях, затихало стрельбище, не слышалось красноармейских песен.

Вся власть в городке, за исключением караульной службы, переходила в женские руки. Таинственные подвалы и чердаки монастыря давным-давно не давали покоя маме и ее подругам. Одержимые желанием отыскать клад, они с керосиновыми фонарями в руках тщательно изучали все помещения. Иногда с собой брали меня и моих сверстников. Иногда удавалось найти какие-то старинные книги и церковную утварь. Останки старинной мебели, покрытые плотной паутиной, белые черепки битой посуды напоминали человеческие черепа и кости; но главное, попадалось несметное количество крыс, которые нагло и не без интереса рассматривали нас. Все это вызывало страх не только у ребят, но и, смею думать, у самих кладоискательниц.

Однажды, когда отец вернулся домой, мама с нескрываемой радостью рассказала ему, что на одном из чердаков стоит огромный, обитый металлом сундук. Открыть внутренний замок сундука женщины не смогли. В помощь им отец направил своего ординарца. Через некоторое время домой вернулась расстроенная мама и рассказала, что вместо драгоценностей сундук был доверху набит восковыми церковными свечами. Весь гарнизон долго пользовался ими, когда возникали перебои с электричеством.

В один из таких походов женщины обнаружили около десятка ульев. Отец приказал все ульи вынести на площадку, к удивлению многих, лично осмотрел каждый из них и со знанием дела дал советы и рекомендации по ремонту и установке их в монастырском саду. Дело оставалось за малым: не было только пчел. Несколько позже две пчелиные семьи привезли наши шефы. Среди красноармейцев нашелся специалист, который с особым старанием и любовью ухаживал за ними.

Отец часто посещал пасеку и подолгу беседовал с ее хозяином. Мне и многим моим друзьям особенно нравился мед в сотах, да и сейчас я его люблю.

Свои знания и опыт по содержанию и уходу за пчелами отец получил, как говорится, по наследству от своего отца — моего деда, который слыл в округе знатным пчеловодом. В своем саду в селе Новопокровское он постоянно содержал пасеку. Все ульи и основной пчелиный инвентарь были сделаны его руками. Среди многих книг в его библиотеке была отдельная полка с неплохой подборкой книг и журналов по пчеловодству. Пчелы — это существа, требующие к себе повышенного внимания и заботы. Только умения и знания дедушки, навыки по лечению травами позволяли ему находить радикальные методы борьбы с недугами насекомых.

Вспоминая дедушку, его пристрастие к пчеловодству, отец рассказывал мне, как однажды тот, отказывая себе во многом, выписал с Северного Кавказа пчел особой породы, которые были доставлены ему купцами в добром здравии и в установленный срок. Я удивился, поскольку знал, что семья Василевских жила не так близко от Кинешмы и тем более от Северного Кавказа.

«А что ты удивляешься, — говорил отец. — В то время, если нашей семье удавалось скопить к престольным праздникам немного денег, дедушка мог позволить себе заказать бутылку хорошего вина, корзину пива и раков или что-нибудь из продуктов высокого качества. Кроме того, к этим праздникам он вручал недорогие, но памятные для нас всех подарки».

Об этом разговоре с отцом я вспомнил значительно позже, когда мы с женой на теплоходе плыли в Кинешму. Это путешествие оставило у нас в душе крайне горький и неприятный осадок. Красивые прибрежные леса, перелески, множество цветов на лугах и полях никак не сочетались с запущенностью колхозных полей, покосившимися избами заброшенных деревень и развалинами церквей, которые некогда были украшением нашей великой реки. Поражали своей нищетой и убогостью наши древнерусские города, где на пристанях в ожидании теплохода люди с сумками в руках буквально брали судно на абордаж, пытаясь в буфете купить немного хлеба или что-нибудь из консервов.

Немного улучшилось наше настроение в Костроме. В то время когда пассажиры — любители старины и древнерусской культуры — знакомились с историей и осматривали соборы и терема Ипатьевского монастыря, мы с женой не без труда отыскали Верхненабережную улицу и с интересом осмотрели здание бывшей духовной семинарии. Сейчас в ней находится педагогический институт имени великого русского поэта Николая Алексеевича Некрасова с мемориальной доской: «В этом здании бывшей духовной семинарии в 1909—1914 годах учился Маршал Советского Союза А. М. Василевский». С началом первой мировой войны отец с несколькими одноклассниками сдал экзамены экстерном и в 1915 году был зачислен в Алексеевское военное училище. Так началась военная служба маршала Василевского.

Однажды, в конце 60-х годов, я по делам службы прилетел на несколько дней в Москву. И сразу же навестил отца и Екатерину Васильевну на даче в Архангельском. Это была радостная встреча, поскольку мы давно не виделись. Отец поинтересовался целями моей командировки и с интересом расспрашивал меня о том, как идет служба, что нового в войсках, какие меры принимаются по укреплению нашей границы с Китаем. Отец тогда познакомил меня с первыми страницами своей будущей книги «Дело всей жизни». Читая их, хотелось уточнить и восстановить в памяти события и моменты его службы и жизни нашей семьи, бывшие более сорока лет назад.

Воспоминания отца о том времени тесно связаны с Владимиром Кириаковичем Триандафилловым. В 1928 году он вступил в командование 2-м стрелковым корпусом МВО, в состав которого входила 48-я стрелковая дивизия. В этой должности он стажировался, оставаясь начальником Оперативного управления и заместителем начальника штаба РККА. Ему принадлежит авторство разработки теории «глубокой операции» и способов применения войск, оснащенных новыми образцами военной техники и вооружения.

В. К. Триандафиллов часто бывал в дивизии и в Вышнем Волочке, в 144-м стрелковом полку. Однажды отец спросил меня, не помню ли я, как он пригласил Триандафиллова к нам домой поужинать. «Ты, Юра, поставил тогда меня в крайне неловкое положение». Оказывается, пока родители накрывали на стол, Владимир Кириакович с разрешения мамы захотел ознакомиться с квартирой, где проживала семья командира полка. Его провожатым оказался я. Проходя по коридору мимо большого шкафа, я якобы открыл одну из дверок и сказал, что здесь мама держит «молочко для папы». На полках шкафа стояли графины с различными настойками и наливками, приготовленными по старым рецептам моими родителями.

Когда мы с Владимиром Кириаковичем вернулись в столовую, стол был уже накрыт. Соленые грузди, золотистые рыжики и небольшие шляпки белых маринованных грибов, домашний студень и запах рассыпчатой картошки и копченой рыбы требовали чего-то еще, того, о чем на столе не было даже намека. И, видя смущение моих родителей, Владимир Кириакович обратился к ним: «Дорогая Серафима Николаевна и Александр Михайлович, прежде чем попробовать эти замечательные закуски, не выпить ли нам с вами по рюмке “молочка для папы”, тем более что Юра показал мне, где оно хранится». Отец с укором, а может быть и с благодарностью, посмотрел на меня, и через минуту графины и рюмки стояли на столе.

Владимир Кириакович со свойственным ему тактом, рассказав какую-то забавную историю, умело сгладил обстановку, в которой оказались мои родители. Через некоторое время мама села за рояль, я с интересом разбирал большую коробку с деревянным конструктором — подарок Владимира Кириаковича, а военные оживленно продолжали беседу.

Вспоминая Владимира Кириаковича Триандафиллова, отец говорил, что трудно себе представить человека, который бы больше, чем он, любил свою профессию. Его духовный подъем, уверенность в успехе заражали подчиненных, все воинские коллективы, которыми он командовал.

Осенью 1930 года на инспекторской дивизионной проверке 144-й стрелковый полк занял в дивизии первое место, и в том же году он получил отличную оценку на крупных окружных маневрах под Москвой.

Весной 1931 года, когда отцу было тридцать пять лет, приказом наркома он был назначен во вновь формировавшееся в то время Управление боевой подготовки РККА.

Отец с горечью прощался с 48-й стрелковой дивизией, где он прослужил двенадцать лет, командуя поочередно почти всеми полками, входящими в ее состав. Его опыт работы в полку, прохождение его дальнейшей службы убедительно подтверждают правильность взглядов Георгия Константиновича Жукова на роль командира полка. «Командир части, — писал Георгий Константинович, — который хорошо освоил систему управления полком и способен обеспечить его постоянную готовность, всегда будет передовым военачальником на всех последующих ступенях командования как в мирное, так и в военное время»¹.

## ¹ Жуков Г. К. Воспоминания и размышления: В 3 т. Т. 1. 10-е изд. — М.: АПН, 1990. С. 127.

«Судьба человека, посвятившего себя военной службе, — подчеркивал отец, — едва ли не самая переменчивая. Она связана с назначениями на различные должности, изменением условий и форм работы, с перемещениями из одной местности в другую». В справедливости этих слов я смог убедиться позже, когда тоже стал военным.

Вспоминаю наш переезд из Вышнего Волочка в Москву. Мама ехала в кабине, а мы с отцом — в кузове полуторки, где находился весь наш скарб. Это была моя первая поездка на такое большое расстояние. Водитель несколько раз подолгу возился с мотором, и часть пути проехали уже ночью. Отец интересно рассказывал мне о звездах, о знакомых для него местах, а порой замолкал, по-видимому, думая о своем назначении и о дальнейшей судьбе, которая ожидала его в Москве.

Поселились мы в Сокольниках на 11-й Сокольнической улице, напротив Ворошиловских казарм, в пятиэтажном кирпичном доме, который жители этого района называли «военным». В одном крыле дома еще заканчивались строительные работы. Во дворе возвышались кучи шлака и строительного мусора, дымили котлы с асфальтом, которым выкладывались тротуары.

В квартире из трех комнат, где уже проживали две семьи, нам досталась самая большая — метров шестнадцать — восемнадцать. Газа в доме не было, а в маленькой кухне стояли невиданные мною ранее керосинки. Соседи встретили нас радушно, помогли перенести вещи и накормили завтраком. Все жители понимали трудности с жильем, и никто не претендовал на лучшее. Тем более что семьи военных, привыкшие к частым переездам, знали, что поселились они в Москве ненадолго.

Район, где мы жили в то время, был застроен одно- и двухэтажными деревянными домами с многочисленными дворами и двориками. О сквозных проходах через них и лазах в заборах знали только ребята. Во дворах росли большие раскидистые деревья. На удалении двух кварталов от нас находился элеватор, откуда по булыжным мостовым со страшным грохотом проезжали огромные, с прицепами, «бьюсинги», доверху наполненные мешками с мукой. А рядом с домом был небольшой магазинчик, который в то время можно было бы назвать даже универсамом. Там можно было приобрести все, начиная от продуктов и заканчивая гвоздями и шурупами. И все это взвешивалось на одних весах. А в углу этого магазина почему-то стояла керосиновая бочка, рядом с ней большой бак с крупной красной икрой. Наш дом в списках элитных не значился. В нем жили семьи комсостава полкового звена и им равных. Часть квартир временно занимали семьи слушателей военных академий.

В Москве в Управлении боевой подготовки отец впервые встретился и познакомился с Георгием Константиновичем Жуковым. «Мое первое знакомство с ним произошло в начале 1931 года, в Наркомате по военным и морским делам, куда мы одновременно прибыли для прохождения службы. Он был назначен как отличный командир-методист на должность помощника инспектора кавалерии Красной Армии»¹

## ¹ Василевский А. М. Маршал Жуков // Маршал Жуков: полководец и человек. Т. 1. М., 1988. С. 138.

О своем знакомстве с Александром Михайловичем Василевским вспоминал и Георгий Константинович: «Там я впервые познакомился с Александром Михайловичем Василевским, с которым нас в годы Великой Отечественной войны объединяла совместная работа на фронтах в качестве представителей Ставки Верховного Главнокомандования. Уже тогда Александр Михайлович превосходно знал свое дело, так как долгое время командовал полком и досконально изучил специфику боевой подготовки. В управлении к нему относились с большим уважением»¹.

## ¹ Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. С. 176.

Георгий Константинович вместе с женой Александрой Диевной и дочерью Эрой занимали две небольшие комнаты в другом подъезде дома. А этажом ниже нас жила семья Петра Николаевича Рубцова, имевшего в то время достаточный опыт работы в наркомате. В дальнейшем Петр Николаевич занимал ответственные должности в крупных штабах и долгое время готовил руководящие военные кадры в Академии Генерального штаба. Его жена, Мария Михайловна, преподавала в нашей школе, а с двумя братьями Рубцовыми, Аркадием и Юрием, судьба свела меня на долгие годы.

С переездом в Москву отец полностью и с головой ушел в работу. Вставал и уезжал очень рано, а приезжал когда я уже спал. «К счастью, — вспоминал отец, — не оправдались мои опасения стать “кабинетным работником”». Большую часть времени отец и его коллеги по Управлению боевой подготовки находились в войсках и кроме инспектирования войск проводили командно-штабные игры, полевые учебные занятия, различные сборы по обмену передовым опытом боевой подготовки. Весьма полезным для себя отец считал участие в разработке важнейших документов по управлению войсками, таких, как «Инструкция по проведению глубокого общевойскового боя», «Наставление по службе войсковых штабов», и ряда других.

В нашей комнате за шкафом всегда в готовности находились небольшой чемодан, полевая сумка и противогаз. Предметом моего повышенного интереса был револьвер. И несмотря на все доводы и воспитательную работу, проводимую со мной отцом, интерес к оружию у меня не пропадал.

В то время когда отец находился на работе или в войсках, мама старалась благоустроить нашу жизнь, а я тем временем налаживал отношения со своими сверстниками и осваивал район нашего проживания.

Представляю себе, с какими трудностями нашим отцам приходилось добираться до места службы и домой, поскольку в то время была лишь одна ветка трамвая № 32, на котором можно было доехать до Вокзальной площади, затем нужно было сделать еще одну или две пересадки. Эра Жукова (мое более чем шестидесятилетнее знакомство с ней позволяет называть ее так) в воспоминаниях о своем отце пишет, как однажды Георгий Константинович отправился в центр за этажеркой для книг и, купив ее, вынужден был всю дорогу до дома нести ее на руках.

Вот что рассказывает об этом эпизоде в беседе с Константином Симоновым мой отец:

«Помню, однажды выхожу я из наркомата и вижу: на стоянке трамвая стоит Георгий с большой этажеркой для книг. Я говорю:

— Что ты тут стоишь?

— Да вот квартира-то пустая, в комнате ничего не стоит, хоть взял здесь, в АХО, выписал себе этажерку для книг, чтоб было куда книги положить. Да уже стою полчаса — три трамвая или четыре пропустил, никак не могу ни в один из этих трамваев сесть, народу битком, видишь, висят.

— Ну, ладно, я подожду, с тобой вместе поедем.

Ждали, ждали, еще пять или шесть трамваев переждали, ни в один не можем сесть. Тогда Жуков говорит:

— Ну, ты езжай, а я пойду пешком.

— Куда, в Сокольники?

— Ну да, в Сокольники, а что же делать с этой с этажеркой, не обратно же ее нести.

Я тогда сказал ему, что уж раз такая судьба, давай пойдем пешком вместе, я тебе помогу ее тащить. Так мы и шли с Жуковым через весь город, до Сокольников, несли эту этажерку к месту его нового жительства»¹

## ¹ Симонов К. М. Глазами человека моего поколения. М.: Правда, 1990. С. 387–388.

Нетрудно догадаться сколько «теплых» слов было высказано двумя будущими маршалами победы в адрес руководителей хозяйственных служб города. Полагаю, что, если бы сейчас нашлась эта этажерка, она могла бы занять достойное место в одном из музеев Георгия Константиновича.

В 1932 году родители с цветами в руках проводили меня в нулевой класс 25-й школы. В новом портфеле лежали тетради, альбом для рисования и по-штабному красиво заточенные карандаши. Вечером по этому поводу был накрыт стол с моими любимыми пирожными и конфетами.

В том же году я впервые в своей жизни встретился с родными братьями отца: старшим — Дмитрием и младшим — Виктором. Братья не виделись более десяти лет. Дядя Митя был в штатском, а дядя Витя — в летной форме, в длинном кожаном пальто реглан, белых фетровых бурках и в фуражке с крабом.

Пока я занимался подарками, братья взволнованно рассказывали друг другу о своей жизни и вспоминали о дорогих для них людях.

Только тогда я стал понимать, что у моего отца, как и у всех, есть папа и мама, которых он очень любит, но по каким-то причинам приехать к нам они не могут. В то время для меня сложно было понять, что такое «духовное сословие», «священник», «партийная организация» и какое отношение все это имеет к нашей семье, к родителям и близким отца, и почему дедушка и бабушка не могут приехать и погостить у нас в Москве. Уклончивые ответы взрослых не могли удовлетворить моего детского любопытства и вызывали у меня еще больше вопросов.

Вспоминаю, как мы с дядей Витей были в цирке и в зоопарке. Летом 1932 года, когда у отца был отпуск, мы всей семьей отдыхали в Судаке, на Черном море. Красивые камешки и ракушки долго напоминали мне об этом замечательном времени. А на следующий год летом мы были вновь в Твери, где недалеко от города, на реке Тверце, в селе Пречистый Бор, родственники мамы снимали пол-избы у старосты церкви.

Женщины приносили большие корзины различных грибов и бидоны с ягодами. На столе всегда стояли свежие ландыши и фиалки. Мужчины тем временем занимались рыбалкой.

Вдоль берегов Тверцы было много бочагов, куда весной в половодья заходили косяки рыбы. Взрослые становились цепочкой и ведрами конвейером вычерпывали до определенного уровня воду, а затем погружались в нее по пояс и большими корзинами вытаскивали на берег огромных щук. Это был титанический труд, но какой радостью и весельем сопровождался он. С большим удовольствием садились за стол, где нас ожидала холодная, из погреба, окрошка, глиняные миски с пшенной, с золотистой корочкой, каши, которую ухватом вытаскивали из русской печи, а любители могли полакомиться ягодами с топленым молоком.

Вместе с отцом на лошади хозяина, у которого мы снимали дом, ездили в магазин в деревню Кобачево и в село Медное. Кстати, в этом селе родился и вырос народный артист СССР Сергей Яковлевич Лемешев, карьера которого началась в Большом театре в 1931 году. Всем нам нравилась в его исполнении песня «Вдоль по улице метелица метет». Эти места были хорошо знакомы отцу, поскольку здесь он постоянно проводил с полком различные полевые занятия и учения.

Вспоминая свое детство, хочу сказать, что несколько лет подряд перед войной я вместе с бабушкой и моей двоюродной сестрой проводил здесь школьные каникулы. Хорошо изучил я этот замечательный край, знал лучшие грибные и ягодные места и под руководством местного священника — заядлого рыболова — изучил повадки и места обитания разных рыб. Он научил меня, как из волос конского хвоста сплести леску любой толщины и подобрать по строю удилище из можжевельника. Но самое главное, что он показал только мне свои заветные омуты в реке, где водились крупные окуни. Здесь, на Тверце, я впервые ощутил незабываемое чувство — самостоятельно держаться на воде и умело владеть веслами. Вместе с деревенскими ребятишками гоняли лошадей в ночное и купали их в Тверце. В четырнадцать лет в колхозе мне доверили лошадь и телегу, на которых я перевозил сено, дрова и другие грузы, научился боронить и пробовал даже пахать. За этот труд мне ежедневно полагалось две крынки молока, чем я очень гордился.

Возвращаясь к своим воспоминаниям о жизни в Москве, хотел бы сказать о том, какое значение уделялось в ту пору общественной работе. Наши отцы при всей их занятости по службе находили время выступать на фабриках и заводах с докладами о международном положении и по другим вопросам, актуальным для нашей страны. Важной считалась работа среди жен комсостава. Активно и напористо работал женсовет нашего дома. В подвальном помещении постоянно действовали различные кружки, хорошо была организована детская самодеятельность. Политинформации с женами проводили Георгий Константинович Жуков, отец, Петр Николаевич Рубцов и многие другие командиры. И так день за днем протекала жизнь нашего дома.

Интересуясь подробностями из жизни отца, многие спрашивают о судьбе родных и близких для него людей, о его роли и участии в воспитании своих детей. Трудно за всех ответить на все эти вопросы, поскольку у каждого из нас своя жизнь, своя судьба.

Если читатель позволит, хочу вспомнить несколько эпизодов из моей жизни.

В 1934 году произошло событие, которое коренным образом изменило жизнь нашей семьи. По неизвестным для меня причинам, якобы по обоюдному согласию, расторгли брак мои родители. Да, по обоюдному согласию, но почему-то не посчитали нужным спросить об этом меня. И только моя подушка знала, сколько детских слез было пролито в то время. Когда мы с мамой остались вдвоем, ей пришлось срочно устраиваться на работу. Имея справку об окончании библиотекарских курсов в Вышнем Волочке, она до начала войны работала по этой специальности в штабе Московского военного округа. А я к этому времени окончил восемь классов 368-й школы г. Москвы.

Сразу же после развода маме пришлось продать дорогой для ее памяти рояль и поменять нашу комнату на комнату в подъезде, где раньше проживала семья Жукова. Самым дорогим, что осталось у меня от отца, была его полевая сумка, с которой я длительное время ходил в школу. Она была более удобна во всех отношениях, чем портфель. В ней находились специальные секции для ручек и карандашей, в нее кроме учебников и тетрадей, а иногда и вместо них, можно было положить крайне необходимые для «учебы» предметы: в ней постоянно находились рогатка, деревянный пистолет, а зимой — мячи для русского хоккея. Но главное ее преимущество и удобство перед портфелем выявлялось во время драк.

Многие мои сверстники, вспоминая свое детство, стараются показать свои способности и прилежание к учебе, чего я не могу сказать о себе и о других товарищах по школе, дневники которых пестрели записями классных руководителей, далеко не лестными для их владельцев и особенно их родителей. Чаще всего эти записи касались вопросов воинской дисциплины. Говоря об этих ребятах, хочу сказать, что многие из них достойно проявили себя в годы Великой Отечественной войны и заслуженно занимали ответственные посты и должности в послевоенный период.

Несмотря на все трудности, с которыми нам с мамой пришлось столкнуться в то время, мы не теряли оптимизма. По вечерам мама подрабатывала шитьем на швейной машинке, а я во всем старался помогать ей. Бабушка продала свой дом в Твери и стала чаще бывать у нас. Все это время я постоянно думал об отце. От мамы я узнал, что у меня есть брат Игорь, которому в 1937 году исполнилось два года. Отец в том же году окончил Академию Генерального штаба.

Поиск по сайту: