ГУАНДУН

Через холмы, переходящие в горы,

через горы, переходящие в холмы,

переходя вброд, на лодке или

переплывая сотни рек и речушек,

шел царевич по землям Гуандуна с Севера на Юг.

Бодхи спускался с холма по западному склону, когда на терра­се пологой лысой горы увидел, как, разделенные небольшим полем, стояли друг против друга сотни крестьян.

Красные, загорелые, злобные лица,

черные сильные руки, сжимающие серпы и топоры,

глаза, налитые кровью и злобой,

зависть, алчность, нетерпимость,

запах крови, пота, страха и желчи.

Бодхи понял, что слева стоят Хакка — пришлые семьи.

Обычно они живут в горах и беднее, чем Пунти — местные жите­ли, что живут в долине.

Крестьяне, готовые убить друг друга из-за спорного черного поля, тяжело дышали, хрипели, рыкали.

Кто-то крикнул, и два тяжелых комка сцепились в крестьянской бойне,

Гуандун

Вдруг среди сражающихся земледельцев Бодхи увидел детей-подростков.

Их лица были испуганы, а в глазах кричало отчаяние.

Не раздумывая, Бодхи бросился в самую гущу боя.

Первым делом он выбросил оттуда детей.

И подростки увидели, как лохматый варвар в красном хитоне ударами рук и ног разбросал по окружности крестьян с вилами, топо­рами и дубинками.

Когда Бодхи посмотрел вокруг, то увидел, как крестьяне с ужа­сом смотрят на него.

Бодхи бил с расчетом лекаря — не навредить.

Когда крестьяне пришли в себя, Бодхи подозвал к себе старост верхней и нижней деревень.

Потирая ссадины на лбу и ушибы в суставах рук, они вниматель­но слушали Бодхи.

Бодхи посмотрел на небо.

— Если в круг сядут восемь птиц, будете строить храм.

— Мы согласны.

Жители двух враждующих деревень сели кругом и стали ждать.

Поле на террасе Лысой Горы было небольшим.

Большей была непримиримость.

Бодхи в асане Счастья сидел, глядя перед собой.

Глядя на него, притихли крестьяне. Они были суеверны, и было неизвестно, кто перед ними — великий воин, добрый небожитель или Демон.

Был полдень. Было жарко.

Но никто не шелохнулся. В небе не было ни облаков, ни птиц.

Под суровым взглядом царевича крестьяне не смели спорить или возражать.

И вот зной июньского дня растрепал шум крыльев.

Крестьяне подняли головы, и все увидели, как в центр круга, туда, где недавно плескалась злоба и ненависть, сели восемь голубей.

Шум, удивление и восхищение пронеслись над крестьянами.

Бодхи встал, и вместе с ним взлетели в синее небо птицы.

Старосты деревень поклонились ему в знак уважения.

За ними поклонились и другие.

Через год на черном поле крестьяне двух деревень построили храм.

5 Горы Дзэн

Гуандун

А еще через месяц на одной из пагод ласточки стали строить

себе гнездо.

Так люди Хакка и люди Пунти забыли свою вражду в Красном

Храме на Лысой Горе.

Сидя под деревом, Бодхи размышлял о том странном виде удара, который сам по себе произошел у него во время разгона крестьян.

Так как ломать руки и ноги было нельзя, так как выворачивать и дробить суставы было нельзя, все удары царевич наносил мягким местом открытой ладони.

Ладонь вращалась вокруг оси кисти, принимая форму круга.

Большой палец был прижат изнутри.

Царевич встал. Поклонился солнцу, четырем частям света и, сде­лав Пранаяму, начал заниматься.

Прозрачный ребенок-ручей, облако-старик, любовник-кузнечик и мудрая трава смотрели, как рождается удивительное искусство боя открытой ладонью.

Царевич переходил через прозрачную горную речку, которая своим неумолчным шумом напоминала хрустальный звон чаши в ру­ках неугомонного пьяницы.

Третий день он шел по северным горам Гуандуна, встречая в гу­стых лесах собирателей меда, лесорубов, охотников и знахарей ле­карственных трав.

Было жарко и душно, но полуголые люди упорно валили деревья, из которых потом добудут красный лак для дворцов, воск для храмов и мачты для боевых кораблей с тремя палубами, закованных в железо от носа до кормы.

За горами начались зеленые с желтым холмы.

Среди многочисленных рек и речушек, бегущих с гор, упорные крестьяне, закатав широкие штаны до колен и спасаясь от солнца в конусообразных соломенных шапках, собирали сахарный тростник,

арахис, джут, рами.

В бескрайних садах дети и женщины складывали в огромные кор­зины бататы, апельсины, мандарины, яблоки, груши и персики.

Это были земли Гуандун.

Земли, пахнувшие апельсинами и соленым морем.

Земли женщин, чья улыбка рождена солнцем.

Земли крестьян, женившихся на трудолюбии. Земли, куда всегда смотрели императоры.

Гуандун

В час, когда солнце достигает зенита, Бодхи вошел в деревню вблизи города Пилин.

Было жарко, и трава стояла желтой.

Было жарко, и собаки не лаяли.

Было жарко, и солнце стало черным.

Было жарко, и тень стала пеклом.

Пройдя кривые улочки и глинобитные дома, царевич вышел на площадь перед управой.

Вдоль стены из глины, на крыльце управы, в жалкой тени не­скольких деревьев лежали, сидели, шатались деревенские жители.

Несколько людей ходили между ними и подавали воду из кув­шинов.

Бодхи поразила тишина больного полдня.

Больные глаза и высохшие губы..

Белые лица и белые волосы.

Слабые руки и слабые ноги.

Дети, которые не плачут от боли, а молча тают, и в глазах кото­рых нет надежды, а есть просьба, что режет сердце.

Бодхи подошел к старухе с кувшином воды в руках.

— Давно это началось?

— Прошло две полных луны.

Болезнь! Страшная, невидимая болезнь поразила деревню. Это была не чума. Это была и не болезнь серого неба. В амбарах было много зерна, риса, меда. Вода в реке была чистая и холодная. Быки и коровы имели корм из трав и сена.

Отложив посох и суму, Бодхи стал ходить по дворам крестьян.

Он внимательно смотрел по сторонам, заходил в хлев к коровам и буйволам, бродил по саду, огороду, и только в четвертом доме Бод­хи понял сущность болезни.

Рядом с деревенским храмом он нашел шамана.

Заклинатель Духов сидел на земле, слабый и беспомощный.

— Почему люди деревни не моют посуду?

— Так сказали Духи.

Нельзя три луны прикасаться посудой к воде. Пищей —- к Северу.

Гуандун

Бодхи, схватив за шиворот монаха и подняв его над землей, по смотрел ему в глаза:

— Ты объявишь, что пост кончился.

Ты скажешь, что все здоровы, и надо мыть посуду. Что люди ели три месяца?

— Только рис.

— Теперь пусть едят мясо, молоко, зерно и пьют вино.

— Я скажу людям.

Бодхи притащил испуганного, дрожащего и заикающегося шама­на на площадь.

Шаман объявил о завершении поста, с испугом глядя на Бодхи.

Стали готовить различные супы и каши, салаты и напитки.

Стражники управы, чиновник из уезда, две крепкие старухи вме­сте с царевичем стали кормить людей.

Постепенно лица людей стали теплыми, и кровь вернулась к ним.

Стал слышен говор и еще слабый смех.

Толстый и важный стражник сказал, что это все действительно началось со времени, когда крестьяне в самую жару перестали мыть

посуду.

Вечером люди стали расходиться по домам.

Бодхи с уважением, не торопясь, поговорил с тремя старейшина­ми деревни — и те остались довольны его советом.

А еще через час царевич вышел на шумную торговую дорогу, ведущую в Гуанчжоу.

Купцы, везущие железо, купцы, везущие хлопок,

торговцы рисом, ячменем, просом и зерном,

торговцы джутом, медом, перцем и вином,

мастера изделий из бамбука и кости,

мастера изделий из шелка и камней,

крестьяне, аптекари, стражники, повара,

торговцы солью с повозок, торговцы плодов с земли —

все сбежались к мосту на распутьи трех дорог.

Рядом с рекой стоял буддийский монастырь.

Рядом с горой стоял даосский монастырь.

Все, кто торговал у подножия их стен и рядом с воротами, — все сбежались посмотреть, как два мастера — один из Ханчжоу, другой из Чоачжоу — развернули свои веера.

132
Гуандун

Веера из плетеного бамбука, дерева, кости,

соломки, бумаги, пальмовых листьев, тростника,

покрытые лаком, перламутром, драгоценными камнями,

яркой, изысканной росписью.

Царевич был недалеко от повозки мастеров.

Он смотрел на красоту вееров-фей.

На узоры, цветы, горы и реки, птиц и драконов.

На бархат осени и страсть лета. На стихи зимы и вино весны.

И вот на халате одного из восхищавшихся красотой он увидел знак.

Это был узел. Бесконечный узел — символ Вечной Жизни.

Бодхи понял — это третий Посвященный в тайну ваджры Будды.

Колесо — символ Истины и жизни.

Но толпа колыхнулась — и человек исчез.

Божественной красоты веера все заслонили.

И поняли люди зыбкость бытия и хрупкость красоты.

Бодхи шел по дороге, выложенной белым камнем.

С двух сторон дорогу охраняли тутовые деревья.

Над головой было синее-синее небо с облаками-драконами, цве­тами, лютней и кувшином.

Вдали шумели зеленые горы. Рядом пели рисовые поля.

В желтых травах стрекотали кузнечики.

Стрижи и ласточки стремительно мерили небеса.

И река с мутной глиняной водой, и кусты, покрытые пылью, — все видел царевич. Вдыхал. Внимал. Верил.

Мимо Бодхи прошли семь человек. Было видно, что они были в стычке. Было видно, что бой они проиграли.

Пройдя еще немного, Бодхи увидел победителя.

Это была женщина. В красном одеянии она сидела на берегу желтой реки и смотрела на булькающие воронки. Лицо ее было красиво. Глаза ее были печальны. Рядом с сумой лежал в ножнах меч.

Бодхи подошел поближе.

Отложив посох и суму странника, умыл лицо и руки. Присев рядом с женщиной в красном, Бодхи посмотрел на небо, птиц, деревья и реку.

Гуандун

— В руках женщины должен быть не меч, а ребенок.

— Попробуй взять меч, странник. Бодхи было жаль женщину.

Он знал, что значит быть вдали от родины. А ее родиной была любовь, а не война.

Царевич сказал женщине, что не будет драться с ней.

Женщина засмеялась.

Тогда Бодхи предложил ей, что если три раза он отберет у нее меч, она вернется домой и родит ребенка.

Женщина смеялась. И вдруг смолкла.

В руках Бодхи сверкал на солнце прямой меч.

Вернув меч женщине, он встал напротив.

И вот тогда царевич показал искусство великих йогинов, кото­рые, сберегая все живое на земле, сотворили особую мягкую борьбу, когда, ударяя, не ударяешь, бросая на землю — не бросаешь, хва­тая — не хватаешь.

Три раза женщина — искусный воин — бросалась на Бодхи.

И три раза мягко оказывалась на траве, а меч странным образом вращался в руках царевича.

После третьего поражения женщина низко поклонилась цареви­чу, который швырнул меч в реку.

— Вы взяли у меня меч, тогда дайте мне ребенка.

— Это справедливо.

Летняя, теплая ночь. Тысячи и тысячи звезд. Пение реки и пение ночных лягушек.. Большая круглая луна и ветер нежности. До утра была счастлива женщина Ю-Фэй, дочь великого мастера боевых искусств из земель Цзянси.

На рассвете царевич вместе с Ю-Фэй вошел в воды реки, и они

омыли свои тела.

Звонко смеялась женщина, бросая к небу гроздья хрустальной воды. Смеялись вместе с ней травы и деревья, солнце и горы. Смея­лось вместе с обнаженной женщиной обнаженное женское счастье.

Через час Бодхи уже шел по склонам холма Цай-Шэня. В полдень запахло ветром с моря. Выросший в Канчипураме, царевич знал, что такое океан Вода! Ручьи, пруды, озера, реки, моря и океаны.

Все в одной капле воды. Все в одной слезе. Все в одной росинке.

Гуандун

На одной из полян в лесу, на холме Бодхи начал ежедневные за­нятия по боевому искусству.

В дороге он встретил старика с двумя медвежатами.

Старик своей сущностью был похож на медведя.

Это навело царевича на развитие внутренней сущности упражне­ний, подражающих диким животным.

На Юге Чжун-Го течет великая река Сицзян.

В своем нижнем течении она набирает силу и, словно из девочки с острыми углами, она мгновенно превращается в стройную девушку с набухшими белоснежными грудями, с крутыми бедрами, в которых бьется огонь жизни, с губами, полными любви, и глазами, в которых отражается томительная луна.

Тогда она уже не Сицзян. Люди называют ее Чжуцзян — жем­чужная.

И вот на реке Чжуцзян, в сутках ходьбы от города Гуанчжоу ца­ревич увидел волшебное зрелище детства.

Это случилось в главный летний праздник Поднебесной — Дуаньу.

В пятый день пятого лунного месяца жители Тянь-Ся справляют праздник летнего солнцеворота.

Когда царевич вышел к блестевшей под солнцем реке, все ее берега были усыпаны народом.

Люди, одетые празднично, смеялись и шутили в ожидании глав­ного события праздника на реке.

На каждом человеке в этот день в качестве оберега от злых Ду­хов должны были быть повязаны шелковые нити пяти цветов.

Дети ходили с мешочками благовоний.

Родители держали пучки полыни и аира, изгоняющих любых Ду­хов и ведьм.

И вот по берегам пронесся крик людей, переходящий в малень­кую бурю, и на реке показались драконьи лодки.

Красные, синие, зеленые, черные, оранжевые.

Начинались знаменитые гонки драконьих лодок.

В честь летнего праздника лодки снаряжались крестьянами дере­вень, общинами ремесленников, целыми кварталами городов.

Гуандун

Гребцы, рулевой и барабанщик были одеты так, как желали хо­зяева команд. А желали они всегда ярко, красочно!

Вот и сейчас под грохот барабанов и трещоток с большой скоро­стью скользили по реке драконьи лодки.

Отчаянные зрители бежали по берегу, шумели, взрывали петар­ды и молили Богов о победе любимой команды.

Целый день продолжался праздник двойной пятерки. На берегу жемчужной реки люди ели и пили. Бродячие актеры показывали шуточное представление. Фокусники и жонглеры покоряли всех магией своих фокусов. И было еще море прекрасной музыки. Победители состязания щедро угощали всех на берегу. Впервые Бодхи видел тысячи и тысячи радостных лиц. До позднего вечера не уходили люди с берегов реки. Самые отчаянные зрители остались до утра, танцуя вокруг лод­ки, победившей в гонках.

Найдя спокойное место, Бодхи лег на горячий песок берега.

Где-то недалеко пели песню победители гонок. И песня их пахла гордостью и вином.

Где-то лаяла сытая собака — ей вторил смех девушки.

Над головой стоял шатер из мириад звезд-фей.

И теплый ветер с реки нес их песочный шепот.

Продавец лапши сказал ему сегодня днем, что гонки драконьих лодок успокаивают Душу поэта Цюй Юаня, который в свое время бро­сился в воды реки Мило, что течет в землях Хунани.

Бодхи смотрел на звезды и вспоминал джунгли.

Завтра в городе Гуанчжоу он найдет Посвященного, который ска­жет ему, где переводчик сутр.

Порт — это место, где люди договариваются с морем.

Бодхи стоял посередине порта города Гуйчжоу.

Среди причалов и доков сновали более тысячи кули —- наемных рабочих, переносивших в тюках, бочках, мешках сотни и сотни тонн груза.

Люди в порту двигались быстро. Говорили громко.

У причала стояло более сотни речных лодок — джонок.

Это были рыболовецкие суда и лодки мелких торговцев рыбой.

Гуандун

Большие корабли из Бхараты, Парфии, Рима стояли у острова Хуанну.

Причалы и доки незаметно переходили в рыбачий поселок, где жили матросы, грузчики, портовые служащие.

На берегу, в складских помещениях скопились грузы

шелковой и хлопковой ткани, пряностей и различных масел,

железа, угля, меди и серебра,

сахарного тростника, джута, льна и пеньки,

мрамора, бирюзы, сапфира и агата.

В восточной стороне порта Гуанчжоу под охраной солдат соору­жали боевые корабли.

В западной стороне строили большие рыболовецкие суда.

Еще царевич заметил громадные сосуды с солью и рыбой.

День и ночь в портовом рынке собирали, осматривали и разделы­вали сотни видов рыбы, кальмаров, осьминогов и крабов.

Рыбой пахло везде, и даже полная луна казалась акулой.

Бодхи пошел в южную часть порта.

Здесь, на воде, в своих джонках жил народ Дань Ху.

Народ, презираемый всеми.

Народ, которому запретили читать книги и селиться на суше.

Бодхи смотрел на тысячи джонок — родину водяных людей, как называли они себя сами.

Вдруг он увидел женщину с ребенком, которая молила небесную императрицу Тень Ху о счастье для своего малыша.

Через час один из Шун Минь — водяных людей — с фонарем в руке повел царевича в прибрежный город рыбаков — Чжаньцзян.

Быстро стемнело, и только синяя луна пробивалась сквозь жел­тые ночные облака.

Запахло протухшей рыбой и трущобами.

Едкий туман клубами повалил со стороны моря.

Проводник вел царевича по узким тропам трущоб, где стены до­мов жались друг к другу со страстью безумных влюбленных.

Им приходилось проходить мимо мрачных, голодных людей и по­стоянно перепрыгивать через барьеры, разделяющие водяные дома.

Неожиданно впереди послышался звон мечей, крики и шум воды.

Проводник попятился назад, а Бодхи бросился вперед.

.

Гуандун

На одном из плотов шла отчаянная схватка. Люди в черном на­падали на двоих, один из которых истекал кровью.

Бодхи в прыжке нанес посохом двойной удар, разбив двум на­падавшим черепные коробки.

Развернувшись, он крикнул отступавшим, чтобы они остановили кровь, а сам стал лицом к лицу с врагами.

Нападавших было четверо, и отступать они не собирались.

И Бодхи, вспоминая убитого монаха, нанес им страшный зигза­гообразный удар посохом, который пробил одному грудную клетку, другому — живот, а третий рухнул в воду с проткнутым горлом.

Четвертого Бодхи убил мечом хозяина, развернув его в момент удара в обратную сторону.

Покончив с врагами, Бодхи склонился над раненым.

— Меня зовут Да-Мо.

Я должен вернуть переводчика сутр домой.

Куда вы направили его?

Третий Посвященный в тайну ваджры был ранен в печень, и по этому он не мог говорить, а хрипел:

— Две рыбы... Две рыбы... Музыка...

Внезапно лицо Посвященного побелело, и он испустил Дух. Бодхи посмотрел на стоящего рядом водяного человека:

— Кто он тебе?

— Это мой покровитель-господин.

— Сверши обряд погребения достойно.

Бодхи сам нашел дорогу из запутанных сплетений улиц и лаби­ринтов города рыбаков, грузчиков и водяных людей.

Сидя за чашей с вином, Бодхи смотрел на огни фонарей, танцую­щие в волнах, бьющихся о сваи харчевни на воде:

— Монах. Его символ — морская раковина. Руководитель триады. Его символ — погребальная урна. Рыбак. Его символ — бесконечный узел.

Это значит, что Посвященные искали переводчика сутр. Это значит, что третий шел по следу второго. Это значит, что колдун хочет убить Посвященных. Две рыбы — это символ супружеского счастья. Бодхи вспомнил рисунки на стене пещеры в Сычуани.

Фуцзянь

Там, в центре картины охоты древних людей на громадного, по­крытого шерстью слона с острыми бивнями, был изображен танцую­щий человек с маской в руках.

Его можно было бы принять за шамана, если бы он не танцевал на двух переплетенных рыбах.

На другой день Бодхи шел дальше на Юг. Он шел в благодатные земли Фуцзяни.

Поиск по сайту: