ГУИЧЖОУ

На шумном рынке, у продавца книг и древних рукописей Бодхи попросил показать ему карту гор и рек Поднебесной.

Молчаливый, суровый старик в фиолетовом халате, в фиолето­вой шапочке и туфлях ушел в глубь уютной, пахнувшей тушью, бам­буковой лавки и вернулся с ворохом свитков.

Раскладывая-разворачивая кожаные, пергаментные, бумажные карты, старик посмотрел на Бодхи:

— Со времен великого царства Чжоу каждый правитель менял названия рек, озер и водопадов по-своему. Менялись имена ущелий, гор и хребтов.

Человеческие мечтания выше Неба, стал императором — хочет стать бессмертным.

Вот только люди говорят, что хоть тысячу раз назови камень яблоком, сладким он от этого не станет.

Человеческая глупость бездонна.

Стал императором — возводит себе памятник. Возводит выше неба. Выше храма.

Но, как только стал могильным червем, другой уже сносит его и строит свой. Выше неба. Выше храма.

А люди помнят не памятники.

Гуичжоу

Люди помнят добрые дела, сделанные во имя людей, народа, Родины.

Смотрите карты, а я заварю Вам настоящий зеленый чай — на­питок жизни.

Внимательно смотрел-запоминал карты царевич.

Вначале он сравнил между собой карты времен борющихся царств Чжаньго и времен империи Цинь и Хань. Затем — времен эпо­хи Троецарствия и периода «Пяти племен», времени образования на Юге Поднебесной династии Восточная Цзинь.

Подробно изучая карты, Бодхи понял, что в настоящее время Срединное государство Чжун-Го разделено на две части — Север со столицей в Лояне и Юг со столицей в Нанкине.

Это было время южных и северных династий. Время Просветле­ния. Настоящее время. Настоящие дни.

Царевич положил на прилавок золотую монету:

— Мой путь лежит в земли Сычуань. Твои карты указали мне до­рогу.

Мир Вам, ученый человек.

— Знай, путник! Дорога в Сычуань лежит через земли Гуичжоу. А в Срединном государстве говорят, что в Гуичжоу не найдешь и трех ли ровной земли.

Пусть будет светлой твоя дорога, путник! Пусть синее Небо станет желтым.

Бодхи шел по горному плато, покрытому буйными лесами.

Здесь было много водопадов и рек, несущих свои воды сквозь высокие скалы крутых гор.

Пройдя реку Уцзян, он шел к реке Фужунцзян, строго следуя в направлении к городу Чэнду.

Среди зеленых гор раскинулись плодородные желтые долины, на которых трудолюбивые крестьяне выращивали заливной рис и кукурузу.

Пастухи гнали стада громадных буйволов на холмы, покрытые сочной травой, а в деревнях, через которые проходил Бодхи, он видел много свиней разных пород.

В горах Далоушань Бодхи встретил крестьян, собирающих лекар­ственные растения, корни и дикий мед для городских лекарей и бро­дячих продавцов снадобий и пилюль.

Гуйчжоу

Это были открытые и гостеприимные люди. Они угостили его душистым медом с горячими лепешками и вкус­ным зеленым чаем.

Поздней ночью, сидя у трескучего костра, собиратели трав рас­сказали ему о лесных Духах. Духах деревьев, камней, рек и озер.

Старейшина деревни, человек по имени Шан-Ян, с улыбкой на морщинистом лице, говорил:

— Однажды зимой, проверяя ловушки для лис и зайцев, я шел по застывшему от холода серебряному лесу.

И вдруг раздались голоса Духов.

Вдалеке выли голодные волки, но эти голоса были страшней. Затем я увидел на тропе женщину невиданной красоты в красном свадебном наряде. Она улыбалась мне, манила к себе и вдруг скинула

с себя все одежды!

Сидящие у костра раскрыли рты. Замерли. Холодок пробежал по

их спинам.

Юноша с бледным лицом посмотрел на круг желтой луны:

— И что Вы сделали, дядюшка Шан-Ян?

— Я убежал!

Раздался взрыв сочного, нарастающего смеха.

Смеялись все — собиратели трав и охотники на медведей, юноши и старики. Смеялись по-доброму.

Бодхи давно заметил, что смеяться от Души, громко, по-детски, могут только люди, работающие в поле, в горах, в лесу, на воде.

Охотник со шрамами на лице и руках повернулся к старейшине:

— В горах зимой страшно. Ведьмы превращаются в красавиц, кол­дуньи — в красных лис, а Дух волка может поселиться в мальчике.

Страшно в горах и на охоте, но горы кормят нашу деревню. Они справедливы.

— Справедливы, но не всегда. Бодхи посмотрел на огонь:

— Почему?

— На краю нашей деревни есть пропасть. Если бы там был мост, то дорога в город заняла бы один час. А мы идем в обход, по Ущелью Летящих Камней. Идем целую неделю. Идем под градом камней и ду­маем, вернемся ли в деревню живыми.

— Говорят, что пропасть заколдована ведьмами, что она ведет в ледяной Ад. Лучше ее не трогать.

Гуйчжоу

Рано утром Бодхи и староста стояли на краю пропасти. Царевич показал рукой в темноту обрыва:

— Запомни, староста. Ад находится не на дне пропасти, а в голо­вах жителей вашей деревни. Пусть каждый принесет мне кусок креп­кой веревки.

— Хорошо, путник. Попробуем.

Вскоре из каждой семьи общины стали приносить царевичу, си­дящему на краю пропасти, куски веревки.

Всем было интересно, что делает босоногий, бородатый варвар по имени Да-Мо, пришедший с Запада, у зияющей чернотой пасти пропасти, которую боялись особенно зимой, когда из невидимых глу­бин раздавались страшные звенящие звуки.

Люди собирались и молча смотрели на человека в красном.

Люди обсуждали — и вновь смотрели на человека в красном.

Деревня всегда останется ребенком, любознательным и любо­пытным.

Деревня всегда останется деревней, мудрой и неторопливой.

Полдня Бодхи с помощью крестьян соединял, связывал веревки в прочный канат.

Завязав узел на столетней, морщинистой сосне, он разбежался и прыгнул в пропасть, держа другой конец каната.

Крестьяне подумали, что путник разбился.

Но Бодхи, раскачиваясь над серединой пропасти, другой верев­кой зацепился за острый выступ противоположной скалы — так он перебрался на другую гору, где вновь закрепил канат прочным узлом у корней железного карагача.

По натянутому канату Бодхи вернулся назад.

Старейшина собрал всех жителей деревни, и царевич показал им, как из лиан, размягченного бамбука и трав можно сплести креп­кую веревку.

И закипела работа.

И засмеялись женщины и дети.

Бодхи сам проверял прочность веревок, прочность усердия.

Толстый, рыжий юноша вертел в руках обрывки веревки:

— Какая разница, прочный канат или нет? Все равно мост по­строить невозможно. Наши предки не смогли, и мы не сможем. Так моя мама говорит.

Гуйчжоу

Без слов Бодхи схватил его за воротник халата и на вытянутой руке стал держать над пропастью. Толстяк задыхался. Пот и моча ли­лись с него.

Царевич заглянул в красное лицо плачущего крестьянина:

— Крепка ли ткань твоего халата? Или это не имеет значения?

— Имеет! Имеет! Имеет!

Под хохот односельчан Бодхи вернул мокрого толстяка на землю. Затем окинул взглядом горячих глаз притихшую толпу:

— Помните: по мосту будут ходить ваши дети. А ты, юноша, иди домой, пусть твоя мама сменит тебе штаны.

С помощью смелых юношей царевич стал соединять канаты меж­ду скалами.

Через двое суток прочный канатный мост был готов. Трудолюбивые крестьяне сделали его безопасным для женщин

и детей.

Сидя на громадном быке, староста деревни проехал по мосту не­сколько раз — и тот даже не дрогнул.

Вечером в деревне был праздник. Все хотели поблагодарить бо­родатого варвара. Но его нигде не было.

Он был уже на вершине хребта Далоушань.

До сих пор крестьяне называют этот мост мостом Бородатого

Варвара.

В долине, зажатой с трех сторон невысокими горами, Бодхи про­шел мимо селения Сюйюн и вышел к дороге, идущей мимо рисовых полей. • _k

Возле пруда, где разводили карпов, сидели трое задумчивых кре­стьян. Они смотрели на белое, клубящееся облако пыли, где стояли несколько буддийских монахов, яростно доказывая что-то друг другу.

Они говорили быстро. Еще быстрей вращали глазами. Они топа­ли толстыми ногами и брызгали друг на друга фонтанами слюней.

— Мир вам, добрые люди!

— Мир тебе, путник! Садись в тень, отдохни. Посмотри, как поют

местные монахи.

— Что это с ними?

— Спорят о зубе Будды.

— О зубе?

Худой, жилистый крестьянин поднял руку:

-* Слушай, путник!

Гуйчжоу

Монахи, что слева, имеют в своем монастыре священную релик­вию — зуб Будды! Монахи, что справа, недавно тоже привезли себе реликвию — зуб Будды!

Теперь они спорят, чей зуб истинный, а чей — нет. Я думаю, истинный зуб у тех, кто слева.

Коренастый крестьянин с мотыгой в руках важно посмотрел на орущих монахов:

— А я думаю, что настоящий зуб у тех, кто справа. А ты что думаешь, дядя Хуа Тао?

Засыпающий в тени деревьев и прохладе пруда старик Хуа Тао открыл глаза:

— Я думаю, что если бы здесь был Будда, он бы вырвал им зубы за тот шум, что они подняли.

— Эх, дядюшка Хуа Тао, не любите Вы Будду!

— Будду я люблю. Шум не люблю.

Ушел по желтой дороге царевич.

Ушли работать в поле крестьяне.

Только монахи стояли на месте.

Глотая скрипучую, белую пыль, они спорили о зубе Будды.

На каменистой дороге, проложенной первым императором Под­небесной Цинь Ши-Хунди, царевич увидел красочную процессию.

Впереди шли четыре слуги со знаменами в руках, четверо но­сильщиков несли закрытый шелковый паланкин, а следом еще четве-ро слуг в черных одеждах уныло глотали желтую дорожную пыль.

За ними тащилась крытая двухколесная телега Великого Спокой­ствия — Танпин Чэ, которую везли два серо-коричневых мула.

Стоя на повороте дороги у белой известковой скалы, Бодхи уви­дел, как из-за деревьев на дорогу высыпали с криками и воем человек двадцать.

Судя по одежде и сверкающим мечам, ножам, вилам и топорам, это были дезертиры, промышлявшие разбоем на дорогах.

Услышав крики нападающих, слуги, бросив в пыль паланкин, по­бежали в сторону реки.

А разбойники, вытащив из паланкина важного господина в фио­летовом халате, нанесли ему удар по голове дубиной и, вырвав из слабеющих рук сундучок, бросились обратно в чащу леса, куда уже другие увели мулов и добро из телеги.

Гуйнжоу

Через холм царевич побежал им навстречу, прыгая через ямы и овраги, поросшие яркими красно-желтыми цветами.

Как он и думал, на сосновой опушке леса грабители-дезертиры

выбежали прямо на него.

Схватив посох двумя руками и вращая его по окружности, Бодхи ударами по голове, груди, животу и ногам стал сбивать разбойников с ног и раскидывать в кусты папоротника.

Лесная тропа была узкой — и поэтому он, отталкиваясь посохом от стволов деревьев, перелетал над головами обезумевших от яро­сти грабителей и хлесткими ударами валил их с самых неожиданных

сторон.

С криками — Демон! Демон! — те, кто остались в сознании, стали

разбегаться по лесу.

Увидев у одного из убегающих в руках сундучок, Бодхи метнул в

него посох и попал точно в затылок.

Держа сундучок в руке и ведя мулов под узду, царевич вышел на дорогу, где в пыли лежал господин с пробитой головой.

Слуг не было видно.

Услышав слабый стон, Бодхи перенес тело на телегу.

Промыв рану на голове и приложив к ней лепестки трав из своего мешочка, он двумя пальцами нажал на точки шеи, груди и затылка.

Человек охнул, на секунду открыл глаза и тут же погрузился в

глубокий целебный сон.

Царевич запряг мулов в телегу и, не спеша, поехал по дороге, ведущей к городу Чунцин, за которым находилась Великая Сычуань-

ская Впадина.

Вскоре показались и убежавшие слуги.

Подозвав их, Бодхи жестом приказал им показывать дорогу.

Так они и добрались до города — впереди толпа радостно-испуганных слуг, а вслед за ними — Бодхи в качестве возницы госпо­дина в фиолетовом халате.

В городе слуги привели Бодхи к большому дому с садом, где про­живал их господин.

Пока умные лекари и даосские знахари удивлялись тому, как бы­стро зажила рана на голове больного, Бодхи поселили в уютной бе­седке в глубине удивительного сада.

Вечером Бодхи позвали в спальные покои хозяина дома.

Гуйнжоу

Лекари спросили его, почему больной спит спокойным сном, и как он залечивал рану на голове.

Подойдя к широкой кровати с балдахином, Бодхи указательным пальцем нажал на точку посреди груди и в области легких, после чего больной сделал глубокий выдох и открыл глаза.

Оказалось, он помнил все и поэтому поблагодарил царевича и приказал слугам прислуживать ему с особой тщательностью.

*

Утром хозяин дома и Бодхи разговаривали в беседке.

Человек, которого спас Бодхи, был Ю-Ши, странствующий ученый.

Выпив из чаши белого вина, ученый спросил:

— Вы спасли мне жизнь. Чем мне отблагодарить Вас?

— Я хочу познать сущность Чжун-Го.

Ученый по имени Ю-Ши провел царевича в зал мудрости, где на резных полках вдоль стен лежали древние рукописи, книги и различ­ные предметы из мира фауны и флоры.

— Будем познавать Чжун-Го пять дней.

— Пусть будет так.

Ученый Ю-Ши сказал:

— Вы спасли мне жизнь и восемь сокровищ. Смотрите, вот они! —■ и он раскрыл Добаогэ — кабинет сокровищ.

Из сундучка, где могло поместиться до сотни предметов, ученый муж достал и разложил на изящном столике из ясеня

личную печать с выгравированным на ней именем владельца, сделанную из яшмы и украшенную фигурками мифических зверей и божеств,

бутылочку из тыквы-горлянки с целебными снадобьями, четыре сокровища ученого — тушечницу, тушь, писчую бумагу, кисть для написания иероглифов,

колокол — знак Мудрости и торжества Знаний, жезл Жу-И — символ духовного совершенства из слоновой кости в форме волшебного гриба Линчжи,

веер с изображением цветов и птиц эпохи Хань из гусиного пера с благожелательными стихами,

рукопись — свиток древних времен,

фигурки восьми Бессмертных из слоновой кости.

Туйчжоу

В первый день ученый Ю-Ши рассказал царевичу о народе Хань, языке — Хань Юй, письменности — Хань-Цзи. Рассказал о принципах построения иероглифов.

Ученый говорил слова, фразы, предложения.

Ученый рисовал иероглифы.

Ученый объяснял — Бодхи молчал. Царевич запоминал.

В джунглях Рудра запоминал голоса сотни птиц и животных и мог их в совершенстве воспроизвести — потому что не слушал, а слышал.

Тысячи и тысячи вещей, знаков, движений он запоминал раз и навсегда — потому что не смотрел, а видел.

Быть спокойным и открыть свой разум миру — этому его научили река и деревья, животные и птицы.

Второй день был днем истории Тянь-Ся. Днем родословной Под­небесной страны.

Царевич узнал о первочеловеке Паньгу, рожденном из Великого Хаоса, о трех великих первопредках народа Хань:

Нюй-Ва, создавшей людей из глины,

Фу-Си, научившем людей охоте, письменности, огню,

и Шэнь-Нун, подарившем людям плуг, мотыгу и семена риса.

За первопредками шли пять совершенномудрых правителей древности: первый император Хуан-Ди и его сыновья Чжун-Су, Гао-Син, Яо и Шун.

Народ Поднебесной почитал их за то, что они дали ему пределы Поднебесной, лунный и солнечный календари, нравственность, риту­ал и чувство долга перед Родиной, императором, семьей и законом.

За пятью великими первопредками правили императоры дина­стии Шан-Инь.

Они научили людей приносить жертвы Богам, Небу, Земле.

Они научили людей гадать. Они приносили в жертву животных и людей — но Небо отвергло их жертвы.

Небу не нужны кровь, страдания и боль.

Лицо Ю-Ши стало печальным, но он продолжил историю Под небесной.

Он рассказал, как мучили страну набеги кочевников с Запада и Востока. Как сражались между собой царства — Лу, Вэй, Цзинь, Хань, Чжэн, Ци, Цинь, У, Юэ, Чу.

Это были времена весен и осени.

Эпоха борющихся царств Чжаньго закончилась победой импера­тора Цинь-Ши Хуанди, который объединил всю Поднебесную.

Из рассказа ученого царевич понял, что царство Цинь победило из-за того, что советник императора Ли-Сы придерживался Фа-Цзя — школы великого Закона над людьми.

У них был принцип: идущие против закона идут против Неба.

Многое узнал Бодхи об императоре Цинь Ши Хуанди и о династии Хань, которую прославил император У-Ди.

Император Цинь Ши Хуанди объединил Поднебесную, ввел единую монету, единую дорогу и построил стену длиной в десять тысяч ли.

Император У-Ди победил кочевников, развил земледелие и шел­ководство, открыл шелковый путь, наладил металлургию, солеваре­ние и развил книгопечатание.

И вновь ученый был печален — он говорил о разделении Под­небесной на два государства, на два полюса.

Сейчас на Севере правил император Тоба, на Юге правили юж­ные династии.

В кабинете Ю-Ши было много старинных карт, здесь был морской компас и механизм с зеркалами для наблюдения за звездами.

Особенно царевича заинтересовали древние манускрипты, где были изображены энергетические реки человека.

Медики прошлого Поднебесной хорошо знали анатомию и физио­логию человека.

В третий день Бодхи услышал о сущности Тянь-Ся. Занятия начались до восхода солнца.

Ученый, одетый в пурпурный шелковый халат, подошел к камен­ному столу и развернул на нем старинный свиток.

На нем было изображено космическое видение Поднебесной.'

— Мировое пространство — Восток, Запад, Юг, Север, и в центре Чжун-Го —■ срединное государство.

— Четыре времени года —- лето, зима, осень, весна — и в центре летнее солнцестояние.

— Пять цветов — У-Сэ, пять первоэлементов —• У-Син,

пять покровителей света, пять знаков, пять священных пиков, пять природных сущностей.

В завершающие два дня учения Ю-Ши объяснил значение чи­сел от одного до двенадцати в связи с космической картиной Под­небесной.

Гуйчжоу

Царевич внимательно запомнил суть пяти великих школ Подне­бесной:

школы учителя Куна — Жу-Цзя, школы учителя Лао —- Дао-Цзя,

школы учителя Мо — Мо-Цзя, школы учителя Шана — Фа-Цзя,

школы учителя Будды — Фо-Цзя.

Была еще школа академии Цзыся — Инь-Ян Цзя и философская школа имен-сущностей — Мин-Цзя.

Так как ученый принадлежал к школе образованных людей — Жу-Цзя, он подробно объяснил значение ритуала Ли и мира музыки Юэ для понимания внутреннего мира чиновников, служилых людей, полководцев, вельмож, поэтов и художников.

Занятия в доме ученого Ю-Ши начинались рано утром, заканчи­вались поздно вечером.

Глубокой ночью, на ровной поляне ухоженного сада, рядом с во­доемом Бодхи начинал занятия по боевому искусству кшатриев.

Вслед за Пранаямой, массажем тела, отработкой стоек пяти хра­мов Бодхи повторил искусство боя даосского монаха.

Монаха, танцующего с зонтом.

В горах Далоушань Бодхи встретил даосского отшельника по имени Чжан Тянь-И.

Древний старик с желтым лицом, с лучами солнца в глазах, в громадной соломенной шляпе был похож на весенний гриб.

В руках он держал старый бамбуковый зонт и корзину лечебных цветов.

Чжан Тянь-И показал царевичу ряд удивительных приемов с зон­том, посохом и чашей для подаяний.

Но в начале была долгая беседа за чашей ароматного зеленого чая в уютном гроте, где обитал отшельник.

Чжан Тянь-И был веселым человеком, много повидал, а еще больше знал.

Раскладывая травы и цветы, попивая маленькими глотками це­лебный зеленый чай, он улыбался:

— Когда-то я обладал большим богатством. Обладал большой властью. Имена моих предков занесены на шелк и бамбук великим ученым Сыма Цяном еще во времена императора У-Ди, правнука Лю-Бана, который провозгласил династию Хань.

Однажды я сидел в большом зале и слушал доклады своих слуг, Смотрел в окно. Смотрел на стену.

Гуйчжоу

И вдруг на мгновение меня озарил свет Неба. Я увидел себя. Свою жизнь. Мир, в котором я живу. Увидел всю Вселенную. Увидел бее то, чего нет, но из чего все произошло. Я встал. Поклонился Духам предков и ушел из своего дворца. С тех пор живу в горах.

Долго говорил Чжан Тянь-И.

Говорил о Шелковом Пути, который прошел в юности.

Говорил о путешествии морем до берегов, где живут люди с тем­ной кожей и добрым сердцем.

Говорил об учении учителя Лао-Цзы и мудрых наставлениях Учи­теля Кун-Цзы.

Когда первые лучи солнца коснулись вершин дальних хребтов, Чжан Тянь-И сказал, вставая:

—- Видно, Да-Мо, что ты воин, поэтому за то, что ты терпеливо слушал старика, я покажу тебе кое-что.

Смотри, Да-Мо, и запоминай.

На площадке перед входом в пещеру старик преобразился. Вращая одновременно в руках посох, зонт и чашу для подаяний, он начал вращаться сам.

Отшельник делал внезапные прыжки в разные стороны, прыжки вверх, прыжки через голову, и все время бешено вращались в его руках чаша, посох и зонт.

Оказалось, это только начало. Затем начались такие удары по воздуху, что Бодхи только качал головой, поражаясь силе и мощи пре­образившегося просветленного человека.

Теперь отшельник не говорил.

Он показывал великое искусство рукопашного боя =— тайну, кото­рую поверял царевичу, которому поверил.

В полдень, когда Бодхи собрался уходить, Чжан Тянь-И протянул ему деревянную коробочку с листьями зеленого чая:

— Имя моих предков занесено на шелк и бамбук. Мне этого не надо. Но если мои знания искусства боя помогут тебе, я буду доволен человеком в красном.

— Твои знания помогут многим людям. Мир Вам, добрый человек!

— Мир и здоровье Вам, путник!

Гуйчжоу

Пять ночей, во время смены второй ночной стражи, Бодхи вспоминал-запоминал приемы отшельника с зонтом, повторяя шаг за шагом, удар за ударом, разворот за разворотом, прыжок за прыжком великое искусство боя даосов.

Вот и сегодня ночью Бодхи отрабатывал удивительные приемы-удары с лежачего положения и внезапные броски снизу вверх с уда­ром ногами-ножницами.

Рано утром царевич прощался с ученым человеком:

— Мир Вам, Ю-Ши!

Пусть счастье и смех детей поселятся в Вашем доме.

Однажды, в джунглях Виндхья, я помогал араньяку — человеку чисел. Вот что араньяк чертил у ручья.

Бодхи начертил посохом на песке знаки смешного человека из Виндхья.

Ю-Ши улыбнулся, посмотрел на формулу. Замер. Бодхи ушел.

Прошли сутки, а ученый Ю-Ши все смотрел на знаки человека из храма Солнца.

Облака, дождь и обезьяны говорят, что через несколько лет на берегу Нормады встретились ученый Ю-Ши и человек чисел.

Встретились — и начали спорить.

Спорили. Ругались. Мирились — и вновь спорили.

Чертили на песке знаки. Стирали. Вновь чертили.

Кричали друг на друга. Топали ногами — и считали, считали, считали.

И высчитали. Это была скорость света. Скорость доброты.

Скорость, которая невидима.

По прекрасным ущельям, откуда горные реки устремлялись в до­лины, среди зарослей бамбука и полыни Бодхи шел по вечнозеленым горам в Чэнду — столицу даосского государства Удомидао.

Он думал об узорах неба и линиях корней деревьев.

Он думал о людях Поднебесной.

Благодаря даосскому отшельнику и ученому они стали ближе и понятнее.

Думал царевич и о том, как высоко ценятся Знания в Тянь-Ся.

В дороге среди паломников и торговцев, на полях среди кре­стьян, в городе — на рынке, постоялом дворе, в храмах и на площа­дях — люди Хань часто говорили:

Гуйчжоу

— Лучше обучать сына, чем оставить ему короб золота. Учись, и поймешь, что Учению нет предела.

Стены ущелья были ребристыми и отливали свинцом.

Деревья были черными и мокрыми.

Не было видно неба. Не было видно солнца.

В середине узкого прохода без света и тени клокотал бурный по­ток пенистой, холодной реки.

Он летел с горы вниз через ступени острых порогов, поднимая громадные веера вздувшейся воды.

Он неистово бился о серые стены и деревья, росшие из скал, рвался вверх, бурлил на дне и скользящей волной наносил удар за ударом по острым камням, раскидывая в стороны зеленые хвосты сто­летнего ила.

Бодхи шел вдоль мокрых, скользких стен рычащего ущелья, пры­гая с камня на камень, хватаясь за острые углы и выступы стены, уходящей вниз, уходящей в сплетение воды и холода.

Впереди была небольшая каменная поляна.

Стены ущелья раздвинулись. Засветлел клочок белого неба.

Показался на излучине водопад,

грохочущий, громадный, необъятный.

Спасаясь от вала воды, пены и водорослей, Бодхи вскочил на середину каменного выступа и, мгновенно пригнувшись, прыгнул в сторону, к стене.

Увернувшись от летящего молнией, короткого копья, увернув­шись от диска, вошедшего в каменную стену, словно нож в масло, увернувшись от покрытой ядом стрелы арбалета, Бодхи прыгнул за большой, оранжевый камень, отделившийся от стен ущелья.

За брызгами-веерами воды царевич не видел врагов.

Он знал — они появятся.

Две тени появились на мокрых камнях.

Два меча. Два кинжала. Два врага.

Одним прыжком, с посохом в руках Бодхи оказался между ними.

Первый получил крученый, пробивающий удар пяткой в грудь.

Второй — удар железным кулаком в лицо.

Это были смертельные удары.

Гуйчжоу

Удары воюющих джунглей.

Оба падали-летели в бурлящий поток, а на выступе появились еще двое.

С двух сторон от Бодхи стояли два мастера меча.

Это было видно по их стойкам.

Они знали, кто перед ними. Знали, и были спокойны.

В руках у Бодхи был посох.

В руках мастеров — мечи и кинжалы.

Места на выступе было мало. Можно было сделать только вы­пад —- бросок, выпад — смертельный удар.

Они бросились одновременно, с криком-выдохом, разворачива­ясь в прыжке, свистя клинками в мокром воздухе.

Бодхи прыгнул к стене и, оттолкнувшись от нее, оказался на краю камня, заливаемого водой.

Вновь они встретились глазами — люди, закутанные с пяток до головы в черные одежды, и царевич, стоящий у безумно орущего пе­ной потока.

Лезвие меча описало обманную дугу и ударом-волной прошло слева от Бодхи, разрезая посох на две равные части.

Царевич резко присел на скрещенных ногах и ударом с нижней стойки пробил киноварное поле нападающего.

Враг замер-застыл. Кровь хлынула из его рта.

Второй удар был срезающим, в шейные позвонки.

И тело в черном слетело в воду. ■ >

Бодхи не смотрел на него.

Он внимательно следил за вторым наемным убийцей.

Мастер меча рубящим ударом отсекал возможность движения влево и вправо.

Впереди — свистящий меч, сзади — бурлящий поток.

Внезапно царевич, подкинув вверх половину посоха, другой по­ловинкой ударил по ней в сторону врага.

Мастеру пришлось отбить обломок посоха.

На это ушло мгновение.

В эту долю секунды Бодхи нанес двойной удар кулаком и стопой ноги. Страшный удар тигра.

Зазвенел о камни меч. Рухнуло в воду тело врага.

Гуйчжоу

Царевич поднял свою котомку с чашей и стал пробираться к вы­ходу из темного, холодного тоннеля-ущелья.

Сидя на холме, Бодхи выполнял Пранаяму. Успокоив дыхание, успокоив волны разума, он стал смотреть на картины своей памяти. На руке одного из наемных убийц в ущелье он видел знак-символ.

Пришло время вспомнить.

Черный круг и знак мандрагоры он видел на груди Паланги, ко­торого пригвоздил к воротам храма в Рангпуре.

Черный круг и знак мандрагоры он видел на лице одного из на­падавших по дороге в Гуйчжоу.

Теперь этот знак появился в ущелье.

Бодхи делал спокойные вдохи-задержки-выдохи.

Руки были сложены в мудре Знания.

Шаг за шагом он возвращался в Бхарату.

Внезапно он увидел стену-карту звездного неба в пещере по дороге в селение Белого Слона. Влажные глаза женщины. Шепот. И вновь видел стену — звездное небо.

Вот Солнце. Вот Луна. Вот Млечный Путь, звездный ковш.

Девять планет.

В глубине Космоса — черные круги и рядом — знак мандрагоры.

Вспомнил царевич и слова Мелисы:

— Война идет в Небе. На Земле — ее отражение.

Война идет в разумах. На полях — ее следы.

Земная битва влияет на небесную.

Небесная битва влияет на земную.

Иногда они пересекаются. Видеть это могут избранные.

Бодхи смотрел на крепкое кедровое дерево, выросшее на краю пропасти. Казалось, еще миг — и дерево полетит к небу. Но мощные, крепкие корни-узлы ушли глубоко в землю.

Корни вечнозеленого дерева сплелись-слились с землей, камня­ми и травой.

«Вот так и люди на земле. Срастаются-сплетаются с разделен­ным миром. С его вечным противостоянием. С его войнами.

Они настолько верят тому, что видят, что принимают это за Истину.

Сычуань

Все у них воюет со всем. Они не смотрят на небо.

Они не видят единый мир. Мир без войн. Мир, с которым они пришли на землю, но о котором с каждым днем и часом стали за­бывать.

Только дети видят единый мир.

Только старики начинают понимать его вновь.

А он всегда рядом. Он всегда с тобой, Человек. Мир без войн».

Поиск по сайту: