От Порту до Алгарве

Почти восемь столетий на краю Европы сосуществовали — в войнах и мирных союзах — христианские и мусульман­ские государства. Ежедневно на узких улочках городов встречались христианин-башмачник и мавр-гончар. На по­лях сражений истекали кровью воин в чалме и рыцарь в плаще с изображением креста. На отвоеванных у арабов землях селились пришельцы-христиане, и крестьянин вы­ходил в поле, вооруженный мечом, а священным долгом и обязанностью горожан была защита городских стен п участие в королевском походе.

Эти восемь столетий прошли под знаком Реконкисты, что буквально значит «отвоевание». Однако эти два слова отнюдь не покрывают сложного процесса взаи­модействия двух миров, не только принесших друг другу меч, кровь и слезы, но и обогативших себя и соседей в этом сосуществовании.

В нашем обыденном сознании Реконкиста долго была связана лишь с кровопролитными сражениями христиан и мусульман. Реконкиста — это борьба с «неверными» в защиту христианства, возвращение под его эгиду порабо­щенного мусульманами населения Пиренейского полу­острова. Эта точка зрения берет начало в средневековых хрониках, а затем развивается в работах историков и писателей-романтиков с характерной для них идеализацией средневековья, рыцарства, утрированием отдельных сторон жизни средневекового общества и определенным упрощением его понимания в целом.

Позднее взгляды на Реконкисту значительно расширились и усложнились. В современной историографии под Реконкистой в узком смысле слова понимается отвоевание земель Пиренейского полуострова у арабов государствами Христианской религии; в широком смысле слова, чаще всего употребляемом в советской исторической литературе, реконкиста мыслится как масштабное военно-колонизационное движение, включавшее в себя не только захват, но хозяйственное освоение земель¹. Причиной же ее считается не только и не столько религиозная рознь, сколько феодальная экспансия, характерная вообще для этого общества, и в специфических условиях полуострова зфиобретавшая религиозную окраску. В этом движении в разных формах возникало взаимодействие и взаимопроник-ювепие арабского и пиренейского миров, о чем еще не раз убудет идти речь.

Конечно, в истории этого диалога немало горьких страниц. Известно, что в первые века своих завоеваний в Испании мусульмане не отличались фанатизмом. В более поздние времена, когда мощь их покачнулась, а в арабское население влились берберы — альморавиды, альмоады — нетерпимость ислама к иноверцам возросла. Печально знамениты и деяния христианских королей по отношению'к сохранившемуся на их землях арабскому населению — морискам, которые не раз подвергались преследованию и в конце концов были изгнаны с полуострова. Но это — события более поздних эпох. Для Португалии же Реконкиста закончилась намного раньше падения (1492 г.) Гранадского эмирата — последнего оплота ислама на полуострове. Она завершилась взятием Алгарве в середине ХШ в. Главные же ее завоевания пришлись на XII сто­летие — правление уже знакомого нам Афонсу Энрикеша.

С разгрома мусульманских войск при Орйке начались завоевания Афонсу Энрикеша на южных границах Порту­галии. Уже в 1142 г. он попытался овладеть Лиссабоном, Скрупнейшим городом западной части полуострова, контролировавшим и устье Тежу, и морское побережье. Следо­вавшие в Святую Землю английские и нормандские рыца­ри-крестоносцы сделали остановку в Порту и приняли участие в походе Афонсу Энрикеша. Но, даже несмотря на это, сил оказалось недостаточно, и Афонсу ни с чем вернулся в Коимбру, с одним лишь обещанием мавританского пра­вителя Лиссабона выплачивать дань Португалии. Через некоторое время и крестоносцы сняли осаду города.

Хорошо понимая, что основательно укрепленный Лис­сабон — пологкая добыча, и учитывая опыт 1142 г., спустя пять лот Афонсу решил начать с завоевания небольшого городка Сантарепа, как бы сторожившего подходы к Тежу с севера. В марте 1147 г. Афонсу отправил в Сантареи троих постников, чтобы предупредить о разрыве мирного договора. Рассчитывая на внезапность, он спешно высту­пил с войском и ужо через пять дней после того, как по­слал гонцов, был иод стенами Сантарена, который пал в тот же день. Дорога на Лиссабон была открыта. Однако лиссабонская кампания началась только в июне.

Что удерживало три месяца короля португальцев от атаки, заставив отказаться даже от внезапности нападения? Увы, в это время Афонсу не обладал достаточными силами для осады такого крупного центра, как Лиссабон. В захва­те Сантарепа ему помогли рыцари Ордена тамплиеров. Задумывая лиссабонское предприятие, Афонсу тоже надеял­ся па поддержку «франков» — западноевропейских рыца­рей—и ждал лета. Ожидания оказались непапрасными: флот крестоносцем по пути в Палестину остановился в Порту.

Среди крестоносцев — рыцарей из Англии, Бретани, германских земель — находился и английский клирик по имели Осберн, или Осберт, скорее всего не пользовавшийся в XII в. известностью, но заслуживший благодарность по­томков.

Дело в том, что в XIX в. в Англии была найдена руко­пись, представляющая собой письмо, судя но всему, на ро­дину, некоего клирика, отправившегося в путь с кресто­носным войском. Рукопись поначалу вызвала недоверие — не так часты неожиданные находки документов XII в. такого объема и значения. Сам тип источника — описание осады крестоносцами города «неверных»,— имевший нема­ло аналогов в средневековой литературе, наводил на мысль о возможной подделке. И английские, и португальские историки многократно тщательно исследовали манускрипт. Лексика, грамматика латинского языка, на котором напи­сано послание, само содержание письма — все это стало предметом скрупулезного изучения. Ныне подлинность это­го документа не подвергается сомнению. А. Эркулану, прекрасный знаток португальских архивов и дипломатики, счел возможным включить «Завоевание Лиссабона» Осбера в свое знаменитое издание исторических средневековых памятников[6].

Внимательный взгляд, непосредственное участие Осберна в походе, определенная отстраненность в изложении событий дают нам возможность увидеть все подробности осады Лиссабона в 1147 г.2

Когда корабли крестдносцев прибыли в Порту, к ним обратился епископ города, приветствуя каждого крестоносца согласно обычаю его страны. Собрав военачальников, он передал им просьбу Афонсу помочь в осаде Лиссабона. Взывая к доблести воинов христовых, епископ в то же время передал и обещание короля достойно вознаградить их случае успеха. В июне предводители «франков» встретились с Афонсу и обсудили условия осады.

Послание Осберна донесло до нас не только описание военных действий, но и настроения воинов-христиан. Во время мессы, которую Афонсу повелел отслужить перед началом боевых действий, гостия[7], к ужасу собравшихся, оказалась пропитанной кровью. Разгорелись споры о толко­вании этого чуда: грозное предзнаменование или благой знак? Пораженные этим явлением, тем не менее христиане решили не отступать и драться до победы.

Двадцать недель продолжались сражения под стенами. Жаждавшие несколько раз пытались вырыть подкопы, раз­рушить городские стены. Ими были сооружены передвиж-аые осадные башни. Сражения у стен города закипали ежедневно. Правитель Лиссабона пытался обратиться за помощью к другим мусульманским городам. Ему удалось 'выслать гонца лишь в Эиору, по па обратном пути тот был убит, и в руки христиан попал ответ правителя Эворы, ообщавшего обреченным лиссабонцам, что он не может оказать им поддержку, ибо не смеет нарушить мирный договор с Афонсу.

Вылазки арабских воинов за стены города не могли разорвать кольцо осады. Погибшие в этих сражениях под­вергались поруганию со стороны христиан: их головы были насажены на кол и выставлены у городских стен, хотя арабы молили отдать их для погребения. В городе начался голод. Четыре с лишним месяца осады сломили упорство защитников. Правитель Лиссабона обратился к Афонсу с просьбой о перемирии. Кроме того, он соглашался сдать город королю Португалии при условии, что жителям будет раарешено покинуть город, оставив завоевателям золото, серебро и другое имущество.

Но такие условия сдачи города не устраивали крестонос­цев. Многие иа них настаивали на штурме Лиссабона, так как при этом весь город оказывался во власти победите­лей. Если же город будет сдан, то кто знает, кому доведется стать обладателем его богатств? Среди крестоносцев воз­никли раздоры. Споры перерастали в столкновения и стыч­ки, воины хватались за мечи. Только решительность Афонсу положила этому конец: король Португалии отказался предпринимать или даже решать что-либо, пока предводи­тели «франков» не успокоят своих людей. Страсти поне­многу улеглись, и на совете было постановлено, что в го­род войдет отряд из 300 крестоносцев, в котором будет по­ровну воинов от всех отрядов крестоносного воинства. От­ряду предназначалось занять цитадель Лиссабона — буду­щий замок Сан-Жорже, куда жители города должны были доставить драгоценности и имущество. Однако этот ра­зумный и гуманный план обретения города, который по­мог бы охрапить новое владение Португалии от разоре­ния, но был выполнен: дух соревнования и наживы взял верх. И крестоносцы, нарушив порядок вступления в кре­пость, мешая ряды, пустили коней вскачь, понеслись по улицам города, чиня грабежи и насилия. Среди их жертв оказался и мосарабский епископ Лиссабона, переживший месяцы осады, но павший с перерезанным горлом от руки христианина. Среди победителей вспыхивали драки —то из-за золота, то из-за арабских коней.

Некому и негде было сразу после побоища хоронить убитых. Среди развалин разлагались трупы павших в бою и во время резни. И, как часто бывало в таких случаях, в городе началась эпидемия чумы. Лиссабон опустел.

1 ноября 1147 г. лиссабонская мечеть была освящена и стала христианским храмом. Был назначен и новый епископ Лиссабона — английский прелат Джильберт Гастингский. Крестоносцы, не пожелавшие продолжать свой путь в Святую Землю, получили владения в городе и в ок­руге³.

Взятие Лиссабона — значительная веха в португальской Реконкисте. Этот город важен не только сам по себе, но и как ключ к южным и центральным областям страны. Об­ладание Порту, Коимброй, Лиссабоном — крупными горо­дами полуострова при небольшой территории страны повышало экономическую и политическую значимость королев-

В следующее десятилетие португальцы постепенно, но неуклонно наступали на юг. К 1158 г. они дошли до Одемиры и взяли ее, а через год захватили крупнейшие южные ррода Эвору и Бежу⁴. Здесь, однако, они были остановлены движением альмоадов — мавританских племен, вторгшихся на Пиренейский полуостров из северных районов Африки и подчинивших себе южные арабские эмираты. Уже в 1161 г. мусульмане вновь отняли Эвору и Бежу, которые затем не раз переходили из рук в руки. В 1184 г. альмоады осадили Сантарен, но португальцы выдержали осаду и не сдались. Земли Алентежу долгое время оставались ареной борьбы христиан и мусульман, претерпевая в сражениях и грабежах разорение и упадок. До XIII столетия, пожалуй, нельзя говорить об окончательном отвоевании Алентежу Португалией.

Относительно сильная графская, а затем королевская власть явилась причиной того, что отвоевание и колонизация земель по частной инициативе в Португалии не играли такой заметной роли, как в соседних землях. Однако и здесь были тому примеры. В годы сражений с альмоадами в Алентежу действовал рыцарь по имени Жиралду, озванный Бесстрашным. Немногое известно о нем. Согласно преданию он совершил проступки, вызвавшие гнев Афонсу, и бежал в Алентежу. В схватках с мусульманами он стремился вернуть себе милость короля. Не один замок был взят им за годы войны. Нападая неожиданно и стремительно, Жиралду тайно проникал в замки «неверных» среди ночи. Блестяще владея арабским языком, он беспрепятственно пробирался по замку, переговариваясь со стражей. Утром замок оказывался в руках его воинов. Эти молниеносные захваты доставили ему грозную славу. Осенью 1165 г. ему удалось захватить Эвору, которая была крупным городом и религиозным центром мусульман полуострова. Она стала достойным Афонсу даром, принесшим Жиралду Бесстрашному прощение монарха. Нередко Жиралду называют португальским Сидом — из-за сходства судьбы, такой же военной дерзости и удачливости, какими славился его кастильский собрат.

И все же главной формой освоения земель в Португа­лии в это время несомненно оставалась королевская коло­низация. Португальские правители прекрасно понимали, что закрепление земель было невозможно без их освоения и заселения. Одной из важнейших забот Афонсу было восстановление старых укреплений и строительство но­вых замков. Хроники и документы постоянно повествуют о таких работах. При Афонсу дважды был отстроен замок в Лейрии, возведены замки в Жермапелу, Коруше и мно­гие другие⁵. Той же цели было подчинено и восстановле­ние монастырей, которые усердно осваивали земли на полуострове.

Чтобы привлечь поселенцев на новые земли, Афонсу жаловал привилегии, типичные для такого освоения тер­ритории; освобождение от части налогов, смягчение по­винностей, запрещение въезда во владение должностных лиц короля и другие⁶. Уже в это время многие города, де­ревни и новые поселения получают от короля форалы и грамоты, фиксирующие их права и обязанности по отно­шению к королевской власти. Отдельные форалы бы­ли пожалованы инородному населению — арабам и «франкам»⁷.

* * *

Сложившееся на отвоеванных в эпоху Реконкисты землях общество было сложным сплавом различных этни­ческих, культурных, экономических компонентов. В пос­леднее время все больше внимания уделяется изучению арабского элемента вновь складывавшегося общественного организма. Отношения арабского и христианского слоев оцениваются не как жесткое противостояние, а как взаи­мопроникновение во всех областях жизни8. С этой точки зрения должна получить оценку и Реконкиста. Среди историков наиболее распространенным является мнение, что до конца XI в., т. е. до вторжения берберских племен, у военные действия с обеих сторон не имели характера ре­лигиозной и фанатической войны и велись только ради земли и подданных9.

Несомненно, пришедшие на полуостров альморавиды и альмоады подчиняли население более жесткими метода­ми, чем их предшественники. Многие исследователи счи­тают, что именно они принесли с собой религиозный фа­натизм, вызвавший ответную реакцию христиан 10. С дру­гой стороны, и для самих христиан XI—XII столетия были временем усилившегося религиозного рвения — временем крестовых походов, возвышения папства, возникновения новых духовно-рыцарских и монашеских орденов, восста­новления старых и основания новых монастырей.

Таким образом, перелом в отношениях мусульман и ристиан на полуострове произошел, надо полагать, в коп-XI—XII в., т. е. в эпоху Энрике и Афонсу Энрикеша. Одни историки считают события Реконкисты тех лет лишь серией военных предприятий, другие полагают, что португальскими рыцарями она была осознаваема именно с религиозной точки зрения, чтобы «утверждать справедливость детей господа над последователями Магомета» 11.

Исторические памятники XII в.— вот те свидетели, которые помогут ответить на вопрос, как же португальцы сами воспринимали своих соседей и традиционных противников в то время, чем для них была бесконечная военная кампания, устремленная на юг полуострова.

Казалось бы, естественнее обратиться к хроникам — ведь они непременно должны были запечатлеть подвиги реконкисты. Однако древнейшие хроники — Хроника готов и Старые анналы — крайне скупы в сообщениях о победах и поражениях. Они рассказывают лишь о фактах захвата городов и земель христианами или мусульманами, не давая ни подробностей, ни оценок. То же сохраняется и в чуть более поздних хрониках.

«В год 1177 в июле месяце, в день святого Иакова, в месте, которое называется Оурик, было большое сражение между христианами и маврами; португальцев возглавлял король Ильдефонс, а со стороны язычников король Эсмар, который, будучи побежден, бежал». «В год 1223... было большое сражение между христианами и са­рацинами в месте, которое зовется Аларкос, и во главе сарацин был Амирамолим, а во главе христиан король Альфонс господин Кастилии, который, будучи побежден, бежал».

Это — два типичных примера описания португальскими хрониками сражений «верных» с «неверными». А знаменитое взятие Лиссабона удостоилось таких строк: „был взят город Лиссабон войском Ильдефонса Португальского, короля, в октябре месяце; и Синтра, и Алмада, Палмела в том же месяце» 12.

Другие же хроники, содержащие красочные картины битв, речи королей и военачальников, относятся обычно к более позднему времени и безусловно несут на себе печать восприятия Реконкисты их эпохой. Наиболее живым, близким к действительности материалом является, несомненно, повседневная документация, среди которой Особенно интересны королевские грамоты: ведь это документы, исходящие от тех, кто был тесно связан с воен­но-политическими событиям, кто имел собственное мне­ние о них и в какой-то мере мог выразить его.

Однако, вчитываясь в тексты грамот Энрике, Афонсу, Саншу I, с удивлением замечаешь, что военные со­бытия — сражения, захват городов и земель находят в них весьма слабое отражение. В грамотах, которыми ко­роль жаловал участникам похода захваченные земли, лишь бегло упоминается, что дарение совершается в бла­годарность за верную службу, иногда — за помощь во время осады замка или города 13.

Более того, в жалованных грамотах редки упомина­ния об арабах, которые, если и встречаются, не сопро­вождаются какими-либо оценками или эпитетами ни в этническом, ни в религиозном отношении. Примечательно другое: с точки зрения военной опасности документы не различают сарацин и христиан. Не раз указывают грамо­ты, что вассал верно служил «в землях сарацин и христи­ан», что он должен помогать «в делах и войнах как с хри­стианами, так и с сарацинами». По договору Альфонсо VII Кастильского и Афонсу Энрикеша, последний обязан помо­гать, если в земли Альфонсо вторгнется «какой-либо ко­роль христиан или язычников» и. Даже в этом — «межго­сударственном» — документе на первом месте оказались противники-христиане.

Угроза военной опасности со стороны братьев по вере подтверждается многочисленными историческими факта­ми. Это и союзы с арабскими правителями против христи­анских соседей, и пленение Афонсу Энрикеша при Бадахосе христианским государем и др.

Сильнее всего религиозное противостояние арабов и христиан выразилось в дарственной Афонсу Ордену тамплиеров и в его послании папе Александру III. Однако подчеркивание заслуг перед богом и папским престолом обусловлено, очевидно, характером докумен­тов и их адресатов 15.

Весьма немногочисленные и сдержанные упомина­ния о Реконкисте отнюдь не вызывают в памяти кра­сочные тексты поздних хроник, живописующие войну за святую веру, гибель тысяч людей, воспевающих доблесть и преданность христианского рыцарства. Более того, ис­точники совершенно иного типа — жития святых — по вре­мени записи, близкие, как считают португальские исто­рики, к грамотам Афонсу и посвященные деяниям жив­ших во времена Афонсу праведников, тоже почти ничего не знают о Реконкисте как о подвиге веры. Оба они, и св. Телу, и св. Теотониу, достаточно видные фигуры в рковном мире Португалии, были связаны с одним из виднейших монастырей — Санта-Круш в Коимбре. Ка­залось бы, вопросы веры и ее защиты должны быть для них весьма существенны. Тем не менее в житии св. Телу нет ни строчки ни о Реконкисте, ни об арабах, а житие Теотониу сохранило весьма показательный эпизод. Описывая один из походов Афонсу, житие рассказывает, как, покорив провинцию, воины Афонсу «среди прочей бесконечной добычи пленили также неких христиан, которые в народе зовутся мосарабами и даже под игом язычников соблюдают обряды христиан, и по праву войны обратили их в рабство» вместо желанной свободы и единения с освободителями16.

Не отрицая наличия религиозного компонента в Реконкисте полностью, тем более не отрицая религиозности христианских воинов и сознавая ограниченность использованного материала, нельзя тем не менее не отметить, что сарацины воспринимались прежде всего как противники военные наряду с врагами — христианами. Общение с арабами было для жителей Пиренейского полуострова в это время повседневным и в этом смысле нормальным явлением, принимая различные формы — от соседского проживания на одной земли до кровопролитных сражений. Религиозная нетерпимость, видимо, возникла значительно позже, на заключительных этапах Реконкисты.

* * *

Следующее, XIII столетие для всего Пиренейского полуострова стало переломной эпохой в борьбе с мусульманскими государствами. В знаменитой битве при Лас-Навас-де-Толоса в 1212 г. объединенные войска христиан, в том числе и португальцев, нанесли тяжелое поражение арабам. Эта победа положила начало отвоева­но юга полуострова, в первую очередь крупных арабских городов: в 1236 г. Кастилией была захвачена Кордова, в 1238 г. Арагон завоевал Валенсию, в 1248 г. король Кастилии Фернандо III Святой взял Севилью. В этом предприятии приняли участие португальские воины, рыцари ордена Сантьяго и ордена Авис. Таким образом, большая часть полуострова перешла в руки христиан. Лишь по­лоска арабских владений вдоль берега Средиземного моря да Гранадский эмират противостояли теперь Португалии, Кастилии и Арагону.

К югу от португальских земель, между Атлантиче­ским побережьем и Гвадиапой, служившей как бы при­родной границей, лежали земли, именовавшиеся Аль-Гарб (позднее Алгарве). Эти районы представляли для Португалии столь же естественную цель, как Севилья пли Кадис для Кастилии. Надо сказать, что конец 30-х — начало 40-х годов XIII в. в Португалии были за­полнены феодальными междоусобицами. В 1245 г. на португальский трон взошел новый король, третьим из португальских королей носивший имя Афонсу. Пригла­шенный на трон папой римским и португальской цер-коныо, он тем не менее отнюдь не собирался подчинять их политике свою собственную. Военное предприятие против мусульман могло и должно было сплотить силы вокруг нового короля, поднять его авторитет. Немалую роль в этом сыграл и захват Севильи. Вслед за ним Афонсу III объявил о подготовке к походу на Алгарве. Войско выступило в конце зимы 1249 г. Военные дейст­вия протекали без неожиданностей. Один за другим замки и города Албуфейра, Силвеш и Луле переходили в руки португальцев. Традиционно считается, что в 1250 г. порту­гальская Реконкиста была завершена, и короли Порту­галии обладали отныне и титулом «королей Алгарве».

Присоединение южных земель действительно обеспе­чило Афонсу III возможность самостоятельной полити­ки. Однако на первых порах успехи в Алгарве вызвали осложнения в отношениях с Кастилией. Обстоятельства были таковы, что правитель Алгарве состоял в вассаль­ных отношениях с сыном и наследником Фернандо Свя­того (будущим кастильским королем Альфонсо X Муд­рым), и поэтому война против Алгарве могла быть рас­ценена как нарушение союза с самой Кастилией. Конф­ликт был урегулирован путем династического брака: Афонсу III взял в жены 6-летнюю дочь Альфонсо — Беа­трис. В это время первая жена Афонсу III, Матильда, графиня Болонская, еще была жива, и брак с Беатрис влек за собой церковное отлучение. Но это не останови­ло португальского монарха. По брачному договору, коро­левство Алгарве должно было находиться во владении Беатрис до той поры, пока ее первому сыну не испол­нится 7 лет. Таким образом, окончательный переход Ал­гарве под власть Португалии откладывался на несколь­ко лет.

И все же серединой XIII в. можно датировать завер­шение территориального складывания Португальского ролевства. Практически уже тогда определились его постоянные границы, которые почти не изменились по сию пору. С востока и севера ограниченная все усиливавшейся Кастилией, с запада — океаном, Португалия как будто с разбега остановилась, достигнув Фару — южного мыса полуострова, и обратилась к своей внутренней жизни. Конец XIII — начало XIV в.— эпоха «устроения» Португалии, эпоха возникновения кортесов, подъема городов, расцвет культуры.

Завершение Реконкисты в середине XIII в. имело, как нам видится, и другие последствия. Во-первых, накопленные военные традиции и порожденная военно-политической обстановкой социальная структура (отличавшаяся в том числе и высокой ролью и большой численностью рыцарского сословия) искали применения и нашли его впоследствии, в частности в морских экспедициях. Во-вторых, выход из Реконкисты на той ее стадии, когда она еще не получила окраски исключительно борьбы с инаковерием, смягчил многие острые углы взаимоотношений мусульман и христиан в Португалии, обеспечил большую, чем можно было бы ожидать, терпимость к иноэтническим группам, что оставалось свойственным стране и в позднейшие эпохи.

Наконец, сравнительно раннее складывание стабильных границ ограниченной и относительно небольшой территории способствовало возникновению тенденции к ранней централизации государства и осознанию португальцами себя единой общностью. Это особенно повлияло на события следующего, XIV столетия.

Поиск по сайту: