Лекция 2. Сущность правового конфликта

В сущности правого конфликта дается изложение трехуровнего процесса развертывания диалектических противоречий в рамках действующей правовой системы, которые относительно самостоятельны, но в то же время они находятся во взаимодействии, обеспечивая ее внутреннюю пульсацию и переход из одного состояния в другое. Объективные импульсы в развитии юридической системы общества идут от диалектических противоречий, проявляющихся в трех разновидностях. Диалектическое юридическое противоречие рассматривается как взаимодействие между противоположными сторонами (свойствами) права и его производными, характеризуемого отношениями единства и взаимного исключения между ними; Такими противоположностями являются: объективное и субъективное в праве, право как целостная относительно устойчивая система и ее более подвижные составные элементы (отрасли, институты, нормы и т.д.), право как равный масштаб юридической оценки поведения человека, применяемого в то же время к неодинаковым людям. Взаимодействие между перечисленными противоположностями права является сутью его диалектических противоречий.

Обосновывается мысль о том, что диалектические противоречия закономерны и необъективны. Их исчезновение означает прекращение существования права как относительного самостоятельного явления общественной жизни. Скажем, если бы право было неодинаковым масштабом, применяемым к различным людям, то тогда оно перестало бы быть совокупностью общеобязательных правил поведения, потеряло бы свое регулятивное свойство и тем самым исчезло как особое юридическое явление.

Поэтому отношения человека к диалектическим противоречиям способно стать самым разнообразным. Конкретные их проявления могут быть преодолены вовремя или с опозданием, сняты конструктивно или неэффективно, оптимально разрешены в своем развитии или натолкнулись на немалые препятствия и т.д. Неизбежным спутником отмеченного развертывания диалектических противоречий является юридический спор, который как таковой «вращается» в сфере индивидуального и общественного правового сознания и сам по себе не может быть заменителем реально действующего правового конфликта, как правило, сопряженного с физическими действиями людей.

Отмеченное вращение нельзя понимать как вечное движение по одной и той же орбите, так что юридический спор есть простое «сопровождение» правового конфликта. При определенных условиях юридический спор как своеобразное словесное состязание способен, образно выражаясь, «перескакивать» с орбиты индивидуального и общественного сознания в сферу конкретных деяний, превращаясь в конкретный правовой конфликт. Но в этом случае он уже существует не в чистом распредмеченном виде, а выражается уже в предметной форме, объективируясь в реальные и физические действия спорящего человека.

В отличие от правового конфликта юридический спор выделяется определенными особенностями. Он относительно самостоятелен и может существовать на своем собственном уровне, приобретая специфические формы переговоров, диспутов, дискуссий, бесед, сопряженных с разногласиями людей. Юридический спор предполагает специфические средства разрешения, ибо истинное правовое суждение нельзя установить с помощью физического давления и принуждения, а можно установить, только опираясь на силу логических аргументов.

Противопоставление юридического спора и правового конфликта чревато возможностью произвольного ограничения компетенции юрисдикционных органов в деле осуществления практической деятельности по преодолению последнего. Достаточно сослаться на ч. 3 ст. 125, гласящей о том, что Конституционный Суд РФ разрешает споры: между федеральными органами государственной власти; между органами государственной власти РФ и органами государственной власти субъектов РФ; между высшими государственными органами РФ. Если давать буквальное толкование понятия «спор» в общепринятом и ранее отмеченном смысле как словесное состязание людей, то напрашивается ошибочный вывод о некомпетентности Конституционного Суда РФ рассматривать правовые конфликты между названными органами государственной власти, что, конечно, не соответствует действительному положению вещей. В реальности судебные инстанции рассматривают на своих заседаниях не «словесные баталии», а те юридические споры, которые переросли в соответствующий конфликт. Последние характеризуют особый уровень обострения диалектических противоречий в праве, что достигается на основе специального анализа особых категорий: «правовая коллизия», «законодательная коллизия» и «коллизия законов». Специфика их взаимодействия заключается в том, что в этот процесс вторгаются формально-логические противоречия.

Законодатель не различает диалектические и формально-логические противоречия. В связи с этим укажем на ч. 1 ст. 15, где говорится: «Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации». Здесь речь идет о формально-логических противоречиях, выраженных в неявной форме. Но этого мало, поскольку отторжение законодателем понятий «диалектическое противоречие права» и «формально-логическое противоречие права» способно привести к неправильной установке законодательных и правоприменительных органов государства в отношении к юридическим конфликтам.

Если противоречий в системе нрава не должно быть (а каких не уточняется), то можно подумать, что любых, как диалектических, так и формально-логических. Но первые объективны и закономерны, их нельзя произвольно устранить, они должны быть, ибо как было показано ранее, исчезновение диалектических противоречий права на деле означает прекращение его существования как относительно самостоятельного явления общественной жизни. Выходит, тот, кто отрицает необходимость диалектических противоречий права, в конечном счете, скатывается на теоретические позиции юридического нигилизма, который по своей сути лишен творческого начала и способен лишь к распространению конфликтов, а не их конструктивному разрешению.

Слово «не должны» нельзя понимать как такое состояние законодательства, для которого юридические коллизии между различными правовыми нормами есть нечто противоестественное. Напротив, развитие правовой системы российского общества должно сопровождаться преодолением ее внутренних коллизий и формально-логических противоречий, причинами которых является сознательная деятельность субъекта правотворчества.[6]

В лекции отмечается, что ошибочно конституционное положение, зафиксированное в ч. 5 ст. 76, где говорится: «Законы и иные нормативные правовые акты субъектов Российской Федерации не могут противоречить федеральным законам, принятым в соответствии с частями первой и второй настоящей статьи». В отличие от слова «не должны» заявление «не могут» в неявной форме содержит провоцирующий неверный вывод: какая бы правотворческая деятельность федеральных и региональных органов не проводилась, она неизменно «обречена на успех» и не способна вызвать нормативно-правовые акты, противоречащие друг другу, что, конечно, не соответствует реалиям нашей общественной жизни. Она говорит как раз о том, что несоответствия местного, регионального законодательства федеральному является довольно распространенным явлением. Иначе говоря, термин «не могут» таит в себе опасность распространения благостного настроения среди законодателей, которое способно погасить их творческой потенциал.

Законы принимаются людьми, которые не могут быть абсолютно совершенными в своей правотворческой деятельности. В реальной жизни на свет выходят не только хорошие федеральные и региональные законы, но и плохие, в какой-то части ошибочные, новые в одной исторической обстановке становятся старыми, что порождает конкретные формы диалектических и формально-логических юридических коллизий между ними. Поэтому освобождение от терминологических несовершенств нашего законодательства является одной из необходимых задач российского правотворчества.

Правовая коллизия как своеобразное выражение обострения противоречий между индивидуальным и общественным юридическим сознанием и требованиями законодательных установлений не всегда характеризует наличный юридический конфликт, ибо некоторая часть из них, являясь формально неотмененными, все же при определенных условиях становится «мертвыми» - недействующими, отжившими.

Переход юридической коллизии в законодательную, сопряженную с противостоянием различных действующих нормативно-правовых актов или их составных частей выражает собой обострение противоречий в правовой системе. Оно еще более усиливается, если речь идет о коллизиях законов, поскольку они характеризуют собой столкновение нормативно-правовых актов, обладающих высшей юридической силой. Поэтому законодательная коллизия, выражающая столкновение между любыми нормативно-правовыми актами, по своему содержанию шире, чем коллизия законов.

Правонарушения выражают собой лишь одну из сторон юридического конфликта, характеризуя собой негативную, разрушительную деятельность человека, виновного в совершении антиобщественного, противоправного деяния. Оно выступает как внешнее проявление обострения противоречия между интеллектуально-волевым требованием закона и девиантным поведением, и действиями физических и юридических лиц. Другой противоположной стороной юридического конфликта является правомерное поведение людей, олицетворяющих собой положительную, созидательную деятельность.

Поиск по сайту: