 |
АвтоАвтоматизацияАрхитектураАстрономияАудитБиологияБухгалтерияВоенное делоГенетикаГеографияГеологияГосударствоДомДругоеЖурналистика и СМИИзобретательствоИностранные языкиИнформатикаИскусствоИсторияКомпьютерыКулинарияКультураЛексикологияЛитератураЛогикаМаркетингМатематикаМашиностроениеМедицинаМенеджментМеталлы и СваркаМеханикаМузыкаНаселениеОбразованиеОхрана безопасности жизниОхрана ТрудаПедагогикаПолитикаПравоПриборостроениеПрограммированиеПроизводствоПромышленностьПсихологияРадиоРегилияСвязьСоциологияСпортСтандартизацияСтроительствоТехнологииТорговляТуризмФизикаФизиологияФилософияФинансыХимияХозяйствоЦеннообразованиеЧерчениеЭкологияЭконометрикаЭкономикаЭлектроникаЮриспунденкция
СЫЧУАНЬ
Пройдя горы Далоушань, царевич дошел до Чуньцина.
В темноте он нашел постоялый двор, где его встретил гостеприимный улыбчивый хозяин.
Двор, сияющий чистотой и порядком.
Лица хозяев — добротой и великодушием.
На стенах — восемь символов Бессмертных —
веер, тыква-горлянка, бамбуковая дудка, меч, корзинка с цветами, кастаньеты, железный посох, цветок лотоса.
Это значило, что царевич оказался на земле Удомидао, великого государства даосов.
Бесплатные постоялые дворы для путников.
Бесплатные лечебницы для бедных крестьян.
Доброе дело и доброе слово для бесправного.
Небесный закон и охрана для беззащитного.
Таково было повеление небесного наставника — Тянь Ши!
Таков был основной закон государства равенства, братства, свободы! Государства даосов — Удомидао!
На постоялом дворе была большая зала, где проповедник читал проповедь крестьянам.
Царевич нашел укромное место у резной деревянной колонны.
Даосский священник рассказывал медленно, поднимая руки вверх-вниз, словно птица:
— В чем смысл существования нашей общины?
В чем смысл существования каждого человека общины? — В избежании грехов, в очищении Духа, в достижении бессмертия!
Слушатели зашумели и, согласные с оратором, цокали и кивали головами.
А даосский жрец показал ладонью на одного из крестьян:
Сычуань
—- Вчера кузнец Лю-Ван спрашивает меня —- можно ли увидеть Дао?
И я говорю вам*всем: Дао —- это сущность и первопричина бытия!
Дао порождает все вещи, явления, сущности.
Дао — вечно! Пусто!
Это оно породило наш мир, в котором нет ничего вечного, нет абсолютных величин, нет большого и малого! Нет плохого и хорошего!
Все в этом мире существует только относительно другого — и эта связь между вещами тоже Дао.
— А как жить в этом порожденном мире? — снова спросил кузнец.
— Во-первых, для этого надо обладать добродетелью — Дэ! Дэ — это знание, чистые помыслы и дела.
Только с добродетелью — Дэ —■ можно пройти свой Путь — Дао! А что такое добродетель? Это — У-Вэй! Недеяние! Это значит, что не надо нарушать свою природу! Не надо делать что-либо против природы! Надо стать ею! Надо отказаться от своего эгоизма!
Дэ и У-Вэй — это посох и светильник, чтобы идти в темноте по дорогам своего невежества, и, наконец, найти истинный Путь — Дао!
■
На рассвете хозяин постоялого двора объяснил Бодхи, как найти верховного правителя государства даосов Тянь-Ши.
Поднимаясь на лесистые холмы, царевич видел, как, стоя лицом на Юг, сотни и сотни людей занимаются дыхательной гимнастикой даосов Дао-Инь.
Совершенствование дыхания и тела входило в учение даосов о бессмертии — Сяо. Так вчера говорил священник.
Даосы считали бессмертием не вечную жизнь на земле.
Бессмертие — это жизнь в Небесах! В садах Богини Сиванму, на нефритовой горе. Это жизнь в мирах, где царит вечное счастье!
Плодородная земля, по которой шел Бодхи, была сычуаньской, котловиной, со всех сторон окруженной горами.
Направляясь из Гуйчжоу в сторону города Чуньцина, царевич оказался в восточной части земель Сычуани.
В деревнях здесь жили крестьяне, которые выращивали зерно, ячмень, овощи и фрукты.
У них был большой опыт по выделыванию тунгового масла, а мясо сычуаньских свиней славилось по всей Поднебесной.
Сычуань
Бодхи шел, глядя, как весело летают в бездонном небе стрижи.
Рисовые поля сменялись хлопковыми.
Ячменные поля шли вслед за кукурузными.
Зелень сахарного тростника. Сияние виноградной лозы.
Золото пшеницы. Изумруд благородных тутов.
Бескрайнее, синее-синее небо.
Это была Сычуань. Земля свободных людей!
Земля людей Дао! Земля Дао!
Сегодня на громадной ярмарочной площади продавали и покупали домашних животных.
Над пыльной площадью стояла неумолчная волна мычания, блеяния, кудахтанья, смешанная с криками и воплями загорелых, крепких крестьян и скотоводов.
Жители западной Сычуани кричали, шумели и, размахивая руками, показывали коз, чье молоко давало долголетие, овец, чей вид вызывал восхищение, сарлыков, дававших большое потомство.
Жители восточной Сычуани не махали руками, но шумели еще больше, кричали еще громче, предлагая сильных, громадных буйволов, жирных свиней и море птичьего двора — гусей, уток, кур, петухов — обычных и бойцовских.
И все это в жаре-пыли и хаосе-водовороте споривших, торгующих, расхваливающих свой товар, орущих, заключающих сделки ударами крепких ладоней, азартных, горячих кровью людей Сычуани.
Был полдень. Было жарко. Было душно.
Облако рыжей пыли поднималось над площадью.
Знойное марево тянулось волной к небу.
Медленно текли зеленые воды реки.
Вдруг раздался крик. Страшный, режущий, оглушающий.
Кричала женщина. Кричала, глядя на реку. Кричала, не останавливаясь. Обернулись люди. Застыли в ужасе. Оцепенели.
По деревянному, широкому мосту с противоположного берега летел громадный бык.
Он вырвался из цепей.
Он сбивал тюки, корзины, повозки.
Люди кричали. Люди прыгали с перил в реку.
На пустынном мосту остался стоять ребенок.
Он стоял и смотрел, как на него с пеной у рта движется-грохочет глыба-буйвол с громадными рогами, способными убить тигра.
Кричала обезумевшая мать. Хрипел черный буйвол.
Замерли люди. Замерло время. Замер крик!
В два прыжка Бодхи оказался на мосту.
Он закрыл собой ребенка.
Сжал кулаки и встал боком в асану Защиты Шамбалы.
Скрипел и качался мост. Вращалась клубами пыль.
Раздался глухой удар.
Царевич сделал шаг назад и внезапно ударил быка кулаком в середину черепа.
Тысячи глаз видели, как Бодхи повернулся, взял ребенка за руку и повел к матери.
Бык стоял как вкопанный. Потом захрипел-зашатался и рухнул на дубовые доски моста, подняв столб золотой пыли.
Мать обнимала своего ребенка.
Люди обсуждали удивительное событие. И в толпе все чаще слышалось имя — Да-Мо! Это Да-Мо!
Бодхи, сидя под деревом, ел чечевичный суп и салат из овощей.
Потом он помыл чашу, прислонился к дереву и уснул.
Когда ровно через три часа он открыл глаза, перед ним сидели на корточках два послушника.
— Паломник Да-Мо, наш наставник просит Вас посетить нашу общину.
Бодхи умылся в реке, взял свой посох, суму и вместе с провожатыми отправился в монастырь даосов.
Государство даосов Удомидао было создано Чжан Лу, внуком знаменитого даоса Чжан Дао-Пина, который создал церковь даосов.
После вознесения на Небо ученики провозгласили его Бессмертным. Чжан-Лу разделил свое государство на двадцать четыре части.
Каждой общиной руководил духовный наставник. Его власть была наследственной.
Община состояла из духовных лиц и обращенных, из священников и крестьян.
В большом зале шла проповедь. Крестьяне внимательно слушали духовного наставника. Впервые царевич видел изображения восьми Бессмертных. Горели свечи, лампады, благовония.
Сычуань
Голос наставника звучал четко, громко, ясно:
— Мудрость и святость истинного даоса — это сохранение в себе состояния единства небесной природы!
Небо не откроет двери тем, кто накапливает праведность для самого себя. Это грех!
Всеобщность — вот праведный Путь!
Надо быть единым со всеми.
Главное для любого человека, который хочет очистить свой Дух и тело, — это соблюдать пять заповедей Дао:
Не убий! Не лги! Не укради! Не пей вина! Не прелюбодействуй!
Любовь привязывает нас к вещам — это грех!
Но без любви Душа человека черствеет — это тоже грех!
Любить, но не быть привязанным к тому, кого любишь, —- вот срединный путь, и ему надо следовать!
■■■:. А
После проповеди к царевичу подошел духовный наставник.
— Спасибо тебе, Да-Мо, за то, что ты спас ребенка на мосту.
У тебя чистое сердце, мы покажем тебе, как даосы выращивают в теле вечно живое алмазное тело, которому соответствует незамутненное алмазное сознание, что приобщает к личному бессмертию во благо всех.
Священник привел царевича в сад, где среди вечнозеленых деревьев была круглая поляна.
Бодхи и наставник сели на траву, а даосские монахи стали показывать искусство создания алмазного тела и Духа.
И увидел Бодхи плавные движения рук и особые шаги
восстанавливающего источника, * >
полета волшебной птицы Рух,
танца дракона в воде.
За плавными движениями рук и нижним дыханием Бодхи видел, как энергия Космоса — Ци — вливается в кровь, идет в печень, укрепляет сосуды сердца и движется в мозг — и снова разбегается по двенадцати энергетическим рекам.
Запомнил Бодхи танец двенадцати Яванских мудрецов с горы Удань-Шань, когда между ладонями возникает энергетический шар — сначала белый, розовый, оранжевый и, наконец, красный.
Движения с огненным шаром напоминали танец облаков в зеркале озера.
Искусство боевого танца мудрецов Явана собирало энергию земли, неба и пять первостихий в чакре Свадхистхана.
С ычуань
Отсюда она, словно пружина, разбегалась от ног к рукам, а между невидимыми ударами собиралась в середине ладоней.
С ладоней энергия уходила в тело — очищала его и вновь возвращалась в Космос.
Наставник сказал:
— С правильным нижним дыханием в тело поступает энергия Космоса — Ци.
Работу энергии Ци внутри тела мы называем Ци-гун.
Ци-гун укрепляет здоровье, дает долголетие, спокойствие Духа, действенную силу.
Ци-гун хорошо укрепляет внутренние органы, кости, суставы, дает неисчерпаемые силы человеческому организму.
В работе с энергией Ци мы применяем одну из сторон Дао — Недеяние, то есть состояние забвения и памяти, слитых воедино.
Недеяние — это отсутствие мысли, формы, постоянства.
Это выход из круговорота жизни и смерти.
Это Просветление.
В Поднебесной говорят —- лучше один раз увидеть, чем слышать тысячу раз.
Смотри и запоминай, Да-Мо, путник, посланный Небом.
Много было показано дыхательных упражнений.
Много было показано движений мягкого и твердого Ци-гун.
Много было показано приемов боевого искусства даосов.
Главное, что увидел царевич, — это было взаимодействие сил Инь и Ян, о которых говорил ученый Ю-Ши. Бодхи не любил слов. Даосы показали ему, что это значит. У них был один лозунг: практиковаться! Практиковаться! Практиковаться!
От Чуньцина до места обитания верховного властелина неба Тянь-Ши царевича провожали монахи и наставник общины.
В Ченду их встретили гостеприимно.
Даосские монахи, следуя заветам своего учителя Лао-Цзы, жили жизнью полной, они не обременяли ее засильем ритуала — Ли.
Если они хотели есть — то ели, если они хотели спать — то спали.
Сычуань
В яблоневом саду, под сенью деревьев, в резной беседке, рядом с хрустальным ручьем беседовали верховный патриарх и царевич.
Тянь-Ши был мудрым человеком.
Мастер Ци-гун, знахарь, человек знаний, великий воин, он ко всему относился спокойно и доброжелательно.
В его государстве Удомидао чтили законы людей и законы Неба.
Патриарх говорил, Бодхи слушал:
— Живя в богатстве, имея власть, имея силу, надо помнить о тяготах бедных, униженных и оскорбленных. Надо помнить о горестях старых и дряхлых. Надо помнить о тех, кто попал в беду. Надо думать о будущем детей.
Это и есть гора, лежащая на плечах правителя. Мой Учитель говорил:
не оскорбляй чувств других людей, не делай свое сердце порочным, не истощай природу вещей.
Только так можно жить и дышать с небом и землей. Только так можно дать покой и мир людям. Только так можно принести счастье потомкам.
Много мудрых слов услышал Бодхи во время беседы о равенстве, братстве и свободе людей, о гармонии человеческой Души и природы, о законах Неба, Земли, Человека. В конце беседы Тянь-Ши сказал:
— Гость — посланник Неба. Наступает «Пост грязи и угля».
Оставайтесь в общине. Посмотрите, как мы живем.
— Мир Вам и здоровье, Тянь-Ши. Я останусь на три дня.
— Мир Вам, посланник Неба!
Бодхи поселили на холме, в небольшой, но опрятной хижине.
Рано утром должен был начаться «Пост грязи и угля», поэтому он, расстелив на бамбуковой циновке свой плащ, лег и мгновенно уснул.
В четыре часа утра царевич занимался искусством Пранаямы. В час первых петухов — искусством двойных ударов руками и ногами.
С первыми лучами солнца Бодхи в сопровождении монаха вышел к площадке, которую готовили к обряду очищения Духа.
Земля на ней была утрамбована.
Ее углы подправили и освятили заговоренной водой.
Затем распорядитель церемонии дал знак — и монахи, музыканты с обращенными заняли свои места.
Вставало солнце.
Показалась процессия священников, монахов, мирян.
Музыканты забили в медные и каменные барабаны-плиты.
Шествие возглавляли три главных священника с мечами в руках, отгоняющих злых Духов и Демонов.
На их шелковых балахонах были изображены фазаны и пустые ножны спереди, а на спине — круг, символ триады Богов, драгоценная пагода небесного дворца в облаках, восемь диаграмм и восемь Бессмертных.
Люди вокруг алтаря на площадке-возвышении смотрели, как мерно приближается процессия людей, поющих гимны и молитвы.
По углам площадки зажгли огни и благовония.
Друг за другом стали всходить на площадку люди.
Каждый из них стал перечислять между молитвами свои грехи и проступки.
Музыка заиграла громче.
Запылали в ночи восемь костров.
Понеслись к небу мощные гимны.
И вот среди волн музыки, огня, воскурений, молитв обращенные стали бросаться на землю и покрывать себя пылью и грязью.
Катаясь по земле, люди просили о прощении грехов.
Они плакали, каялись, пели слова молитв — и вновь и вновь посыпали свое тело очищающей и прощающей землей.
Обряд «Пост грязи и угля» продолжался до наступления темноты. По закону предков он должен будет идти три дня. Высокий, молчаливый монах со шрамами на лице подошел к царевичу:
— Мир Вам, Да-Мо!
Вы должны подняться на вершину горы Эмэй-Шань. Там Вас ждет святой человек, идущий к бессмертию.
— Мир тебе, монах.
Сычуань
В ожидании рассвета царевич на холме, у большого искрящегося костра слушал даосского алхимика.
На фоне сине-черного неба и желтых звезд-подсолнухов даос напоминал волшебную птицу Рух:
— Создание эликсира бессмертия в теле — это искусство. Прохождение эликсира по рекам тела — это искусство. Зовется это искусство Нэй-Дань.
Тайная практика даосских хранителей здоровья и долголетия — это соединение в организме силы Воды — почек с силой Огня — сердца.
Место-точка, где они соединяются, есть Пустота.
Это Пустота Сокровенной Женщины! Ей нужно особое дыхание, покой и движение.
Плавно взмахнув руками, монах, словно птица, стал двигаться, не двигаясь.
Потом, присев, посмотрел на зыбкое пламя:
— Словно в кузнечном тигле, где варится ртуть, сурьма, олово и яшма, превращаясь в золото, в теле человека силы Инь и Ян, смешиваясь, дают пилюлю бессмертия.
Когда небо осветилось девичьим румянцем зари, царевич умылся в радостной реке, поблагодарил алхимика и пошел к подножию Эмэй-Шань.
Проходя мимо звенящей листвой рощи, он увидел, как под наблюдением наставника занимались боевым искусством даосские монахи. •,
Мастера с горы Удан-Шань соединили дыхание и течение энергии Ци в теле с приемами борьбы.
Чтобы укрепить дыхание, ученики кричали:
— Сжимай Семя — чтобы явилось Дыхание!
— Сжимай Дыхание — чтобы явился Дух!
— Сжимай Дух — чтобы явилась Пустота!
Был душный июньский вечер, когда Бодхи поднялся на вершину священной горы Эмэй-Шань.
Внизу, в реке пылающего воздуха, остались камни, скалы, сухие деревья, колючие кусты, жара, липкий пот, ядовитые травы, обвалы, встреча с ягуаром, оленем, медведем,
Сычуань
встреча с Духами гор, леса, водопада, осторожные шаги вдоль пропасти без дна и тропы-ловушки, радость от видения божественной красоты горы, радость от преодоления ступеней к Небу.
Перед Бодхи был вход в пещеру, где жил Бессмертный. Посмотрев на зеленую ящерицу, что слилась с горячим валуном, он спокойно шагнул в темноту глубокой пещеры. Мгновенно исчез зримый мир. Исчезла суета. Исчезла тень разделенных людей. Исчезли слова. Исчез смысл слов. Наступила тишина. Наступило дыхание Пустоты.
Коридор был глубоким и ровным. Пещера дышала сизым гулом. В глубине ее текла извилистая подземная река. На ее берегу/ словно столетний карагач, сидел старик, накрытый плащом со знаками Неба и Земли.
Глаза его были закрыты. Руки сложены на коленях. Вокруг его тела витало облако Великого Покоя. Царевич сел в асану Сиддхи напротив отшельника.
— Мир Вам, отшельник, видящий Пустоту.
— Мир тебе, путник, пришедший из Пустоты. Слушай внимательно, Да-Мо.
В зыбучих песках Шо-Мо есть долина смерти — Желтая пустыня. В центре ее есть черная пустыня Такла-Макан. Ядовитый дым и ядовитые туманы, багровая жара и фиолетовый ветер, крики Духов и тоскливые песни Демонов витают над ней. Под песками есть город. Там живут черные маги Тибета.
Шумела подземная река. Гудели стены пещеры. Но голос старика был ясен, чист и понятен.
— Колдун Я-Ван решил стать небесным правителем мира мертвых. Он считает себя потомком страшных царей династии Шан-Инь,
приносивших в жертву людей.
Чтобы стать небесным правителем, нужно иметь четыре вещи:
маску Шанди — Тао-Те, это Север,
топор с узором мертвых — это Юг,
Цзун — символ слияния неба и земли — это Восток,
ваджру Будды — это Запад.
Сычуань
Имея четыре стороны света, колдун Я-Ван может стать в день Двух Пятерок небесным правителем.
У него есть все, нет только ваджры Будды.
— Зачем ему искать переводчика сутр из Рангуна?
— На его груди медальон. Это карта.
Она указывает, где в Поднебесной находится жезл-ваджра Будды.
Знай, Да-Мо, если ваджра попадет к колдуну, то в мире наступит хаос. Люди станут животными. Он навсегда перекроет дорогу доброй энергии Космоса к людям.
— Как ваджра Будды появилась в Поднебесной?
— Скажу тебе, Да-Мо: один из учеников Будды привез ее в Поднебесную еще во времена императора Цинь Ши-Хуанди.
Я слышал, что у него было восемь учеников с разных земель
Чжун-го.
Сейчас эти восемь Посвященных оберегают переводчика сутр, который тоже ищет ваджру Будды и хочет вернуть ее назад, в Бхарату.
Твое имя Бодхи, что значит Разум.
Твое полное имя Бодхидхарма, что значит Чистый Разум.
Ты должен знать и видеть лучше и дальше других.
В том, что колдун Я-Ван хочет стать правителем мира мертвых, только одна сторона Луны.
Такие люди были в прошлом, будут и в будущем.
Здесь все не так, как кажется.
Надо знать, что любое действие в этом мире вызывает последствия в других мирах.
Ты должен увидеть обратную сторону Луны.
Увидеть и понять смысл.
— Мир тебе, отшельник, переходящий Поток.
— Мир и тебе, путник. Уходи завтра утром.
Мой ученик принесет тебе особое снадобье — это все, что я могу дать тебе в твоей битве.
— У тебя доброе сердце. Этого хватит.
Возвращаясь с горы Эмэй-Шань, Бодхи забрел в одну из деревень среди рисовых полей, окруженную тутовыми деревьями.
Гостеприимный хозяин пригласил царевича в дом, угостил густым ароматным вином и сыром.
В соседней комнате работали за ткацкими станками дочери и невестки крестьянина — отца большой семьи.
Бодхи попросил показать ему, как работают юные ткачихи, выделывая шелковую пряжу.
Довольный хозяин стоял рядом с царевичем:
— Пряжу из шелка изобрела сама супруга Желтого Владыки по имени Сылин.
Бедные родители обещали отдать ее в жены коню, а она обратилась в шелковичного червя.
Поэтому Сылин зовут женщиной с коньей головой.
Бодхи ходил за хозяином дома, а тот показывал ему корзины, где зимой держат яйца шелкопряда, и коробки, в которых весной из яиц вылупляются черви, которых кормят хорошо промытыми листьями тутовника.
Увидел царевич и веточки, на которые взбираются ставшие из белых серыми черви, и выделяют из себя шелковую нить.
— У всех в деревне червь выделяет двести метров нити, а у меня — триста метров, — старик был доволен.
Бодхи поблагодарил крестьянина и пошел в сторону Чэнду, размышляя над тем, что видел. В работе ткачих его поразила неуловимая линия движения нежных кистей, ладоней, пальцев.
Он со стороны увидел, как энергия перемещается от плеча к кисти, а от кистей к ладоням, не дробясь. Царевич мгновенно представил это в одновременном развороте всего тела и кругового удара по новой, необъяснимой траектории.
Глубокой ночью он пришел в общину даосов, но не стал спать.
В роще, под лунным светом он проделал и закрепил новые движения, совмещая их с ударами меча, копья, топора и летящего диска.
Потом, умывшись, царевич съел несколько ягод сливы и стал ждать рассвета, когда ему принесут зелье от отшельника.
В ожидании царевич увидел обряд Хуанлучжай — «Пост Желтого Талисмана».
Рано утром у огороженной и строго размеченной площадки собрались избранные обращенные общины даосов.
На квадратной площадке, которая находилась далеко за селением, на вершине холма размещались десять дверей.
Посреди сторон квадрата находились двери Солнца, Луны, Неба и Земли.
Сычуань
По углам разместили еще четыре двери, и две были направлены на Северо-Запад и Юго-Восток.
На стенах между дверьми монахи начертили триграммы из Ицзин.
При восходе солнца возле каждой двери разожгли огонь в масляных лампадах и стали возжигать благовония.
Священники — даосы стали читать молитвы, обращенные к Духам небесным, прося помочь им.
Затем группа молящихся стала просить земных Духов созвать Души их предков и ввести их через десять дверей на священную площадку. После того, как наставник общины дал знак о том, что Души предков взошли к центру квадрата, все стали просить небесных Духов отправить их на Небо, где они обретают бессмертие.
Каждый человек с Духом своих предков входил на площадку и лично просил об этом, ходя вокруг алтаря, где горел святой огонь в лампадах и возжигались особые благовония.
Много дней и ночей шел обряд Желтого Талисмана, и все это время не угасал огонь в лампадах.
После свершения обряда все люди общины омыли свои тела в озере с хрустальной горной водой.
Когда закончился обряд второго дня Хуанлучжай, пришел ученик отшельника и принес в мешочке особое снадобье.
Прежде, чем уйти, царевич встретился с тремя патриархами общины.
Они в свое время учились в даосской академии Цзися — Дао Цзинь, где ученые-даосы изучали философию Дао, теорию и практику внутренней и внешней алхимии.
Они заботились о сохранении основ и принципов учения о Дао — Дао Цзинь, а их ученики-монахи шли в деревню гадателями, магами, знахарями.
Дао Цзинь — космическое понятие сил Инь и Янь и его связь с
природой земли и природой человека,
Дао-Сянь — учение о бессмертии человеческой Души,
Увэй — учение о Недеянии, когда человек возвращается к своей
истинной космической природе.
И сказал первый патриарх:
-г Если ты видишь Дао, значит, ты ничего не видишь.
Сычуань
И сказал второй патриарх:
— Если ты сказал Дао, значит, ты ничего не сказал. Третий патриарх молчал.
И Бодхи все понял.
Он поклонился и молча ушел.
Провожал царевича монах со шрамами:
— Наставник просил передать тебе, что для даосов существуют пять священных пиков:
Лао-Шань в Шаньдуне, Сун-Шань в Хэнани,
Удан-Шань в Хубэе, Лофу-Шань в Гуандуне
и гора Эмэй-Шань, на которой ты говорил с Бессмертным.
Посети их, Да-Мо, там тебя всегда ждут добрые друзья.
И еще наставник сказал, что переводчик сутр должен был обязательно посетить храм Дао-Аня в городе Синъяни. Ведь Дао-Ань — первый патриарх буддизма в Поднебесной. Это Дао-Ань ввел знак Ши, означающий «Будда Шакьямуни» для всех монахов Тянь-Ся.
■
Пройдя один день пути, царевич остановился на ночь среди громадных обломков желтой скалы, разлетевшихся во времена большого землетрясения.
Внимательный взгляд Бодхи уже давно заметил, что в Поднебесной в свое время случались частые мощные землетрясения, которые, в свою очередь, вызывали бурные наводнения.
Земля, горы, реки, леса и долины меняли свой облик так же часто, как это делают придворные женщины.
Не разводя костра, Бодхи поднялся на один из выступов скалы и, найдя достойное место, сел в асане Лотоса.
Проделав ряд Пранаямы, он стал созерцать пустоту темноты, размышляя о словах отшельника из пещеры на горе Эмэй-Шань:
— Восемь Посвященных оберегают переводчика сутр из Рангуна. Восемь учеников знают тайну ваджры Будды.
Чтобы вернуть монаха домой, надо найти восемь Посвященных. Это разные люди, и живут они в разных местах Поднебесной.
Постепенно царевич успокоил свое дыхание и разум. Он вспомнил пещеры Аджны — прекрасные и вечные, буддийских монахов, готовых к своему Пути, стены без картин, ждущие вдохновения,
Сычуань
глиняного Будду высотой с гору,
восемь символов счастья, вырезанных в стенах скалы по двум сторонам от Просветленного.
Бодхи вспомнил, что зонтик — символ праведной власти, полотнище — символ преданности, погребальная урна — символ торжества Истины, морская раковина — символ проповеди Будды, цветок лотоса — символ совершенства Будды, колесо — символ Истины и Жизни, две рыбы — символ супружеского счастья, бесконечный узел — символ вечной жизни.
Царевич вспомнил и семь буддийских символов — золотое колесо, прекрасную деву, лошадь, слона, стража божественного закона, чиновника и чудотворную жемчужину.
Наступило следующее летнее утро.
Горы, поросшие лесами, стали сначала синего цвета, потом — розового и внезапно — желтого.
Запели птицы, зашумели в травах у реки лягушки.
В час, когда солнце начало разбрасывать вокруг себя горсти золотых лучей-стрел, Бодхи вспомнил восемь сокровищ Будды:
музыкальный камень, две книги, кубки из рога носорога,
жемчужину, лист артемзии, монету, зеркало и колокол.
Поднявшись с земли, Бодхи смотрел на восходящее солнце, читая про себя гимн солнцу — Сурья Намаскар.
До полудня царевич занимался новыми упражнениями, которые он соединил из движений ткачих и движений метателей копья.
Бодхи шел по дороге. Шел на Восток.
В дороге царевич видел, как много строится в Поднебесной буддийских храмов, пагод, курилен и монастырей.
Люди на постоялых дворах говорили, что император У-Ди династии Лян очень почитает Будду, дает монастырям деньги, земли и рабов из бывших преступников.
Недалеко от озера, окруженного древним сосновым лесом, в водах которого отражались белые облака, царевич увидел древний храм.-
Сычуань
Каменные стены и колонны его покрылись зеленым мхом. В некоторых местах скульптуры были разрушены временем, но гранит выстоял, храм, словно старый воин, держал спину прямо, непобедимый дождями и снегом, несгибаемый бурями людской жизни, неиспугавшийся огня землетрясений.
Во дворе храма, среди каменных плит, рос кряжистый бук — ровесник храма.
Под ним сидел монах в желтых одеяниях. На его лице было написано спокойствие. Бодхи поприветствовал его и сел рядом.
— Мир тебе, верующий в Поток и в мосты через него.
— Мир и тебе, путник.
— Не проходил ли здесь год назад паломник с Запада?
— Проходил. Из Сычуани он пошел на Юг, в сторону Хубэя и Гуандуна.
— Пусть свершатся твои желания, монах.
— Светлой дороги, путник.
Ночью в горах, между землями Сычуань и Хубэй царевича застала яростная летняя гроза.
С вершин вниз, в долину устремились мутные потоки, несущие глину, камни, вырванные с корнем деревья.
Набирая силу, сель сметал все на своем пути.
Ливень шел шумной серо-розовой стеной.
Вокруг стоял грохот камней и ревущего грома.
Уворачиваясь от катающихся мокрых валунов, скрипучих деревьев и потока глины, Бодхи, наконец, добрался до каменной пещеры, которую увидел еще внизу при вспышке молнии.
В пещере было тепло. Пахло пылью и летучими мышами.
Собрав сухие ветки и помет горных козлов, царевич развел небольшой костер.
Это была древняя пещера.
На ее стенах были изображены рисунки первобытных людей.
Разглядывая их, Бодхи неожиданно замер.
Потом, вернувшись, вновь стал медленно идти вдоль бугристой стены, сравнивая рисунки.
Сычуань
Сев у костра и не обращая внимания на бурю в горах, царевич задумался.
На темных стенах пещеры были изображены яркими красками удивительные картины, видимые только при ярком свете костра:
охота на мамонта, танец вокруг огня,
дикие животные, причудливые синие деревья,
яростная битва двух племен,
рождение ребенка, звездное небо,
солнце, луна, ковш, летящая комета.
Над живописью древних были и другие знаки, написанные недавно. Написанные торопливой, тревожной рукой.
Рисунок состоял из восьми знаков, ряда иероглифов и двенадцати символов.
Неожиданно царевич встал и, схватив горящую ветку сосны, уверенно пошел вглубь пещеры.
С правой стороны, за выступами скалы он нашел то, о чем думал.
На квадратном камне лежали останки человека.
Слегка сдвинув их, он увидел небольшой камень.
Взяв его, он вернулся к костру.
Внимательно разглядев камень, Бодхи швырнул его наружу пещеры, где его поглотила клокотавшая буря-сель.
На камне был еще один рисунок. Бодхи запомнил его.
Потом, развернув свой плащ, он лег на него и крепко уснул.
К месту, где спал царевич, бесшумно пробирался черный воин с
мечом и ножом в руках.
Вид его был страшен. Лицо покрыто татуировкой из тайных тантрических знаков и шрамами от ударов мечей.
С руками, пахнувшими кровью,
с грязными волосами до плеч,
с ненавистью в желтых глазах
тихо приближался к спящему наемный убийца.
Убийца с пустыни Такла-Макан.
Лучший из лучших.
Ударом ноги снизу-вверх Бодхи отшвырнул врага к стене пещеры и, перехватив кисть руки с ножом, проткнул ему горло.
Он держал хватку до тех пор, пока глаза врага не закрылись.
94
Хубэй
Бодхи выкинул тело черного воина в пропасть.
Потом, умывшись под струями дождя, спустился к горной тропе и пошел в сторону Севера.
ХУБЭЙ
В час просыпающегося солнца,
в час первой песни жаворонка,
в час алмазной росы и горячего утреннего поцелуя
Бодхи вместе с крестьянами деревни Чэ на широком, связанном
из бамбуковых стволов пароме переплыл сине-зеленые воды реки Фуцзян.
За спиной остались плодородные земли Сычуани.
Впереди — красные горы Хубэя.
Глядя на дальний берег, Бодхи вспомнил слова монаха, провожавшего его:
— За рекой Фуцзян, за лесными хребтами откроется низменность. Вам надо идти к солнцу. Через три дня пути перед Вами предстанет великая река Чанцзян.
Пробираясь сквозь густые заросли диких красно-желтых ягод,
пробиваясь сквозь стену сросшихся деревьев,
скользя по щебню оползней,
поднимаясь на руках, проползая сквозь обвалы камнепада,
прыгая через бездонные пропасти,
во второй день пути царевич вышел к грохочущему, свистящему, поющему водопаду Белой Змеи.
Седой водопад был окружен столетними кедрами, острыми красными камнями и вращающимися облаками из янтарных капель и сверкающих на солнце брызг.
Все вокруг дрожало, переливалось, летело.
Слева от радужной, падающей с большой высоты, горной реки была заросшая шиповником и барбарисом тропа.
По ней Бодхи спустился с покрытых мхом скал в синее, холодное ущелье, где, вскипая и кружа около валунов, бешено мчалась в долину вздыбленная, зеркальная вода.
95
Хубэй
Хватаясь за кусты дикого винограда,
хватаясь за острые выступы скал
Бодхи шел по краю широкого, свистящего ветром ущелья.
Вдруг он увидел, как на пяти желтых валунах, легко прыгая с одного на другой, принимая образы орла, обезьяны, медведя, тигра и журавля занимался искусством Дао-Инь даосский отшельник, одетый в легкий, широкий оранжевый халат.
Перейдя бурный поток, Бодхи направился к нему.
Когда старец закончил занятия, царевич поклонился ему:
— Мир Вам, добрый человек!
— Мир тебе, путник!
Отшельник Цюй Шуан угостил Бодхи горстью спелой дикой алычи.
У старика были синие глаза и детская улыбка.
Его руки могли раскалывать камни,
пальцы —- входить в скалы, словно в хлопковую вату,
а внутреннее железное тело не могли пронзить ни нож, ни меч,
ни копье.
Он мог сидя прыгнуть вверх и сбить ногой яблоко. Цюй Шуан был веселым человеком:
— Недавно пришли ко мне за советом два брата из деревни лесорубов. У них умер отец, и они стали делить наследство пополам.
Разделили-распилили дом, окна, двери, постель, подушки — все,
что делится.
Ко мне они пришли с топором и попросили помочь разделить
его.
Я им говорю — это просто, идите домой и положите его в воду.
Он размякнет, и вы разделите его.
Они ушли. Я думал, они поняли.
А недавно один лесоруб говорит мне, что они до сих пор сидят у воды, ждут, когда размякнет топор.
В благодарность за гостеприимство и великодушие Бодхи залез на пять валунов и показал отшельнику танец йогинов из джунглей Лакхнау. Это был танец спящей собаки, видевшей сны.
Собаке снилось, что она человек.
Человек видел во сне спящую собаку, видевшую сны.
Асана Собаки сменяла асану Дерева.
Дерево превращалось в алмаз.
Алмаз становился плугом, плуг — натянутым луком.
96
Хубэй
Лук появлялся в руках бегущего охотника.
За охотником бежала собака.
И видели они,— слона, льва, оленя, змею, ручей, солнце
и облако, которое превращалось в собаку,
которой снится, что она —- человек!
Это была динамичная йога.
Это было огненное вращение энергии Праны внутри тела, когда печень наполнялась чистой кровью, когда сосуды сердца становились канатами, по которым бегущая вода жизни устремлялась в мозг, насыщая его и питая долголетием вновь дышащие молодостью почки.
Увидев танец спящей собаки, отшельник был изумлен.
Во второй раз он запомнил все асаны, все мягкие, невидимые переходы, по которым можно сразу узнать истинного мастера-йогина.
Запомнил старик и резкие-внезапные остановки-точки, направляющие реку-энергию точно в определенный внутренний орган и одновременно в одну из чакр.
В третий раз он запомнил все основные движения ног, поясницы, рук и все мудры.
Показав ближнюю дорогу в долину, даос подарил Бодхи мешочек с лекарственными травами.
Спускаясь на низменность Хубэя, Бодхи искупался в одном из многочисленных озер, где сквозь толщу воды были видны играющие золотые карпы.
Пышные темно-зеленые кроны деревьев,
красная, плодородная земля,
прозрачная вода красивых озер,
хрустальный воздух и трудолюбивые люди
были благодатью золотой долины, благодатью Хубэя.
Царевич шел среди полей солнечной пшеницы и ячменя,
среди высоких кустов белоснежного хлопка,
янтарных ковров гороха, бобов, чечевицы,
среди рядов стойких солдат-тутов.
Через день пути Бодхи дошел до берегов небольшой, но бурной реки Чжоухэ.
Связав одежды и забросив их в котомку, он переплыл ее в свете отступающего солнца.
97
Хубэй
Сидя на скользком берегу, царевич видел, как плывут-надвигаются с Востока тяжелые, свинцовые тучи.
Он почувствовал запах грозы. Запах холода. Дрожь раскачивающейся бури.
В свете желтых мечей молний, под грохот тяжелого барабана-грома, сквозь нити хлещущего ливня-стены пробирался через мокрый лес Бодхи. Черные деревья. Черные кусты. Черная глина. Черные камни.
В свете молний, сквозь серую пелену небесной воды царевич вошел в тяжелые, раскрытые ворота постоялого двора. Бились о черепицу свинцовые капли, шумел вдоль бамбуковой ограды злой, неистовый ветер, хрипела в загоне встревоженная лошадь, разливались по птичьему двору потоки грязи.
В харчевне было светло и чадно от ламп, заправленных бараньим жиром.
Темно-коричневые стены, земляной пол,
камышовые перегородки, бумажные окна
пахли рыбой, луком, чесноком, вином, потом и опиумом.
Царевич, мокрый до нитки, присел на каменную скамью у стены, рядом с полыхающим очагом.
*
Невысокий, полный хозяин с лицом, серым от страха, поднес
Бодхи кувшин с вином.
Глядя на плетеный кувшин, Бодхи услышал за спиной животный, храпящий хохот, грязные слова, хруст и звериное чавканье.
В глубине узкого зала за круглым столом сидели десять пьяных оборванцев с мечами.
Гнилые зубы. Гнилые глаза. Желтые шрамы. Грязные руки.
Они смеялись, корежились, они швыряли объедки мяса и рыбы
в бледного юношу и девушку, стоящих перед ними.
Предводитель, скрытый тенью чадящей лампады, молчал.
Юноша кусал губы. Плакала беззвучно девушка.
Из темного, пахнувшего гнилью угла вышел главарь и ударом кулака швырнул юношу в угол.
98
Потом, схватив девушку за волосы, стал срывать с нее одежды. Это был Хун-Бо. Человек-гора. Человек-рысь.
Он и его люди держали в страхе всю округу, всю пойму реки Чжоухэ.
Он не щадил женщин, детей, стариков.
Кровь была его вином. Убийство — его воздухом. Насилие — его жизнью.
— Эй, червь, что возомнил себя драконом! Покажи свое лицо — лицо гиены!
Бодхи смотрел на стену.
Главарь Хун-Бо отпустил девушку и медленно направился к Бодхи.
Вслед за ним, вытаскивая мечи, тенью потянулись ночные убийцы.
Царевич смотрел на желтое, пораженное оспой, страшное лицо Хун-Бо. Смотрел в пустые глаза. Смотрел в лицо главаря, пьющего кровь людей.
— Я отрежу твою голову и буду пинать ее, словно шар.
Но вначале я сдеру с тебя кожу, — голос главаря был сиплым-свистящим.
Бодхи встал. Мелькнула тень.
Белесые глаза Хун-Бо расширились, а Бодхи поднес к ним его дымящееся сердце.
Швырнув кусок мяса в лицо мертвого, Бодхи прыжком перекрыл дорогу к выходу. v
Бродяги с криками гиен, размахивая мечами, бросились к нему, перепрыгивая через бьющееся о землю тело своего предводителя.
Ладони царевича превратились в лапу тигра с выпущенными когтями.
Один за другим наносил он железные, разрывающие удары, вырывая печень, желудки, селезенку.
Меч первого врага еще описывал дугу, когда Бодхи ударом ноги пробил ему живот и позвоночник.
Уйдя в сторону от второго меча, хлестким коротким ударом кулака он пробил висок второго нападавшего.
Проход между столами был узким-кособоким.
Было мало места для большого боя.
Враги стали мешать друг другу.
Хубэй
Бодхи, взлетев с места, приземлился на крепком столе слева. Он нанес четыре удара-молота по головам столпившихся в проходе, орущих грабителей дорог. Четыре пробитых черепа. Четыре фонтана крови изо рта, глаз, ушей. Четыре упавших меча.
Спрыгнув на землю, Бодхи оказался между двумя врагами.
Приседая шагом единорога, он нанес два пробивающих удара в животы, а когда стал, вращаясь, подниматься, добил согнувшихся убийц ударами в шею, ломающими позвонки.
Остались двое.
Это были дезертиры. Бывшие воины. Опытные мастера меча.
Один из них вскочил на стол.
Другой хотел нанести косой удар мечом справа.
Бодхи, пригнувшись, в развороте, ребром ладони сбил со стола рябого воина и, не останавливая движения, двойным ударом ног убил врага справа и, продолжая вращение дальше, нанес последний разрывающий удар в сердце лежавшего на столе.
Тело врага вскинулось, и он затих. Навсегда.
В медном, древнем чане Бодхи вымыл руки. Затем подошел к дрожащему от волнения юноше:
— Где теперь бродит твой страх, человек?
Иди в горы Удан-Шань. Там твоя рука станет мечом. Мечом справедливости.
— Хорошо, господин!
— Какой я господин? Неожиданно царевич улыбнулся.
И улетел из комнаты, из Души, из тела липкий, потный, зловонный, убивающий разум, удушающий страх. Стало светло. Радостно. Легко. Заблестели глаза-вишенки на лице девушки. Засмеялся, потирая руки, хозяин харчевни. Выпрямилась спина юноши.
После ночной бури утро выдалось ясное, холодное. На горизонте медленно, словно тушь на мокрой бумаге, собиралась новая волна фиолетовых туч.
Прыгая через красно-синие лужи, Бодхи шел по извилистой, мокрой дороге в сторону города Санъань.
Он не знал, что в харчевню уже сбегались жители деревни, что важный хозяин будет сотни раз рассказывать о ночной схватке царевича с похитителями людей.
Он не знал, что юноша по имени Дэн-У будет учиться искусству боя на горе Удан-Шань, и со временем люди будут гордиться им и дадут ему имя Летающий У.
Бодхи этого не знал.
А сейчас в деревенских храмах, в домах, у алтарей предков,
читались молитвы и возжигались благовония в честь путника,
который пришел из мокрой ночи, имени которого никто не знал,
пути которого никто не ведал.
И поняли жители земель Чжоу-Хэ только одно:
есть в мире справедливость, есть сила добра, есть Доброта.
i
Проходя через деревни, Бодхи видел ухоженные поля риса и пшеницы. Видел крестьян, поющих во время работы.
Все в Поднебесной было для него ново — люди, одежда, пища.
На рынках, мостах, площадях царевич внимательно смотрел на лица людей, читая в них сущность Чжун-Го — любовь к семье, детям, родителям, почитание старших, уважение к матерям.
Вера в предков, уходящих на Небо, и чувство долга перед ними.
Вера в Духов земли, неба, гор, рек и лесов.
Вера в силу знаний.
Вера в божественное предопределение.
В город Санъань царевич вошел через южные ворота — и сразу попал в круговорот свадебной кутерьмы.
Под грохот барабанов, гонгов, литавр,
под звон флейт, свирелей, хлопушек
навстречу ему шла пышная свадебная процессия.
Перед красным паланкином шли два человека с факелами.
За паланкином шествовали говорившие добрые пожелания, музыканты, родственники и друзья жениха с красными зонтами в руках.
Слева и справа от невесты, сидящей за шторами паланкина, радостные люди пели песни, взрывали хлопушки, разбрасывали на головы прохожих рис и зерно.
Хубэй
Бодхи заметил, что если деревня и поля встречали его тишиной, то город всегда открывал ему свои ворота с грохотом, криками, бегом в разные стороны тысяч и тысяч людей.
Монах в желтых одеяниях,
с четками в руках, с лицом цвета коры кокосовой пальмы,
с хриплым голосом лесного разбойника, сидя на мосту, монотонно читал сутры.
Показав царевичу дорогу к монастырю, он продолжил свое чтение под шелест волн Желтой реки.
Свадьба цвета жизни и огня свернула в сторону площади, где в центре вращалось водяное колесо, приносящее счастье. Красный цвет— цвет радости Неба! Цвет огня, крови, мироздания, цвет плодородия, надежды, вечной жизни. Красный цвет — это Феникс, возрождающийся из пепла. Это Любовь! Красота! Счастье! Красный цвет — это Солнце!
i
Царевич шел по узкой улочке, вымощенной белым камнем, вдоль высоких глинобитных стен.
Это был квартал ремесленников.
Квартал кузнецов, жестянщиков, гончаров, литейщиков.
Со всех сторон, со всех дворов
раздавался звон, шипение, бульканье, шум гончарного круга.
Мимо него проходили, пробегали, неслись
носильщики с громадными тюками за спиной,
водоносы с кожаными бурдюками, полными воды,
подмастерья с ворохом металлических листов,
грузчики с тележками белой глины.
Впереди раздавался шум большого рынка.
Впереди был выход из лабиринта глиняных улочек.
Внезапно Бодхи прыгнул в сторону.
С черепичной крыши на него летел воин с мечом в руках.
Развернувшись, Бодхи нанес ему удар ногой в голову и рубящий
удар в шею.
Второго наемника он швырнул на горячие камни ударом железного кулака в грудь.
Царевич сжался. Тело стало пружиной. Тело стало оружием.
Впереди появились еще два врага с мечами.
Хубэй
На земле мелькнула тень третьего, идущего по крыше дома.
Бодхи прыгнул вверх и, пробежав по стене, нанес стоящим перед ним убийцам, двойной удар ногами в головы — удар, ломающий камни.
Вырвав из-за пояса падающего кинжал, он метнул его из-под руки назад-вверх по диагонали.
Хватаясь за горло, истекая кровью, рухнул со стены умирающий воин.
Раздался свист летящих, режущих металл дисков.
Бодхи, уклонившись от ядовитого оружия, поднял с земли меч.
Впереди стоял, вращая мечами, предводитель отряда наемных убийц Аракан.
Обученный в пещерах Гималаев жрецами темноты, он не знал жалости к людям, к животным, к себе.
Он был из мира Тантры.
Мира колдовства, крови, жертвоприношений.
Аракан был солдатом Черного Неба.
Он знал одно: слово Учителя — закон! Слово гор — закон!
Человека в красном надо убить.
Он враг Учения. Враг Учителя. Враг.
Они стояли друг против друга. Два меча. Два цвета. Черный цвет. Красный цвет. Ярость и спокойствие. Волна и камень. Буря и зеркало.
Аракан взметнулся вверх и быстрыми прыжками, отталкиваясь ногами от стен, побежал на царевича.
Бодхи стоял боком в асане Лучника, держа руки в мудре Манипура.
Аракан нанес два обманных удара мечом на Север и на Юг.
Бодхи шагнул назад, соизмеряя дистанцию боя.
Аракан подпрыгнул вверх и, вращаясь, сделал резкий выпад вперед и нанес два невидимых удара мечом и кинжалом.
Бодхи сделал еще один шаг назад.
Аракан присел на ногах единорога. Глаза его сузились и, взлетая, он нанес четыре страшных удара мечом-молнией.
Пятый удар был ударом царевича.
Уклоняясь в сторону, он перекинул меч с правой руки в левую и боковым рассекающим взмахом перебил врагу ребра, разрезая надвое печень.
Хубэй
Наемный убийца сделал два шага вперед. Ноги его подкосились.
Он упал на колени, хватая руками воздух. Попытался посмотреть на небо, но не смог.
Лицом вниз он рухнул на горящие маревом камни улочки жестянщиков.
Раздался шум. Раздались крики.
С крыши одного из домов истошно кричал старик.
Вслед ему вторили продавец лапши и зеленщик с тележкой.
Заскрипели ворота. Зашумели жители улицы.
Вдалеке послышался тяжелый топот дневной стражи города.
Еще истошней завопил старец.
Бодхи швырнул меч на мостовую, взбежал по стене на крышу дома и побежал в сторону шумящей главной улицы Санъяна.
Он летел над дворами, над развешанным бельем.
Над стенами. Над харчевней.
Он прыгал через разлетающихся кур, гусей, уток.
Через громадные котлы.
Через головы людей, сидящих во дворах и пьющих чай.
Пробежав по крыше конюшни, царевич прыгнул вниз, на камни площади, и через мгновение растворился в хаосе шумевшего торгового люда.
В монастыре царили чистота и порядок.
Внутри высоких белых стен был разбит прекрасный сад.
Вдоль ровных дорожек из мелкого камня стояли скульптуры Будды Шакьямуни, Будды Майтрейи, Будды Амитабы, Богини Гуань-Инь.
В четырех сторонах от главного храма находились кельи для монахов, здание библиотеки, священная пагода, священный водоем.
Монахи, сидевшие на скамьях и читавшие свитки под деревьями, монахи, заучивающие сутры у водоема, с удивлением смотрели на
царевича.
Босой, в красном хитоне, в плаще, покрытом пылью дорог, с посохом странствий в руках он выглядел странно среди аккуратного порядка монастыря Дао-Аня.
Учитель Дао-Ань — первый патриарх буддизма в Поднебесной — создал первый образцовый Устав для монахов, первый каталог священных писаний.
Он первый преклонил колени перед Буддой будущего Майтрейей.
Хубэй
Буддой
Бодхи встал с камня, увидев, как к нему приближаются настоятель и два монаха.
— Мир вам, верующие в будущее.
— Мир Вам, путник.
— Мне нужно знать, приходил ли к вам монах Ратан из Рангпура? Настоятель посмотрел на дерево столетнего кедра:
— Год назад к нам приходил монах с Бхараты.
Он помог нам перевести некоторые сутры из «Трех корзин Истины». Затем он ушел в монастырь Шояна.
— Мир вам, почитающие Будду Майтрейю.
— Мир Вам, ищущий Истину. Поклонившись, царевич ушел.
Через зеленые хребты, многочисленные озера, ручьи, через деревни, посады, торжища, мимо пагод, храмов, священных деревьев шел царевич на Юг.
В двух полетах стрелы от озера Дунтинху, на туманном перевале встретил Бодхи двух странствующих воинов с мечами.
На небольшой площадке, усыпанной мелкими камнями, мастера меча вели поединок.
С яростными криками, с безумными лицами, вращая боевыми мечами, вращая красными глазами, бросались они друг на друга, звеня металлом. Звеня от ненависти.
Приземистый, сильный воин в зеленом халате был сильнее своего раненого противника. Он плашмя бил его по перевязанному плечу и смеялся.
Сжимая губы, отступая, падая и вставая, раненый юноша продолжал драться.
Упорство и ненависть горели в его глазах.
Боль и усталость лежали на его плечах.
Нападающий воин видел это, но продолжал бить и бить по бурой от крови повязке.
Бодхи, который, сидя, наблюдал за поединком, легко встал. Внезапно он ударом ноги в грудь отбросил к стенам скал воина в зеленом по имени Бай-Ши.
Хубэй
Взяв меч из рук оседающего на землю раненого юноши, он швырнул его к ногам покрасневшего лицом мастера Бай-Ши.
Тот вскочил и с двумя мечами бросился на Бодхи.
Пушечный удар ногой в грудь встретил его.
Второй удар швырнул на горку острого щебня.. Снова вскочил мастер меча Бай-Ши. Стал кружить. Стал думать.
Бодхи прыгнул вверх и вперед, перелетая через противника, он с разворота ударил его ногой по спине.
Воин в зеленом, воин-победитель, воин с двумя мечами подпрыгнул от боли и, раскачиваясь, прыгая стрекозой, упал лицом на камни.
Теперь в его глазах была желто-красная ненависть.
Теперь в нем клокотала пена желчи.
С воем, с воплем бросился Бай-Ши на царевича и вновь получил хлесткий круговой удар ногой в висок.
Ошарашенный, обессиленный, потерявший лицо воин тяжело рухнул на серые камни.
Бодхи посмотрел на задыхающегося Бай-Ши:
— Прежде, чем брать меч в руки, возьми в них доброту!
Юноша, пораженный искусством виденного боя, смотрел на приближающегося царевича широко раскрытыми глазами. Подойдя, царевич взмахнул клинком в воздухе:
— Что движется?
— Меч!
Бодхи ударил юношу кулаком по голове и вновь взмахнул клинком:
— Что движется?
— Рука!
Юноша получил еще один удар по голове. В третий раз засвистел клинок в руках царевича.
—- Что движется?
—- Разум!
Бодхи швырнул меч к ногам юноши и ушел вниз, к ущелью по дороге, покрытой клубами белого молочного тумана.
На мокром перевале, на небольшом выступе сидели в молчании два просветленных воина.
Мастер Бай-Ши достал из тыквы-горлянки желтую, пахнувшую медом, лечебную мазь и помог юноше залечить рану. Затем они разошлись.
Хубэй
О чем думали воин в зеленом и воин в оранжевом, знают только мокрые камни перевала, белый туман и птица, сидящая на скале. Знает еще цветок эдельвейса, но и он ничего не скажет.
Бодхи бежал к вершине холма, над которым клубились густые, черные волны дыма.
Его ноги утопали в белой пыли.
Его глаза видели безжизненные тела монахов.
Его руки сжимали посох.
Добежав, царевич увидел горящий буддийский монастырь.
Пламя на глазах пожирало древнее деревянное здание, вокруг которого лежали убитые монахи.
Трещали балки, окна, перекрытия, валилась вовнутрь горящая стена, гудел раскаленный до бела колокол, хрустели, сворачивались, рассыпались древние свитки, книги, рукописи.
Под ноги царевича легли обгоревшие листы бамбука и шелка. Бодхи внимательно посмотрел на следы — и все понял. Монахи не сопротивлялись. Не кричали. Они умирали от ударов в спину. Они падали там, где работали. Они не понимали, что происходит.
Только тело одного монаха лежало в отдалении.
Его грудь пронзили две арбалетные стрелы.
Его руки сжимали кинжал.
Седой монах успел пронзить горло и сердце двум нападавшим с
мечами. Их тела лежали рядом.
Следы лошадей вели в сторону дороги с холма. В сторону густого леса, за которым шумела горная река.
Бодхи топнул ногой и побежал.
Бежал бесшумно, легко, быстро.
Бежал, не сбивая нижнего дыхания.
Через час Бодхи увидел всадников.
Лес мешал им пустить лошадей вскачь, а дорога шла у реки.
Увидев, что они сворачивают к реке, Бодхи бросился к скале, поросшей лесом.
Здесь он стал ждать.
Когда под скалой появились всадники, Бодхи с громадной высоты прыгнул на них.
Хубэй
Двоих всадников он убил при падении, а двое других подняли лошадей на дыбы.
Выхватив меч, царевич в прыжке разрубил одного, а второго, которого сбросила лошадь, добил внизу, пригвоздив мечом к земле.
Успокоив лошадей, Бодхи стал осматривать убитых.
Это были черные воины колдуна Я-Вана, похожие по одеяниям на того, кто напал на него в пещере.
После недолгих поисков Бодхи нашел то, что искал.
В суме одного из них лежала морская раковина, сделанная из нефрита.
Скинув тела наемных убийц в овраг, Бодхи, сев на одну из лошадей, трех других повел за собой, связав их узды одной веревкой.
В ближайшей деревне он спросил у старосты имена бедных семей и передал им лошадей.
Когда он уходил по извилистой дороге, идущей берегом реки, крестьяне удивленно смотрели ему вслед.
Но их радость возросла вечером, когда четыре бедных семьи обнаружили сумы, притороченные к седлам, в которых лежали мешочки с золотыми монетами.
В сгоревшем монастыре был убит один из восьми Посвященных. Это был монах.
Его символом была морская раковина, означающая Проповедь Будды.
*
На рассвете, на берегу великой реки царевич занимался линиями боевого искусства.
После многочасовых отработок ударов с нижней стойки Бодхи сидел в асане Лотоса и, глядя на зеленые, дышащие жизнью волны, вспоминал слова отшельника, танцующего на пяти валунах:
— Карты называют реку Ян-Цзы.
Люди Чжун-Го называют ее Чан-Цзян.
Королева рек, рожденная в чертогах тибетских гор, каждый благословенный день совершает свой тысячелетний путь с Запада на Восток. От захода к восходу. От снега к солнцу.
Она идет к своему отцу-императору океану.
«Ущелье Трех Ворот» распахивается, и ее встречает господин Сычуань, Добрый и щедрый.
Хунань
Чан-Цзян дарит ему свою благодать и идет дальше.
Два мудрых старца, два великих озера встречают ее.
Это Дунтинху и.Поянху.
Выслушав их песни, королева шествует дальше на Восток.
Ее дорога делит Поднебесную на Юг и Север.
Два брата спорят. Ругаются. Смотрят на небо. Ждут его голос. Смотрят друг на друга.
Придет время, они снова будут едины. Так же едины, как горы Тибета и воды океана, связанные янтарной нитью Чан-Цзян.
Сняв одежды, царевич вошел в прозрачные воды длинной реки.
Вода есть вода. Дар небес. Дар Богов.
Спасающая от жажды, спасающая от огня.
Очищающая от грехов. Смывающая скверну.
Дарящая радость детям. Дарящая рис взрослым.
Великая река Чан-Цзян, перед тобой склоняют головы
миллионы и миллионы любящих тебя.
Верящих в тебя. Поющих о тебе.
Королева рек, озер, ручьев, королева гор, лесов, полей,
королева людей — народа Хань.
ХУНАНЬ
Царевич шел под звездным, летним небом
по извилистой дороге, покрытой теплой, белой пылью,
среди шума лягушек и треска сверчков.
Где-то скрипело водяное колесо.
Где-то перекликались сторожа полей.
Где-то пели ночные птицы.
Пахло ночной свежестью. Пахло листьями тута.
Пахло ароматом сухих коробочек хлопка.
На рассвете он вышел к берегам священного озера Дунтинху, в которое вливались четыре реки.
Алмазом сверкало озеро в короне сказочных берегов.
Темно-зеленые леса и синие холмы, окружающие его, сливались с цветом неба, сливались с красотой играющих золотых волн, создавая великое единение солнца, воды, воздуха.
Хунань
На лесном берегу, слушая пение птиц и вдыхая аромат цветов, ягод, деревьев и ветра, летящего с лазурных гор, царевич приступил к своим постоянным занятиям по боевому искусству.
На одном из рынков земель Гуйчжоу Бодхи, сидя у стены, слышал, как золотых дел мастер наставлял своего худого, длинного, сонного сына:
— Разлитую воду не соберешь. Рано встанешь — все поспеешь. Учись, сынок, и ты узнаешь, как мало знаешь.
Учись, родной, сейчас, потому что потерянное золото можно найти, а потерянное время — никогда.
Учись, сын мой, и станешь Мастером. А хороший Мастер не боится трудного дня.
Не бойся дорог жизни.
Учись хорошо, но никогда не спеши. Поспешность таит ошибку.
Мастер говорил, постукивая маленьким медным молоточком по серебряной чаше с причудливым узором из сплетения двух золотых драконов.
Его сын-ученик кивал головой, находясь еще в своем чарующем мире грез и волшебных снов юности.
Отец-Мастер поднял молоточек:
— Видно, что ты влюбился.
Любовь — это знак Богов. Не каждый встречает ее в своей жизни.
Но знай: женщины любят в мужчинах разум, а разум достигается учением. Каждодневным.
Учись, сынок! Стань Мастером! Стань полным!
И всегда помни: полный чайник молчит, наполовину пустой — шумит! Будь полным, сын мой, и будут тебя любить женщины, уважать старики и почитать родные и друзья.
На берегу/ среди оранжевых камней, Бодхи встретил старика-нищего в сером рубище, который слушал музыку солнечных лучей, бегущих по зеркалу Дунтинху, смотрел на сверкающие лодки рыбаков с надутыми парусами, внимал песням ветра, спорившего с пахучими, смолистыми соснами.
— Мир Вам и здоровье!
— Мир Вам, путник! По осанке, по многочисленным шрамам и рубцам царевич понял,
что нищий был когда-то воином.
Хунань
На ровном берегу, у самой кромки воды стояла высокая бамбуковая харчевня.
Бодхи угостил старого воина вином и сыром.
Старик по имени Тань-Цю поведал царевичу о былых сражениях южных и северных династий, о битвах за новые земли Юга, о вечной войне воинов Поднебесной с кочевниками Северо-Запада и морскими разбойниками Юга и Востока.
Тань-Цю рассказал о мудром полководце Сун-Цзы и его трактате о военном искусстве. Он знал многое, но печали в его глазах было больше:
— В Поднебесной говорят — возвеличивай культуру, принижай войну. Это верно. Война — печальная необходимость. Война разоряет империю, а не обогащает.
Но пока существуют государства, всегда будут войны.
Я не верю, что в этом мире одно царство может править всей землей. Всегда нужен противовес.
Если есть Инь, то должно быть и Ян.
Если есть черное, значит, есть где-то белое.
Война — это страшно! Война — это тень человека!
Я знаю, что сохранить жизнь человека лучше, чем построить пагоду в семь этажей.
Но если есть граница, значит, есть разделение. А любое разделение ведет к войне — безумной, глупой, жестокой, смердящей, но к войне, и тогда кто-то должен защищать Срединное государство!
Мы защищали и будем защищать его. Потому что мы — воины!
Пусть в Тянь-Ся у полководцев меньше почестей, чем у поэтов.
Пусть в Тянь-Ся говорят, что хороший человек не служит в солдатах.
Мы все равно остаемся мужчинами.
Мы всегда защитим свою Родину!
Мир тебе, путник!
— Мир тебе, воин!
Бодхи уложил захмелевшего старика на широкую деревянную скамью и, подозвав хозяина, дал ему драгоценный камень.
Увидев алмаз величиной с косточку вишни, хозяин остолбенел. Он знал толк в камнях и золоте.
— Слушай меня внимательно, хозяин.
Возьми вот этот камень, и пусть до конца своих дней старый воин Тань-Цю видит только радости жизни.
Хунань
Не отказывай ему ни в чем.
— Я все понял, господин!
Я буду следить за стариком, как за своим родным отцом. Принимая алмаз в ладони, которые била мелкая дрожь, хозяин харчевни еле дышал от безумного восторга.
— Не беспокойтесь, господин!
Мир Вам и здоровье! Счастливого пути!
— Мир тебе, человек!
Бодхи медленно шел вдоль берега прекрасного озера, светящегося серебром волн в лучах заходящего солнца.
Он не волновался за алмаз.
Он не думал о нем. Он не волновался за судьбу старого воина.
Он знал: все будет сделано так, как было сказано.
Отличительной чертой людей Поднебесной страны была Честность. В Поднебесной люди говорили: Честность —- лучшая привычка.
Земли Хунань находились к Югу от среднего течения реки Чан-Цзян и давали три урожая риса в год.
Мудрый правитель У-Ди династии Хань, думая о будущем Поднебесной, заселил эти земли поселенцами с Севера.
За столетия люди Хань, народы Тун и Яо выработали свою особую, южную культуру возделывания земли.
Люди Хунань были мудрыми земледельцами и хорошими воинами, любили свободу, верили в будущее и следовали заветам Учителя Кун-Цзы.
Их было трое, и они шли молча.
Шли вместе с Бодхи. Шли под каплями мелкого, серого дождя.
Шли от реки Чан-Цзян в сторону земель Хунани.
Все трое несли за спинами большие коричневые короба, свитые из ивовых прутьев.
Отца звали Зам-Во.
Дочь — Мэй, мать — Ю-Ва.
Зам-Во шел впереди — молчаливый, злой, с угрюмым, желтым лицом, проклиная про себя серый день, серый дождь, серый ветер, серую пыль, серые горы, серое небо.
Мэй была красивой, длинноногой девчонкой с высокой шеей и отсутствующим взглядом.
Хунань
Казалось, она спит на ходу.
Казалось, что она здесь — и не здесь.
Поиск по сайту: