Патриарх Никон приобрел громадную власть

Впрочем, царь в 1657г. больше думал о взаимоотношениях с Никоном, чем о церковной реформе. Патриарх Никон не без помощи царя приобрел громадную власть. Алексей Михайлович, а затем все приближенные и весь народ стали называть Никона не «великим господином», как обыкновенно величали патриарха, а «великим государем», каковым титулом пользовался только патриарх Филарет как отец государя. С каждым днем самомнение и гордыня Никона росли. В Служебнике 1655г. он открыто сравнял себя с царем: «Да даст же Господь им государям (т. е. Алексею Михайловичу и патриарху Никону)... желание сердце их». Это не могло не подействовать на царя. Онбыл моложе Никона почти на 25 лет. Он обязан был этому человеку многим, Никон был для него старшим другом. Но дружба дружбой, а делить власть с Никоном царь не хотел и не мог. Да и сделать это ему не дали бы бояре, не раз говорившие царю о чрезмерном возвышении Никона.

Летом 1658 г. Алексей Михайлович давал обед по случаю приезда в Москву грузинского царевича Теймураза. На все подобные мероприятия Никона приглашали в первую очередь. Он к этому привык. На этот раз был ошеломлен случившимся — его не пригласили в царские покои. Он очень хорошо знал мягкого Алексея Михайловича, чтобы предусмотреть этот ход царя. Самоуверенность и чрезмерно завышенная самооценка подвели Никона в ответственнейший момент. Он и не догадывался, что те, кто «перехватил» у него из рук царя, взяли и его самого в крепкие руки. И, пользуясь его слабостями, повели патриарха от одной беды к другой, от одного поражения к другому. Всевластный Никон, прошедший, казалось бы, через все испытания и зарекомендовавший себя как истинный патриот православной веры, борец за ее чистоту, умелый организатор и требовательный руководитель вдруг стал делать шаги, которые свойственны избалованным роскошью и безраздельным вниманием детям.

Никон послал своего боярина Дмитрия во дворец, якобы по срочному, не связанному с приемом церковному делу. Грузинский царевич важно шествовал сквозь толпу, дорогу в которой расчищал для важного гостя окольничий Хитрово. Он бил направо-налево палкой, не обращая внимания на саны и чины. Досталось и патриаршему боярину. Тот возмутился: «Я патриарший человек! Напрасно бьешь меня, Богдан Матвеевич!».

«Не дорожись!» — грубо крикнул Хитрово и ударил Дмитрия палкой по лбу. Боярин заплакал и поспешил к патриарху. Тот написал царю письмо с жалобой на Хитрово. Но разве окольничий без ведома царя мог бы так вести себя по отношению к патриаршему боярину? Вряд ли! Этого патриарх Никон не понял. Не знал он, что даже самый верный, самый лучший в мире друг не поделится своей властью.

Алексей Михайлович прочитал письмо с просьбой судить окольничего за оскорбление патриаршего боярина и лично ответил своему другу, что, когда время позволит, он свидится с Никоном. Прошло несколько дней. Дел у царя было много, времени и желания заниматься инцидентом между окольничим и боярином не было.

8 июля, на праздник иконы Казанской Божией Матери царь не прибыл в храм, где патриарх служил со всем собором. А через два дня Алексей Михайлович не явился в Успенский собор, где Никон служил по случаю праздника Положения Ризы Господней. Патриарх посылал к царю людей узнать, что случилось. С ответом явился спальник, князь Юрий Ромодановский, который объявил, что царь гневается на патриарха. Тот спросил о причинах гнева. Из перепалки между спальником и патриархом любому человеку было бы ясно, что царь наконец-то решил стать полноправным самодержцем, он созрел для этого, его поддерживают бояре и что у Никона нет ни одного шанса победить в неравной схватке... Ромодановский поставил точку в споре: «Отныне не пишись и не называйся великим государем; почитать тебя впредь не будем».

Никон был оскорблен, унижен, обижен... лучшим другом! Все его последующие действия говорят, что такого удара он не ожидал. Несколько часов он обдумывал ситуацию и вдруг решил отречься от патриаршества. Близкие и верные люди уговаривали его не гневить царя, слова их заставили призадуматься патриарха. Но слишком он был наивным и искренним и не смог взвесить все «за» и «против», чтобы найти верное решение не очень сложной задачи. Однако он разорвал начатое письмо царю и пошел в Успенский собор.

Отслужив литургию, Никон повелел прочитать собравшемуся люду несколько отрывков из Иоанна Златоуста и вдруг сказал: «Ленив я стал, не гожусь быть патриархом, окоростевел от лени и вы окоростевели от моего неучения. Называли меня еретиком, иконоборцем, что я новые книги завел, камнями хотели меня побить; с этих пор я вам не патриарх». Зашумел народ, не зная, как реагировать на отречение патриарха. А он продолжал говорить гневные слова, но все понимали, что без государева указа дело решенным быть не может. Никон переоделся в ризнице, написал царю письмо, вышел к народу в мантии и черном клобуке и сел на последней ступени амвона.

Царь узнал о случившемся, но в Успенский собор сам не явился, чтобы утешить друга и помочь ему в трудную минуту.

Алексей Михайлович послал к нему князя Трубецкого и Родиона Стрешнева, еще раз дав понять патриарху, «кто есть кто» в Российской державе.

Началась словесная перепалка. Никон злился, отрицал обвинения в том, что он по собственной воле стал называть себя «великим государем» и т. д. Он нападал неумело, необдуманно. С воинствующей и непримиримой обидой. Закончив спор, Никон вдруг попросил у царя келью. Ему ответили совершенно справедливо, что келий в патриаршем дворе много — выбирай любую и не мешай царю. Проиграв и эту схватку, Никон отправился пешком на подворье Воскресенского монастыря, ждал там два дня доброй весточки от своего младшего (но бывшего!) друга-царя. Не дождался, отписал Алексею Михайловичу письмецо в тонах обиженных и отбыл в Воскресенский монастырь.

Вскоре туда же прибыл и князь Трубецкой, передавший Никону просьбу царя дать всей царской семье благословение, а также благословить Крутицкого митрополита ведать Русской церковью до избрания патриарха. Никон исполнил просьбу царя, и два года занимался устройством монастыря под Волоколамском. Царь относился к Никону с добрым чувством: жаловал Воскресенской обители щедрые вклады, передал ему через верного боярина прощение. Казалось, что у этих людей вновь появилась возможность дружить той скромной дружбой, которая не требует великих подвигов, самопожертвования и самоистязания.

У Никона и Алексея Михайловича вполне могли сложиться подобные отношения, если бы Никон не мечтал о власти. Он мечтал о ней всегда. Даже в те два года в Воскресенском монастыре, когда дни его были заполнены административными заботами. Весной 1659 г. Никон узнал, что Крутицкий митрополит совершил обряд, который мог совершать исключительно патриарх, и тут же написал царю нравоучительное письмо. Царские бояре намекнули Алексею Михайловичу, что Никон опять занимается не своим делом, не имея на то никакого права. Царь намек понял и приказал обыскать бумаги отрекшегося патриарха. Никон узнал об этом и написал царю резкое письмо — отношения между ними стали еще хуже.

Никона удалили в Крестный монастырь на Белом море, а в 1660 г. в Москве на Соборе решено было избрать другого патриарха и лишить бывшего главу Русской Православной церкви архиерейства и священства. Это был суровый приговор! Алексей Михайлович понял, что «судьи» явно перестарались, и передал дело Никона греческим священнослужителям, оказавшимся по случаю (они любили такие случаи!) в Москве. Греки подтвердили приговор. И лишь Епифаний Славинецкий встал на защиту Никона. Этот ученый киевский старец в обстоятельной записке царю привел аргументы, доказывавшие несостоятельность приговора, и Алексей Михайлович вынужден был вернуть Никона в Воскресенский монастырь для продолжения разбирательства сложного дела.

Никон прибыл в Воскресенский монастырь, но здесь его ждали неприятности чисто житейские, к которым вчерашний «великий государь» был абсолютно не готов — тяжбы из-за монастырских земель, клеветнические обвинения недругов... Надежды Никона на свое возвышение с каждым месяцем таяли, а предчувствие надвигающейся беды усиливалось.

Поиск по сайту: