Рождение страны

Вестготский король Родерик, Родриго испанских романсеро, стяжал в истории печальную славу: он был последним правителем Толедской монархии, при котором она не толь­ко утратила былое могущество, но и совсем перестала су­ществовать. В 711 г. от Рождества Христова, или, по ис­панской эре, в 749 г., переправившись через Гибралтар, на Европейский континент ступили войска арабов, распро­странивших к тому времени свою власть от Багдада до крайнего запада Африки. Легенда возлагает вину за это и на Родерика. Рассказывают, будто он надругался над до­черью правителя Сеуты графа Юлиана, и тот, дождав­шись, когда король двинулся с войском на север против непокорных басков, предложил арабским отрядам под предводительством Тарика захватить земли и богатства своего врага. Следом за воинами Тарика хлынули и дру­гие. Судьба самого Юлиана не известна: может быть, он занял высокое положение при халифе, а может быть, и бесславно исчез. Как бы то ни было, а к 713 г. большая часть полуострова оказалась в руках арабов и халиф был объявлен правителем испанских земель, в том числе и Лузитании.

Как ни оскорбителен поступок Родерика, вряд ли вина его перед монархией была столь велика.

Силы арабов, и главное, жажда завоеваний далеко не были исчерпаны африканскими походами. С ними еще предстояло биться не только вестготским, но и франкским рыцарям. Молодое, бурно растущее исламское общество выплеснулось бы на Пиренейский полуостров и без мести Юлиана.

Непокоренными остались лишь северные области. Сю­да и устремились те, кто смог уцелеть и уйти из южных районов полуострова. Отсюда через некоторое время нача­лось медленное, но упорное, с победами и отступлениями, продвижение на юг возникших здесь христианских госу­дарств, называемое Реконкистой. Подробнее мы еще о ней расскажем, а пока заметим, что в ее ходе возникли коро­левство Овьедское, затем Астуро-Леонская монархия с центром в Леоне. Монархия дробилась, от нее отпадали то королевство Наварра, то королевство Галисия, то графство Кастильское, а через некоторое время их объединяла опять рука сильного правителя. Именно в этом непостоянном мире возникающих и исчезающих королевств на землях к югу от реки Лима появилось графство Португальское.

Территория Португалии в более или менее окончательном виде сложилась к середине XIII в. Начало же отвоева-ния португальских земель относится еще к VIII в. Уже Альфонсо I, король Астурии и Леона совершал туда походы и, по свидетельству хроник, овладел древними городами Брагой, Порту, Визеу, Шавишем¹. Однако столетие спустя при Ординьо I пришлось вновь осваивать эти земли. Трудно говорить о действительном контроле христианских королей в то время над землями между реками Мииью и Мондегу, так как они не имели сил закрепиться на этих территориях. Населенные пункты переходили из рук в руки, арабы совершали глубокие рейды на север, гибли люди, опустошались земли.

Продвижение Реконкисты на юг, за Дору, захват Альфонсо III в 878 г. Коимбры принесли относительнее спокойствие северным районам. По Дору прошла более или менее стабильная граница сфер влияния христиан и мусульман. Еще в 868 г. граф Вимарано Перес по повелению Альфонсо III начал заселение местечка Портукале (будущий Порту). Отсюда и пошло название земли и будущего графства Португальского. По указу того же короля были определены границы округи Браги, заселялись Визеу, Ламегу.

Альфонсо III (866—910) разделил свое королевство между сыновьями, и после этого стоило правителю одной из областей подчинить себе другие, как он тут же по завещанию делил их между тремя-четырьмя наследниками, что вызывало бесконечные войны, в которых активно участвовала сепаратистски настроенная местная знать. В X— начале XI в. христианские королевства захлестнула волна междоусобных войн и битв за престол. Поэтому, а также с усилением Кордовского халифата Реконкиста приостановилась. Лишь с середины XI в., после распада халифата в 1031 г. и объединения Леона и Кастилии в 1037 г., Фернандо I снова начал продвигаться на юг и в португальских лемлях вновь обрел захваченные арабами Коимбру, Визеу, Ламегу. В этих действиях принимал участие легендарный Сид Кампеадор. Однако и Фернандо I разделил королевство между детьми, один из которых, Альфонсо VI, только через семь лет смог объединить его.

При Фернандо I Португалия упоминается в документах наряду с территориями, временно получавшими статус отдельных королевств,— Леон, Галисия, Астурия². К 1071 г. относится событие, известное в португальской истории как битва при Педрозу (неподалеку от Браги),— сражение между братом Альфонсо VI, Гарсией, правившим тогда в Галисии, и португальской знатью во главе с графом Нуно Мендесом. Эту битву многие португальские историки расценивали как проявление тенденции к автономии, но она, надо полагать, была не более чем феодальной распрей ³.

На небольшой территории Португалии уже в XI в. существовали города «всепиренейского» значения: Брага, Порту, Коимбра. Брага еще при вестготах была крупным религиозным и ремесленным центром. При Альфонсо III в ней и в других городах были восстановлены епископские кафедры, что дало Португалии самостоятельную церковную организацию. В конце XI в. наряду со старыми возникали и новые города — Вила-нова-де-Гайа, Гимарайнш и др.

Португальская земля управлялась графами, которых назначали леонские короли. Позже их власть все чаще стала передаваться по наследству. Эти земли не считались самостоятельной административной единицей, но правители их, находясь достаточно далеко от Леона, чувствовали себя относительно независимыми. В португальских землях в это время графами были представители пяти семейств — потомков Вимарано Переса; иногда они носили даже титул герцога. К концу XI в. гибель в сражениях и физическая деградация привели к тому, что семьи эти захирели и выродились. После битвы при Педрозу Португальское графство потеряло на время былую вольность. Однако уже приближались новые времена — времена Энрике и Афонсу Энрикеша.

Конец XI в. опять угрожал христианским королевствам мусульманским натиском. На помощь бывшему халифату, распавшемуся на отдельные тайфы, пришли из Африки берберские племена альморавидов. Вновь земля Португалии и Галисии, Леона и Кастилии заклубилась пылью под копытами арабских скакунов. Альфонсо VI бросил клич всем христианским воинам. В ответ к Леонскому двору прибыли франкские рыцари, среди них и Раймунд Бургундский с племянником Анри. Раймунд за храбростьи верную службу получил в жены дочь Альфопсо — Урраку, а в ленное владение — Галисию. Племянник же около 1096 г. заслужил руку внебрачной дочери Альфонсо — Терезы, которой было в то время всего пять лет, и графство Португальское. Так он стал графом Энрике и родоначальником Бургундской династии правителей Пор­тугалии. На протяжении столетий ученые — историки и юристы — спорили о том, на каких условиях Энрике полу­чил Португалию — в приданое, в дар или в лен⁴, и порой эти споры были очень ожесточенными, ибо касались самых острых и болезненных политических проблем. Что же до научной стороны вопроса, то трудно судить о возможности ого разрешения, ибо текст жалованной грамоты не сохра­нился и имеются лишь позднейшие ссылки на него Терезы и ее сына Афоису Эприкеша. Нам представляется, что юридическая сторона дола не столь уж важна для оценки факта отделения Португалии. Каковы бы ни были эти условия, они не помешали наследникам Энрике дос­тичь автономии, тем более что настоящей самостоятель­ности Португалия добилась не на юридической основе.

Энрике правил графством в течение 16 лет в трудное для христианских государств полуострова время. Альморавиды теснили христиан. В этих условиях Энрике сумел защитить свое графство и отвоевать обратно ряд городов и территорий.

Граф Энрике выполнял по отношению к Альфонсо VI положенные феодальные обязанности вплоть до смерти своего сюзерена в 1109 г. Однако он не признал себя вас­салом наследницы Альфонсо — Урраки. Более открытое неповиновение позволила себе Тереза, после смерти мужа став на путь усобиц и военных конфликтов со своей сест­рой Урракой.

Давало ли внутреннее развитие Португальского граф­ства основания для попыток обособления? Правление Энрико ознаменовалось пожалованием городам и деревням форалов[2]. Так, в 1095—1096 гг. были дарованы форалы Гимарайншу, селению Константин де Паноайш, в 1108 г.— Тентугалу и т. д.⁵ Они написаны для людей, пришед­ших жить в эти места, и тех кто еще придет в будущем. В форалах зафиксированы, как обычно в таких докумен­тах, определенные права и привилегии жителей поселения. Содержание документов свидетельствует как о стремлении графа привлечь на свои земли поселенцев, так и о том, что заселение уже началось. Рост населения, освоение и закрепление земель за графством дали возмож­ность Энрике вести себя более независимо по отношению к сюзерену. Но тем важнее для него был мир в графстве.

Именно этим, вероятно, объясняется возникновение форалов Коимбры и Соуре. Они пожалованы Энрике и Терезой в 1111 г. после восстания в Коимбре, когда жители этого города вынудили Энрике пойти на значительные уступки. Заселение новых земель, дарование привилегий и форалов городам и местечкам продолжалось и после смерти Эприке в 1112 г., в правление Терезы⁶.

Политика укрепления португальскими правителями своей власти находила выражение в раздаче земельных пожалований, в основании новых и восстановлении старых монастырей, что было типично и для Энрике и для Тере­зы.

Смерть Альфонсо VI вызвала новые междоусобицы в Кастилии. Уррака, сочетавшаяся вторым браком с Альфон­со I Арагонским, выделила своему сыну, будущему Аль­фонсо VII, в качестве королевства Галисию. Столкнове­ние леоно-кастильской и арагонской знати, мятежи галисийских магнатов, восстания в городах севера полуост­рова осложнили ситуацию в Кастилии. Не осталась в сто­роне от тенденций феодального сепаратизма и Португа­лия: после раздела страны между Урракой и Альфон­со VII Тереза приняла титул королевы.

В португальской историографии долго придавалось большое значение ранней титулатуре правителей Порту­галии. На основании появления в документах титулов «королева», «король», историки говорили о попытках соз­дания самой Терезой, а потом и ее сыном Афонсу самосто­ятельного государства. Однако исследователи в последнее время, сопоставив данные леоно-кастильских и португаль­ских грамот, выяснили, что этот титул прилагался прос­то к королевским детям, и принятие его одной стороной и признание другой еще не свидетельствовали о достижении политической самостоятельности⁷. Не случайно, однако, Тереза не чувствовала себя королевой до раздела Леоно-Кастильской монархии: выделение Галисии как самостоя­тельного королевства, очевидно, укрепило в португаль­ской знати сепаратистские настроения.

Этим же во многом объясняются дальнейшие события внутри самой Португалии. Тереза, попытавшаяся отказаться от выполнения феодальных обязательств после смерти Урраки в 1126 г. и потерпевшая поражение в борь­бе с Лльфонсо VII, была вынуждена в 1127 г. заключить с ним мир и союз против Арагона. Однако часть португаль­ской знати по главе с 18-летним сыном Терезы Афонсу Энрикошом не сложила оружие и укрылась в замке Гима-райиша. Это были представители самых старинных «семей, в том числе рода Мендеш да Майа, откуда происходил воспитатель Афоису, архиепископ Браги Пайу Мендеш. Их не устраивало и сближение Терезы с галисийской знатью, особенно усиление фаворита Терезы, графа Фернандо Переса.

Сразу после заключения Терезой мира с Альфонсо VII ее сын попытался взять власть в свои руки. Первым его самостоятельным шагом явилось пожалование земель Сан-Висенте де Фрагозу, подписанное только им, без Терезы. Затем он самолично подтвердил форал Гимарайнша⁸. Дело дошло до вооруженного столкновения между сторон­никами Терезы и Афонсу — так называемой битвы при Сан-Мамеде 24 июля 1128 г. Победа оказалась на стороне Афонсу, и отныне он считался главой Португальского графства. Терезе был выделен замок на севере страны, где она провела оставшиеся два года своей жизни с гра­фом Фернандо.

В этой борьбе феодальных группировок большое значение имела позиция других слоев населения. За ин­фанта Афонсу выступили Гимарайнш, Брага и другие городские центры — от Дору до Мииью. По сообщению хроники, Афонсу призвал «своих друзей и бедняков Порту­галии, которые предпочитали его правление правлению его матери и недостойных чужаков» ⁹ выступить под его знаменами. Можно сомневаться в мотивировке и оценках хрониста, но сам факт попытки включения в борьбу более широких, чем дворянство, слоев населения необыкновенно интересен. Эта черта политической жизни Португалии станет характерной и для более поздних эпох, красной нитью пройдет через всю ее средневековую историю, подчас определяя своеобразие социальных движений в Португалии.

Объяснение этому, казалось бы, не свойственному феодальному миру призыву и оказанной Афонсу поддерж­ке, видимо, надо искать в том, что попытки вернуть Пор­тугалию в состав Леоно-Кастильской монархии вели к войне и грабежам на территории Португалии, и Афонсу представал, следовательно, защитником своих подданных.

Правление Афонсу Энрикеша продолжалось до 1185г., т. е. без малого 60 лет. Маленькое графство Португальское за это время продвинуло свои границы на юге до реки Тежу, городов Эворы и Бежи. Однако первые годы прав­ления взоры Афонсу были обращены на северную границу, на взаимоотношения с Леоно-Кастильской монархией. С 1132 г. на границе с Галисией не прекращались стычки из-за спорных земель и замков. В 1135 г. король Леона и Кастилии Альфонсо VII был провозглашен императором Испании. Через два года он заключил с Афонсу мирный договор в Туе. В этом договоре в обмен на неприкосновен­ность северных границ Афонсу признавал вассальное подчинение императору. Так был найден компромисс.

В 1139 г. Афонсу одержал решительную победу над соединенными силами арабов при Орике. С этого момента он начал именовать себя королем. С этой же победой ле­генда связала возникновение герба Португалии. Пять си­них щитов в серебряном поле символизируют пять повер­женных при Орико исламских «королей» (видимо, речь шла о военачальниках). Пять серебряных гвоздей на каждом из синих щитов напоминали о распятии Христа. Такой герб впервые встречается у Афонсу Энрикеша, но трактовка его родилась скорее всего позже, когда гераль­дические формы пытались осмыслить и найти в них тайное значение. Первоначально герб не имел каймы. Позднее вокруг серебряного поля возник алый бордюр с кастиль­скими башнями. Таким герб дошел до наших дней.

Корифей португальской истории А. Эркулапу оцени­вал битву при Орике как обычный незначительный «ве­сенний» набег арабов, а победа, по его мнению, имела скорее моральное значение, подняв престиж Афонсу¹⁰. В то же время она дала ему возможность собрать силы для похода в Галисию, нарушив договор в Туе. Разбив войска Альфонсо VII, Афонсу захватил Туй и земли в Га­лисии. Только в 1143 г. в Саморе было заключено новое соглашение между соседями и родственниками. К сожа­лению, его текст до нас не дошел, а содержание известно лишь по ссылкам в других документах. Вероятно, по это­му соглашению Альфонсо VII признавал существование самостоятельной Португалии, не входившей в состав Лео­на, хотя Афонсу владел городом Асторгой на правах вас­сальной зависимости от Альфонсо, VII. Фактически был признан и королевский титул Афонсу. Но, с юридиче­ской точки зрения, коль скоро Альфонсо VII стал импера­тором, он не должен был иметь особых возражений про- тив вассала-короля до тех пор, пока не подвергалась сом­нению сама вассальная зависимость.

Этот договор па долгие годы урегулировал отношения Португалии с соседними землями. Правда, наследники Альфонсо VII, Санчо и Фернандо, заключив договор в Саагуне о разделе королевства, среди своих земель чис­лили и Португалию без упоминания ее самостоятельно­сти. В 60-е годы XII в. вновь возникли споры на галисий-ской границе, а в 1169 г., осаждая мавританскую крепость Бадахос, Афонсу при изменившем военном счастье оказал­ся на два месяца пленником Фернандо Леонского, пришед­шего на помощь маврам. Основные же усилия Португалии с 40-х годов XII столетия были направлены на Реконкисту.

И Реконкиста и защита от притязаний Кастилии требо­вали того, что сейчас мы бы назвали экономической само­стоятельностью страны. Стремясь обеспечить процветание городов, Афонсу жалует форалы Лиссабону, Сантарену, Визеу и другим поселениям. Уже при Терезе существовал ежегодный торг в Орензе, около 1125 г. упоминается яр­марка в Понте-де-Лима. К этому же времени относится появление и других многодневных ярмарок. В Коимбре, Гимарайнше, Сантарене, Лиссабоне и других городах про­цветали городские рынки. С середины столетия документы говорят не только о горожанах, но и о ремесленниках¹¹.

Как ни сложно нам ныне сквозь толщу веков проник­нуть в тайные замыслы властителей, несомненно одно: в своем стремлении расширить границы страны и укрепить ее португальские графы и короли хотели видеть своих подданных-горожан богатыми и деятельными и всемерно поддерживали их. Но просторы Португалии требовали и крестьянских рук — ведь продолжалось освоение старых и заселение новых земель. Нужда в рабочей силе стала при­чиной того, что в многочисленных королевских грамотах и форалах были записаны твердо установленные — «отны­не и вовек» — повинности крестьян. Иногда король этими же грамотами уничтожал личную зависимость земле­дельцев, а на новых землях, где жизнь была особенно труд­на н опасна, о ней и говорить не приходилось. К концу XII — началу XIII в. в Португалии исчезла личная зави­симость крестьян и прикрепление их к земле — столь при­вычный для пас элемент средневековой истории. Возмож­но, действуя чаще всего бессознательно или осмысляя свои деяния в понятиях «блага подданных» и «блага государст­ва», португальские короли таким образом ковали не только благополучие страны, по п силу своей власти.

Этому же способствовали и щедрые милости королей — жалования и дарения — церквам и монастырям, орденам рыцарям12. Непосредственная связь с португальской короной, возможность получать от нее земли, доходы, пользоваться плодами Реконкисты без вмешательства или санкции далекого императора Испании, конечно, устраивали Португальскую знать и духовенство и подталкивали их на Рто, чтобы поддерживать Афонсу в его жажде независимости.

До арабского вторжения па Пиренейском полуострове у христианской церкви существовало пять метрополий — в Браге, Мериде, Таррагоне, Толедо и Севилье. Первой из них была в 1070—1071 гг. восстановлена Брага, знаменитая мастерством литья колоколов. Через некоторое время, пос­ле отвоевания Толедо, в 1088 г. епископу толедскому была пожалована примасия над всеми церквами полуострова. Схизма католической церкви повлияла и на положение португальского клира: около 1118 г. епископ Браги согласился стать аптииапой Григорием VIII, войдя в союз с им­ператором «священной римской империи» Генрихом V. Прага была лишена его противником статуса митрополии, а вскоре статус епископства получил Сантьяго-де-Компостелла, расположенный на землях диоцеза[3] Браги. Оба эти факта вызвали естественное недовольство и сопротивление епископа Браги и португальского клира.

В начале XII в. постоянно сталкивались интересы Сан­тьяго, Толедо и Браги из-за прав и привилегий, из-за под­чинения тех или иных епископств, из-за главенства Толедо. Большую роль в них играло епископство Сантьяго, ко­торое начало заметно выделяться как общехристианское место поклонения со святыней европейского масштаба. Этому соперничеству сопутствовали поездки в Рим, подкуп пап, наказание непокорных, открытое неповиновение внут­ри церковной иерархии. Так, епископы Браги, Коимбры, Порту отказались прибыть на Вальядолидский собор 1143 г., объясняя это тем, что они не подчиняются Толедо. Представители пиренейского духовенства, умело используя раскол в римской церкви, старались перетянуть очередно­го папу на свою сторону, а папы искусно вмешивались в эту борьбу для укрепления своих позиций.

Возникновение тенденции к автономии в Португаль­ском графстве дало событиям новый поворот. Ведь именно епископ Браги был воспитателем и долгое время оставался первым советчиком Афонсу. Стремления к церковной и политической самостоятельности совпали. Видимо, отчасти этим можно объяснить то, что Афонсу, провозгласив себя королем, в поисках возможного гаранта действительной независимости Португалии обратил свой взор к римскому престолу. Афонсу просил папу Люция II (1144—1145) при­нять Португалию под свое покровительство как вассала с условием выплаты ежегодного взноса в размере 4 унций золота ¹³. Это произошло сразу после договора с Альфонсо VII в Саморе, что выявляет непосредственную связь двух событий и стремление срочно закрепить достигнутый успех. Как писал А. Эркулану, Португалия могла избежать зависимости от Кастилии, только сменив ее трон на тень папского престола ¹⁴.

Каково же было отношение папства к этому предложе­нию и чем оно объяснялось? Чтобы ответить на этот воп­рос, надо учитывать два условия: военно-политическую обстановку на полуострове и положение папского престола в то время. Под первым из них разумеется собственно Ре­конкиста, понимаемая как война с арабами. Папская власть была весьма заинтересована в ее успехе, как с точки зрения чисто религиозной, так и с точки зрения расширения христианского мира со всеми — идеологи­ческими, политическими и экономическими — последстви­ями. Папы не раз благословляли войны с мусульманами, подчеркивая религиозное противостояние исламу, на пер­вом этапе Реконкисты зачастую отсутствовавшее в фео­дальных войнах на Пиренейском полуострове.

Второе условие — возросшее влияние папского престола в жизни западноевропейских стран в конце XI в. и теокра­тические притязания пап. Христианские пиренейские го­сударства в целом вели самостоятельную политику. Усиле­ние Леоно-Кастильской монархии и титул императора, принятый Альфонсо VI, а затем и Альфонсо VII, особенно на фоне борьбы Священного престола с Германской импе­рией, вызывало беспокойство пап.

Этим объясняется постоянный контроль и вмешатель­ство пап в пиренейские дела. Папские легаты смещают не­угодных епископов, мирят королей, отлучают государей, на­лагают интердикт[4]. Папский легат присутствовал и на пе­реговорах в Саморе.

Эта двойственная заинтересованность определяла и позицию папства по отношению к автономистским претензиям Португалии. С одной стороны, боязнь дробления христианских сил перед лицом мусульманского противника, а порой выступления в союзе с ним, что подтверждают исследования папских документов первых лет существования самостоятельного португальского королевства, с другой — возможность расколоть и подчинить себе пиренейские государства, тем более что Арагон и Барселонское графство уже состояли в даннических отношениях с Римом. Этому второму желанию активно противилось кастильское и леонское духовенство, не видевшее причин отказываться от своего влияния на португальскую церковь.

Поэтому, когда Афонсу, уже именуя себя королем, обра­тился к папе с предложением ленной присяги, тот принял ее, обещал защиту и покровительство, но не признал Пор­тугалию королевством, а Афонсу — королем.

На протяжении долгих лет папская курия продолжала титуловать португальского государя дукс — герцог, пра­витель ¹⁵.

Большинство португальских историков главной причи­ной решения папства признать Португалию королевством Считают успехи Португалии в Реконкисте. Не отрицая их важности, нельзя и переоценивать это условие, хотя бы потому, что к моменту признания Португалии королевств 1179 г. папой Александром III (1159—1181) со времени крупнейших побед Афонсу прошло уже 20—30 лет. Более того, альмоадские вторжения нанесли южным вла­дениям Португалии значительный урон. Вероятнее всего, наибольшую роль в этом событии сыграл не денежный, как полагал Эркулану, а политический интерес. Дело в том, что выборы папы Александра III завершились расколом среди кардиналов — часть из них выступила за империю. Схизма продолжалась — при Александре III существовало четыре антипапы. Желание обрести верного союзника, татке возможность помешать осуществлению имперских 'стремлений Кастилии и побудили в 1179 г. Александра Ш вдать буллу, вручавшую Афонсу «Португальское королевство со всей полнотой королевских почестей и достоинст­вом, которое следует королям», и все земли, которые он завоюет в будущем. Вместе с тем ежегодный взнос повы­шался почти в 4 раза ¹⁶ — с 4 унций до 2 марок золота[5]. Срану же после издания буллы в Рим к папе отправились возмущенные леонские послы с протестом. Но они не пре­успели — и с этого момента Португалия как самостоятель­ное государство фактически получила международное признание.

Условия и формы, в которых протекало отделение Португалии от Леоно-Кастильской монархии — Реконкиста, заселение новых земель, внутренняя колонизация, мигра­ция населения, сепаратизм знати, сильные местные пра­вители — не были чем-то исключительным ни для Западной Европы, ни тем более для Пиренейского полуострова. И если рассматривать их изолированно друг от друга, ни одно из них не в состоянии объяснить возникновение Пор­тугалии. Временное совпадение всех этих условий при сравнительной удаленности Португалии от сюзеренов и наличие у нее собственных внешних связей через морские порты, иначе говоря — «случайное совпадение закономер­ных явлений», составило уникальную живую ткань исто­рии, привело к образованию Португалии.

Поиск по сайту: