Издержки. Разрыв в науке

Отмечая необходимый, прагматически оправдан­ный характер и достоинства науки позитивного пра­ва (юридической догматики, аналитической юрисп­руденции), надо вместе с тем иметь в виду, что тут есть и теневые стороны, возможны определенные из­держки. Они выражаются в том, что фактическая основа юридических знаний, догма права, хотя и придала правоведению достойный науковедческий статус науки о реальных фактах действительности, оказывается все же ограниченной и к тому же во многом сконцентрированной в "нормах закона" – нор­мативно-формалистических особенностях правовой ма­терии. И что в соответствии со спецификой предме­та юридических знаний для правоведения оказалась характерной формально-юридическая методология, основанная на правилах и требованиях формальной логики.

Отсюда – возможность крайнего формализма, ка­жущегося или действительного, не всегда оправдан­ная юридическая усложненность правовых построе­ний, а в этой связи – казуистическая усложненность специального образования. И отсюда же – другие крайности, характерные для догматических разрабо­ток, когда эти разработки превращаются в схоласти­ческие упражнения, игру в понятия ("юриспруден­ция понятий").

Надо видеть и то, что аналитическая юриспруден­ция как технико-юридическая наука может существо­вать и развиваться при различных политических режи­мах. В том числе – при режимах тиранического типа, фашистских, в условиях коммунистической диктатуры, где техника юриспруденции оказывается нужной по су­губо прагматическим потребностям. Это дало повод по­лагать, что юридический позитивизм характеризуется Даже "духовной нищетой", когда по утверждению ряда авторов "...у юристов этого поколения (имеются в виду юристы юридико-догматической школы. – С. А.) не раз­вивалось чувство личной ответственности, критический подход к праву" и когда "в целом позитивистская школа породила высококлассных специалистов по юридической технике, неспособных к самостоятельному мышлению"¹.

Но главное, что в конечном итоге привело к до­вольно сдержанным (нередко с негативным привкусом) оценкам юридической догматики, – в другом. В том, что аналитическая юриспруденция, как это предста­вилось в науке и общественном мнении XIX—XX вв., не дала и, казалось бы, не в состоянии дать ответа на те вопросы времени, которая потребовала Новая Эпоха. Время коренного перелома во всей истории человече­ства – перехода к последовательно демократическим, либеральным цивилизациям, открытого Великой фран­цузской революцией.

При это остался незамеченным (увы, во многом до нынешнего времени) тот фактический эффект юриди­ческой догматики, значение которого проявляется толь­ко сейчас, в наши дни. Эффект, который заключается в том, что в ходе и результате аналитической прора­ботки правового материала вычленяются, пусть пока на формально-логическом уровне, юридические средства, в особенности – правовые конструкции, ключевой эле­мент материи права, от которого решающим образом зависят реальность и практическое воплощение в жизнь самых великих и замечательных лозунгов и принципов.

Но все это оказалось лишь научной перспективой юридических знаний, суть, научно-революционное зна­чение которой раскрывается только в настоящее время.

Драматизм ситуации (а в этой связи и драма науки) в годы буржуазно-демократических перемен конца XVIII—XIX вв. выразился в том, что сам характер ре­волюционных преобразований обществ, вставших на путь демократических преобразований, потребовал в проти­вовес режиму произвола и насилия прежних эпох вер­ховенства права как высшей и незаменимой демократи­ческой и гуманитарной ценности. В тех или иных сло­весных формулах это требование сразу же зазвучало во всех революционных декларациях, начиная с конца XIX в.

Но почему сама логика революционных перемен придала праву столь высокое значение? Каковы место и роль права в демократическом обществе? Что оно вообще такое, право?

Оказалось, что правоведение как наука, сконцен­трированная на изучении права с последовательно реа­листических позиций, т. е. юридическая догматика, не дает ответа на эти и им подобные вопросы (хотя реаль­но уже долгие века, по существу, подспудно готовила главное – важнейшие, ключевые средства и механиз­мы претворения в жизнь указанных ценностей, самой возможности их реализации в практическом отношении). Более того, в аналитической юриспруденции будто бы и в новых условиях нет импульсов к такой углубленной проработке права - - она как бы замкнулась на одних лишь вопросах юридической догмы, текущих пробле­мах законодательства, юридической практики. Несмот­ря на громкие декларации о праве в годы буржуазных революций и на появление на свет новых выдающихся Документов и процессов в юриспруденции (конституций, кодексов, возвышения правосудия), в ней, в юридичес кой догматике, в XIX—XX вв. вообще не проявилось устремленности к более глубокому постижению особен­ностей юридической материи.

Отдельные попытки в этой области (наиболее зна­чимые из них нормативистские концепции, прежде все­го – теория Кельзена) не дали сколько-нибудь суще­ственных научных результатов, кроме, пожалуй, еще большей концентрации внимания на категории "норма", да обоснования особенностей права как "мира должен­ствования". Даже то обстоятельство, что замечатель­ные философские умы (такие как Кант) неизменно опи­рались на достижения юридического позитивизма, не воодушевило специалистов по юридической догматики, не подвигло их на то, чтобы рассмотреть данные ана­литической юриспруденции с основательных теоре­тических и философских позиций.

Так что в условиях буржуазных революций и в пос­ледующее время утвердилось убеждение, что догмы права (как реальной правовой материи) для реализации фундаментальных запросов Новой эпохи недостаточно. В жизни людей, притом в связи с юридическими про­блемами, все большее значение стали приобретать ду­ховные, гуманистические ценности и идеалы в том виде, который раскрывался в философских доктринах, пере­довой политической и социологической мысли.

Вот и пришлось, возрождая и активизируя фило­софские тенденции античности и средневековья, раз­вивать в правоведении идеи естественного права. А за­тем, уже в XX в., усилиями философов и правоведов придавать такую ориентацию философско-правовой мыс­ли, в соответствии с которой философское осмысление права должно происходить, минуя юридическую дог­матику, путем прямого применения в юриспруденции высоких свершений философской мысли, неизменно связывающих право с такими категориями, как "свобо­да", "справедливость", "моральные критерии добра и зла". А вслед за тем прямого применения интеллекту­альных достижений и более утонченных философских воззрений – таких, в частности, как категории диа­лектики, феноменологии, аксиологии, экзистенциализ­ма, ныне – постмодернистских взглядов.

Отсюда и возникла в современном правоведении "си­туация разрыва", когда нет цельной науки права. Под одной рубрикой "правоведение" существуют два разно-плоскостных подразделения науки. В сущности – два полюса юридических знаний.

На одном полюсе – юридический позитивизм – дисциплина, по распространенному мнению, невысоко­го науковедческого уровня (пусть и крайне нужная в прагматическом плане, на практике, в правовом обуче­нии и с какими-то попытками теоретических разрабо­ток). А на другом полюсе – философия права, реализу­ющая применительно к правовому материалу философ­ские и социологические ценности и данные. Прежде всего – ценности высшего порядка – "свободу", "спра­ведливость", "моральные критерии добра и зла" (а так­же данные психологии, герменевтики, другие дости­жения философских наук эпохи модернизма и постмо­дернизма).

В итоге – невысокий градус общественного при­знания современного правоведения, которое, действи­тельно, во многом оказалось в стороне от общего стре­мительного потока развития наук XX—XXI вв., особен­но – наук естественного и технического профиля (на­помню, по мнению О. Шпенглера, "то, что мы до на­стоящего времени называем правоведением, есть либо филология юридического языка, либо схоластика по­нятий права"¹). И как будто бы судьба юридических зна­ний, судя по теперешнему их состоянию, – так и ос­таваться на обочине науки. Догматической юриспру­денции по-прежнему быть технико-прикладной дисцип­линой, замкнутой в основном на вопросах практики юрис­пруденции, а разработкам, претендующим на статус философских, оставаться в качестве своего рода ответ­вления философии, распространяющей достижения философской мысли на сферу права.

Поиск по сайту: