Разрыв с Ремом

Второй, не менее тяжелой потерей был для Гитлера его разрыв с Ремом. Со времени основания «Фронтбанна» Гитлер злился на своего друга. Рем упрямо цеплялся за свое творение и не соглашался превратить «Фронтбанн» в чисто партийную военную силу, как того желал Гитлер.

26 февраля вождь новой национал-социалистической партии взял большой чистый лист бумаги и «начертал» на нем схему аппарата партии со всеми его разветвлениями. Тут была и партия в тесном смысле, и издательство «Фелькишер беобахтер», и фонд национал-социалистической прессы… были, наконец, и тактические директивы. В них говорилось, что не так важно немедленно собрать большое число членов, как с самого начала обеспечить внутреннюю сплоченность движения и его организованность. Кто не согласен подчиниться руководству, выбранному нормальным путем, тому не место в партии. При создании крупных партийных организаций в качестве постоянной предпосылки должно существовать правило: сначала вождь, затем уже организация, а не наоборот. Организация должна быть не самоцелью, а средством; лучшей является не та организация, которая обладает самым большим аппаратом, а та, в которой связь между вождем и рядовыми членами партии осуществляется с наименьшим количеством передаточных инстанций.

Важным пунктом в этих директивах было восстановление штурмовых отрядов. О них было сказано следующее:

«Новые штурмовые отряды создаются на тех же основаниях, которые имели силу до февраля 1923 г.

Организация их строится в соответствии с законом о союзах. Вооруженные группы или союзы не принимаются в штурмовые отряды.

Кто в нарушение распоряжений руководства носит оружие или пытается хранить его на складах, подлежит немедленному исключению из штурмовых союзов и из партии.

Отряд, который в нарушение распоряжения руководства устраивает уличные шествия или принимает в них участие, подлежит немедленному роспуску. Руководители его подлежат исключению из штурмовых отрядов и из партии.

Цель новых штурмовых отрядов та же, что и прежде до февраля 1923 г.: физическая закалка нашей молодежи, воспитание в духе дисциплины и преданности общему великому идеалу, обучение службе «орднеров» (распорядителей) и разведочной службе».

Последний пункт недостаточно искренен. Та цель, которую преследовали штурмовые отряды до 1923 г. и которой они должны были служить и теперь, вовсе не была такой безобидной, как это изображал Гитлер на своем эзоповом языке. Вспомним, что старые штурмовые отряды должны были служить «тараном», «воспитывать неукротимую волю к действию» и давать возможность движению в любой момент «перейти в наступление». Поэтому старые отряды назывались официально «штурмовыми отрядами», теперь же это название должно было отпасть.

Для организации новых штурмовых отрядов в старом духе и с прежними заданиями Гитлер нашел человека, который гораздо больше понимал в этом толк, чем находившийся в эмиграции Геринг. Рем тоже соглашался взять на себя руководство штурмовыми отрядами, но только под условием, что они войдут в состав «Фронтбанна». На конференции главарей в Вольмирштедте, в замке графа Гельдорфа, перешедшего из «Стального шлема» в «Фронтбанн», начальники последнего сошлись на том, чтобы следовать за Гитлером как вождем и представителем национал-социалистического движения и за Людендорфом как своим патроном. Это решение служить двум господам в результате лишь обозлило обоих. Ни Людендорф, ни Гитлер не показались в Вольмирштедте; Гитлер даже спрятался от посланцев Рема, искавших его в Байрете.

Тем временем Штрассер со своей стороны сделал попытку снова свести Людендорфа и Гитлера.

Умер президент республики Эберт. Для первого тура выборов буржуазные правые партии сошлись, за неимением другого, более подходящего кандидата, на обер-бургомистре Дуисбурга Ярресе,^[98] совершенно неизвестной народу личности. Грефе призывал голосовать за Ярреса; таким образом «фелькише» оказались бы в одном лагере с буржуазной правой, с «партиями плана Дауэса». Грегор Штрассер выступил тогда с требованием, чтобы национал-социалисты противопоставили этому буржуазному сброду без действительного вождя личность, пользующуюся мировой славой, – Людендорфа. Гитлер согласился на это без особого восторга.

Людендорф согласился выставить свою кандидатуру и получил на выборах около двухсот тысяч голосов. Это было менее того, что ожидали. Но зато в «Фелькишер беобахтер» появилось письмо Людендорфа в редакцию, в котором генерал писал, что он по-прежнему видит в национал-социализме путь к подъему страны.

После поражения на выборах снова разгорелся спор между Гитлером и Ремом. Произошли трения между Гитлером и начальниками «Фронтбанна», не желавшими безоговорочно подчиниться бывшему ефрейтору. Рем после этого стал еще энергичнее настаивать на том, чтобы Гитлер принципиально не вмешивался в его руководство штурмовыми отрядами.

Рем был одним из лучших друзей Гитлера. В области политики это был друг безусловно надежный. «Тебе надо только заказать мне: в такой-то день в шесть часов утра будь со своей ротой у Триумфальных ворот – и я буду там непременно», – так он сам описывает свое политическое отношение к Гитлеру. Но в своих взглядах на военные дела Рем значительно расходился с Гитлером и обычно проводил свою точку зрения, невзирая ни на что. Так он в свое время отнял у Гитлера руководство штурмовыми отрядами, сделав национал-социалистическую партию исключительно орудием рейхсвера; надо думать, что он не отдавал себе ясного отчета в том, насколько он этим самым совершал насилие над Гитлером. Ответственность за столь роковую для партии эволюцию ее в 1923 г. в значительной мере падает на Рема, который в своей записке сам характеризует свою тогдашнюю деятельность в следующих словах: «В продолжение четырех лет я по службе, исполняя приказы и поручения своих начальников, действовал против закона и распоряжений власти».

Теперь у него уже не было начальников по службе; от командования рейхсвера он уже не получал приказов нарушать закон. Но он считал, что должен и может продолжать в рамках «Фронтбанна» то, что он под различными названиями организовывал вплоть до 9 ноября 1923 г., в последний раз в «Боевом союзе». Он не заметил, что настали другие времена.

Но Гитлер заметил это. За спиной Рема уже не стоял мощный рейхсвер. Это был теперь просто человек без денежных источников и не имеющий влияния, только друг, – ничего больше. Гитлер воспользовался случаем, чтобы отделаться от слишком напористого друга. Последний внезапно с огорчением констатирует некрасивые черты характера Гитлера:

«Я знаю, что многие терпеть не могут людей, обращающихся к ним со словами предостережения и напоминания; я всегда занимаю противоположную позицию. С Гитлером меня связывала искренняя дружба. Я видел, как его обступали льстецы, как они ловили каждое желание его, не осмеливались перечить ему ни словом; именно поэтому я считал долгом как верный товарищ открыто говорить ему правду».

16 апреля Рем вручил Гитлеру записку, в которой требовал, чтобы была проведена четкая грань между национал-социалистической партией, с одной стороны, и «Фронтбанном» и штурмовыми отрядами – с другой. «Фронтбанн» станет на политическую платформу Гитлера, но наотрез отказывается впутываться в повседневные конфликты, в споры о лицах и т. д. Партийная политика нетерпима в «Фронтбанне», а также в штурмовых отрядах. Рем хотел строго-настрого запретить последним всякое вмешательство в партийные дела, но вместе с тем запретить им также принимать указания от партийных вождей.

Гитлер не только не был согласен на эти предложения Рема, он был глубоко уязвлен ими. Он обвинял Рема, что тот поступает с ним не по-дружески. Ведь если сделать так, как требует Рем, то он, Гитлер, окажется в таком же недостойном положении, как в 1923 г., когда он был в политическом плену у рейхсвера. Вместо этого Гитлер требовал полного подчинения «Фронтбанна» партии.

Это было слишком. Рем прервал разговор и на другой день возвратил Гитлеру свой мандат на руководство штурмовыми отрядами. Гитлеру он сообщил, что выходит из всех политических союзов; руководство «Фронтбанном» он передал графу Гельдорфу. Организация распалась тогда на местные группы, которые впоследствии включены были в новые штурмовые отряды.

Для Рема это было не только крушением его дела, но и моральной катастрофой. Возможно, что личные переживания в тот момент сделали его особенно чувствительным; этот коренастый, дюжий человек был сентиментальным другом. Личный разрыв с Гитлером должен был явиться для него одним из самых тяжелых разочарований в его жизни. Он написал другу, что сердечно благодарен ему за пережитые вместе радостные и тяжелые времена, будет всегда помнить их и просит не лишать его своего дружеского расположения.

Он не получил никакого ответа. Официальное заявление об уходе тоже оставлено было Гитлером без ответа. Рем напечатал свое последнее заявление в близко стоящей к нему прессе. «Фелькишер беобахтер» перепечатал это заявление без комментариев. Гитлер продолжал молчать как публично, так и в личных отношениях. Ни слова благодарности. Ни одного дружеского слова по адресу человека, который в действительности был строителем национал-социалистической партии.

Вместе с Ремом ушел также Брюкнер,^[99] бывший руководитель мюнхенского полка штурмовых отрядов, а ныне личный адъютант Гитлера.

После этого разрыва партия в течение ряда лет оставалась без штурмовых отрядов. Дела Рема пошли плохо. «Мои пути приводили меня порой в такие ситуации, от которых морализирующий мещанин должен был бы содрогнуться и отшатнуться с краской стыда», – признавался он впоследствии.

Поиск по сайту: