АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция

Стивен Хокинг 15 страница

Читайте также:
  1. I. Перевести текст. 1 страница
  2. I. Перевести текст. 10 страница
  3. I. Перевести текст. 11 страница
  4. I. Перевести текст. 2 страница
  5. I. Перевести текст. 3 страница
  6. I. Перевести текст. 4 страница
  7. I. Перевести текст. 5 страница
  8. I. Перевести текст. 6 страница
  9. I. Перевести текст. 7 страница
  10. I. Перевести текст. 8 страница
  11. I. Перевести текст. 9 страница
  12. Il pea.M em u ifJy uK/uu 1 страница

То что переход от духовного единства к многообразной бренности является неотъемлемой частью Грехопадения, говорится в буддистских и индуистских трудах по Вечной Философии. Боль и зло неотделимы от индивидуального существования в бренном мире; что касается человеческих существ, то эти неизбежные боль и зло обостряются, когда желание сосредоточивается на самой личности и многом другом, но не на божественной Основе. К этому мы может добавить и следующую гипотезу - возможно, даже субчеловеческие существа (как индивидуумы, так и целые виды) обладают каким-то подобием возможности выбора. Вот потрясающий факт: "человечество - одиноко", то есть все остальные виды являются живыми ископаемыми, неспособными ни на какую эволюцию и обреченными на вырождение и вымирание. Если пользоваться фразеологией последователей Аристотеля, то у материи есть аппетит к форме не обязательно к лучшей форме, а просто к форме, как таковой. Обозревая окружающий нас мир живых вещей, мы видим (с восхищенным удивлением, к которому, надо признать, иногда примешивается испуг непонимания) бесчисленные формы, всегда прекрасные, зачастую экстравагантные, а иногда даже зловещие, в которых нашел выход ненасытный аппетит материи. Только та часть живой материи, которая организовалась в человеческие существа, сумела создать форму, способную, по крайней мере в интеллектуальном смысле, к дальнейшему развитию. Вся остальная живая материя замкнута в формах, которые могут оставаться только такими, как есть, а если и способны меняться, то только в худшую сторону. Похоже на то, что в ходе своей биологической карьеры и космического экзамена "на разумность", вся живая материя, за исключением человеческой, поддалась искушению и приняла не наилучшую, а наиболее доступную и удобную форму. В результате действия чего-то, аналогичного свободной воле, каждый вид выбрал путь узкой специализации, путь временного совершенства на низком уровне бытия. В результате все виды зашли в эволюционный тупик. К первоначальному космическому Грехопадению, многообразному проявлению во времени, они добавили не совсем понятный биологический эквивалент добровольного Грехопадения человека. Как виды, они выбрали путь немедленного удовлетворения своего "я", а не способность к воссоединению с божественной Основой. За свой неправильный выбор нечеловеческие формы жизни были соответственно наказаны, поскольку им недоступно понимание высшего добра, на которое способна только не специализированная и потому более свободная, обладающая более высоким сознанием, человеческая форма. Но конечно же следует помнить, что способность к достижению высшего добра дается только ценой способности творить и беспредельное зло. Да, мы с полной уверенностью можем сказать, что животные не страдают так сильно и так разнообразно, как страдают люди. Более того, они абсолютно лишены той (в буквальном смысле этого слова) дьявольской зловредности, которая, наряду со святостью, является отличительной чертой рода человеческого.

Следовательно, мы можем сделать вывод, что, согласно Вечной Философии, добро есть подчинение и полное растворение индивидуального "я" в давшей ему жизнь божественной Основе; а зло - это обострение обособленности, нежелание знать о существовании Основы. Разумеется, эта доктрина идеально совпадает с этическими принципами, как рядом отрицательных и положительных божественных заповедей, и даже, как практическими принципами, на которых основывается общество. Преступность, которая запрещена в любой стране, порождена состоянием ума, которое повсеместно признано неправильным; эмпирический факт - это неправильное состояние ума абсолютно несовместимо со знанием, единящим индивидуума с божественной Основой, которое, по Вечной Философии и есть высшее добро.

Глава 12 ВРЕМЯ И ВЕЧНОСТЬ

Вселенная - это вечная цепь событий; но, согласно Вечной Философии, ее основой является вневременной "данный момент" божественного Духа. Классическое определение этой взаимосвязи между временем и вечностью можно найти в заключительных главах "Утешения Философией", в которой Боэций суммирует концепции своих предшественников, в частности, Плотина.

Одно дело - плыть по течению бесконечной жизни, и совсем другое объять всю бесконечную жизнь, что и является отличительной способностью божественного Ума. Похоже на то, что бренный мир отчасти подражает тому, чего он не может полностью постичь или выразить, привязываясь к любой существующей в данное мимолетное мгновение сверхъестественной силе - силе, которая, ввиду того, что она является определенным образом вечной Божественной Силы, придает всем, что похоже на нее, видимость бытия. Но в силу того, что она не может стоять на месте, она отправляется в бесконечное путешествие во времени; итак, она пришла, чтобы уйти, и своим движением она продолжает жизнь, всю полноту которой невозможно постигнуть, пребывая в неподвижности.

Боэций

...Бог вечен и сохраняет состояние, в котором, кроме настоящего, нет ничего, то и знания Его, превосходя движение времени, пребывает в простоте Его настоящего, содержа в себе в совокупности бесконечную протяженность будущего и прошедшего. И все это Бог обозревает в непосредственности своего знания, как если бы все это происходило в настоящем.

Боэций

Знание того, что происходит в данный момент, не определяет самого события. То, что в обиходе называется Божественным провидением, в действительности, является вневременным знанием "настоящего момента", которое совместимо со свободой бренной человеческой воли.

Происхождение всего сущего, развитие всей вещей, которые изменяются и движутся, имеет свои причины, порядок, формы от неизменного божественного разума, заключенный в сферу своей простоты, этот разум содержит образ многообразия сущего, подлежащего управлению. Этот образ, когда рассматривается в чистом виде в самом божественном разуме, называется провидением, если же он сопрягается с вещами, подвластными Богу, то, как еще ведется от древних, называется судьбой... Провидение есть сам божественный разум, стоящий в главе всех вещей и располагающий все вещи, судьба же есть связывающее расположение изменяющихся вещей; посредством нее провидение упорядочивает их существование. Провидение объемлет в равной степени все, как отдельное, так и бесконечное. Судьба же упорядочивает движением отдельное, распределяя и наделяя местом и формой. Таким образом, разветвление временного порядка, заключенное в самом божественном разуме, есть предзнающее провидение, а воплощение этого порядка непосредственно во времени зовется судьбой... Подобно тому, как мастер уже имеет форму вещи, которую собирается сделать, как бы держа ее перед своим мысленным взором всю сразу, приступает к ее осуществлению во времени, так и Бог в своем провидении располагает единственным и непреложным образом того. что должно совершиться. Судьба же предписываемое проведением направляет относительно времени и места... Отсюда следует: все. подчиненное судьбе, подвластно и провидению, которому подчиняется и сама судьба, но некоторые вещи, подвластные провидению, находятся выше линии судьбы.

Боэций

В самом деле, простое понятие часов свертывает в себе всю временную последовательность. Пусть часы будут замыслом. Тогда, хоть мы сначала слышим звон шестого, а не седьмого часа, седьмой мы слышим все равно не позже, чем предписывает [единовременный] замысел. Причем в замысле шестой час не прежде, чем седьмой или восьмой: в едином замысле часов никакой час не прежде и не после другого, хотя звонят только в предписанной последовательности, и не будет ошибкой сказать, когда мы слышим звон шестого часа, что часы звонят шесть потому, что так хочет замысел их мастера.

Николай Кузанский

Со времен Гоббса противники Вечной Философии отрицают существование вечного "настоящего момента". По мнению этих мыслителей, время и перемены изначальны; другой реальности не существует. Более того, они полагают, что будущие события совершенно непредсказуемы и даже Бог не может ничего знать о них. Соответственно, Бог не может считаться Альфой и Омегой - а только Альфой и Ламбдой (впрочем, на месте Лам-бды может быть любая другая промежуточная буква из ныне действующего алфавита). Но факты, собранные Обществом Физических Исследований, и статистические данные, накопленные в ходе множества лабораторных исследований экстрасенсорного восприятия, неумолимо указывают на то, что даже человеческий разум способен на предвидение. И если даже бренное сознание может знать, какая именно карта ляжет на игорный стол в течение следующих трех секунд, или какой корабль потерпит крушение на следующей неделе, то идея о том, что вечное сознание осведомлено о событиях, которые по отношению к нам будут происходить в далеком будущем, не может считаться невероятной или даже изначально невозможной. "Обманчивое сейчас", в котором живут человеческие существа, вероятно, всегда является чем-то большим, чем коротким периодом перехода от известного прошлого к неизвестному будущему, воспринимаемым, в силу живости памяти, как то, что мы называем "настоящим моментом"; возможно, что "сейчас" всегда содержит какую-то часть близкого и даже относительно далекого будущего. Для Божества это "обманчивое сейчас" может являться именно тем intenriinabilis vitae tota simul et perpetua posessio, о котором говорит Боэций.

Существование вечного "настоящего момента" иногда отрицается на том основании, что бренный порядок не может сосуществовать с другим порядком, находящимся вне времени; говорят также, что изменчивая субстанция не может образовывать единство с субстанцией неизменной. Разумеется, эти доводы можно считать справедливыми в том случае, если бы природа вневременного порядка была механической, или если бы неизменная субстанция обладала бы пространственными и материальными качествами. Но Вечная Философия говорит о том, что вечный "настоящий момент" - это сознание; божественная Основа - это дух; бытие Брахмана - это "чит", или знание. Идея о том, что вечное сознание знает о вечном мире и, зная о нем, поддерживает его существование и постоянно занимается творчеством, не содержит в себе никакого противоречия.

Вот, наконец, мы добрались и до аргументов противников идеи о том, что человеческий разум может познать божественную Основу и, в результате, соединиться с ней. Эта идея считается абсурдной, поскольку дает основание для следующего заключения: "В один момент - я вечен, а в другой - завишу от времени". Но это утверждение является абсурдным только в том случае, если человек, с его двухслойной природой, способен жить только на одном уровне. Но если, как всегда утверждали комментаторы Вечной Философии, человек - это не только тело и душа, но также и дух, и если он способен по своей воле жить, как на обычном человеческом плане, так и на плане гармонии и даже единения с божественной Основой его бытия, то тогда эта идея выглядит совершенно логичной. Тело всегда пребывает во времени, дух всегда пребывает вне времени, а душа - это двойственное создание, которое вынуждено законами человеческого бытия до определенной степени быть связанным с телом, но которое способно, если только пожелает, ощутить свой дух, отождествиться с ним, а через него и с божественной Основой. Дух всегда остается тем, что пребывает в вечном "сейчас"; но человек устроен так, что его душа не может постоянно оставаться отождествленной с духом. В утверждении "В один момент я вечен, а в другой - завишу от времени", местоимение "я" обозначает душу, которая переходит из времени в вечность, когда она отождествляется с духом, и либо добровольно, либо по необходимости, возвращается из вечности во время, когда она решает или вынуждена отождествиться с телом.

Джалаладдин Руми говорил: "Суфий - это сын настоящего времени". Духовный прогресс идет по спирали. Сначала мы дети, живущие, подобно животным, вечным "сегодняшним днем", не тревожащиеся о будущем, и не сожалеющие о прошлом; затем мы переходим в специфически человеческое состояние, то есть оглядываемся назад и пытаемся заглянуть вперед, живем не только сегодняшним днем, но и в значительной степени воспоминаниями и ожиданиями, живем не спонтанно, а руководствуемся правилами, благоразумием, покаянием, страхом и надеждой; и если только мы захотим, то мы сможем продолжать наше спиралеобразное движение вверх к той точке, которая соответствует нашей исходной точке "животного состояния", но находится неизмеримо выше ее. Достигнувшие этой точки снова живут только сегодняшним днем - но это уже жизнь не субчеловеческого создания, а существа, в котором страх сменился любовью к ближнему, надежда - видением; положительный эгоизм спокойных размышлений и отрицательный эгоизм зависти - бескорыстием. Настоящий момент - это всего лишь проход, через который душа может пробраться из времени в вечность, через который благодать может пробраться из вечности в душу, через который любовь к ближнему может перебираться из одной живущей во времени души в другую живущую во времени душу. Вот почему суфий, да и любой активный последователь Вечной Философии, является или пытается быть сыном настоящего времени.

Но очень сходны меж собой тот, Кто суть познал, и тот, кто познает.

Порвите ж цепь, свободу обретая, Хоть, может, эта цепь и золотая...

И то постигни, что свирель пропела, Чтоб твой отринул дух оковы тела.

Джалаладдин Руми

Хотя опустошение памяти и не обладает такими преимуществами, как состояние единения, но оно освобождает души от огромного количества тоски, грусти, печалей, несовершенств и грехов, и уже поэтому является великим добром.

Сан Хуан де ла Крус

В идеалистической космологии буддизма махаяны память играет роль довольного зловредного творца. "Когда Бодхисаттва озирает тройной мир, он видит, что своим существованием он обязан памяти, накопившейся с незапамятных времен, но неверно истолкованной" (Ланкаватара Сутра). Слово, которое мы перевели, как "воспоминания", в буквальном смысле означает "благоухание". Разумтело несет с собой неистребимый запах всего, что было сделано, о чем было подумано, чего хотелось и что чувствовалось на протяжении всей жизни индивидуума и расы. Китайцы переводят этот санскритский термин двумя символами - "привычка" и "энергия". Мир таков, каков он есть, в силу всех осознанно, бессознательно и физиологически закрепившихся привычек, приобретенных нашими предками или нами, как в жизни, так и в прошлых жизнях. Эти устоявшиеся дурные привычки заставляют нас верить в то, что многообразие есть единственная реальность, и что идея "я", "меня", "мое" есть абсолютная истина. Суть Нирваны в том, чтобы "увидеть реальность такой, какова она есть", а не такой, как она нам представляется. Разумеется, такого состояния нельзя достичь до тех пор, пока существуем "мы", для которых реальность может быть относительной. Отсюда и потребность, о которой говорят все комментаторы Вечной Философии, в укрощении страстей, в умертвщлении "я". И укрощаться должны не только аппетиты, чувства и воля, но и сила разума, само сознание и то, что делает наше сознанием таким, какое оно есть - наша личная память и наши унаследованные привычки-энергии. Для достижения полного освобождения недостаточно только расстаться с грехами; должна произойти перестройка разума, "паравитти", как называют ее махаянисты, или коренной перелом в самых глубинах сознания. В результате уничтожаются привычки-энергии, накопившиеся воспоминания, и, вместе с ними, чувство того, что ты являешься отдельным эго. Реальность больше не воспринимается, как quoad nos* (* Что мы (лат.). - Прим.ред.)(на том основании, что нет никакого nos, которое нужно воспринимать), а как реальность сама по себе. Словами Блейка: "Если б раскрыты были врата восприятия, всякое предстало бы человеку, как оно есть - бесконечным". Те, кто чист сердцем и смирен духом, Сансару и Нирвану, видимость и реальность, время и вечность воспринимают как одну и ту же вещь.

Время есть то, что не дает нам увидеть свет. Нет большего препятствия на пути к Богу, чем время. Но время не является единственным препятствием есть еще тлен, бренные вещи, бренные интересы и само разлагающее влияние времени.

Экхарт

Святой Павел говорит: "Радуйся Богу все время". Радость того, кто радуется постоянно, не зависит от времени. Три вещи не дают человеку познать Бога. Первая - время, вторая - плотская природа, третья - многообразие. Для того, чтобы Бог смог прийти к вам, эти вещи должны вас покинуть, если конечно вы не подняли их на более высокий уровень: превратили многообразие в единство.

Экхарт

Каждый раз, когда о Боге думают, как о полностью существующем во времени, появляется тенденция рассматривать Его в качестве "сверхъестественного", а не как нравственного существа; как неумолимую Силу, а не как Силу, Мудрость и Любовь; как непостижимого и опасного повелителя, которого следует задабривать жертвоприношениями, а не как Дух, которому следует поклоняться душой. Все это вполне естественно; ибо время - это постоянное исчезновение, а Бог, полностью существующий во времени - это Бог, уничтожающий с такой же быстротой, с какой и создающий: Природа прекрасна и изобильна, но в то же время и непостижимо грозна. Если Божество постоянно пребывает во временном порядке и не выходит за его пределы, и если человеческий дух не поднимается над своей скованной временем душой, то тогда нет никакой возможности "оправдать отношение Бога к человеку". Такой Бог проявляется во вселенной как неодолимое Существо, которое обращается к Иову из самого центра бури, символами которого являются Бегемот и Левиафан, боевая лошадь и орел. Это тот же Бог, о котором говорится в апокалипсической одиннадцатой главе "Бхагавад Гиты". "Таким, каким ты сейчас себя (описал), о великий господь, - говорит Арджуна, обращаясь к Кришне, который, как уже известно Арджуне, является воплощением Божества - вожделею зреть твой образ, о высочайший Дух," - то есть, увидеть его как Бога земного мира. Природы, временного порядка. Кришна отвечает, что в его теле тот узрит всю вселенную, со всеми одушевленными и неодушевленными вещами. Арджуна реагирует на это откровение с удивлением и страхом.

Вижу богов в твоем теле, о боже, также множество разных существ, владыку Браму, сидящего на лотосе-престоле, всех риши и божественных змиев.

Вижу тебя с многочисленными руками, чревами, устами, глазами, везде бесконечно многообразно;

ни начала твоего, ни середины, ни конца также не вижу, о владыка всеобразный.

Далее следует пространное описание всемогущества и всеобъемлемости Бога. Затем качество видения меняется и Арджуна с ужасом понимает, что Бог вселенной есть не только Бог созидания, но и Бог разрушения.

Выступающие клыки твои и зевы увидав, подобные пламени (всеуничтожающего) времени, я не узнаю сторон, не нахожу спасения; умилосердись, о, владыка богов, прибежище мира...

Как рек многочисленные водные потоки спешат, стремятся, направляясь к океану, так и эти витязи человеческого мира вступают в твои пламенеющие зевы,

Как мотыльки попадают в горящее пламя, гибелью завершая стремленье, так на гибель вступают миры в твои зевы, завершая стремленье...

Поведай мне, кто ты, ужаснообразный, поклонение тебе, о высший из богов, смилуйся, познать стремлюсь тебя, изначального, ибо я не постигаю твоих проявлений.

Ответ ясен и недвусмысленен:

Я есть время (Кала), возрастая, я причиняю разрушение миру...

Но Бог, являющийся в таком ужасном облике, как Время, также существует и вне времени, как Божество, как Брахман, чьей сутью является Сат, Чит, Ананда - Бытие, Знание, Блаженство; внутри и за пределами измученной временем души человека существует его дух ("несотворенный и не могущий быть сотворенным", как сказал Экхарт) Атман, родственный или даже тождественный Брахману. "Гита", как и остальные формулировки Вечной Философии, оправдывает отношение Бога к человеку утверждением - и утверждение это основано на наблюдении и непосредственном ощущении - что человек может, если только захочет, умертвить свое отдельное бренное "я" и соединиться с вечным Духом. Она также утверждает, что аватара воплощается для того, чтобы помочь людям достичь этого единения. Для этого он применяет три способа - несет истину миру, пребывающему в добровольном невежестве; пробуждает в душах "плотскую любовь" к своему человеческому образу, но любовь эта является не целью, а средством обретения духовной любви-знания Духа; наконец, он служит в качестве "проводника" благодати.

Богу, который есть Дух, можно поклоняться только в душе и во имя его самого; но Богу, существующему во времени, как правило, поклоняются посредством жертвоприношений ради достижения бренных целей. Существующий во времени Бог - это такой же явный разрушитель, как и созидатель; и поскольку это так, то поклоняться ему с помощью методов, таких же ужасных, как и порождаемые им катастрофы, представляется вполне уместным. Отсюда и кровавые жертвоприношения индийской богине Кали, вернее, ее аспекту Природы-Разрушительницы; отсюда проклятые иудейскими пророками приношения детей в жертву Молоху; отсюда человеческие жертвоприношения, практиковавшиеся, например, ацтеками, карфагенянами, друидами, финикийцами. Во всех этих случаях Бог, которому приносились жертвы, был Богом, существующим во времени, или персонификацией Природы, которая является ничем иным, как самим Временем, пожирателем своих собственных детей; и во всех этих случаях ритуал преследовал одну и ту же цель - либо выпросить какую-либо милость, либо отвратить какое-нибудь из тех ужасных несчастий, которые всегда имеются в запасе у Природы и Времени. Ибо эта цель казалась стоящей того, чтобы заплатить за нее высокую цену монетой страдания, которую Разрушитель явно очень ценил. Величием цели оправдывалось использование средств изначально ужасных, поскольку они изначально были похожи на время. Сублимированные следы этого древнего образа мышления и поведения до сих пор можно найти в определенных теориях о Побитии Камнями и в концепции Мессы, как постоянно повторяемого принесения в жертву Богочеловека.

В современном мире боги, которым приносятся человеческие жертвы, являются персонификациями уже не Природы, а сотворенных самим человеком политических идеалов. Разумеется, все они относятся к бренным событиям реальным событиям прошлого и настоящего, воображаемым событиям будущего. И здесь следует отметить, что философия, утверждающая существование и непосредственное осознание вечности, связана с определенным типом политической теории и практики; философия, утверждающая, что единственной реальностью является происходящее во времени, порождает иной тип теории и оправдывает совершенно иной тип политической практики. Об этом ясно заявили марксистские авторы, указавшие, что когда христианство заботится, в основном, о бренных вещах, оно является "революционной религией", а когда, под воздействием мистиков, оно обращается к Вечному Евангелию, описываемые в котором исторические и псевдоисторические факты являются ничем иным, как символами, оно становится политически "статичным" и "реакционным".

Этот марксистский взгляд на проблему отличается некоторой упрощенностью. Не совсем верно, что все озабоченные бренностью теологии и философии обязательно являются революционерами. Цель всех революций заключается в радикальном изменении и улучшении действительности. Но некоторые маниакальные философы озабочены только прошлым, а не будущим, и оправдывают политику, направленную исключительно на сохранение или восстановление status quo* (* Существующее положение (лат.). - Прим.ред.) и возвращение к "добрым старым временам". Но ретроградывремяпоклонники имеют нечто общее с революционными борцами за светлое будущее; и те, и другие ради достижения своей цели готовы на безграничное насилие. И именно в этом состоит основное различие между политикой философов вечности и политикой философов времени. Ибо последние считают, что абсолютное добро следует искать в бренном мире - в будущем, когда все будут счастливы, потому что будут действовать и думать либо совершенно по новому, либо, наоборот, по старому, в соответствии с освященными временем традициями. И поскольку абсолютное добро находится в бренном мире, они считают оправданным применение бренных средств для его достижения. Инквизиция сжигает на кострах и пытает во имя чистоты веры, ритуал и церковно-поли-тико-финансовая организация считаются необходимыми условиями вечного спасения человеческой души. Поклоняющиеся Библии протестанты ведут долгие и жестокие войны, чтобы в мире восторжестововало то, что они вообразили подлинным древним христианством апостольских времен. Якобинцы и большевики готовы принести в жертву миллионы человеческих жизней во имя светлого экономического и политического будущего, столь выгодно отличающегося от настоящего. И вот уже вся Европа и большая часть Азии должны быть принесены в жертву идеям людей, увидевших в каком-то магическом кристалле Вечнопроцветающее Коллективное Хозяйство и Тысячелетний Рейх. История недвусмысленно говорит о том, что большинство из тех религий и философских школ, которые слишком серьезно воспринимают время, связано с политическими теориями, насаждающими и оправдывающими широкомасштабное насилие. Единственным исключением является простая эпикурейская теория, провозглашающая следующее отношение к слишком реальному времени: "Ешь, пей и веселись, потому что завтра мы умрем". Это не очень благородный и даже не очень реалистичный вид нравственности. Но в нем гораздо больше здравого смысла, чем в революционной этике: "Умри (и убей), чтобы завтра кто-нибудь другой ел, пил и веселился". На практике, разумеется, борьба за веселье будущих поколений чрезвычайно опасна. Ибо процесс массового самопожертвования и массовых убийств создает материальные, социальные и психологические условия, которые фактически гарантируют провал величественных замыслов революционеров.

Те люди, философия которых не принуждает их относиться ко времени слишком серьезно, считают, что абсолютное добро нужно искать не в общественном прогрессе-апокалипсисе революционера и не в искусственно сохраняемом прошлом реакционера, а в вечном "сейчас", существование которого те, кто желает абсолютного добра достаточно сильно, могут осознать в результате непосредственного ощущения. Смерть сама по себе не является пропуском в вечность; точно так же массовое убийство не имеет ничего общего с освобождением ни жертв, ни убийц, ни их потомства. Мир, который не укладывается в понимании - вот плод освобождающего ухода в вечность; но и мир в его обычной повседневной форме также является корнем освобождения. Ибо там, где бушуют страсти и существует множество отвлекающих факторов, абсолютное добро никогда не будет осознано. Это одна из тех причин, по которым политика философов вечности отличается терпимостью и ненасильственностью. Другая причина в том, что вечность, осознание которой является абсолютным добром, есть царство божие внутри нас. Ты - это Оно; и хотя Оно бессмертно и неуязвимо, убийство и мучение индивидуального "тебя" есть дело космического значения, поскольку оно является вмешательством в нормальные и естественные отношения между индивидуальными душами и божественной вечной Основой всего бытия. Любое насилие прежде всего является святотатственным мятежом против божественного порядка.

Переходя от теории к истории, мы обнаруживаем, что те религии, теологи которых в наименьшей степени интересовались бренными событиями и в наибольшей степени - вечностью, связаны только с наименее насильственной и наиболее гуманной политической практикой. В отличие от ранних иудаизма, христианства и ислама (все они были маниакально озабочены временем), индуизм и буддизм никогда не преследовали инакомыслящих, практически ни разу не призывали к священным войнам и удержались от сползания в религиозный империализм, идущий рука об руку с политическим и экономическим угнетением цветных народов. За четыреста лет, с начала шестнадцатого века и по начало двадцатого, большинство христианских европейских наций потратили значительную часть времени и энергии на агрессию против своих нехристианских соседей на других континентах, на их покорение и эксплуатацию. На протяжении этих столетий многие отдельные священники сделали все, что могли, для смягчения последствий этого беззакония; но ни одна из основных христианских церквей официально не осудила бесчинства европейцев. Первый коллективный протест против рабовладения, введенного англичанами и испанцами в Новом Свете, был в 1688 г. это был митинг квакеров Джермен-тауна. Очень знаменательный факт. Среди христианских сект семнадцатого века квакеры выделялись наименьшей склонностью истово молиться на историю и на бренные вещи. Они верили, что внутренний свет присутствует внутри каждого человека и что спасение обретут живущие в согласии с этим светом и не зависящие ни от веры в исторические или псевдоисторические события, ни от отправления определенных ритуалов, ни от поддержки конкретной религиозной организации. Более того, философия вечности удержала их от сползания в поклонение материалистическому апокалипсическому прогрессу, который в последнее время служит оправданием любого беззакония, начиная с войн и революций и заканчивая низкооплачиваемым тяжким трудом, рабством и эксплуатацией дикарей и детей. Все это оправдывается на том основании, что высшее добро ждет нас в будущем и для его достижения могут быть использованы любые бренные средства, пусть даже изначально ужасные. Поскольку теология квакеров представляла собой форму философии вечности, их политическая теория отрицала войну и преследования инакомыслящих как средство достижения идеальной цели, осуждала рабство и провозглашала расовое равенство. Представители других конфессий сделали немало полезного для африканских жертв алчности белого человека. Например, в памяти возникает образ святого Петра Клавера Картахенского. Но этот самоотверженно милосердный "раб рабов" ни разу не возвысил свой голос против рабства как института, или против преступной торговли рабами, питавшей само рабство; нет также никаких достоверных сведений о том, что он, подобно Джону Вул-мену, пытался убедить рабовладельцев дать свободу их "живому имуществу". Вероятно, причина заключается в том, что Клавер был иезуитом, дал обет полного послушания и в силу своих теологических убеждений считал определенные политические и церковные организации мистическим телом Христа. Главы этих организаций не осудили рабство или работорговлю. И кто он, Педро Клавер, был такой, чтобы высказывать мысли, не одобренные официально его начальниками?


1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 |

Поиск по сайту:



Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.007 сек.)