Философ, которому не хватало мудрости 2 страница

Марко и Альфонсо принесли деревья и раскололи их на поленья.

Через несколько минут внезапно наступила ночь, температура понизилась. Сумерки уступили место глубокой и холодной темноте. Сильно ощущалось присутствие гигантских растений, они были слишком живые, хотя и стали невидимыми. Сандро казалось, что он чувствует, как они растут, продолжая в темноте свое ненасытное покорение территории. Теперь лес уже не беспокоил, а тревожил.

Зажгли костер. В ночи запахло влажным деревом. Дым и потрескивание. На Сандро навалилась усталость. Он заставил себя съесть военный паек, что-то из теста с неопределенным вкусом. Однако оно было сытное и такое плотное, что куски застревали в горле. Пришлось пить воду большими глотками, чтобы прочистить горло и не задохнуться.

— Завтра постараемся приготовить настоящую еду. Сегодня слишком поздно, — сказал Кракюс в качестве извинения.

Марко и Альфонсо начали отпускать сальные шутки, быстро подхваченные их шефом. Годи сидел поодаль в нескольких шагах. Сандро нашел приют в своем внутреннем мире. Он думал о Нью-Йорке. О возвращении на Манхэттен однажды ночью на пароме со Стейтен-Айленда после дня, проведенного на пляже.

Огни сверкающие и успокаивающие. Улицы и проспекты, разбитые на квадраты. Ужины у Валсе, где штрудель с лососем был лучшим во всей Австрии. Рюмка вина в Норт-Форке, дегустация в Бэк Форти, которое пьешь стоя, облокотившись о барную стойку из старого дерева… По утрам в воскресенье завтраки у Муди со свежевыжатым апельсиновым соком, запах сдобных булочек только что из печи, блинчики с кленовым сиропом и дымящаяся чашка чая «Даржилинг», и пианист, машинально перебирающий клавиши, думающий о чем-то своем, и льется мелодия Эррола Гарнера. Как же далек казался ему теперь Нью-Йорк… И философские рассуждения, которыми он обменивался с коллегами, такие интеллектуально стимулирующие, такие возбуждающие в духовном плане…

Неизбежно его мысли возвращались к Тиффани. Его полные страсти беседы с ней, моменты их расставания, любви, нежности. Тиффани…

Меланхолию сменила грусть, и Сандро почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Он попытался сдержать их, но другое чувство поднималось в нем, более сильное, более захватывающее. Чувство отныне знакомое, которое неотвязно преследовало его уже целый год и определяло его жизнь: гнев, ненависть, жажда мщения. Властное, требовательное, которое охватывало все его нутро и приказывало действовать, наполняя его энергией.

Это путешествие — мучение, сказал он себе, но он пойдет до конца, даже если должен сдохнуть с открытым ртом в грязной луже с копошащимися там змеями. Он не отступит. Никогда.

— Табаско? — предложил Кракюс. — Сандро? Сандро?

Сандро помотал головой.

Кракюс поднялся и уселся напротив. Нет, не сейчас. Жалость. Никаких забавных историй, никаких пьяных дискуссий. Только не это. Оставьте меня в покое.

— Ну расскажите мне все, — произнес Кракюс с широкой улыбкой. — Почему вы хотите добраться до этого племени? Я пока ничего не знаю о ваших планах.

Сандро не ответил, продолжая пережевывать что-то мерзкое.

Марко и Альфонсо все зубоскалили в своем углу.

Кракюс решил опередить его.

— Дайте-ка догадаюсь… Вы журналист и хотите сделать репортаж о самом счастливом народе, который живет на земле…

Сандро продолжал молчать.

— Вы ученый и хотите выяснить, почему эти люди никогда не болеют раком?

Сандро не отвечал. Черт побери, ну и тупой же этот тип…

— Или почему они не болеют малярией, хотя в лесу всюду зараза?

— Нет.

— Вы вкалываете на одну фармацевтическую фирму, и вам нужны образцы растений?

— Нет.

— Яды?

Сандро вздохнул. Уголек взорвался в костре, и дождь искр разлетелся в разные стороны.

— Нет.

— Но тогда зачем же? Зачем вам к ним?

Совершенно неожиданно, возможно, по причине раздражения, а может быть, бессознательно желая провокации, Сандро произнес ледяным голосом:

— Чтобы их всех уничтожить.

Кракюс окаменел и бросил расспросы.

Марко тоже замолчал, а Альфонсо приоткрыл рот, откуда вывалились листья коки. Все обернулись на него. Годи взглянул в его сторону и нахмурил брови. Свет пламени костра деформировал их лица. Повисло неловкое молчание. Скорее тяжелое. Кракюс обменялся взглядами со своими дружками. У него был взволнованный вид.

Сандро вдруг осознал чудовищность того, в чем только что признался. Чудовищность для них… Зачем было говорить это сейчас? Он полный идиот, сейчас было бы лучше промолчать. Но слова вылетели сами собой, он был раздражен.

Ему внезапно стало очень стыдно, стыдно за эти слова, стыдно за самого себя. Конечно, эти люди неотесанны, грубы, вульгарны, но они все же были помощниками. Такие вещи не говорят тем, кто оказывает помощь — это работа… Теперь они откажутся и уйдут. Понадобилось всего несколько слов, чтобы все испортить…

Кракюс озабоченно взглянул на него. И медленно заговорил, тщательно подбирая слова.

— Вы… ну… из семьи… той молодой женщины… погибшей в прошлом году в джунглях?

Сандро молча кивнул. Все пристально смотрели на него.

Он чувствовал, как растет напряжение в атмосфере, такой безоблачной всего несколько минут назад. Вдали в темной ночи послышался треск.

— Нужно, чтобы вы знали… — вновь заговорил Кракюс, которому было явно не по себе. — Это мы пошли… за… ее телом…

Мужчины, не отрывая глаз, следили за его реакцией.

— Знаю, — сказал Сандро. — Поэтому я вас и выбрал.

Опять повисла тишина. Напряженная. Кракюс как-то странно на него смотрел, его черты выражали смесь непонимания и изумления. Некоторое время он сидел без движения, потом вновь поискал глазами товарищей, словно пытаясь прочесть их мысли. Потом встал и сделал вид, будто занимается костром. Он и в самом деле помешал угли и горящие поленья без видимой надобности, по-видимому, на него нахлынули какие-то тяжелые мысли.

Сандро сидел, точно подозреваемый, который ждет оглашения приговора, известного заранее, — ему объявят об окончании экспедиции. Кракюс тянул время, вороша горящие поленья.

— Итак, вы хотите отомстить, — сказал он, продолжая смотреть в огонь. — Я понимаю. Очень хорошо понимаю…

У Сандро перехватило дыхание.

— Видите ли, — вновь начал Кракюс, — мы не всегда занимались сопровождением или поисками людей в джунглях. Для нас это вроде преждевременной отставки.

Марко и Альфонсо внимательно слушали своего шефа.

— В прошлом мы все были военными… военными, но не солдатами регулярной армии, нет. Для этого мы слишком независимы, — сказал он с натянутой улыбкой. — Нет, мы скорее были наемниками…

После каждой незаконченной фразы Кракюс смотрел на Сандро, словно хотел увидеть его реакцию.

— Когда мы были молоды. Мы сражались в рядах армии Никарагуа, Сальвадора… Участвовали в конфликтах Латинской Америки. Воевать — это наша работа… Крови мы не боимся. Сейчас мы оставили это, но страница еще до конца не перевернута…

Он замолчал на некоторое время, наблюдая за своим собеседником. Сандро ждал.

— Если мои друзья согласны, — заговорил Кракюс неуверенно, косо поглядывая на них, — мы могли бы взяться за это дело… помочь вам… а не только сопровождать вас до места. Ну… если у вас есть… чем… вознаградить нас за это, тогда, конечно.

Сандро не отвечал, Он обвел изумленным взглядом маленькую группу, которая напряженно смотрела на него. Они уже перестали веселиться, он видел их серьезные лица, суровые, крепкие тела в униформах. Он прекрасно представил их в засаде на поле боя, с тяжелым оружием в руках, стреляющими в противника не дрогнув.

Кракюс должен был сделать паузу, чтобы услышать согласие Сандро. Его голос сделался более уверенным и менее напряженным.

— Вы точно знаете, что хотели бы с ними сделать?

Сандро не шевельнулся. Он не мог опомниться от такого поворота событий. Не мог представить себе, что люди, согласившиеся сопровождать его на место, могли помочь ему отомстить. Это, конечно, упрощало дело… Но хотел ли он этого? Речь шла о его личном деле, это ведь его жизнь разрушена… В глубине души он был уверен, что действовать должен именно он, ему следует совершить это дело своими собственными руками. Это он должен не пощадить жизни, чтобы эти дикари заплатили за все, он сам хотел их…

Сандро почувствовал, как в нем вновь поднимается жуткая ненависть, терзающая его уже целый год. Это сдерживаемое бешенство, которое сводит его с ума.

— Их не очень-то много, — вновь заговорил Кракюс. — Мы хорошо вооружены. Можно взяться за это дело по-разному… Что вы об этом думаете, парни?

Члены его команды обменялись понимающими взглядами, но никто не произнес ни слова.

— Ну? — повторил Кракюс. — Как вы это себе представляете?

Первым заговорил Марко и неуверенно изложил, как убийство представляется ему. Затем свои соображения представил Альфонсо, потом вновь взял слово Кракюс, предложения которого задали новое направление мыслям остальных. Обмен мнениями начал набирать обороты. Очень скоро они дошли до квинтэссенции ужасов, каждый, опираясь на мнения других, разрабатывал все более и более отвратительные планы. Бывшие наемники уже не могли остановиться. Они возбуждали друг друга, соперничая в предложениях разного рода насилия. Кракюс ужасно развеселился. Годи оставался в стороне. Он с беззаботным видом чистил ботинок, не обращая никакого внимания на своих дружков, словно они спорили, с каким счетом закончится футбольный матч.

Происходящее приобрело какой-то сюрреалистический характер.

Слушая их обсуждение самых мрачных планов, Сандро вдруг осознал, что сам он ничего не продумал в деталях. Его план мести был словно мутная фотография. Он ограничился каким-то абстрактным воображением бед, которые хотел причинить им в отместку. Он хотел заставить их испытать такое несчастье, которого требовала его боль. Он представлял это отвлеченно, исходя лишь из собственных эмоций.

Услуги, которые ему предлагали, одна страшнее другой, казались ему несоответствующими тем страданиям, которые он надеялся им причинить. Он жаждал для них настоящей муки, такой, какую переживал он сам. Не физической боли. Не смерти-освободительницы.

Кракюс, явно довольный творческим размахом товарищей, повернулся к клиенту.

— Ну, и что вы об этом думаете?

Все разом замолчали и уставились на Сандро. Тишина показалась ему такой же оглушительной, как недавнее обсуждение. И даже от леса исходила мрачная атмосфера. Все взгляды из темноты были устремлены на него. Сандро долго молчал. От дыма шел резкий запах древесного угля.

Пламя, казалось, корчилось от боли, искажая лица сидящих вокруг костра. Его собственное лицо, залитое потом, горело. Жестокие слова военных еще висели в воздухе, вертелись в голове, отзывались в закоулках души.

Они ждали… Нужно было заговорить, прервать тишину.

— Ваши предложения, — сказал он голосом, который ему самому показался замогильным, идущим откуда-то извне. — Ваши предложения сделают их конец… слишком легким, слишком быстрым.

Марко и Альфонсо вытаращили глаза. И посмотрели на своего предводителя.

— А я хочу, — продолжил Сандро, — сделать их несчастными каждый час, каждую минуту, каждую секунду до конца их жизни.

— Продолжайте петь. Приближаемся.

Кракюс аккуратно положил карту в карман униформы, в то время как его товарищи вновь завели свои обычные надоевшие песни.

Juegas a la dama,

Dices que no eres una cualquiera

Pero todos pagan por tu precio

Que supera el million[1].

— Хватит! Надоело! Вот уже четыре дня, как мы поем. Я больше не могу, — сказал Марко.

Но тем не менее присоединился к остальным. Кракюс был неумолим на этот счет. Никто не знал, где именно живут дикари. Чужаков, незаметно проникающих на их территорию, они считают врагами. Пение же повсюду считалось знаком мирного визита и помогало уберечься от стрелы в спину.

Кракюс обернулся. Его клиент с растерянным видом тяжело продвигался вперед. Хорошо еще, что не упал, сказал он себе. Содержимое рюкзака Сандро распределили между остальными, скрипя зубами те взвалили его себе на плечи. Вот уже два дня Сандро одолевала странная болезнь. Годи подумал было, что у него приступ малярии или лихорадка денге. В конце концов, возможно, это были последствия стресса. Некоторых путешественников начинало мучить ощущение, что они — пленники джунглей, да плюс еще жара и постоянно грозящая опасность. Каждый нервничал по-своему. Это называлось «острая бредовая вспышка». Люди могли начать делать все, что угодно, совершенно непроизвольно. Могли впасть в детство, и тогда их приходилось кормить с ложечки. Есть множество способов ускользнуть от действительности, ставшей невыносимой.

Бедные людишки, сказал себе Кракюс. Оказавшись среди дикой природы, большинство современных людей прожили бы не дольше, чем йоркширский терьер, привыкший сидеть в гнездышке из розового шелка.

А если проблема Сандро в другом? Чем ближе он к цели своего путешествия, тем сильнее обостряется его болезнь. Но Кракюс не жаловался. Это позволит ему все взять в свои руки. Отказ клиента от убийства индейцев лишал его хорошего заработка, о котором он уже было размечтался. Недомогание Сандро приведет к тому, что тот доверит ему руководить операцией. Сделать людей несчастными, должно быть, не так уж сложно. Разве не зря его прозвали занудой, когда он был мальчишкой? Конечно, контракт не принесет такой прибыли, как если бы речь шла об уничтожении, но это все же лучше, чем гонорар за сопровождение. Он сделает все, чтобы показать себя необходимым, а там уж поднимет цену. Этот преподаватель факультета должен неплохо зарабатывать. У американца должны водиться деньжонки.

Cuando ves a un hombre

Haces que gaste,

Toda su billetera

Lo desangras, lo desplumas

Y lo tiras en un Rincon[2].

Кракюс вспомнил их первую ночь в джунглях. Они уже глубоко заснули, и тут Сандро напугал их до смерти: он внезапно завыл, разорвав ночную тишину. Мужчины тут же вскочили, резко пробудившись, и бросились к оружию. И за долю секунды уже были готовы к атаке, ружье к щеке, глаза обшаривают темноту.

— Что случилось? — крикнул Кракюс, держа палец на курке. — Что происходит?

— Там, — ответил Сандро, протягивая руку.

— Что?

— Глаза… Я видел глаза…

Кракюс направил фонарь в указанном направлении и обшарил местность. Ничего.

Все настороженно молчали, готовые действовать. Напряжение было огромно.

— Глаза человека?

— Не знаю…

— Какие это были глаза? — спросил он, нервничая.

— Блестящие.

— На какой высоте?

Сандро заколебался.

— Трудно сказать, метров десять… Приблизительно так, — сказал он, — показывая рукой высоту метров в пять.

— Приготовиться, это ягуар.

— Ягуар…

Из предосторожности они выставили посты, чтобы спокойно доспать эту ночь, но заснуть никому не удалось.

Juegas a la dama

Dices que no eres una cualquiera

Pero todos pagan por tu precio

Que supera el million.

Кракюс сунул руку в рюкзак, достал карту и компас, сверился со своими отметками, поскольку у него зародилось сомнение. Нет, все нормально, они на верном пути.

Они уже приближались к цели, как вдруг Сандро рухнул на землю. В полуобморочном состоянии он изо всех сил старался подняться. Мужчинам пришлось по очереди нести его. К счастью, через полчаса команда прибыла в деревню.

Кракюс был напряжен, хотя оснований для этого не было.

Первым их заметил ребенок, игравший на стволе упавшего дерева. И пустился бегом, чтобы предупредить взрослых.

Деревня располагалась у ручья, в центре стояла малока, огромная хижина из бамбука, в которой туземцы спали все вместе. Постройки остались неизменными с прошлого года. Только растительность подросла так, что место казалось другим. Но атмосфера не изменилась, было тихо и как-то тревожно. Впечатление было такое, будто жизнь протекает здесь в замедленном темпе. А запах остался прежним: смесь горелых поленьев и сушеной маниоки.

Индейцы почти не обрабатывали жилую зону, и свет здесь был ясным, но бледным, словно идущим через фильтр. Это напоминало фильм Дэвида Хамильтона[3]. Они заметили несколько женщин, которые хлопотали у костра — медленно и спокойно.

Индейцы узнали Кракюса и позволили ему войти на их территорию.

Он решил разбить лагерь немного в стороне, на входе.

— Вода здесь будет чище… — пояснил он Альфонсо.

Он с товарищами построил три хижины, одну для Годи, для которого изоляция была почти жизненной необходимостью, другую для Сандро, третью для Марко, Альфонсо и себя самого. Строительным материалом послужили ветви деревьев и кустарников, крышу и стены сделали из листьев пальмы тулуриса, наложенных друг на друга. Пол кое-как смастерили из стволов вассаи.

Они уложили Сандро в гамак, повешенный в его жилище. Кракюс дал ему немного воды, затем уселся на бревно рядом с ним. Остальные ушли.

Это хорошо, что Сандро болен, сказал он себе, но нужно, чтобы он остался в живых.

Он чиркнул спичкой, и маленькое желто-синее пламя на миг осветило хижину. Он поднес сигарету к огню.

Годи прописал клиенту покой и отдых. Сейчас это уже возможно.

Кракюс глубоко вдохнул. Хижина пахла зеленым лесом.

Путешествие оказалось трудным для всех. Клиент теперь спал глубоко, длинные, слегка вьющиеся взъерошенные каштановые пряди падали ему на лицо, оно было спокойным. Во сне его черты казались ангельскими, но когда он просыпался, постоянно нахмуренные брови придавали ему недовольный вид. Только яркие темно-синие глаза могли оживить это угрюмое лицо.

Вдалеке слышалось пение индейцев, и Кракюс представил себе, как они собрались вокруг костра, выполняя какой-то из своих многочисленных обрядов.

Он задумался. Ему было выгодно начать действовать прямо сейчас, чтобы осуществить месть своего клиента. Если он возьмет все в свои руки и войдет в роль, клиенту придется дать ему возможность продолжать.

Он затянулся сигаретой и стал медленно выпускать колечки дыма, исчезавшие среди пальмовых листьев. Снаружи было слышно, как индейцы ускорили темп песнопения.

Кракюс вздохнул.

Опять нужно показать способность портить им жизнь.

Следующие дни Кракюс провел, ближе знакомясь с индейцами.

В предыдущее путешествие, слишком короткое, у него не было случая это сделать. Он старался вызвать симпатию, завязать отношения, все время пытаясь создать себе репутацию уважаемого человека. В нужный момент ему было бы очень важно выглядеть лидером, чьим указаниям следуют все…

А Сандро в это время вел растительный образ жизни в своей хижине, Кракюс готовил почву, отвоевывая новые позиции.

Он встретил Можага, которого представили ему как великого и очень мудрого рассказчика.

— Что во мне действительно великое, так это возраст, — запротестовал Можаг, сощурив окруженные морщинками насмешливые глаза. — Я просто болтаю всякое, сидя у костра.

«Слишком скромен, чтобы быть искренним», — сказал себе Кракюс, который не доверял этим старым обезьянам с походкой уважаемых мудрецов.

Они обменялись какими-то незначительными словами. Старик, разговаривая, слегка покачивал головой, иногда пытаясь найти нужные слова.

— Ты уже видел Элианту? — спросил он.

Кракюс помотал головой. Многие уже упоминали это имя. Она, должно быть, играла важную роль, но ему пока не удалось узнать, какую.

Рассказчик пробежал глазами по собравшимся, но не увидел ее.

— Это та, кто заслуживает, чтобы ее знали, — сказал он, ничего более не уточняя.

Кракюс находил жизнь туземцев совершенно неинтересной. Ничего не происходит, говорил он себе, в этой деревне можно умереть со скуки.

Индейцы ходили полуголыми: на них не было ничего, кроме подобия набедренной повязки, едва прикрывавшей интимные места. Женщины ходили с открытой грудью, всякий день тратя по многу часов, чтобы нанести узоры на свои тела и тела своих детей. У них почти ничего не было, кроме немногочисленной глиняной утвари, нескольких грубых одеял, цветных перьев и корзинок, плетеных подносов и духовых трубок, луков для охоты и нескольких голов скота, да еще маленькой обработанной делянки, где растет маниока. Они охотились по несколько часов то тут, то там, собирали фрукты, но большую часть времени этим беднягам было совсем нечего делать. Они просто проживали проходящее время.

«Они, должно быть, умирают со скуки!» — сказал себе Кракюс.

Он решительно не понимал увлечения журналистов и ученых этими «примитивными народами», как они их называли. Еще одна сахарная глазурь, чтобы подсластить реальность. Примитивны, да. И если эти дикари счастливы, то, совершенно очевидно, только потому, что наивны.

Умственно отсталые, вот и все. Впрочем, разве не говорят «счастливый дурак»? Если, чтобы быть счастливым, надо стать идиотом, то он, Роберто Кракюс, предпочел бы сохранить свои невзгоды и несчастья. Это, по крайней мере, придает его существованию хоть немного остроты.

Он чувствовал, что миссия предстоит крайне сложная. Как можно испортить жизнь людям, ведущим… пустое существование? Как можно сделать несчастными тех, кто не имеет ничего, чтобы быть счастливыми?

На третий день Кракюс решил поставить несколько небольших опытов. Только чтобы посмотреть. С наступлением ночи он дождался, когда деревня окажется в объятиях Морфея, и тихонько вышел из хижины в полную темноту, зажег фонарь, но использованная батарейка выдала только слабый лучик. Он поежился от ночной свежести. От влажного и темного подлеска исходил слабый запах мха. Он направился к малоке.

Растительность вокруг жилища была немного освещена: это луна смогла пробиться сквозь листья. Ее белые лучи заливали светом большую хижину, и все вокруг казалось сверхъестественным. Издалека казалось, что малока выплывает из лесного сумрака, как корабль-фантом, разрывающий тьму.

Он подошел. Изнутри слышался храп.

Кракюс очень осторожно открыл большую корзину, в которую мужчины складывали оружие. Крышка слегка скрипнула. Он внимательно осмотрел кучу луков, сложенных как попало, и заметил самый красивый, самый большой и богаче всех украшенный. Он вспомнил, что видел индейца, с гордостью демонстрировавшего этот лук товарищам. Он взялся за него двумя пальцами и попытался осторожно вытащить. Но равновесие было таким хрупким, как при игре в Микадо[4], и шум бьющихся друг об друга деревяшек показался слишком громким в ночной тишине. Кракюс застыл и постоял минуту, затаив дыхание. Потом схватил свой швейцарский нож, выдвинул очень тонкое лезвие и надрезал основание лука в центре, по внешней стороне. Надрез был хоть и глубоким, но едва заметным. Удовлетворенный, Кракюс положил лук на место и закрыл корзину.

Он уже собрался уходить, но тут заметил на веревке свежевыстиранное белье. Оглянувшись, он убедился, что никто не проснулся. Тогда он взял горсть земли и швырнул в белье. У него было ощущение, что он вернулся в детство, в тот возраст, когда хулиганят, чтобы досадить соседям и потом посмеяться над ними.

Все это на самом деле было слишком незначительно. Смехотворно. Первоначальные мысли о пытках и убийствах были уже отброшены… Но что они могут сделать? У этих людей ничего нет. Им нечего терять. Каким образом можно испортить им жизнь?

В этот момент Кракюс услышал шум за спиной. Он обернулся и заметил движущуюся тень. Он инстинктивно напрягся и замер. Стал вглядываться в темноту и вдруг заметил женский силуэт. Молодая женщина направлялась в лес. А что, если пойти за ней? Он обождал несколько минут, потом решил расслабиться, но вдруг заметил другой силуэт, явно направляющийся туда же, но с большими предосторожностями, стараясь держаться тени. Однако понадобилось всего четверть секунды, чтобы луна осветила лицо: это был индеец, которого, как вспомнил Кракюс, встретил в деревне. Аван, да, это Аван. Кракюс терпеливо подождал, пока он удалится, а затем осторожно пошел в том же направлении.

Два человека встретились у входа на обработанную делянку. Он еще немного приблизился и спрятался среди растений. Луна изливала бледный свет на поляну. Неподвижно стоящие у кромки поля индейцы казались ему фигурками из театра теней, их черные силуэты четко вырисовывались на фоне белой лужайки. Несколько минут они постояли друг напротив друга, затем долго стояли обнявшись. Потом мгновенно отпрянули. В профиль видны были торчащие груди молодой женщины. У мужчины была эрекция. Они снова устремились друг к другу, и их тела слились в ночи.

На другой день Кракюс надел, как всегда, полевую форму, походные ботинки и фуражку, поднял воротник и отправился в деревню. Мужчины еще не вернулись с охоты. Босые дети играли на земле. Он заметил молодую женщину, снимавшую белье.

— О-ля-ля! — воскликнула он. — Твое белье запачкано! Не знаю, ветер тут виноват или дети. Но тебе, похоже, не повезло.

— Ну, ничего, — сказала она с широкой улыбкой. — Вода все смоет.

Сказав это, она скомкала белье, сунула под мышку и направилась к ручью. Кракюс пошел следом за ней.

— Это ты вчера его постирала?

— Да.

— А как тебя зовут?

— Залтана.

Она присела на берегу. Ряд камней слегка сдерживал течение, образуя своего рода запруду для стирки белья. Она опустила вещи в проточную воду и стала тереть друг о друга. Ее голые груди колыхались, и Кракюс почувствовал, что здорово возбудился.

— А теперь приходится все делать заново, бедняжка! Вся работа пропала…

Она только рассмеялась в ответ. Звонким раскатистым смехом. Он желал ее все сильнее. Позже, сказал он себе, это надо отложить на потом.

— Черт возьми! — проговорил он вслух. — Это не может быть ветер! Ночью было тихо. Это кто-то нарочно сделал.

— Я не понимаю, зачем?

— Если бы я знал, кто этот мерзавец, из-за которого тебе приходится все переделывать…

— Да ладно, все уже почти закончено.

— Но это испортило тебе утро. Ты могла бы отдохнуть, расслабиться… а тебе пришлось вкалывать!

Она спокойно выжала мокрое белье, встала и пошла в деревню.

Кракюс последовал за ней, изо всех сил стараясь испортить ей настроение. Но тщетно.

Подойдя близко к малоке, она обернулась к нему с широкой улыбкой, открывающей красивые белые зубы.

— Грязь давно уже ушла с моего белья, но все еще остается в твоей голове.

Мужчины вернулись с охоты с песней. С очень довольным видом сложили добычу на площади. Сегодня детям достанется немного мяса. Кракюс внимательно оглядел группу и наконец заметил одного, у которого на плече не было оружия. И взял этого индейца на заметку.

— Твой друг не охотится? — сказал он, указывая на несчастного.

— Да. У него нет лука.

— Почему?

— Сломался.

Услышав, что говорят о нем, индеец подошел к ним с любопытным видом.

— Я узнал про твой лук, — сказал Кракюс. — Это, по правде сказать, досадно, он был самый красивый из всех, самый большой, лучше всех украшенный. Мне очень тебя жаль. Все, наверное, завидовали тебе… Ты, должно быть, огорчен.

Мужчина посмотрел на него удивленно и весело одновременно.

— О чем ты говоришь?

— О твоем луке, конечно.

— У меня нет лука.

Кракюс не знал, что ответить. Не похоже, что этот человек хочет над ним посмеяться. Но почему тогда он все отрицает?

— Я видел тебя вчера с луком. Он у тебя великолепный, такой красивый…

— Вчера, может быть, но сегодня у меня нет лука. Вот так, — сказал тот очень спокойно.

— Тебе его жаль, не отрицай! Это непременно должно было тебя хоть немного расстроить.

— Этой вещи больше не существует. Зачем расстраиваться из-за вещи, которой уже нет?

Кракюс потерял терпение.

— Но вчера-то она существовала!

— Но вчера исчезло, мой друг. Сейчас сегодня, только сегодня.

Кракюс в полной растерянности отступил. Ему ничего не удалось добиться от этих проклятых дикарей.

Они слишком глупы, чтобы реагировать на то, что с ними происходит, слишком наивны, чтобы душевно страдать.

Партии еще далеко до выигрыша. Он придумывал, как обозлить их, заставить хоть немного реагировать… Если бы у этого охотника остались, по крайней мере, обломки лука, Кракюс мог бы доказать, что это было вредительство, и таким образом поссорить их между собой. Но ему даже такого случая не представилось. Своими экспериментами он хотел вынудить Сандро развязать ему руки, но ничего не вышло.

Он присел на пень, вынул пакет с табаком, скрутил несколько сигарет и одну закурил. Внезапно ему в голову пришла мысль, такая ясная… Если уж ему не удалось хотя бы немного их разозлить, то как Сандро, этот хлипкий Сандро добьется этого в одиночку? При любых обстоятельствах он в нем нуждается. И если ничего не получится, тогда Сандро в конце концов, возможно, согласится с их предложениями действовать силой, как они вначале и предлагали…

Кракюс вдруг увидел Авана, любовника, которого он видел прошлой ночью. Ну что ж, попытаем счастья, сказал он себе, не особенно надеясь на удачу.

— Сигарету, Аван?

— Нет, спасибо, — сказал молодой индеец, поприветствовав его.

«Надо бы его пристыдить», — подумал про себя Кракюс.

— Вчера в самом начале ночи я вышел подышать воздухом и немного отошел от хижины.

— Была хорошая погода, правда?

Кракюс согласился, медленно выпуская дым в сторону своего собеседника.

— И видел тебя на краю поля с твоей подружкой.

Поиск по сайту: