Миф об исчезнувшем короле

Вслед за блестящей эпохой Мануэла I Счастливого, когда еще не проявилось в метрополии то негативное, что было заложено бурной колониальной экспансией, пришло вре­мя, требовавшее усилий и труда. Ошеломляющие успехи отошли в прошлое. Ни регентство Катарины (1557—1562), ни правление кардинала Энрике (1562—1568) в малолет­ство короля Себастьяна не были легкими.

Эпоха самого Себастьяна, вступившего на престол в возрасте 14 лет и лишь на первых порах допускавшего вмешательство умудренной Катарины в дела управления, не богата событиями. В 1559 г. в Эворе возник универси­тет, в 1572 г. вышли из печати «Лузиады» Камоэнса, по­священные дону Себастьяну; начало причинять беспокой­ство английское и французское пиратство... Огромная им­перия требовала человеческих и денежных ресурсов, а исправно поставляемые в метрополию золото, рабы, чер­ное дерево и другие богатства уходили как вода в песок.

Дон Себастьян, наследник Ависского трона и внук Карла V, императора «Священной римской империи» и испанского короля, воспитанный в почитании лишь свя­той веры и величия Португалии, взойдя на престол, меч­тал о преумножении силы португальского оружия и обре­тении славы государя и полководца. Пытаясь возродить старинные традиции, он воображал себя одним из древних королей, много путешествовал по стране верхом, окружен­ный придворными и министрами, устраивал турниры, в ко­торых участвовал и сам. Странности характера честолюби­вого Себастьяна толкали его иногда на необычные по­ступки. Летом 1569 г., когда в Лиссабоне бушевала чума, он приехал в старинный монастырь Алкобаса. Ему при­шло в голову вскрыть находившиеся там захоронения ко­ролей — его предшественников на португальском троне, и никто не осмелился возразить столь мрачной любозна­тельности. Останки гиганта Афонсу III произвели сильное впечатление на Себастьяна, особенно чтившего его за от-воевание Алгарве. К останкам Афонсу II он остался без­различным, ибо тот ничего не прибавил к своим владени­ям. Могилу короля Педру и Инее де Кастро оказалось невозможно вскрыть без того, чтобы не повредить ее тон­чайшей работы убранство, и Себастьян приказал не тро­гать ее. Позднее в монастыре Баталья Себастьян приказал вскрыть захоронение Жоана II и с ужасом и восхищением созерцал неразложившийся труп и казавшиеся нетрону­тыми одежды...

Вероятно, именно в эти годы мечта о славе государя и стала воплощаться у Себастьяна в планы вторжения на африканскую территорию. Он предался им с тем большим пылом, что другие государственные затеи не увенчались успехом. Среди многочисленных матримониальных замыс­лов доны Катарины был и почти слаженный договор о бра­ке с принцессой Маргаритой Валуа, знаменитой впослед­ствии королевой Франции¹. Но эти планы расстроились, не без участия португальских медиков, не рекомендо­вавших спешить с женитьбой из-за якобы слабого здо­ровья короля. Спустя некоторое время, 18 августа 1572 г., в Париже отпраздновали бракосочетание Маргариты с молодым Беарнцем, наваррским королем, будущим Генри­хом IV.

Историки, надо полагать, еще долго будут спорить о причинах, заставивших молодого португальского короля устремиться в бесплодные просторы Северной Африки. Объяснения кроются и в экономических затруднениях Португалии, и в политических притязаниях королевства, и в дипломатических комбинациях... К этому нужно до­бавить и общее настроение португальцев, пронизанное неудовлетворенностью существующим положением. Но нет сомнения в том, что личность самого дона Себастьяна и его устремления сыграли в этом огромную роль. Все изъяны воспитания, наложившиеся на причудливый склад его натуры, нелады с бабкой, доной Катариной, неудачи матримониальных планов, желание поразить мир добле­стью и отвагой — все это слилось в единую мечту об афри­канском военном походе, мечту, осуществление которой должно было поставить Себастьяна в один ряд с самыми выдающимися государями Лузитанского королевства.

Уже в 1571 г. под влиянием успехов Лушна де Атаиде Себастьян вознамерился отправиться на подвиги в Ин­дию, и от этого его смог отговорить лишь дядя — старый кардинал Энрике.

Цель африканского предприятия была грандиозна, хотя и неопределенна: расширить границы Португалии, ос­новать великую империю на севере Африки, победами католического войска противодействовать успехам гугено­тов и лютеран. Мысленно Себастьян из государя второй половины XVI в., которому надлежало быть проницатель­ным и дальновидным, перевоплотился в паладина рыцар­ских романов.

На некоторое время Себастьяна отвлекла идея антитурецкой Лиги[24], но перспектива делить славу с другими полководцами и не иметь возможности единолично влиять на ход событий заставила его отказаться от этих намерений и вновь обратиться к подготовке африканского похода. Впервые Себастьян побывал в Марокко в 1574 г. Раздосадованный неполадками, возникшими в этой первой очень плохо подготовленной экспедиции, король лично отредактировал представленную ему реляцию о походе. Этот документ рисует потомкам живой портрет дона Се­бастьяна, являя тщеславие в поведении, немалую самона­деянность в области военных знаний и мореходного дела, демонстрирует самолюбивого и гордого человека, мало способного отвлечься от собственной личности при изло­жении дела². Возвратясь, он активно продолжал готовить новую экспедицию, приближая будущие трагические со­бытия.

После возвращения короля из Танжера искушенные придворные мгновенно отметили, что благоволение Себа­стьяна снискали четыре кавалейру, особенно воодушевлен­ные идеями короля и с энтузиазмом принимавшие его замыслы и предприятия. Это, надо полагать, сильно отли­чалось от точки зрения прежнего ближайшего окружения, у которого африканские прожекты короля не встречали поддержки. Теперь вопрос был решен.

Готовясь к африканскому походу, Себастьян объявил о решительном намерении связать себя наконец узами брака. Это было не безразлично для судеб королевства, ибо касалось престолонаследия. В супруги предполагалось взять испанскую инфанту. В Мадрид с миссией был от­правлен Педру де Алкасова. Встречаясь и ведя перегово­ры с герцогом Альбой, он и не подозревал, что говорит с человеком, который спустя несколько лет после гибели дона Себастьяна войдет во главе войска в Португалию и покорит ее испанской короне. Кроме матримониальных дел на переговорах обсуждалась и возможность войны в Африке. Филипп II согласился встретиться с Себастья­ном в Гуадалупе.

К этому времени Себастьяну исполнилось 22 года. Сов­ременники так описывают его: среднего роста, физически очень сильный, он мог легко обуздать коня, прекрасно владел боевым копьем. При ходьбе он слегка прихрамы­вал, едва заметно отклоняясь корпусом в левую сторону, однако, таким образом, что это не уродовало ни его обли­ка, ни походки. Несмотря на тяжелую болезнь, перенесен­ную в детстве, внешне Себастьян производил впечатление вполне здорового человека, в избытке наделенного силой, иногда доходившей до грубости. Голубоглазый, с рыжева­тыми волосами, он имел обычно вид не только серьезный, но преимущественно горделивый, даже заносчивый. Он был человеком, не привыкшим и не умевшим скрывать свои привязанности и антипатии. Всем поведением и внеш­ним видом он демонстрировал наличие австрийской крови в жилах потомка португальских монархов. Привыкнув с малых лет подчинять себе окружающих, не встречая пре­град своему стремлению к господству, он, по свидетель­ствам, был убежден в том, что предназначен судьбой к вы­соким деяниям, которые сделают бессмертным его имя.

Таким предстал король Себастьян перед Филиппом II. На встрече в Гуадалупе испанский король согласился предоставить Португалии помощь, но только для военных действий на побережье Африки, и войско в 15 тыс. солдат, в том числе 6 тыс. немцев и 2 тыс. итальянцев, которое должен был оплатить Себастьян, и 5 тыс. испанцев, за которых платит Филипп, а также всяческое снабжение и снаряжение войск. Эта помощь могла быть оказана лишь в том случае, если не возникнет опасности со стороны ту­рок или где-либо еще во владениях испанского короля.

Кроме того Себастьяну была обещана рука инфанты доньи Исабель по достижении ею брачного возраста³.

Возможно, что именно эта обнадежившая Себастьяна встреча в Гуадалупе стала роковой в его судьбе. Испан­скому королю приписывают фразу, якобы оброненную им вслед удалявшемуся Себастьяну: «Если он победит — мы приобретем славного зятя, если будет побежден — коро­левство». Трудно судить о подлинных чувствах Филип­па II, но не стоит искать в нем корыстные устремления в отношении португальского королевства. Есть свидетель­ства, что Филипп был озабочен тем, как бы отговорить племянника от задуманной авантюры. Но после торжест­венного возвращения Себастьяна в Лиссабон со всех сто­рон только и слышалось о будущих победах короля над неверными и африканских завоеваниях.

Снаряжение экспедиции требовало огромных средств. По договору с папой Григорием XIII для подготовки экспедиции, объявленной крестовым походом, королю была передана в 1576 г. треть всех доходов церкви в Португа­лии, хотя это вызвало возражения клира, считавшего, что африканская война вызвана не необходимостью, а прихо­тью короля. О протестах народа по поводу сбора этих средств ничего не известно, хотя Себастьян приказал про­вести перепись всего недвижимого имущества, забрал деньги из фонда сирот, выкупные деньги, ввел новые налоги. У прелатов, знати, коммерсантов и крупнейших городов король требовал «добровольных» взносов.

Ввиду недостатка денег Себастьян сделал крупный ино­странный заем у Конрада Ротта из Аугсбурга — 400 тыс. крузаду на условиях 8%. Большая сумма была получена и от «новых христиан», которые после долгих переговоров согласились дать заем в 240 тыс. крузаду в обмен на де­сятилетнюю отсрочку конфискации имущества осужден­ных инквизицией.

Бывший регент кардинал Энрике был весьма недоволен действиями племянника и жаловался в Рим, но безуспешно.

Мысль о том, что ресурсы Португалии ныне явно не­достаточны для ведения такой заморской войны, не могла остановить Себастьяна.

Ускорила экспедицию необходимость оказать помощь бывшему берберскому султану Мулай Мухаммад аль-Му-таваккилю, известному европейцам как Шариф, лишен­ному в 1575 г. трона своим братом Мулай Абд-аль-Мали-ком.

Тем временем Филипп II отказался от своих обещаний, сославшись на оговорку в Гуадалупском соглашении и со­бытия во Фландрии. Может быть, ему стали известны тайные переговоры Себастьяна о браке в отношении Фран­чески Медичи с ее богатым приданым? Может быть, он не питал больше надежд на то, что Себастьян откажется от этой бесполезной затеи? Истинные мотивы его поступка остаются для нас загадкой.

Филипп настаивал, чтобы поход был отложен, ставя это условием предоставления помощи, но 6 декабря 1577 г. Себастьян сообщил испанскому послу о намерении лично возглавить поход. О том же он сухо уведомил Филиппа и герцога Альбу.

Дона Катарина, успев благословить внука, умерла в возрасте 71 года. После этого единственным человеком, к чьему мнению немного прислушивался король, остался кардинал Энрике. Решение Себастьяна самому руководить войсками не вызвало у старого кардинала ничего, кроме возражений. Пытались возражать и лиссабонские долж­ностные лица, явившиеся во дворец⁴.

В конце концов Себастьян во гневе созвал знать и выс­ший клир королевства и публично объявил о своем наме­рении руководить кампанией⁵.

Вопрос о замещении трона в связи с отсутствием коро­ля единогласно был решен в пользу кардинала Энрике. Однако возраст и сан кардинала не позволяли быть спо­койным за судьбу престола. Себастьян же отказался воз­вращаться к столь деликатному вопросу и оставил его не­решенным.

От испанского короля между тем прибыло 2800 нем­цев, голландцев и валлонцев. Они пришли как типичные наемники — с обозом и женщинами. Кроме того, выясни­лось, что многие из них были кальвинистами и лютерана­ми. Все это вызвало недовольство в Лиссабоне⁶.

От папы римского прибыло 600 итальянских солдат под командой англичанина. Подошел и кастильский кон­тингент — 1600 человек.

Из португальских войск Себастьян имел конный полк — 1400 всадников, отборные сыновья дворянских ро­дов, и 4 полка пехоты из разных провинций королевства, в каждом по 3000 человек (к этому надо добавить прибли­зительно тысячу воинов Шарифа и около тысячи всадни­ков из Танжера и Арсилы, которые присоединились к войску в Африке).

В ожидании отправки войска были расквартированы неподалеку от Лиссабона. В плохо снаряженном войске не хватало оружия. Заметно было отсутствие организован­ности и дисциплины. Итальянцы настолько отличались в скандальных поступках, что их капитаны были посажены в тюрьму. Часто драки принимали характер настоящих сражений, например стычка немцев с португальцами на площади Боа-Вишта, столкновение между португальцами и испанцами на площади Россиу, стоившее жизни четве­рым испанцам. Это вынудило короля запретить схватки под страхом смертной казни. День ото дня нарастали сло­жности с выплатой солдатам жалованья.

Подготовка африканской кампании, разумеется, не могла укрыться ни от кого. Абд-аль-Малик, чтобы избе­жать войны, обратился к обоим пиренейским монархам, готовый на уступки части своих земель Португалии и со­глашаясь на переговоры с доверенными лицами португаль­ского короля. Дон Себастьян, разумеется, отказался.

Рано утром 14 июня 1578 г. в присутствии высшей зна­ти, окруженной многочисленными слугами в одеждах цве­та гербов их сеньоров, архиепископ благословил королев­ское знамя. Началась погрузка, продолжавшаяся до 25 июня.

Отплытие из Лиссабона превратилось во всеобщий праздник, полный роскоши и великолепия. Армада насчи­тывала до полутысячи парусников. На борту кораблей, помимо военных, были представитель папы римского, ис­поведник короля, епископ Порту и много клириков разных орденов, отправившихся обращать неверных. Были пред­ставители юстиции и поэт Дьогу Бернардеш.

По дороге флот заходил в Лагуш, затем в Кадис⁷. На рассвете 7 июля войско Себастьяна прибыло в Танжер.

Из Танжера Себастьян решил двигаться прямо в Аль-касер-Кибир (совр. Эль-Ксар-эль-Кебир) и захватить его. За это время флот должен был подойти к Ларашу и ата­ковать его с моря, а Себастьян со своим войском, оставив Алькасер-Кибир позади, окружить Лараш с суши. Король, излагая этот план на военном совете, ожидал одобрения. Большинство присутствовавших, опытные придворные за­глушили в себе голос военного опыта. Только полковник алентежанского полка Башку да Силвейра не сумел про­молчать. Он заговорил об опасности сухопутного похода, о трудностях завоевания города с большим населением. Полковник напомнил, что даже незначительное сопротив­ление противника неизбежно задержит войско на более длительное время, чем это позволяют запасы воды и пищи, и голод вынудит португальцев к отступлению. Он предложил сначала взять Лараш, обеспечив этим бесперебойное снабжение армии, а затем помышлять о взятии Алькасер-Кибира.

Но он не был услышан.

Выступление назначили на 29 июля. Припасами загру­зили 500 повозок, из них: 100 везли хлебные припасы, рассчитанные на шесть дней; 20 были под фуражом, поро­хом, свинцом и прочими боеприпасами; 40 выделили под бочонки с водой. Часть повозок везла серебряные и мед­ные деньги, походный алтарь, прочее имущество. Вместе с принадлежавшими фидалгу и прочим сеньорам в обозе У насчитывалось около 1120 повозок.

На всем пути следования войско сопровождали труд­ности и лишения. Опасения полковника из Алентежу оправдались полностью, но последствия оказались еще бо­лее ужасными и губительными. С самого начала пища и питье были очень скудны. Нависла угроза голода. Пере­сохшие в это время года реки не оставляли надежды на воду.

На чрезвычайном совете Себастьян вынужден был со­гласиться на возвращение в Арсилу. В ту же ночь, не те­ряя ни минуты, в Арсилу помчались конники, чтобы за­держать флот, и прибыли туда утром 31 июля. На их беду накануне вечером армада вышла в море, взяв курс на Ла-раш.

Это известие повергло всех в отчаяние, которое не кос­нулось лишь Себастьяна, жаждавшего встречи с против­ником.

Наступило 4 августа 1578 г.

Уже в первые часы утра стало заметным движение в обоих лагерях. Португальские подразделения заняли по­зиции. Мусульманское войско, отличавшееся высокой дис­циплиной и превосходившее по численности армию Себа­стьяна примерно вдвое, тоже построилось в боевые по­рядки.

Гул арабских пушек заставил содрогнуться окрестные равнины, и первые залпы нанесли ощутимые потери пор­тугальскому войску. Дон Себастьян в сверкающих доспе­хах с мечом в руках объехал войско и сказал краткую речь. За ней последовала молитва. Все огромное войско ко­ленопреклоненно молилось на том поле, где спустя не­сколько часов многие из них полегли навечно.

Полумесяц маврской конницы начал атаку. Не приняв никаких мер предосторожности, Себастьян вступил в бой. Спустя самое малое время битва уже кипела и все поле заполнилось криками сражающихся, стуком щитов, ляз­гом доспехов и звоном оружия. Войско Себастьяна сража­лось с такой неистовостью и упорством, тесня вражескую кавалерию, что был момент, когда показалось — порту­гальцы близки к победе. Это было в тот миг, когда погиб Абд-аль-Малик.

Но военное счастье отвернулось от португальцев. Всад­ники арабов сильным ударом обрушились на арьергард, потрепав испанскую и португальскую конницу, и тем на­чали ужасный разгром христианского войска. Непривычка к боевым действиям португальских солдат, набранных из деревень, несогласованные действия фидалгу, слабость иноземных наемников привели к тому, что меньше чем через час поле битвы превратилось в сплошную массу кон­ских и человеческих тел, доспехов и оружия. Почувствовав близость победы, арабы удвоили усилия.

Король Себастьян в измятых и залитых кровью доспехах не покидал поля боя; под ним трижды меняли лошадь. Вокруг него становилось все меньше приближен­ных. На предложения спастись он отвечал отказом. По­следнее, что видели,— он бросился с мечом в руке навстре­чу маврам. О дальнейшей его судьбе достоверно ничего не известно.

Поражение было сокрушительным. Погибло до 6 тыс. человек со стороны мавров, 7—8 тыс.— со стороны христиан. Тысячи оказались в плену, в том числе такие знат­ные сеньоры, как граф де Барселуш, Антониу приор Крату, посол Испании и многие другие ⁸, за кого впоследствии были выплачены немалые выкупы[25].

Всех волновало, что же стало с португальским коро­лем? Одни говорили, что он спасся, переплыв на противо­положный берег реки, другие, что он мертв; один из при­ближенных утверждал, будто опознал его среди раздетых и ограбленных мертвых тел. Доставленный в лагерь арабов по приказу их нового правителя труп имел пять ран на голове и множество на теле. Пролежав не меньше суток на жаре, он уже тогда был плохо опознаваем, и это тоже способствовало впоследствии распространению слу­хов и легенд.

Найденное тело, одетое португальскими пленными, было передано им, а затем хранилось в Алькасер-Кибире до тех пор, пока осенью 1578 г. Филипп II не договорился о его выдаче. Сначала тело было перевезено в Сеуту и по­мещено в капеллу Сантъяго в церкви Троицы, а затем пе­ренесено в главную часовню кафедрального собора. Но и здесь эти останки не обрели покоя: в 1582 г. Филипп II приказал перенести их в Лиссабон, так как исчезновение короля на поле боя, невозвращение его тела в Португалию породило множество легенд и надежд на то, что он остал­ся жив, тем более что возвращение спустя годы из продол­жительных и опаснейших путешествий для народа-море­плавателя не было в диковинку. Но к этому времени у Филиппа уже были особые причины желать, чтобы мерт­вый Себастьян все же вернулся раз и навсегда, и 11 декаб­ря траурный кортеж прибыл в столицу, где состоялось за­хоронение в капелле церкви Санта-Мария де Белем.

Весть о разгроме португальских войск в Африке дошла до Португалии 10 августа, а 11-го было получено официальное уведомление из Суеты. Разгром такого масштаба, полная потеря армии были ни с чем не сравнимы. Вести, передаваемые из уст в уста, создавали ощущение катаст­рофы.

Правление страной было вручено кардиналу Энрике до получения точных известий о судьбе короля, а 24 августа пришли письма, подтверждавшие гибель короля и армии, что и было объявлено публично. Судьба трона Ависского магистра стала незавидной, так как среди реальных закон­ных наследников виделась и фигура могущественного пре­тендента — Филиппа II Испанского.

В африканских крепостях и фортах все были потрясены случившимся. В этой обстановке появление неких молодых фидалгу, спасшихся с поля боя и просивших в Арсиле от­править их в Португалию, наряду с той таинственностью и предосторожностями, с которыми они были приняты на борт галеона «Сан-Мартин», стало еще одним компонен­том в рождении легенды о пропавшем короле Себастьяне.

Вплоть до того момента, как Себастьян поскакал с об­наженным мечом навстречу врагам, речь шла о подлинных событиях из жизни этого короля. Дальнейшее принадле­жит легенде. Амбиции этого человека и его притязания на бессмертие были погребены в африканских песках. Но его трагическая неудача и гибель стали его бессмертием. Этот недальновидный и немудрый король возродился в легенде о «Сокровенном» короле Себастьяне, и его имя стало одним из самых знаменитых среди имен португальских королей.

Едва португальский флот достиг Лиссабона, как весть о чудесном спасении «Сокровенного» короля начала быстро распространяться по стране. Вера в то, что дон Себастьян не мертв, обретала все новых приверженцев не только в простом народе, но и среди знати и клира. Особенно акту­альна она стала после смерти старого кардинала, пережив­шего племянника меньше, чем на два года, и не назначив­шего себе преемника, когда перед Португалией встал воп­рос о престолонаследии.

Несмотря на сопротивление португальцев и попытки не­которых из знати захватить опустевший трон, Филипп II подкрепил свои законные притязания вводом в Португа­лию 20-тысячной армии под командованием известного герцога Альбы. В 1581 г. португальские кортесы в городе Томаре провозгласили Филиппа II королем Португалии и согласились войти в состав Испании на условиях опре­деленной автономии. С этого времени на 60 лет Португа­лия лишилась суверенитета.

В этой ситуации легенда о Себастьяне приобрела черты патриотического мифа. Суть легенды состояла в том, что Себастьян жив, тайно вербует сторонников, и главное, возвратится. В легенде угадывались явные черты сопро­тивления иностранному владычеству.

Себастьянисты полагали, что милость божья уберегла короля и сохранила его в тайном месте, на пустынном острове, откуда он вернется, чтобы освободить Португалию от чужеземцев. Верили, что возвращение короля будет; предзнаменовано сверхъестественными событиями, что основышалось на давно имевших хождение сочинениях не­коего Бандарры, башмачника из Транкозу. Они приобрели большую популярность и не раз осуждались инквизицией.

В одном из вариантов легенды рассказывалось, что ко­роля держат в плену в Марокко, в другом — что испанцы заточили его в темницу. Для последней версии имелись исторические основания, ибо именно так поступил король Кастилии в конце XIV в. с одним из возможных претен­дентов на португальский престол, с сыном короля Педру и Инес де Кастро. А позже, в XVII в., такую судьбу испы­тал один из отпрысков Брагансского дома, не помышляв­ший о престоле, но тем не менее захваченный по науще­нию Филиппа IV и окончивший свои дни в темнице. Об­раз этого томящегося в тюрьме принца стал нарицатель­ным в Европе.

Народное сознание вносило в легенду элементы народ­ной утопии, «новые христиане» наполняли ее содержа­ние характерным мессианизмом, образованные клирики, вроде Антониу Виейры, связывали с ней мечты о «пятой империи», но все сходились в одном — с возвращением Себастьяна связано возрождение страны и счастье ее на­рода. Во всяком случае, жизнь легенде была определена долгая.

Вера в пришествие «Сокровенного» была настолько сильной, что даже в 1603 г., спустя четверть века после его гибели, Филиппу III доносили о том, что среди порту­гальцев передаются приметы для опознания Себастьяна при встрече.

Приметы следующие:

1. Правая кисть больше левой.

2. Правая рука длиннее левой.

3. Тело, начиная с плеч и до талии, столь коротко, что его камзол не может служить никакому другому челове­ку такого же роста.

4. От талии до колен расстояние очень большое.

5. Правая нога длиннее левой.

6. Правая ступня больше левой.

7. Пальцы ног почти одинаковой длины.

8. На мизинце правой ноги имеется бородавка, иногда увеличивающаяся, будто шестой палец.

9. Высокий подъем ноги.

10. На одном плече знак размером с португальский винтен[26].

11. На правом плече около шеи черный знак с ноготок.

12. Веснушки на лице и на руках, едва заметные, так что, кто о них не знает, не может их различить.

13. Левая сторона тела короче правой, но это почти незаметно.

14. Отсутствие одного зуба с правой стороны нижней челюсти.

15. Тайный знак.

16. Кроме того, имеет знак очень тайный, о котором объявят, когда потребуется.

Дополнительные приметы: длинные пальцы и ногти на руках и характерная австрийская губа... Все эти знаки — от рождения. Имеет к тому же шрам от аркебузы, получен­ный в Африке, шрам от раны на голове, и шрам на левой брови⁹.

Подобные приметы имели немалую практическую цен­ность в глазах современников событий. Появился целый ряд авантюристов, пытавшихся выдать себя за короля Се­бастьяна. Наиболее известны четверо из них. Двое — так называемые король Панамакора и король Эрисейра — были легко разоблачены и сурово наказаны. Третий объявился в 1594 г. в Кастилии и, сблизившись со многими высокопо­ставленными лицами, выдавал себя за пропавшего короля довольно успешно. Он был казнен, но так и не открыл сво­его настоящего имени. Четвертый появился в 1598 г. в Венеции и целых пять лет пребывал в этом образе, но в 1603 г. последовал за своими предшественниками.

Историки и преклонялись перед славной памятью коро­ля Себастьяна, и обвиняли его, возлагая на него ответст­венность за исторические судьбы страны. Спору нет, поли­тика Себастьяна ускорила падение Португалии, усугубила его династическим кризисом, но винить во всем недолгое правление юного короля было бы несправедливо.

Огромная колониальная империя стала высасывать жи­вые силы маленькой метрополии, роскошь привозимых ко-юниальных диковин заслоняла от глаз обнищание страны. А Себастьян — Себастьян был, надо полагать, во многом точным воплощением своей эпохи. С этим государем, замыкающим великолепную галерею деятелей ависской Португалии, не только пришел в упадок один из самых замечательных королевских домов Европы XIV—XVI вв., но и оказалась заросшей и затерянной одна из возможных дорог португальской истории.

Поиск по сайту: