Философ, которому не хватало мудрости 4 страница

— Не нужно быть наивным! Разумеется, она сделала это нарочно!

Кракюс мерил шагами хижину, стараясь укротить гнев, который вновь и вновь подымался в душе. Он не хотел возвращаться к этому делу. Зачем Сандро бередит его рану?

— Я не верю… Это потому, что у нее другие критерии, чем у тебя. Оскар Уайльд говорил: «Красота в глазах того, кто смотрит».

— Красота… это красота. И не о чем спорить. Но я не понимаю, почему ты стараешься оправдать Элианту.

— Нет, на самом деле это очень субъективно. Что касается красоты, абсолютных критериев не существует.

— Субъективно, субъективно… Поставь перед нами любую бабу, мы тут же скажем тебе, красива она или нет. Увидишь, у всех будет одинаковое мнение. И никакой субъективности.

— Это не так просто… Люди не отдают себе отчета в том, насколько они зависимы от образов, насаждаемых обществом. Образы женщин, воплощающие красоту, навязаны средствами массовой информации, ведь именно они наводняют наши магазины, витрины, экраны, но кто определяет критерии? Не ты и не я… Так как все эти образы имеют одну цель — выставить их на обозрение. Это становится нормой, очевидностью для всех. Люди не понимают, до какой степени их вкус сформирован таким образом, так что мы сами себя обманываем. Мы верим в то, что свободны в наших предпочтениях, а на самом деле это вовсе не так.

— Ну, да…

— В качестве доказательства: каноны женской красоты меняются от эпохи к эпохе. Обрати внимание, в эпоху Возрождения красивой считали женщину полную и с тонкими губами…

— Трудно в это поверить…

— Потому что тебя обработали так, что ты предпочитаешь обратное…

Кракюс подошел к окну и окинул взглядом окрестности. Если индейцы действительно способны считать красивой любую старуху, тогда проще будет с ними договориться. Что касается женщин, они не должны чувствовать давления, а то будут стараться понравиться. Неудивительно, что эти дикари счастливы… Нужно это изменить. Любой ценой. Если вкусы формируются извне, этим-то он и займется. Нужно вдолбить им в голову стандарты неотразимой красоты. Тогда они все будут считать себя некрасивыми, вот тогда-то мы и посмеемся…

— Как они отреагировали на устройство Годи? — спросил Сандро.

Кракюс повернулся к нему.

— Окончательно заткнулись. И перестали изводить меня возражениями, стоило мне что-нибудь им предложить. Стали очень милыми, спокойными. Это устройство просто шикарная штука!

Несколько мгновений у Сандро был такой вид, будто он погрузился в мечты.

— Нужно непременно продолжать.

— Мы так и делаем. Сейчас они могут смотреть, когда захотят, хоть весь день. Видофор останавливают во время Jungle Time и сеанса историй старика-рассказчика. Я хотел было его отменить, но им, похоже, кажется это важным.

Сандро задумчиво согласился. Взгляд его, казалось, блуждал где-то вдалеке. Он пробормотал что-то, будто разговаривая сам с собой.

— Теперь, когда мы усыпили их разум, можно посеять семена несчастья, и они не станут сопротивляться…

Кракюс посмотрел на него недоверчиво.

— И каков же следующий этап?

Сандро ответил не сразу. Казалось, он блуждал в своих мыслях, глядя на солнце. Этот тип явно не в себе: пять минут назад был в нормальном настроении, а теперь беспричинно подавлен.

— Нужно отдалить индейцев от Всего Большого, — произнес Сандро бесцветным голосом.

Кракюс прищурился:

— Всего Большого… Переведешь на нормальный язык?

Сандро с видом побитой собаки, казалось, искал подходящие слова. Может, стоит попросить Годи поделать ему уколы антидепрессантов?

— У индейцев есть ощущение сопричастности всему мирозданию, которое их окружает. Для них все элементы мира неразрывно связаны между собой. Каждый индеец глубоко ощущает связь с другими людьми, с природой, Землей, космосом… Они неотделимы от всего этого.

— Хм… — сказал Кракюс, который не очень хорошо понимал смысл этих туманных слов.

— Марк Аврелий, философ, ближе всех подошел к их видению мира, хотя, конечно, и не был знаком с ними. Он говорил: «Чаще размышляй о связи всех вещей, находящихся в мире, и об их взаимоотношениях. Ибо все они как бы переплетены между собою и поэтому в содружестве друг с другом, следуя друг за другом в определенном порядке. Это объясняется непрерывностью движения, общей согласованностью и единством сущности».

— Вот как?

— Счастье этих индейцев тесно связано с их способностью сливаться друг с другом, с их миром, с окружающей средой.

— Ладно, о’кей, все это хорошо, но нам-то что со всем этим делать?

Сандро опустил глаза.

— Надо разрушить эти связи, изолировать индейцев, физически отделить их друг от друга, включая семьи, чтобы они забыли счастье быть вместе. Нужно заставить их поверить, что каждый существует независимо от всего мира, что они… наверху, высшие существа, и даже могут поработить этот мир, укротить его. После чего мы начнем соблазнять их счастьем эгоиста и в конце заставим их поверить, что это счастье — как победа над другими, над миром, над богами…

Кракюс поморщился. Ему наплевать на все эти философские рассуждения без конкретного плана действий. И пропади все пропадом, ему наплевать, и он не должен добиваться объяснений.

— Понимаешь? — спросил Сандро.

— Я что-нибудь придумаю, а ты придешь и посмотришь на наших индейцев и скажешь, правильно ли мы делаем.

Сандро растянулся в гамаке и повернулся к нему спиной.

— Не приду и не увижу. Я не хочу их видеть. Никогда.

— Приветствую вас всех!

Озале вела Jungle Time уже три недели и хорошо справлялась. Сперва она отнеслась к этой миссии, как к самому обычному делу. Jungle Time не был для нее ничем особенным. Но Кракюс день за днем настойчиво внушал ей, что это большая честь для нее. Беспрестанно повторял, что все хотели бы быть на ее месте, что ей повезло, что это необыкновенная роль, и в ней пробудилась гордость, чувство, наполненное новым содержанием. Чувство, ей до сих пор неведомое. Странное. В прошлом ей, конечно же, случалось гордиться своими делами, но теперь в первый раз это чувство появлялось тогда, когда она сравнивала себя с другими. Странно, она гордилась тем, что исполняла миссию, которая была только у нее, она чувствовала, что отличается от всех, что она лучше их и красивей… Никогда она ничего подобного не испытывала. Отныне она была выше всех, была единственной…

Кракюс давал ей советы, как сделать, чтобы ею еще больше восхищались и желали. Так, он посоветовал ей прикрывать тело, тогда как женщины обычно ходили с обнаженным торсом.

— Ты должна прятать грудь, — сказал он ей.

И подтвердил эту рекомендацию, цитируя некоего Сандро, наверное, какого-то мудреца: «Объект отбивает желание». Он научил ее открывать только то место, где грудь начинается, чтобы вызвать заветное желание.

— А для чего? — спросила она.

— Если ты привлечешь к себе взгляды всех мужчин, тогда все женщины будут завидовать тебе и захотят быть похожими на тебя.

— Но ведь они все разные. А мне-то что, если они буду стараться мне подражать?

— Это докажет твою ценность в глазах всех.

Она послушалась, не очень поняв цель, но очень скоро заметила мужские взгляды, заглядывающие в ее декольте. Было такое впечатление, что мужчины старались увидеть то, на что раньше и не смотрели, когда это было возможно. Она вошла во вкус этой игры и быстро стала центром притяжения для всех мужчин общины.

Затем Кракюс посоветовал ей спрятать под одеждой листья, чтобы увеличить объем груди.

— Никто в это не поверит, — запротестовала она. — Я слишком худая, у меня едва ли могла бы быть такая большая грудь…

— Попробуй, — настаивал он. — Именно то, что это невозможно, и сделает тебя единственной в своем роде… Ты станешь воплощать женщину, на которую никто не сможет быть похожим.

— Но тогда с меня перестанут брать пример.

Кракюс засмеялся:

— Мы сделаем так, что ты останешься образцом для всех. Но станешь недоступной. Полубогиней…

Вообще, Озале не совсем хорошо понимала его слова. Но продолжала доверять Кракюсу, и это ей пошло на пользу. Теперь она полностью подчинилась ему…

— Приветствую вас всех!

Деревня собралась перед ней. Кракюс построил нечто вроде сцены из дерева, на которой царила она. Как всегда, она начала перечислять плохие новости, собранные за день. Озале удивляло, что Кракюс выбирает только плохое, а ведь столько прекрасного каждый день происходит в лесу. Но это, как он считал, условие, которое надо соблюдать, чтобы жители деревни привыкли.

Если хочешь удержать публику, говорил он, продолжай вызывать негативные эмоции, иначе им станет скучно и все перестанут приходить и восхищаться тобой.

Этим вечером Jungle Time было немного другим.

— Друзья мои, я пригласила Годи и Кракюса!

Они оба появились и уселись перед ней.

— Спасибо, что пришли к нам. Мне кажется, у вас есть какие-то предложения, чтобы жизнь в деревне улучшилась?

Кракюс кивнул и повернулся к публике. В сумерках Озале могла видеть все глаза, глядящие на него. Он немного повременил. Она знала, что это для того, чтобы привлечь внимание публики.

— Мои дорогие друзья! Жизнь в лесу не всегда так уж легка. Я знаю, вас все время подстерегают маленькие и большие опасности, и вы от этого страдаете. Я вспоминаю о ребенке, который на прошлой неделе оказался один на один с гремучей змеей, и ему пришлось исхитриться, чтобы убежать и не подвергнуться нападению. Я знаю, как он был напуган. Я также знаю, что у всех у вас жизнь не так уж и весела, когда приходится думать о том, что может упасть дерево или…

Озале спрятала улыбку. Кракюс посвятил ее в свою технику: всегда начинать с выражения сочувствия людям, с чувством сказав им, до какой степени ты понимаешь их трудности, и только потом попробовать убедить их в том, что ты хочешь.

Люди чувствуют, что их поняли, так они заглатывают пилюлю, и, если у тебя нет ничего стоящего им предложить, это, по крайней мере, создает иллюзию, что ты один из них.

— … и такие микробы могут распространиться в общине как пыль и погубить кого-нибудь из вас и ваших близких… Чтобы защититься при таких условиях, мы должны изолироваться от природы и построить семейные хижины вместо малоки. В каждом жилище мы сделаем перегородки, чтобы каждый из вас мог спать на своем собственном матрасе и в отдельной комнате: с одной стороны дети, с другой — родители. Кроме того, нужно создать палисадники вокруг деревни, чтобы отделиться от деревьев, растений и всех обитающих там хищников…

Озале оглядела толпу. Ни споров, ни возражений. Кракюсу удалось их убедить.

— Прямо сейчас, — сказала она, — мы пригласили нашего эксперта Годи, чтобы узнать его мнение обо всем этом.

Она повернулась к доктору. Он смотрел в другую сторону, словно поглощенный более интересными мыслями.

— Вас все знают, — вновь заговорила она, — ведь вы изобрели видофор, который нам всем очень нравится. Вы пользуетесь среди нас самой большой известностью, и нам не терпится узнать ваше мнение о проблемах, поднятых Роберто Кракюсом.

Он продолжал смотреть в другую сторону, и Озале засомневалась, а слышит ли он ее? Она подождала минуту, смущенная его молчанием.

— Годи, нам не терпится узнать ваше мнение…

Приглашенный покачал головой, но не издал ни звука.

Она посмотрела на Кракюса, ища у него помощи, но тот не отрывал глаз от доктора.

— Годи, — вновь обратилась она к нему, — считаете ли вы, что предложения Кракюса могут решить проблемы деревни?

Она бросила на него умоляющий взгляд, которого он, казалось, не заметил.

— Да.

Аллилуйя! Он заговорил!

Нужно как можно быстрее поддержать пламя, пока оно не погасло.

— Вы согласны, что отделить людей от природы — хорошая мысль?

Молчание.

— Да.

Черт побери, он не мог произнести что-нибудь подлиннее?

— И… создать жилища для каждой семьи, чтобы разделить людей, это ведь ограничивает распространение болезней?

Молчание.

— Да.

Быстро придумать что-нибудь, чтобы он разговорился. Он портит все ее интервью.

— Очень хотелось бы услышать от вас что-нибудь по этому поводу. Могли бы вы сказать нам что-нибудь еще?

Он поднял бровь в ее сторону. Она постаралась поймать его взгляд, но сквозь грязные очки не могла разглядеть его глаз.

Он вздохнул, потом явно сделал над собой усилие.

— Ну ладно, задавайте ваш вопрос.

Он сказал это таким презрительным тоном, будто упрекал ее в том, что она заставляет его терять время. Она вспотела.

— Сначала… про то, чтобы отгородиться от природы… Это действительно поможет нам защититься?

Он посмотрел на нее своими квадратными линзами.

— Это же очевидно, смотрите. Это логично. Чем больше мы удаляемся от пертурбационных факторов, присущих проблематичной среде, тем больше снижается уровень ассоциированной опасности, и степень обеспечения безопасностью живых организмов в свете данного вопроса возрастает в тех же пропорциях. Это логично.

Он замолчал, и сразу же опять наступила тишина. Слышно было, как летает комар на том конце, где сидели индейцы.

Озале не знала, что и сказать. Не понимая, почему, она внезапно почувствовала себя ужасно глупой.

— И… относительно предложенного разделения?

Квадратики беззвучно смотрели на нее, не моргая.

— Каков ваш вопрос?

Озале стало плохо. Ее лицо пылало, как сковородка, на нем дрожали капельки пота.

— Способствует ли раздельное проживание уничтожению опасности заражения болезнями?

— Уничтожению? А вы как думаете, это может уничтожить их? Будем логичны.

— Ну… я хочу сказать — уменьшает опасность?

Он вздохнул, как если бы разговаривал с умственно отсталой.

— Теснота — это фактор, усугубляющий эпидемиологическое распространение. Это очевидно.

— Итак, вы советуете расселить семьи…

— Нет, не советую, я не отвечаю за организацию деревни.

— Во всяком случае, это кажется вам наилучшим решением.

— Я не утверждаю, что это лучшее решение, потому что вы мне не предложили никакого другого.

— Но вы считаете, что оно хорошее?

— Оно оправдано.

Кракюс тайком подал знак Озале и повернулся к индейцам.

— Мои друзья, вы прослушали мнение эксперта. Вы можете ему доверять. Есть все основания думать, что эти меры являются хорошим решением. Итак, призываю вас как можно скорее приступить к строительству палисадников и хижин.

Кракюс улыбался с удовлетворенным видом. Это было главным, а то, что у Озале не получилось интервью, было неважно. Она уже была готова закончить свое выступление несколькими хорошими малозначительными новостями, как из публики послышался чистый и ясный голос.

Озале вгляделась в сумрак и узнала хрупкий силуэт Элианты, стоящей среди своих.

— Вы хотите нам добра, и мы очень тронуты. Но то, что вы предлагаете, просто невозможно.

Озале увидела, как улыбка застыла на губах у Кракюса, и среди слушателей пробежал ропот. Все повернулись лицом к Элианте. В длинной ниспадающей ткани, которой она накрыла плечи, спасаясь от вечерней прохлады, она походила на греческую статую, прямую, белую, слабо освещенную пляшущими отблесками огня. Среди собравшихся вновь наступила тишина. И даже лес вдруг как будто онемел, казалось, и он прислушивается к словам девушки.

Та вновь заговорила мягким и проникновенным голосом, который отдавался в лесном театре:

— Мы не можем жить отдельно от природы… потому что принадлежим ей.

Ее слова, спокойные, но уверенные, казалось, исходили из глубины самой земли. Озале почувствовала, как дрожь пробежала по ее телу. Все затаили дыхание. Лицо Кракюса еще больше перекосилось.

— Отрываясь от природы, — говорила молодая индианка, — мы отрываем часть самих себя. Мы станем как ребенок, оторванный от матери, как растение, вырванное из земли…

Годи поднял глаза к небу и покинул собравшихся.

Элианта продолжала:

— Что касается отдельных домов, было бы очень грустно отрывать нас друг от друга, когда мы так чудесно связаны между собой. Наши души объединены, связаны с душами растений и Матери Земли. Отдалить нас друг от друга — значит опечалить наши сердца.

Озале увидела вспышку ненависти в глазах Кракюса. Он вскочил, привлекая взгляды к себе, сделал несколько шагов в одну сторону, потом в другую, подыскивая слова или стараясь успокоиться, взять себя в руки.

— Нужно идти в ногу со временем. Нельзя вернуться в каменный век, ведя жизнь отсталых людей. Не нужно отказываться от прогресса. У растений нет никакой души, так же, как и у земли, которая представляет собой кучу разложившихся растений. Пора уже перестать верить во все эти… бредни. Природа не ваш друг, в ней живут опасные животные, вредные насекомые, а также бактерии, микробы и вирусы. Они повсюду и постоянно угрожают вам. Если вы не будете защищаться, они вас уничтожат. Итак, я вас заклинаю: возведите палисадники, постройте жилища, друзья мои.

Когда он ушел со сцены, воцарилась напряженная тишина, и Озале поспешно изложила последние новости, а в конце сообщила о погоде.

— Сегодня пошел дождь. Другими словами, сегодня плохая погода.

— Что мы здесь, черт побери, делаем!

Марко рухнул в гамак под деревьями.

Кракюс глянул на него одним глазом. В нескольких метрах от него Альфонсо валялся на солнце рядом со своим рюкзаком, в сотый раз рассеянно перелистывая Playboy.

Вдруг вдали Кракюс увидел индианку и узнал в ней Залтану, молодую женщину, у которой он испачкал белье, тщетно пытаясь ее рассердить. Она шла к деревне с корзиной фруктов на плече, одной рукой поддерживая ее. Грудь ее колыхалась в ритме движения. С ума сойти, сказал про себя Кракюс. Как-нибудь надо будет ею заняться.

— Только время теряем, — продолжал Марко. — Сандро придумал какую-то чушь. Лучше было сделать по-нашему.

— Не выйдет, платит-то он.

— Когда, кстати, ты обговоришь с ним наш тариф?

— Уже обговорил. Подождал немного, а потом в какой-то день он признался, что сам ничего делать не будет и вообще не хочет их видеть. И тогда я взял быка за рога.

— Ты спросил его, сколько?

Кракюс в душе торжествовал.

— Достаточно, чтобы жить припеваючи несколько лет.

Альфонсо глупо заулыбался.

— Тогда плевать, что он занимется ерундой, — сказал Марко. — Все, что он заставляет нас делать, не дает никаких результатов.

— При чем тут он, это Элианта все портит, — возразил Кракюс.

Элианта… Вот уже второй раз она становится у него на пути. От одного упоминания ее имени у него испортилось настроение.

— Альфонсо?

— А… — отозвался тот, не поднимая глаз от журнала.

— Я хочу поручить тебе одно дело. Надо, чтобы ты разузнал об этой девушке. Я хочу знать, кто она, почему это делает, чего она добивается…

— Уже сделано, — ответил Марко.

Кракюс повернулся к нему — и удовлетворенный, что получил быстрый ответ, и разочарованный тем, что его опередили. Он решительно не подходит на роль лидера ни для индейцев, ни для собственной команды.

— Расскажи мне все, что знаешь, — приказал он, делая слабую попытку взять инициативу в свои руки.

Потягиваясь в гамаке, Марко позволил себе зевнуть так заразительно, что Кракюсу пришлось напрячься, чтобы не сделать то же самое.

— Она что-то вроде шамана.

Кракюс сдержал нервную дрожь. Он всегда ненавидел так называемых целителей, считая их колдунами. Ничего не мог с собой поделать, но страшился мира духов, черной магии и всех этих дикарских ритуалов. Боялся этого в глубине души, хотя на словах и отрицал это.

— Не очень точная характеристика… Так она шаман или нет?

— Она прошла инициацию, но не до конца, так как ее учитель умер. Похоже, она признана не совсем официально.

Теперь все ясно… Она добивается признания, ей нужно, чтобы соплеменники считали ее шаманом, вот почему она так горячо сопротивляется его планам. Она сама хочет завоевать авторитет среди жителей деревни.

Марко неожиданно громко чихнул, достал Kleenex и высморкался. За несколько недель насморк Альфонсо пропутешествовал по всей группе, последовательно заразив всех пятерых. Марко был последним…

Вдруг в голове у Кракюса забрезжила идея.

— Дай мне твой платок! — приказал он, вскочив.

Марко странно на него посмотрел.

— Но…

— Дай!

— Но я его только что использовал…

— Дай, тебе говорят!

Марко протянул Kleenex шефу, и тот схватил его двумя пальцами.

— Он же грязный, — предупредил Марко.

Но Кракюса уже след простыл.

* * *