|
|||||||
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция |
Фундаментальные правовые ценностиЧто же принадлежит к собственной ("чистой") материи права, которой может быть придано столь высокое значение – значение "бытия Разума"? Ведь к позитивному праву относится множество "реалий" – норм, принципов, актов различных уровней и юридической значимости, их документальное оформление, процедур, действий по применению и толкованию – вплоть до таких, которые близки к делопроизводству и действительно создают впечатление о юридической материи как о не-ком канцеляроподобном, формалистическом участке нашей жизни. Неужели и впрямь все это и есть "бытие Разума", да притом в том высоком значении, о котором говорилось в предшествующем изложении? И вот тут, при ответе на только что поставленные вопросы, должно быть обращено внимание на фундаментальные (непреходящие по своей значимости – вечные) правовые ценности, в которых концентрируется уникальная сила права и которые как раз и представляют собой, по мнению автора этих строк, нечто иное, как "объективированный Разум". К таким фундаментальным правовым ценностям относится прежде всего характерное для права особое нормативно-юридическое построение социального регулирования. То есть сам факт того, что право образует институционное образование, состоящее из постоянно действующих общеобязательных норм, создающих возможность строгой определенности поведения людей, его государственной гарантированности, а также – "всеобщего" регулирования, реализацию в нем принципов равновесности, "равной меры". Стоит только чуть внимательней приглядеться к этой привычной категории – юридические нормы (да еще взятые в систему, в виде институционного образования), как открывается их поистине потрясающее качество. Ведь они, юридические нормы, представляют собой своего рода "модели на вечность". С их помощью оказывается возможным и реальным создать в обществе на основе опыта и разумных решений надежную, непрерывно действующую непротиворечивую систему поведенческих моделей, способных (при надлежащей организации и состоянии юридической системы) определять поведение людей на неопределенно длительное время вперед и в любых масштабах охватываемых этой системой отношений, да притом с возможностью реализации начал всеобщности, принципа равновесности, "равной меры". И все это – так (при всех немалых издержках, связанных с возможностью произвольного использования юридического инструментария), что правовая материя остается неизменно настроенной на свободу людей, на их созидательную активность, творчество. Разве все это не "сам объективированный Разум" в области практической жизни? И что еще, какой другой "социальный механизм" сравним "по степени разумности" в этом отношении с правом? А если к этому добавить, что уже на самых ранних стадиях цивилизации (да и во многом и ныне), когда вся жизнь людей жестко скована непререкаемыми канонами и запретами, право – единственная из форм социальной регуляции, "настроенное на дозволения, на субъективные права", то что еще, кроме Разума, может объяснить такое своеобразное нормативно-юридическое построение социального регулятора, недаром именуемого "правом"? Наряду с нормативно-юридическим построением социального регулирования, определяющей фундаментальной ценностью являются специфические правовые идеи и принципы. Важно сразу же заметить, что речь в данном случае идет не о любых представлениях по юридическим вопросам, а о специфических идеях и принципах, которые основаны на правовых понятиях, выражающих в обобщенном виде своеобразие правовой материи1, Главное же правовые идеи и принципы потому и могут быть признаны правовыми, что они являются неотъемлемыми атрибутами или элементами самой материи права, его "тела" (поскольку данная национальная юридическая система вышла из первичного, примитивного состояния и, усваивая правовые ценности, развивается по пути правового прогресса). А теперь о том главном, что характерно для фундаментальных правовых ценностях. Отмечая принципиальное значение для права и нормативно-юридического построения, и специфических правовых принципов (идей), необходимо все же поставить на первое место среди фундаментальных правовых ценностей юридические конструкции (во всех их многообразных разновидностях). Ранее, при рассмотрении правовой материи, уже говорилось о том, что юридические конструкции – это не нечто внешнее в праве, не некое юридико-тех-ническое его "оформление", а сама особая, "собственная" плоть права. Сейчас же, пожалуй, следует сказать еще определенней. Юридические конструкции, выражающие в каждом случае особые типовые соединения прав, обязанностей, ответственности, юридических фактов, это вообще – основное и решающее, что характеризует своеобразие и богатство права как особого социального феномена. Понимание и постижение права – это во многом понимание и постижение выраженных в нем юридических конструкций, таких как "право собственности", "деликт", "обязательство", конструкции различных договорных типов, составы преступлений и т. д. С этой точки зрения надо видеть, что юридические нормы со своей логической структурой, субъективные юридические права и обязанности в их многообразных сочетаниях и многое другое, относящееся к юридической догме, представляеют собой (если, понятно, вычесть из всего этого некоторые общие правила и приемы делопроизводства, оргтехники, ну и субъективные недоработки, промахи, так сказать, "формалистические излишества") объективированные, отлитые в строгие логические формы юридические конструкции – итог практики, обобщения опыта, и в этом отношении – достижения ума, свершения мысли. Более того, достойно пристального внимания то обстоятельство, что и другие фундаментальные правовые ценности также входят в "круг" юридических конструкций. Характерное для права нормативно-юридическое построение социального регулирования это тоже "конструкция", притом именно "юридическая". Специфические же идеи и принципы вообще по большей части содержатся ("спрятаны") в юридических конструкциях, выражают их суть, смысл, подчас вообще сливаются, образуют нечто единое. Таковы, в частности, такие идеи и одновременно юридические конструкции, как "ответственность за вину", "презумпция невиновности", а так же принципы правосудия, содержащиеся в соответствующих юридических конструкциях организации правосудного дела и т. д. С этой точки зрения должно быть отмечено впечатляющее значение интеллектуального содержания юридических конструкций, содержащихся в одном из значительных достижений законодательной культуры Новейшей истории – Германского гражданского уложении (ГГУ, 1896—1900 гг.). Этот правовой шедевр немецкой юриспруденции подспудно, через свое юридико-конструктивное содержание, правовые идеи и принципы отражал передовую идеологию конца XIX в. – взгляды либеральной буржуазии и выраженные в них общие демократические начала. В таком качестве он действует и до настоящего времени. То обстоятельство, что в этом законодательном документе передовая идеология оказалась "спрятанной" в юридических конструкциях, иных, нередко весьма формалистичных структурах и принципах, не всегда принимается в расчет. Отсюда, надо полагать, --то недоумение, которое слышится в рассуждениях современных исследователей, спрашивающих: "как могло случиться, что ГГУ сумело пережить все политические, экономические и социальные кризисы новейшей германской истории, включая и полное извращение правовой жизни в период гитлеризма, и сохраниться почти в неизменном виде". Между тем здесь все именно так "могло случиться", что правовые идеи ГГУ и тем более их мировоззренческий "подтекст" - - либеральные воззрения, утвердившиеся в конце XIX в., оказались "растворенными", "спрятанными" в юридической технике, в, казалось бы, заскорузлой "юридической схоластике", в правовых конструкциях, специальных юридических идеях и принципах. А то обстоятельство, что во всей этой догматической формалистике кроются взрывные идеи, принципы и ценности истинно демократического значения, по всем данным, не приходило и в голову не могло прийти партийным бонзам и идеологам нацистского рейха. Но есть что-то от добрых начал нынешней эпохи и судьбы человечества в том факте, что эти идеи, принципы и ценности либерализма, долгие годы "дремавшие" в юридической схоластике, тотчас же сработали, как только Германия во второй половине 1940-х гг. освободилась от режима фашизма, прошла стадию покаяния, и, сообразно продуманной реформаторской политике, встала на путь формирования современного гражданского общества с высокоразвитой постиндустриальной экономикой и высокой правовой культурой. Нечто похожее (до "эпохи реформ") произошло и в советской России. И тут коммунистические вожди и их идеологи, предав анафеме частное право и попытавшись построить гражданское законодательство по большевистским канонам, "проморгали" тот факт, что частноправовые начала живут в самой материи и технике Гражданского кодекса (в особенности, в варианте 1922 г., построенного по материалам дореволюционного проекта российского Гражданского уложения). Жаль только, что у российских реформаторов при определении курса и механизмов начатых в 1990-х гг. "кардинальных реформ" не оказалось нужной подготовки и соответствующей нацеленности на то, чтобы использовать чудом сохранившийся в условиях советского тоталитаризма потенциал гражданского права для проведения последовательно демократических преобразований (тем более что этот потенциал с опорой на мировой опыт получил развитие и обогатился в принятом уже в ходе реформ современном Гражданском кодексе России). Нужно – хотя бы в качестве урока не будущее •– видеть, что истоки неудач в российских реформах, помимо иных неблагоприятных факторов, кроются не только в преимущественной ориентировке при проведении реформ на силу власти, но в ограниченном и неквалифицированном использовании потенциала права, по-марксистски трактуемого в основном в качестве "оформительского" инструментария, причем чуть ли не исключительно направленного на восприятие зарубежных образцов, далеко не всегда, однако, адекватных и приемлемых (таких как конструкция акционерного общества, как способа приватизации, "доверительная собственность" и др.). Поиск по сайту: |
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Студалл.Орг (0.006 сек.) |