Глава XIII О ЗАПРЕЩЕНИИ КНИГ И НЕКОТОРЫХ ДРУГИХ ПРЕДМЕТОВ ЭТОГО РОДА

Статья первая КНИГИ

I. При пятом главном инквизиторе доме Альфонсо Манрике, кардинале и архиепископе Севильи, начали распространяться мнения Лютера, Цвингли [492], Эколампадия [493], Меланхтона [494], Кальвина [495] и Мюнцера [496]. Эти реформаторы обозначались именем протестантов со времени имперского сейма в Шпейере [497] в 1529 году.

II. Лев X уже осудил как еретические некоторые тезисы Лютера. Это побудило Манрике воспротивиться проникновению нового учения в Испанию, и он установил суровые наказания против всякого, кто осмелился бы поддерживать это учение устно или посредством сочинений, благоприятных системе новаторов.

III. Обращение книг - одно из вернейших средств пропаганды какого-либо учения. Поэтому в то время и в другие эпохи применялись различные меры с целью помешать этому. В этой главе я представлю общий обзор их.

IV. В 1490 году в Севилье сожгли несколько еврейских Библий и разные книги, написанные евреями. В Саламанке подобную участь потерпели более шести тысяч томов по магии, колдовству и суеверию, имевшие то же происхождение. Фердинанд и Изабелла приказали 8 июля 1502 года председателям апелляционных судов в Вальядолиде и Сьюдад-Реале, архиепископам Толедо, Севильи и Гранады и епископам Бургоса, Саламанки и Саморы постановлять приговоры по всем делам, касающимся разбора, цензуры, печатания, ввоза и продажи книг. 21 марта 1521 года папа писал губернаторам провинций Кастилии во время отсутствия Карла V, рекомендуя им препятствовать ввозу сочинений Лютера в королевство. Кардинал Адриан в качестве главного инквизитора направил 7 апреля того же года к отдельным инквизиторам указ об аресте всех ввезенных произведений этого рода. Верный усвоенной им системе репрессий, кардинал возобновил в 1523 году изданный им указ и поручил губернатору Гипускоа оказывать всяческую помощь должностным лицам инквизиций, в которой они будут нуждаться при исполнении своих обязанностей.

V. 11 августа 1530 года верховный совет снова предписал инквизиторам во время отсутствия кардинала Манрике быть готовыми к исполнению намеченных в указе мер, прибавляя, что ему стало известно, будто сочинения Лютера проникают в королевство или под ложными заголовками, или как произведения, совершенно отличающиеся от них и составленные католическими авторами; что, несомненно, заблуждения Лютера проскользнули в форме примечаний в разные католические труды с намерением выдать их за учение авторов; для подавления этого нетерпимого злоупотребления инквизиторы должны отправиться во все публичные библиотеки и произвести там внимательный поиск произведений, попорченных рукою новых сектантов, и присовокупить к ежегодному указу о доносах особую статью, чтобы обязать католиков доносить инквизиции на всех лиц, которые читали эти книги или хранили их у себя дома.

VI. Верховный совет уже отнял у инквизиторов право разрешать печатание книг. Это обстоятельство, в связи с первым, показывает нам, что совет и инквизиторы пользовались властью, не полученною ими ни от папы, ни от короля. В то же время это доказывает, что в очень отдаленные эпохи существуют примеры домашних обысков, предпринимаемых для захвата запрещенных правительством книг. На самом деле совет приказал инквизиторам вести себя благоразумно и сдержанно. Но с 17 апреля 1531 года он уполномочил их поражать отлучением всякого, кто воспротивится мерам святого трибунала; всех, кто имеет эти книги в своих библиотеках или сознается, что имел их у себя, равно как и тех, кто, зная виновных, не донесет на них.

VII. Суровость декрета простиралась даже на приходских священников, которые отказались бы читать в своих церквах указы инквизиции, касающиеся этого предмета. Мы видим, что их обнародовали в городах, в мертечках и в деревнях и что даже обратились к прелатам монашеских орденов, к духовникам и проповедникам, чтобы они в своих проповедях или при исповеди напоминали верным о наложенном на них обязательстве.

VIII. Кардинал Манрике, считавший отыскание книг с новым учением делом величайшей важности для своего служения, послал инквизиторам в феврале 1535 года новый приказ, объявляя, что только что начавшийся Великий пост показался ему самым благоприятным временем для распространения этого приказа в народе. Действительно, я мог убедиться, занимая должность секретаря придворной инквизиции, что за одну пасхальную неделю число доносов бывало больше, чем в три других месяца года: неоспоримое доказательство старания духовников рекомендовать кающимся сообразоваться с этим законом.

IX. Другим указом, от 15 июля того же года, главный инквизитор запретил излагать в университетах королевства, читать и даже продавать где бы то ни было Беседы ("Colloquia") Эразма. В 1538 году он поразил той же анафемой Похвалу Глупости, Нелепость (Moria) и Пересказ Нового Завета ("Paraphrasis") того же автора. Это доказывает, что он переменил мнение насчет роттердамского богослова [498], к которому он до сих пор имел особое пристрастие и которого даже защищал на собрании ученых, бывшем в Мадриде в 1527 году для рассмотрения его трудов.

X. Эразма считали в Испании опорой католической веры против учения Лютера, и его врагами являлось меньшинство схоластических богословов, которые не знали ни еврейского, ни греческого языков, хорошо знакомых Эразму. Испанские богословы, письменно выступившие против него, были: Диего Лопес де Суньига и Санчо де Карранса, профессора богословия в университете в Алькала-де-Энаресе; брат Луис де Карбахал, францисканский монах; Эдуард Ли, посол английского короля, и Педро Витториа, богослов из Саламанки.

XI. В результате первого нападения на Эразма Великим постом 1527 года два доминиканских монаха донесли, как на еретические, на несколько тезисов, почерпнутых из книг Эразма. Альфонсо Манрике (друг голландского богослова) не мог избавиться от представления тезисов на суд квалификаторов, но он назначил судьями самых просвещенных богословов королевства.

XII. Будучи по праву председателем собрания, он заместил себя епископом Канарских островов, который был тогда в Испании, и написал 14 апреля множеству богословов из разных частей полуострова, чтобы они приехали в Мадрид в день Вознесения для присутствия на конференциях. Сандовал [499] уверяет, что их прибыло тридцать два человека. Я нахожу только одиннадцать, заслуживающих упоминания: Альфонсо Кордуанский, августинский монах, доктор Сорбонны [500], помощник профессора в Саламанке; Франсиско де Витториа, профессор в том же городе (брат Педро де Витториа, одного из противников Эразма); Альфонсо де Оропеса, профессор того же университета, бывший потом инквизитором; Хуан Мартинес Силисео, знаменитый богослов Саламанки, член великой коллегии св. Варфоломея (он был потом кардиналом и архиепископом Толедо); Педро де Лерма, также доктор Сорбонны, первый канцлер университета Алькалы, впоследствии ставший профессором в Париже, после того как он покинул родину, чтобы избежать тюрьмы святого трибунала и преследований некоторых школьных богословов, которые его не понимали; Педро Сируэло из Сорбонны, член королевской коллегии св. Ильдефонса [501] в Алькале, первый каноник-богослов Сеговии и каноник-преподаватель Саламанки; Альфонса Вирусе, бенедиктинский монах, который потом стал епископом Канарских островов и был жестоко преследуем инквизицией за то, что мужественно восстал против нее, как мы увидим это в статье о его процессе; Денис Васкез, августинский монах, доктор Сорбонны, профессор в университете Алькалы и папский проповедник (его смирение было так велико, что он отказался от сана архиепископа Мексики и епископа Паленсии); Николас Кастилъо, монах-францисканец; Луис Нуньес Коронель, учившийся в Париже, в коллегии Монтегю [502], доктор Сорбонны, проповедник Карла V, великий богослов, по суждению Эразма, который говорит о нем в своем Пересказе Евангелия от Матфея, опубликованном раньше этого времени; Мигуэль Карраско, доктор Алькалы, из королевской коллегии Св. Ильдефонса, духовник архиепископа Толедо; Луис Кавеса де Бака, один из учителей Карла V, тогда епископ Канарских островов и вице-председатель комиссии. Этот прелат был последовательно епископом Саламанки и Паленсии; последнюю кафедру он занимал, когда отказался от архиепископства в Сант-Яго. Все эти богословы были авторами разных произведений.

XIII. Собрание этих докторов длилось два месяца. Чума, опустошившая тогда часть королевства, принудила их разъехаться раньше, чем они пришли к соглашению относительно приговора. Из многих писем видно, что Эразм писал в это время, что он надеется счастливо выпутаться из этого дела {Эразм. Письма 884,907 и 910.}. Но вышло не так. Верховный совет велел квалифицировать его Беседы, его Похвалу Глупости и его Пересказ, а затем было запрещено читать эти произведения. Во времена, более близкие к нашему, запрещение распространилось на многие другие книги того же автора, и инквизиция сочла долгом рекомендовать в своих указах читать в общем произведения Эразма с осторожностью, что предполагает, что они благоприятны для лютеранства, хотя он часто нападает на это учение с большой силой. "Как печальна моя судьба, - восклицает Эразм, - лютеране нападают на меня как на изобличенного в папизме, а католики как на сторонника Лютера. Вследствие какой фатальности нельзя жить спокойно, хладнокровно пристав к истине, которая находится посреди двух крайностей и которую бойцы двух лагерей не могут отыскать, будучи ослеплены ненавистью и взаимным раздражением? Я ищу истину, и я нахожу ее то в тезисах католиков, то в тезисах лютеран. Возможно ли, чтобы еретик постоянно ошибался?" "Какое безумие этому верить!" - говорил Хуан Луис Вивес [503] из Валенсии, друг Эразма.

XIV. Император Карл V поручил университету Лувена составить список опасных книг; в 1539 году он получил папскую буллу, одобрявшую эту меру. Доктора Лувена окончили свой труд, и Индекс [504] в 1546 году был опубликован университетом во всех штатах Фландрии, шесть лет спустя после декрета государя, запрещавшего под страхом смерти иметь или читать сочинения Лютера {Сандовал. История Карла V. Кн. 24. 23.}. Эта мера никому на понравилась как слишком суровая.

XV. Германские князья, открыто жаловавшиеся на это, предложили Карлу присоединиться к нему в войне, которую он собирался начать против турок, и помочь ему овладеть Константинополем, если он позволит народам пользоваться свободой мысли в деле религии. Карл V не обратил никакого внимания на протесты мелких германских государей. Эта дурная политика придала новые силы лютеранству, которое быстро распространилось. Князья, бывшие протестантами, подняли оружие против императора. Желание сбросить иго римских первосвященников, которое Карл V пытался удержать, заставило большую часть Германии принять учение Лютера.

XVI. В 1549 году главный инквизитор, с одобрения верховного совета, прибавил несколько новых произведений к списку запрещенных книг и послал 27 августа провинциальным инквизиторам два указа. Первый из них предписывал не разрешать никому иметь запрещенные книги; второй указ формально запрещал юрисконсультам святого трибунала хранить или читать книги даже в том случае, если при исполнении предписанных мер некоторые из этих книг попадутся им в руки.

XVII. В 1546 году император предписал университету Лувена опубликовать вторично, с дополнениями, список запрещенных книг, способных поддерживать вредные учения.

Этот труд появился в 1550 году. Император велел передать его главному инквизитору, и список был напечатан, по приказу верховного совета, с дополнением, состоявшим из некоторых других книг, запрещенных в Испании. Несколько времени спустя совет составил другой индекс, рукописный, который был удостоверен секретарем.

XVIII. Все инквизиции получили копию с него, а также с буллы Юлия III [505], которая возобновляла все запрещения и отменяла разрешения, противные новой булле. Папа поручал инквизиторам арестовывать как можно больше книг этого рода, публиковать указы о запрещении, сопровождаемые угрозами церковных наказаний, преследовать ослушников как подозреваемых в ереси и посылать в совет выметку книг, которые они читали и держали у себя.

XIX. Папа прибавлял, что он узнал, будто большое число книг находится в руках книгопродавцев и частных лиц, между прочим испанские Библии, отмеченные в Индексе, а также служебник и Часослов, помещенные в дополнении. Библии, о которых здесь упомянуто, находятся в большом числе в списке запрещенных книг, который 20 мая 1583 года главный инквизитор дом Гаспар Кирога [506] велел напечатать в Мадриде у Альфонсо Гомеса и опубликовать.

XX. В то время как испанская инквизиция употребляла самую активную бдительность против вторжения лютеранства, Тридентский собор [507], признав необходимость борьбы против еретических сочинений, поручил знаменитому Каррансе [508] заботу составить их список. Рассмотрев множество книг, собранных по приказу собора, он отправил в доминиканский монастырь города Триента [509] те, учение коих не заслуживало порицания, и велел сжечь другие или бросить их разорванные листы в волны реки Эч {Саласар де Мендоса. Жизнь дом Бартоломео Каррансы. Гл. 7.}. Карранса вскоре уехал в Англию с Филиппом II, который был тогда уже королем Неаполя, и не только обратил там множество лютеран, но и велел сжечь несколько Библий, переведенных на народный язык.

XXI. Испанией управлял тогда, во время отсутствия Карла V, его сын Филипп Австрийский. Этот государь велел рассмотреть несколько Библий, ввезенных в королевство и не находившихся в списке запрещенных книг 1551 года. Некоторые были признаны опасными и запрещены 15 сентября особым декретом главного инквизитора, по соглашению с верховным советом. Было приказано провинциальным инквизиторам опубликовать новое запрещение, захватить все экземпляры этих произведений и употребить все строгие меры против ослушников нового декрета, даже если эти лица принадлежат к университетам, коллегиям, монастырям. Указы совета Кастилии, составленные по приказу короля и одобренные его величеством, появились в том же году. Они давали совету право разрешать печатание книг при условии их предварительного просмотра, если содержание их важно. Инквизиторы впутали свои интриги в это дело, и печать подчинена была самым суровым законам.

XXII. Римская курия, недовольная Филиппом II, отменила несколько булл, благоприятствовавших видам этого государя, между прочим и буллу об испанском крестовом походе.

Король решил посоветоваться с домом Мельхиором Кано, доминиканцем, епископом Канарских островов. Кано составил тогда и послал 15 ноября 1555 года Филиппу II докладную записку, в которой он принял на себя обязанность доказать между прочим, что папа не имел права отменять буллы без согласия государя, по изложенным им доводам. Павел IV, узнав об этом, приказал в 1556 году главному инквизитору Испании преследовать авторов этого учения как очевидно еретического и раскольнического. Филипп II запретил главному инквизитору использовать бреве. Тогда папа постановил, что Карл V и его сын Филипп II будут преданы суду и отлучены; что интердикт будет наложен на их государства и что будет принято решение, которое их образ действия делает неотложным. Карл V уже отрекся от короны. Филипп II, бывший тогда в Англии, писал 10 июля 1556 года принцессе Хуанне, которой было поручено управление государством, жалуясь на поведение папы. Тон письма, полный достоинства и энергии, так противоречит лицемерному и суеверному характеру государя, что это обстоятельство было бы невероятно, если бы само письмо Филиппа не делало этого факта неоспоримым {Кабрера. Жизнь Филиппа II. Кн. 1. Гл. 8 и 9.}. Таков был результат предприятия папы, что учение Мельхиора Кано избегло анафем римской курии.

XXIII. Карл V и Филипп II приняли различные меры для упорядочения обращения книг в своих государствах в Америке. 29 сентября 1543 года было приказано вице-королям, судам и губернаторам препятствовать печатанию, ввозу и чтению рассказов и романов.

XXTV. 5 сентября 1550 года новый декрет обязал председателя и членов торгового суда Севильи зарегистрировать все книги, предназначенные для колоний, составить подробный перечень и удостоверить, что они не запрещены.

XXV. В 1556 году правительство запретило публикование всякого произведения, касающегося дел Америки, без разрешения совета Индий и продажу напечатанных, если они не были рассмотрены и одобрены, что обязывало всех, кто имел эти произведения, представить их в совет.

XXVI. 9 октября служащие в таможнях Америки были обязаны принять на себя просмотр всех ввозимых книг, арестовывать запрещенные и передавать их архиепископам и епископам, которые в этом отношении обладали теми же полномочиями, что и инквизиторы Испании.

XXVII. Наконец, 14 августа 1560 года Филипп II принял новые меры. Вследствие этого система надзора была поддерживаема в колониях Нового Света с такою же суровостью, как на полуострове.

XXVIII. Хотя правительство Карла V и Филиппа II ничем не пренебрегало для воспрепятствования ввозу запрещенных книг в Испанское королевство, туда проникали тем не менее многие из них, благоприятствовавшие лютеранам. В 1558 году указ главного инквизитора, более суровый, чем предыдущие, установил новые наказания жителям, которые не сообразовались с указом 1551 года. Инквизитор в согласии с верховным советом составил новую инструкцию для инквизиторов.

XXIX. Там было сказано, что все книги, внесенные в печатный список, должны быть арестованы; еретические поступят на аутодафе, а другие можно будет сохранить; схолии [510] и примечания, приписываемые Меланхтону, будут вычеркнуты во всех трактатах грамматики, где они существуют; Библии, отмеченные как подозрительные, будут подвергнуты просмотру; можно арестовывать только книги, занесенные в список; все книги, напечатанные в Германии с 1519 года без обозначения автора, года и места печати, должны быть тщательно просмотрены; перевод Феофилакта [511], исполненный Эколампадием, должен быть арестован везде, где его найдут; та же мера должна быть принята для некоторых томов творений св. Иоанна Златоуста, переведенных этим ересиархом и Вольфгангом Нускулом; комментарии еретиков, приложенные ко многим произведениям католиков, должны быть изъяты; медицинская книга, озаглавленная: Парадоксы Фукса [512], должна быть конфискована, хотя она и не находится в Индексе.

XXX. Когда был опубликован указ, Франсиско Санчес, профессор богословия в университете Саламанки, написал верховному совету, что с давнего времени имеет поручение разыскивать и рассматривать опасные книги и, когда он ознакомился с новым указом, у него возникли некоторые сомнения, в которых он счел нужным дать отчет. Санчес выставил девять пунктов и изложил свое мнение относительно решения, которое следовало принять.

XXXI. Верховный совет тогда нашел нужным приказать, чтобы университетские преподаватели богословия, изучавшие восточные языки, подчинились, как и другие лица, декрету, который обязывал, под угрозою отлучения, выдать комиссарам святого трибунала еврейские и греческие Библии, которые находились у них на руках; относительно книгопродавцев можно ограничиться мерою секвестра, чтобы воспрепятствовать их продаже; не следует тревожить владельцев еврейских, греческих и арабских книг, не внесенных в список; статья, касающаяся книг, напечатанных без имени автора и без обозначения года и места печати, должна иметь свое действие только относительно нестаринных книг и только в том случае, если они подозрительны. Не следует обращать никакого внимания на просьбу некоторых лиц о хранении Помпония Мелы [513] с комментариями Вадикано и некоторых других трудов под предлогом, что там нет ничего достойного порицания, и с обещанием вырвать все места, которые заставляли запретить эти книги; эти книги следует все изъять и отправить в совет, который их рассмотрит; что приказ о захвате всех книг, содержащих заблуждения, относится только к современным книгам; что свободно могут обращаться следующие книги: Закрепленный итог (Summa armata) Дюрана [514], сочинения Кайетана [515], Петра Ломбардского [516], Оригена, Феофилакта, Тертулиана, Лактанция [517], Лукиана [518], Аристотеля [519], Платона [520], Сенеки [521] и других авторов этого рода. Совет, узнав о существовании нескольких списков запрещенных книг, между прочим, изданных в Лувене и в Португалии и присланных святым трибуналом, а также римского списка, составленного по приказу его святейшества, в непродолжительном времени соединит их вместе, чтобы составить из них один общий каталог.

XXXII. Главный инквизитор напоминал в своем указе буллу Павла III, который запрещал читать и держать у себя книги, которые содержали ереси или авторы коих были заподозрены в ереси, безо всякого исключения, даже архиепископам и епископам. 21 декабря 1558 года явилась новая запретительная булла Павла IV, которую Райнальди поместил в свое продолжение Летописи кардинала Барония.

XXXIII. Я отмечу 1558 год как эпоху страшного закона Филиппа II относительно предмета этой части моей Истории. Он датирован 7-м числом сентября. Государь постановляет смертную казнь и конфискацию имущества для тех, кто будет продавать, покупать, хранить или читать книги, запрещенные святым трибуналом. Для того чтобы сделать более совершенным исполнение этого закона и отнять у народа всякий предлог неведения, он велит напечатать каталог, составленный главным инквизитором и верховным советом. В этом законе находятся и другие распоряжения, предмет коих один и тот же и размер коих не позволяет мне поместить их здесь{Кастильский сборник. Кн. 1. Отд. VII. 24-й закон.}.

XXXIV. Я нахожу другую папскую буллу, от 6 января 1559 года, направленную против тех, кто держит у себя или читает запрещенные книги. В ней предписано духовникам тщательно выспрашивать кающихся по этому предмету и напоминать им обязательство доносить на виновных, под угрозою отлучения, разрешить которое может только главный инквизитор. Особая статья подвергает тому же наказанию духовников, которые не исполнили бы этого долга по отношению к кающемуся, причем их не может извинить звание кающегося, будь это епископ, архиепископ, патриарх, легат, кардинал, барон, маркиз, граф, герцог, принц и даже король или император, потому что другая булла, от 15 февраля предшествующего года, всех их включила как подвергающихся наказанию по обвинению в ереси.

XXXV. Однако я замечу, что не замедлили внести некоторое смягчение в столь жестокий закон, так как кардинал Алессандрии [522] Микеле Гислерио, доминиканец, главный инквизитор Рима (впоследствии канонизованный, как папа, под именем св. Пия V) [523], опубликовал 14 июня 1561 года бреве, или декрет, который, по приказанию римской курии, был сообщен мадридскому двору для приведения в исполнение буллы. В этом декрете он объявил от имени папы Пия IV об упразднениях, которые должны быть произведены в каталоге запрещенных книг. Другим распоряжением, изложенным в декрете, было дано разрешение держать и читать некоторые запрещенные книги, особенно те, которые не содержали никакого еретического принципа и были запрещены только по их авторам, которые были еретиками, анонимные книги, Библии на народном языке, книги по медицине, физике, грамматике или на другие подобные темы.

XXXVI. Главный инквизитор Вальдес тотчас предписал провинциальным инквизиторам приостановить публикацию указа до тех пор, пока будет получен приказ от короля, запрошенного на этот счет; он представил королю опасность меры, аннулирующей от имени папы отлучение в пользу виновных, которых прежние буллы подвергали этой угрозе. Но политика Вальдеса имела другое побуждение.

XXXVII. Этот инквизитор опубликовал 17 августа 1559 года печатный каталог запрещенных книг, гораздо обширнее списка 1558 года, в котором он поместил, по совету Франсиско Санчеса, цензора Саламанки, все произведения, отмеченные в каталогах Рима, Лиссабона, Лувена и Испании в прежнюю эпоху. Он разделил их на шесть разрядов. Первый разряд содержал латинские книги, второй - книги на кастильском языке, третий - на голландском языке, четвертый - на немецком, пятый - на французском и шестой - на португальском. Вальдес уведомлял в примечании в конце своего индекса, что существует много других книг, подлежащих тому же запрещению, и что по мере их розыска они будут включены сюда. Он установил наказание отлучением и штраф в двести дукатов для тех, кто будет держать или читать какие-либо из этих книг, а в их числе было много таких, чтение коих было разрешено папою.

XXXVIII. Вальдес поместил в каталоге несколько книг, которые не только слыли за католические, но и были на руках у всех как исполненные духа истинного благочестия. Их авторы, из коих одни умерли, а другие еще были живы, пользовались репутацией святости, что не предохранило их от строгостей инквизиции вследствие многих доносов, изобретенных предубеждением. Среди этих произведений назовем следующие:

1. Нападение или католическое опровержение еретической книги, опубликованной в 1480 году в Севилье. Автором был дом Эрнандо де Талавера, епископ Авилы, потом бывший архиепископом Гранады. Я уже говорил о нем, о его процессе и об информации, собранной по его смерти для подготовки канонизации.

2. Советы и христианские правила касательно слов Давида: "Слыши, дщи" и проч., составленные достопочтенным учителем Хуаном д'Авилой, историю коего я предполагаю изложить подробно.

3. Толкования на христианский Катехизис, составленные домом Бартоломео Каррансой де Мирандой, архиепископом Толедо. Его процесс займет много места. Тогда я покажу, что это произведение явилось причиною всех мер, принятых Вальдесом.

4. Цвет святых (Flos sanctorum), составленный братом Эрнандо де Вильегасом.

5. Трактат о молитве и размышлении с Спутником грешников. Оба принадлежат достопочтенному брату Луису из Гранады, доминиканскому монаху, который также испытал преследование инквизиции.

6. Подвиги христианина. На автора этой книги, св. Франсиско де Борху [524], поступил донос в инквизицию.

XXXIX. Каталог Вальдеса содержал другие общие запрещения (постыдный результат варварства!), способные привести к падению хорошего вкуса в литературе и к установлению владычества схоластической философии и богословия, что и случилось в Испании как необходимое последствие принятой системы.

XL. Эта новая проскрипция охватила все еврейские книги и книги на других языках, где шла речь о еврейских обрядах; книги арабов и других народов, говорившие о магометанской вере; произведения, составленные или переведенные еретиком или осужденным в качестве еретика святым трибуналом; трактаты, написанные по-кастильски или на народном языке, к которым еретик присоединил предисловие, послание, вступление, краткий обзор, примечания, приложения, пересказы, изъяснения, толкование и другие части в этом роде; все проповеди, писания, послания, беседы о христианской религии, ее таинствах и Священном Писании, если эти труды были неизданными рукописями.

XLI. Наконец, то же запрещение было сделано относительно множества переводов Библии и других книг, которые не только были составлены людьми великого благочестия, но которые ценили как весьма годные к направлению душ на стезю добродетели. В этом числе были книги: Дионисия-картезианца; автора, известного под именем Идиот; епископа Рофенсе и многих других авторов, Позже это заставило св. Терезу Иисусову [525] сказать с тем чистосердечием, которое было ей так свойственно: "Когда велели изъять множество книг на испанском языке, чтобы воспрепятствовать их чтению, я была крайне огорчена, ибо в числе их были многие, которые являлись для меня источником утешения. Я не могла читать тех, которые были написаны по-латыни. Тогда Господь мне сказал: не тревожься, я дам тебе книгу жизни". Св. Тереза также была одной из жертв инквизиции.

XLII. На восемнадцатом заседании Тридентского собора (которое началось 26 февраля 1562 года) епископы признали необходимость рассмотрения книг, оговоренных как подозрительные, потому что возникли жалобы по поводу запрещения множества произведений, которые, как уверяли, были некстати внесены в Индекс, установленный папою Павлом IV. Собор назначил комиссию, чтобы заняться этим делом. Члены комиссии сделали доклад об их работе на последнем заседании 24 декабря 1563 года. Они объявили, что составили список произведений, которые показались им заслуживающими запрещения. Решили отправить его к верховному первосвященнику, чтобы тот скрепил его. Пий V опубликовал его вместе со своей буллой от 24 марта 1564 года и присовокупил десять общих правил для разрешения могущих возникнуть затруднений. В этот новый список не вошло множество книг, которые были несправедливо осуждены главным инквизитором Вальдесом, и катехизис Каррансы был объявлен хорошим на собрании богословов, которому поручено было собором сделать просмотр его.

XLIII. Доктор Гонсало де Ильескас напечатал в 1565 году первую часть Папской истории. Святой трибунал велел тотчас ее арестовать. Автор опубликовал в 1567 году вторую часть в Вальядолиде. Она подверглась той же участи. Несколько времени спустя сам Ильескас стал жертвою жестокого преследования. Оно было направлено инквизиторами Вальядолида, и этот историк смог остановить его дальнейший ход лишь согласием на упразднение своего труда и обещанием написать другую историю без статей, помещенных в первой и содержащих нападки на нескольких пап. Изуродованный таким образом труд появился в Саламанке в 1574 году. Несмотря на старания, приложенные святым трибуналом к уничтожению первого издания, Ильескас поместил его в свой индекс 1583 года, как будто бы еще оставались его экземпляры.

XLIV. 9 октября 1567 года верховный совет приказал арестовать богословские произведения Джованни Феро, итальянского францисканца, напечатанные в Алькала-де-Энаресе с примечаниями и исправлениями Мигуэля де Медины, францисканца, а также толкования Феро на Евангелие от Иоанна, на его соборное послание и на Послание св. Павла к Римлянам, напечатанные в Италии и ввезенные в Испанию. То же произошло с Проблемами Священного Писания, изданными Франческе Джорджио, венецианцем.

XLV. Все эти меры явились следствием процесса, возбужденного толедской инквизицией против Мигуэля де Медины, который печально окончил свою жизнь в тюрьме святого трибунала 1 мая 1578 года, до приговора. После его смерти внесли в запретительный Индекс 1583 года его Апологию Джованни Феро, труды коего также были запрещены до их исправления. Несчастия Медины заставили горевать много людей, которым этот монах внушал большое уважение, когда стоял во главе монастыря в Толедо и когда был принят в число членов Тридентского собора как богослов Филиппа II, доверие коего заслужил своей просвещенностью.

XLVI. Декрет верховного совета от 15 июня 1568 года поручает всем служащим инквизиции иметь тщательное наблюдение за границами Гипускоа, Наварры, Арагона и Каталонии для противодействия ввозу запрещенных книг. Это решение было принято по совету инквизиторов Барселоны и по письму испанского посла в Париже. Инквизиторы писали, что их комиссар в Перпиньяне только что узнал от одного купца, что тот видел, как в Шартре [526] грузили множество лютеранских книг на кастильском языке, предназначенных в Испанию; посол уведомил короля Филиппа II, что отправляли даже из Парижа еретические книги в бочках из-под шампанского и бургонского вина и делали это так ловко, что служащие таможен не могли этого заметить, какими бы средствами они ни пользовались.

XLVII. 21 июня 1568 года запретили произведения Пьера де Ремона, уроженца Вермандуа [527]; позднее эти книги были внесены в Индекс.

XLVIII. 15 мая 1570 года совет наложил секвестр и запретил чтение произведения Иеронимо Олеастро о Пятикнижии и книги Малая служба, напечатанной в Париже у Гильома Мерлена в 1556 году. Единственным мотивом этого запрещения является то, что на фронтисписе были изображены крест, лебедь и слова: Сим победиши ("In hoc signo vinces") [528]. Та же суровая мера была предписана относительно всех книг, на которых были бы представлены подобные символы или другие аллегории в этом роде. Отсюда видно, что запрещение Малой службы было основано на употреблении буквы с вместо s в слове signo.

XLIX. 19 января 1571 года инквизиторы постановили арестовать Библию на испанском языке, напечатанную в Базеле. Как будто их власть недостаточно простиралась для уничтожения всех книг, которые они хотели запретить, Филипп II предписал герцогу Альбе, губернатору Нидерландов, велеть составить для употребления фламандцев особый индекс, при помощи ученого Ариаса Монтана [529]. Последний был председателем богословской комиссии Нидерландов, которая сочла возможным поместить в индекс только латинские книги, запрещенные инквизицией или нуждавшиеся в исправлении.

Эта мера была применена к трудам очень известных авторов как умерших, так и живых, но в особенности к трудам Эразма, так что можно было думать, будто его книга являлись главным предметом запрещения, а книги других авторов только вымышленным предлогом для скрытия цели повредить Эразму.

L. Каталог был напечатан в Антверпене у Плантина [530], с предисловием Ариаса Монтана от 1 июня 1571 года. Королевский указ Филиппа II, на фламандском языке, обязывал каждого жителя сообразоваться с запретительным индексом, кроме того, был издан акт, или прокламация, герцога Альбы, с приказом точного исполнения всего. Этот каталог известен под именем Запретительного индекса герцога Альбы. Святой трибунал не участвовал совсем в этом деле, потому что народы Фландрии отказались признать его юрисдикцию.

LI. В 1582 году главный инквизитор дом Гаспар де Кирога, кардинал и архиепископ Толедо, велел напечатать новый запретительный индекс, в который он включил почти все книги, отмеченные в предыдущих списках и запрещенные в силу позднейших декретов. Замечательно, что одним из трудов, внесенных в этот новый список, был Индекс, который его предшественник Вальдес составил и велел напечатать в 1559 году.

LII. Индекс, опубликованный им в 1584 году, был составлен Хуаном де Марианой [531], который был гоним своими собратьями иезуитами [532] за то, что он не изъял из этого списка труда св. Франсиско Борха, или по другим мотивам, которые бесполезно излагать здесь. Я замечу, что Мариана несколько времени спустя увидал некоторые из своих собственных произведений включенными в индекс.

LIII. В 1611 году появился новый каталог, редактированный при главном инквизиторе доме Бернардо де Рохас-и-Сандовале [533] братом Франсиско де Иесус-и-Ходаром, босым кармелитом [534]. Он был напечатан в 1612 году.

LIV. Преемник Рохаса кардинал Сапата [535] в 1630 году принял новый расширенный Индекс, составленный иезуитом Пинедою. Им воспользовался в 1640 году преемник Сапаты дом Антонио де Сотомайор [536].

LV. Это был первый индекс, который главные инквизиторы осмелились опубликовать собственной властью, не получи поручения от правительства. Дом Диего Сармиенто Вальядрес [537], главный инквизитор, в 1681 году начал его перепечатку добавлениями; перепечатка была окончена домом Видалем Марине [538], который опубликовал каталог в 1707 году.

LVI. Дом Франсиско Перес дель Прадо [539], другой главный инквизитор, поручил в 1747 году иезуитам Касани и Карраско составить новый индекс. Хотя эти монахи не получили никакого полномочия и никакого запретительного декрета от верховного совета, они внесли туда по собственному побуждению все книги, которые, по их предположению, благоприятствовали взглядам янсенистов [540], Бая [541] и отца Кенеля [542], по заметкам, заимствованным ими из Янсенистской библиотеки отца Колонии.

LVII. На такой образ действия в совет поступил донос от доминиканца Консины и некоторых других монахов. Иезуиты были допрошены и защищались. Совет не мог их одобрить, но решил все-таки не продолжать дела дальше. Тогда он чувствовал себя слишком слабым для поколебания кредита иезуита Франсиско Рабаго, духовника Фердинанда VI [543].

LVIII. В числе книг, запрещенных ими, находились сочинения кардинала Нориса [544], августинца, пользовавшегося общим уважением ученых христианского мира. Бенедикт XIV послал в 1748 году бреве главному инквизитору, чтобы он тотчас же велел отменить это запрещение. Приказ не был исполнен. Тогда папа пожаловался королю. Так как духовник государя был иезуит, настояния верховного первосвященника остались безуспешными, пока Рабаго не перестал руководить совестью короля, что случилось через десять лет. Кардинал Портокарреро тогда достиг того, чего безуспешно добивался его господин.

LIX. Индекс иезуитов содержал также несколько трактатов достопочтенного дома Хуана де Палафокс-и-Мендосы, епископа города Пуэбла-де-Лос-Анхелоса [545], архиепископа и вице-короля Мексики, а затем епископа Осмы. Впоследствии конгрегация обрядов [546] объявила, что в его сочинениях нет ни одного тезиса, который заслуживал бы богословского осуждения, и вследствие этого можно предпринять его канонизацию. Главный инквизитор был принужден отменить декрет о запрещении указом, который он велел расклеить и экземпляры коего были сорваны друзьями иезуитов. Перес дель Прадо был сам им предан, и благодаря этому он встал во главе инквизиции, когда иезуиты могли располагать всеми местами. Для того чтобы получить правильное понятие о критике этого прелата, достаточно знать, что он горько оплакивал несчастие своего века, говоря, что "некоторые люди простерли дерзость до омерзительной крайности, требуя разрешения читать Священное Писание на народном языке, не боясь найти там самый смертельный яд".

LX. В недавнюю эпоху дом Агостино Рубин де Севальос [547], епископ Хаэна, главный инквизитор, поручил дому Хоакино Кастельогу, белому священнику, составить новый список книг, запрещенных или подлежащих пересмотру. Этот труд был исполнен в 1790 году и вышел в свет в 1792 году, без согласия и даже вопреки оппозиции верховного совета инквизиции. В 1782 году главный инквизитор дом Фелипе Бельтрандо [548], епископ Саламанки, запросил, по соглашению с советом, брата Франсиско Раймонда Махи (монаха ордена милосердия, а затем ставшего епископом Альмерии) о проекте нового списка. Этот ученый богослов отвечал 9 декабря, что лучший образчик представляет Индекс Бенедикта XIV и что в список следует вносить только действительные еретические книги, а не подозреваемые в ереси. Совет обсуждал это мнение вместе с тремя богословами и, одобрив его, поручил редакцию списка брату Махи. Когда преемником Бельтрандо в должности главного инквизитора стал Рубин де Севальос, все совершенно переменилось. Дом Хоакино Кастельог был капелланом мадридского женского монастыря Воплощения, более набожным, чем ученым, как я сам мог это заметить.

LXI. Этот Индекс в силе в настоящее время. Однако запрещения с тех пор умножились так же, как и меры исправления, в силу особых резолюций. Они достаточно многочисленны, так что могут образовать целый том, если бы этот труд заинтересовал читающих историю.

LXII. Можно было бы составить очень длинную историк скандальных распрей, которые породили дела Индекса между главными инквизиторами и королевским правительством Достаточно заметить, что инквизиторы простерли свою смелость до непризнания королевского авторитета и до претензии, что их власть исходит от Бога, вследствие самого свойства их обязанностей. Они говорили, что, если король не уничтожит трибунала, они не перестанут защищать права свято] инквизиции. Нельзя без негодования читать о том, что про исходило в совете Кастилии в 1696,1704,1724 и 1761 годах.

В самое последнее время причиною раздора был формальный отказ главного инквизитора дома Мануэля Кинтан Бонифаса [549], архиепископа Фарсала [550], исполнить королевский указ от 8 августа, который предписывал остановить публикацию папского бреве, запрещавшего катехизис Мезагюи [551]. Король удалил от двора главного инквизитора и запретил впредь опубликовывать какую-либо папскую булл без предварительного разрешения королевского декрета; в то же время было предписано инквизиторам не публиковать никакого запрещения книг, не испросив и не получив королевского дозволения.

LXIII. Запретительным декретам предшествует мера, называемая квалификацией, ведение которой принадлежит верховному совету. В его присутствии устраивается процесс, начинающийся или в служебном порядке, или по доносу, который сделан главному инквизитору. Так как донос чаще всего поступает к придворным инквизиторам, они обыкновенно избирают квалификаторов, которые производят оценку книги не только по оговоренным тезисам, но в объеме всего произведения, экземпляр коего к ним посылается вместе с копией доноса - первому квалификатору и затем второму с неподписанною копией первого ответа. Если они согласны на запрещение, инквизиторы посылают в совет протокол с их приговором. Если их мнения противоположны, передают третьему неподписанные копии двух мнений, книгу и донос, прежде чем отправить что-либо в совет.

LXIV. Провинциальные трибуналы также имеют право получать доносы. Их инквизиторы в общем поступают подобно первым. Но совет почти никогда не пропускает случая поручить придворным инквизиторам снова квалифицировать оговоренные тезисы книги, потому что они более доверяют их квалификаторам, чем другим. Я мог убедиться, что этот мотив не всегда был неоснователен, хотя в большинстве случаев это были люди с предрассудками, без знания церковной истории, соборов и Отцов Церкви. Их образование ограничивалось тем, что они почерпнули из схоластического богословия. Так как живые католические авторы, на которых нападали, никогда не получали права защищаться сами и так как не разрешалось выступать на защиту умерших авторов, вопреки определенному распоряжению буллы Бенедикта XIV и указу Карла III, случалось, что, вопреки здравому смыслу и справедливости, цензура одерживала, верх над множеством произведений.

LXV. Я вспоминаю о том, что произошло по поводу Науки законодательства кавалера Филанджьери [552]. Перевод этой книги был начат мадридским адвокатом. Вскоре после того, как половина труда была опубликована, к инквизиторам поступил донос на него. Те поручили оценку труда капуцину [553], миссионеру и проповеднику на перекрестках и публичных площадях Мадрида, который был известен в народе под малопочтенным прозвищем. Этот монах не изучал подлинного труда (языка коего он не знал) и, полагая, что достаточно прочесть первый том перевода, оценил произведение как отвратительное, полное ересей, проникнутое во всех статьях духом Антихриста, врага Евангелия, преподающее доктрину современных философов, что заставляло его запретить даже для тех, кто получил разрешение читать запрещенные книги. Инквизиторы ограничились этим заявлением капуцина в убеждении, что другая оценка бесполезна, потому что даже при предположении, что она благоприятна для произведения, она никогда не будет достаточна для полного ослабления доводов, мотивировавших первую. Те, кто знал первую часть первого тома итальянского подлинника, были сильно изумлены подобной оценкой. Я сам, прочтя его целиком, сказал декану инквизиторов дому Хуану Мартинесу де Нубле, что, если пожелают исполнить вышеупомянутые буллу и указ, я выставляю себя защитником книги, потому что автор ее спокойно живет в Неаполе, пользуется репутацией хорошего католика, - соглашаясь все-таки на исправление труда в той статье, где он нападает на инквизицию.

Вместо того чтобы приветствовать интерес, который я принимал в человеке, несправедливо обиженном, он долго звал меня ироническим прозвищем Филанджьери. Я мог бы привести другие подобные факты, но достаточно этого, чтобы понять способ, которым инквизиция вносила в список книги, учения коих опасалась.

LXVI. Подобные меры являются одним из доказательств, что святой трибунал был неполитичен, так как мы видим, что в разные эпохи он запретил превосходные произведения, составленные в защиту прав королевской власти, под предлогом, что в них отказывали папе в косвенной власти над государями и потому, что в них устанавливали, что ни инквизиторы, ни другие церковные судьи не могут пользоваться правом цензуры, когда речь идет о предметах вполне мирских. Эти два тезиса были осуждены как ошибочные, близкие к ереси и способные привести к ней. Ясно, к каким последствиям должен был привести этот принцип.

LXVII. К различным средствам, употреблявшимся против обращения запрещенных книг, присоединили наконец в указе о доносах следующую статью: "Каждый житель обязуется объявить, если он знает или слышал, что кто-нибудь держал у себя или держит в настоящее время книги лютеранской секты или другие еретические книги, будут ли то Алкоран и другие сочинения по религии Магомета, или Библии на народном языке, или другие запрещенные сочинения".

Статья вторая КАРТИНЫ И ДРУГИЕ ПРЕДМЕТЫ

I. Будучи убеждены, что все, способное благоприятствовать ереси, должно быть подчинено их юрисдикции, инквизиторы завладели правом осмотра и оценки всех произведений искусства, как будто картины, эстампы, медали и другие произведения этого рода были средствами для пропаганды учения [554].

Самый старинный пример в этом роде, какой я знаю в истории испанской инквизиции, относится к 1571 году. Святому трибуналу донесли как на привезенные из-за границы на две картины на полотне и на серию из двенадцати эстампов. Одна из картин представляла распятие Иисуса Христа, с головою, окруженной сиянием; крест был помещен на престоле с двумя свечами; у подножия креста были поставлены слова Иеремии: "Я, Господь, проникаю сердце и испытываю внутренности" [555]. В алтаре близ престола стоял человек на коленях. Изо рта его выходила красная лента, оканчивающаяся сердцем, помещенным слева от распятия, со словами: "Бог есть дух, и поклоняющиеся ему должны поклоняться в духе и истине. Св. Иоанн, 4" [556].

Под фигурой человека был другой текст: "Но время настало, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине. Иоанн, 4" [557]. Сзади был человек в богатой одежде, на коленях, в позе молящегося. Из его рта выходила следующая выдержка из Священного Писания: "Не тщеславьтесь хищением; когда богатство умножается, не прилагайте к нему сердце. Псалом 91 - вы не можете служить Господу" [558]. Наверху стояли слова: "Хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исайя, как написано: люди сии чтут меня устами, сердце же их далеко отстоит от меня. Марк, 7" [559].

II. Вторая картина изображала Святую Троицу с аллегориями. В верхней части картины виден был в сияющем круге Бог Отец под видом лысого старца, с руками, скрещенными на груди; дальше голубь и треугольник, в котором было нарисовано семь глаз с мечом внизу. На правой стороне юная дева указывает рукою на Бога Отца множеству людей, внимательно слушающих учение Премудрости, олицетворяемой этою женщиной. Внизу ее помещены слова: Евангелие, закон благодати. На левой стороне картины изображены три врага души: дьявол, мир и плоть, и смерть. Над фигурой смерти арабская надпись. Под фигурами людей семь смертных грехов с их атрибутами. Вверху картины видна луна в своем склонении в атмосфере, почти темной.

III. Двенадцать эстампов изображали двенадцать сцен страстей и смерти Искупителя. Первый представлял Иисуса Христа в Иерусалиме, последний - сошествие в ад. Каждый эстамп имел подпись по-латыни и по-французски, объясняющую сюжет.

IV. Совет инквизиции поручил пяти богословам квалифицировать эти произведения. Их мнение признавало необходимость запрещения их как отравленных заблуждениями Лютера. Картина с изображением Иисуса Христа подлежала запрещению потому, что все выдержки из Священного Писания, особенно о лицемерах, были помещены с намерением убедить, что лицемерие само по себе есть смертный грех; молитва в этом состоянии души сама является грехом и таким образом лицемеру не следует молиться. Картина с изображением Святой Троицы была лютеранскою потому, что она указывала, будто люди не обязаны совершать добрые дела, а только предаваться божественному созерцанию, так как Иисус Христос уничтожил смерть и грех, искупив их преступления своими страданиями и смертью. Эстампы должны быть также запрещены, потому что подписям был придан лютеранский смысл, и эти эстампы подходили под тот вид цензуры, которой были отмечены эстампы одной Библии, вырванные вследствие декрета. Все эти предметы были изъяты по приказу верховного совета, который формально запретил допускать что-либо подобное к ввозу в королевство.

V. Этот случай побудил инквизиторов Сарагосы запросить верховный совет, чтобы узнать, следует ли им опубликовать указ против картин с обнаженными фигурами. Совет ответил, что запрещение может относиться к тем картинам, где нагота слишком бросается в глаза. Поразительный пример непоследовательности святого трибунала, который, с одной стороны, приказывал преследовать того, кто держал Венеру в своем доме, и арестовывать картины и гравюры в этом роде, а с другой - допускал существование в храмах многочисленных изображений детей, представляющих ангелов, у коих ничто не скрывало от глаз форм, приданных им художником со всем совершенством человеческой природы. Что мне сказать об изображениях Иисуса-младенца и св. Иоанна Крестителя, которых искусство так хорошо нарисовало для украшения церквей и женских монастырей?

Позволительно думать, что духовники лучше меня могли бы выразиться на этот счет.

VI. Севильская инквизиция написала совету, что она только что узнала, что лютеране выбили во Фландрии медаль, оскорбительную для верховного первосвященника. С одной стороны был представлен папа в образе дьявола, с подписью: "Злые вороны пастыри овец" ("Mmali corvi masculi ovium"), a на другой - кардинал святой римской Церкви в виде полоумного, и вокруг него слова: "Глупцы, когда-нибудь поумнейте" ("Stulti aliquando sapite"). Совет 15 ноября постановил изъять все предметы подобного рода везде, где можно их отыскать, и допросить их владельцев о происхождении, поводах и цели их приобретения и обо всех обстоятельствах, которые полезно знать святому трибуналу.

VII. Между тем инквизиторы сочли удобным рассмотреть множество предметов, более или менее посторонних доктрине, с такой же суровостью, которую они применяли к книгам, и запретить или разрешить их по капризу, управлявшему их политикой. Поэтому веера, табакерки, зеркала и комнатная мебель часто причиняли большие хлопоты и сильные огорчения их владельцам, когда на них открывали какую-нибудь мифологическую фигуру, которая казалась слишком неприличной. Однако тогда редко запрещали столь многочисленные книги, где фанатизм, суеверие и ложь, казалось, были скомбинированы для обмана простодушных мужчин и легковерных женщин. Эти книги уверяли, что дается полное прощение всем грешникам за краткую молитву к святому или к святой, образ коих почитался в том или другом монастыре; за ношение нарамника (scapulaire), медали или реликвии, за целование кости, которую считали (без довода и без доказательства) коренным зубом св. Полонии [560], или кости от груди св. Агафии [561], или глаз св. Лукии [562], или чресл св. Раймонда [563], позвонка от спины св. Маргориты из Касии; [564] за целование монашеского одеяния; за одевание статуи какого-нибудь святого в церкви его монастыря и, наконец, в бесчисленном множестве других воображаемых милостей за ничтожные действия, которыми подменены подвиги степенного и разумного благочестия.

VIII. Однако следует заметить, что изъяли некоторые девятидневки [565] и молитвы, приспособленные к этому виду суеверия, и даже некоторые книги, которые обманывали невежд рассказами о мнимых чудесах. Но число обращавшихся безнаказанно было непропорционально велико в сравнении с числом уничтоженных, потому что квалификаторы были все монахи, заинтересованные в покровительстве культу святых их монастырей. Пример такого положения легко отыскать в правиле французских монахов XII века, которые восхваляли (и называли благочестивым обманом - pia fraus) ложь и вымыслы, которые они и другие монахи распространяли в мире, чтобы расположить верующие души к большему почитанию святых их орденов и к щедрым пожертвованиям, что слишком часто было следствием этого почитания.

IX. Если кто-нибудь осмеливался купить, держать у себя или читать запрещенные книги, тот в глазах инквизиторов становился заподозренным в ереси. Его считали заслужившим наказание верховного отлучения, провозглашенного запретительным указом. Трибунал начинал процесс, а в результате получалось условное оправдание, как будто он действительно заслужил наказание от Бога.

X. В последние годы восемнадцатого столетия никого не сажали в секретную тюрьму за хранение или чтение запрещенных книг, если он в то же время не был изобличен в устном или письменном выставлении еретических тезисов или положений, противных духу инквизиции. Налагаемое наказание ограничивалось денежным штрафом и объявлением, что он заподозрен в ереси в малейшей степени. Надо даже сознаться, что эта квалификация опускалась, если находились поводы думать, что подсудимый погрешил из любознательности, а не по приверженности к вредному учению.

XI. Однако все эти распоряжения произвольны, и инквизиторы были уполномочены уставом преследовать всех нарушителей закона как заподозренных в ереси. Из этого обстоятельства видно, как было опасно рассчитывать на снисходительность святого трибунала, в особенности если имели несчастие дурно отозваться о монахах-квалификаторах или посмеяться над их манерой жить и над монашескими обычаями. В этом крайне важном случае оговоренный рассматривался как лютеранин, и его участь предоставлялась мстительности священников.

XII. Разрешение читать запрещенные книги делало недействительным всякое действие, направленное против того, кто хотел нарушить закон о запрещении. В Риме папа дозволял это за деньги, без всякого удостоверения в том, не способен ли проситель злоупотребить этим разрешением для отказа от католического культа. В Испании главный инквизитор действовал с большей предусмотрительностью. Он получал секретные осведомления о поведении просителя, об общественном мнении относительно его образа мыслей по вопросам религии и о точности в исполнении христианских обязанностей. Даже когда эти донесения были благоприятны, было трудно получить разрешение на чтение, а особенно на хранение запрещенных книг. Если инквизитор был благосклонно расположен к просителю чтения запрещенных книг, его приглашали изложить письменно цель испрошения этой привилегии, какого рода сочинение он предполагал прочесть, и поводы, побудившие его предпринять этот труд. Предполагая добросовестность с обеих сторон, привилегия давалась для известного количества книг, намеченных в том или другом роде литературы. Если разрешение было общим, в него всегда помещали исключение для книг, запрещенных указами даже для лиц, получивших привилегию. Таковы были книги, нападавшие открыто и намеренно на католичество, как целиком составленные с этой целью, так и те, в коих опасные тезисы были рассеяны в тексте.

XIII. В этом смысле исключены были из всякой привилегии сочинения Жан-Жака Руссо, Монтескье, Мирабо, Дидро, Д'Аламбера, Вольтера и многих других современных неверующих философов, к числу которых сочли нужным присоединить Филанджьери. В последние годы инквизиции разрешения, даваемые римской курией, не защищали нарушителей указа от активности инквизиторов, и главный инквизитор разрешал пользование ими после многих хлопот, игнорируя совершенно те разрешения, которые выдавала римская курия!

Далее

ХУАН ЛЬОРЕНТЕ

Поиск по сайту: