Упражнение 2: игра ритмов

Закройте глаза. Прислушайтесь к звукам вокруг вас, не думая о том, что или кто именно их издает. Осознавайте только их общую ритмическую картину. Даже если вы находитесь в городе, забудьте, что все эти шорохи, шумы, стуки, грохот и скрипы — это проезжающие мимо автомобили, молоты дорожных рабочих, шаги прохожих по тротуару, воробьи, разносчики пиццы и хлопающие двери. Слушайте только сложный естественный ритм, в котором каждый звук — это просто один из равноценных элементов общей ритмической картины.

* * *

Как мы уже говорили, в ведовстве ценятся оба способа восприятия, но считается, что холистическое, правополушарное видение более соответствует скрытой реальности, чем линейное, левополушарное. Эта точка зрения подкрепляется особыми экспериментами с биологической обратной связью, в ходе которых испытуемые получали визуальную информацию о непроизвольных процессах в своем организме, позволявшую им наблюдать, а иногда и контролировать такие функции, как сердцебиение или волновая активность мозга. Барбара Браун в книге «Новое сознание, новое тело» описывает эксперименты, показывающие, что «тело и его подсознательные субструктуры распознают и оценивают то, что происходит вокруг, задолго до сознательного узнавания». Перед добровольцами высвечивались на экране «неприличные» слова, сменявшие друг друга слишком быстро, чтобы их можно было распознать сознательно. Между тем за испытуемыми вели наблюдение. Их кожа, сердечные ритмы, мозговые волны, мышечные импульсы — все показывало реакцию на эти «невидимые» слова. Подсознание может правильно реагировать на происходящее, даже когда сознание дает ему неверную информацию. В рамках одного из экспериментов испытуемых проинформировали, что они получат серию различных по интенсивности электрических разрядов. Сознательно они были уверены, что разряды становятся слабее; однако в действительности интенсивность разрядов не менялась. Состояние кожи показало, что провести подсознание не удалось: датчики определили одинаковую реакцию на все разряды, даже в тех случаях, когда сознательные реакции оказывались различными.

* * *

В ведовской традиции фейри подсознание именуется «Младшим Я», а сознание — «Говорящим Я». Связь между ними затруднена, поскольку они функционируют через различные модусы осознания — словно бы говорят на разных языках.

Именно Младшее Я опытным путем познает мир, опираясь на холистическое правополушарное осознание. Чувства, эмоции, первичные импульсы, образная память, интуиция, рассредоточенное восприятие — все это функции Младшего Я. Его восприятие вербальной информации ограничено; оно осуществляет коммуникацию посредством образов, эмоций, чувств, снов, видений и физических проявлений. Классический психоанализ сформировался из попыток расшифровать язык Младшего Я. Ведовство не только расшифровывает его, но и учит нас, как отвечать Младшему Я на его языке.

Говорящее Я классифицирует впечатления Младшего Я, дает им имена и организует в системы. Как и предполагает его название, оно функционирует через вербальное, аналитическое, левополушарное осознание. Именно в нем содержится система правил, которые побуждают нас выносить суждения о том, что хорошо, а что плохо. Оно же оперирует словами, цифрами и абстрактными понятиями.

Но традиция фейри признает существование и еще одной составляющей — Глубинного, или Божественного Я, которое с трудом вписывается в какую-либо психологическую концепцию. Глубинное Я представляет собой божественное начало внутри нас, неповторимую первичную сущность, дух, существующий помимо времени, пространства и вещества вселенной. Это наш глубочайший уровень мудрости и сострадания, обладающий одновременно мужским и женским началами, объединенными в одно. Символом его нередко служат две переплетенные спирали или знак бесконечности, подобный положенной на бок восьмерке. Имя этого Глубинного Я в традиции фейри —Диан-и-Глас, Синий Бог. Синий цвет символизирует дух; говорят, что Глубинное Я предстает синим, когда открывается «глазам души». Как мы считаем, пикты раскрашивали себя синей краской, чтобы отождествиться с Глубинным Я. Имя «Диан» соотносится с Дианой и Таной (имя Богини в традиции фейри), с Жанико (Janicot, баскское имя Рогатого Бога) и с такими популярными в семьях ведьм именами, как Джин, Джоан и Джанет (по данным Маргарет Мюррэй).

В эзотерическом направлении иудаизма, каббале, Глубинное Я называют «Нешама», от корня Shmh, означающего «слышать или слушать»: Нешама есть Та, что Слушает, душа, которая вдохновляет и ведет нас. В современном оккультизме Глубинное Я нередко предстает как «Духовный проводник», иногда в двойственной форме, как, например, в отчете Джона Лилли о ЛСД-опыте, проведенном в изолированной камере для исследований. Он сообщает о встрече с двумя сущностями, готовыми оказать ему помощь: «Они сказали, что охраняют меня, что они бывали со мной и раньше в критических ситуациях и что, фактически, они со мной всегда, просто я обычно не в состоянии их воспринимать. Это становится возможно, только когда я близок к физической смерти. В этом состоянии времени не существует. Есть непосредственное восприятие прошлого, настоящего и будущего в едином моменте».

Лилли описывает холистическое правополушарное осознание, связанное именно с Младшим Я. Фейри-традиция учит, что Глубинное Я напрямую связано с Младшим Я, а с Говорящим — увы, нет. К счастью, нам нет нужды непременно доходить до грани жизни и смерти, чтобы хоть как-то воспринять Глубинное Я, — достаточно просто научиться с ним общаться. С Божественным общается отнюдь не сознательный разум, оперирующий абстрактными концепциями, но Младшее Я, реагирующее исключительно на образы, картинки, ощущения, осязаемые факты реальности. Чтобы вступить в контакт с Глубинным Я, с Богом или Богиней внутри нас, мы обращаемся к символам, к искусству, поэзии, музыке, мифу, к ритуалам, наконец, — одним словом, ко всему, что переводит абстракции на язык бессознательного.

На Младшее Я, которое прекрасно умеет быть и норовистым, и упрямым, как большинство вздорных трехлеток, слова не производят ни малейшего впечатления. Как индеец из штата Миссури, оно хочет, чтобы ему все показывали. Чтобы возбудить в нем интерес, его нужно соблазнять красивыми картинками и приятными ощущениями, — небольшой ужин при свечах, а потом потанцуем, окей? Только так можно добраться до Глубинного Я. Именно по этой причине на всем протяжении истории религиозные истины выражались не в математических формулах, а в искусстве, музыке, драме, поэзии, сказках и ритуалах. Как сказал Роберт Грейвс, «в здоровом обществе религиозную мораль лучше всего стимулируют барабаны, лунный свет, пиршества, пляски, маски, цветы и божественная одержимость».

У Ведовства нет священных книг. Оно хранит верность не «Слову» из Евангелия от Иоанна, но силе символического действия, пробуждающего звездное видение Младшего Я и открывающего поток коммуникации сразу между всеми тремя частями нашей личности. Дошедшие до нас мифы и истории — не догмы, которые нужно понимать буквально. Не более, во всяком случае, буквально, чем строчку «Любовь моя подобна розе ало-алой». Это поэзия, а не теология, и обращается она к Младшему Я, чтобы, по словам Джозефа Кэмпбелла, «дотянуться до центров, до которых не достать ни словами, ни прямым принуждением, и возвеселить их».

Чересчур серьезно настроенным гражданам, которым невдомек, что адресатом любого ритуала является Младшее Я, некоторые стороны ведовских ритуалов могут показаться глупыми. Но чувство юмора и игра нередко работают как ключи к самым глубоким состояниям сознания. И часть «цены свободы» — это готовность играть, выкинуть на время всю свою взрослую чопорность, выглядеть дураком, смеяться ни над чем. Девочка играет в королеву, и стульчик становится для нее троном. Ведьма играет в то, что ее жезл обладает магическими силами, и он превращается в открытый канал энергии.

Конечно, во всем необходимо равновесие. Между магией и психозом очень большая разница, и заключается она в способности по собственной воле отступить назад, в обыденное осознание, вернуться к пониманию того, что реальность, как сказал мой преподаватель медицины на пике психоделической эры, — «это тот факт, что, если ты спрыгнешь с крыши, то сломаешь ногу». Наркотики могут открыть холистическое видение Младшего Я, но слишком часто — лишь ценой жизненно важной трезвой оценки, свойственной Говорящему Я: если слишком заиграться в полеты во плоти, можно до неприятного близко познакомиться со своей бедренной костью и узнать, как легко она ломается. Тренированное сознание не имеет конфликтов с обыденной реальностью; оно летает себе в духе, куда хочет, и добывает инсайты и откровения, которые затем верифицирует Говорящее Я.

Юмор и игра пробуждают чувство чудесного — основную реакцию ведьм на окружающий мир. Вот, например, вчера ночью мой ковен праздновал Канун Мая, а центральный элемент этого ритуала — воздвижение Майского Шеста, к которому лентами приплетается все то, что мы хотим вплести в свою жизнь. Вместо шеста у нас был шнур, а вместо лент — нити разноцветной пряжи. Все это мы привесили к крюку в потолке комнаты для собраний. В кругу стояло одиннадцать человек. Мы, конечно, знали, что свить Майский Шест при нечетном количестве участнике невозможно, но уж очень нам не хотелось никого оставлять за бортом. Так что, отважно наплевав на обыденность, мы ринулись вперед.

Воцарились, мягко говоря, хаос и смятение. Мы дико хохотали, самозабвенно запутывая пряжу в большой узел. Едва ли происходящее можно было назвать призыванием мистической силы; церемониальный маг от этого зрелища побледнел бы и тут же на месте съел свой жезл. Но мы продолжали, и тут стали происходить странные вещи. Смех сгущал удивительную атмосферу; обычная реальность словно бы таяла на глазах. Не существовало больше ничего, кроме танца цветных нитей и движущихся тел. Улыбки на лицах, то вспыхивавших в поле зрения, то пропадавших в тени, напоминали таинственные улыбки статуй греческой архаики, намекая на высшие и исполненные божественного юмора мистерии. Мы начали петь; вился ритм, и в танце возникал рисунок, какого не придумать и не изобразить от ума. В его композиции был какой-то дополнительный элемент, упорно избегавший и осознания, и тем более объяснения. Клубок пряжи вдруг превратился в причудливо свитый шнур. Песня стала гимном; комната полнилась светом, а шнур пульсировал силой, будто живое существо, будто пуповина, связывавшая нас с тем, что внутри и за пределами этого мира. Песнопение достигло пика и погасло; мы ушли в транс. Придя в себя, все вместе одновременно, мы переглянулись, и на лицах было написано чудо.

Миф о творении, предваряющий эту главу, ясно выражает это ощущение чудесности мира, который есть божество, и божества, которое есть мир.

В начале Богиня представляет собой Все, она девственна и совершенна в самой себе. Хотя Ее называют Богиней, она могла бы с тем же успехом зваться и Богом — пола тогда еще не существовало. Не было ни разделения, ни отдельности, ничего, кроме изначального единства. И все же мы делаем акцент на женственной природе основы бытия, ибо процесс готового случиться творения есть процесс рождения. Мир рождается, а не создается и не является к жизни по чьему-либо приказу.

Богиня видит свое отражение в изогнутом зеркале пространства — может быть, это магическое прозрение формы вселенной, криволинейного пространства современной физики? Зеркало, по Грейвсу, — старинный атрибут Богини в ее ипостаси «древней морской богини Мариан <…> Мириам, Мариамны (Агнца Моря), Миррины, Миртеи, Мирры, Марии или Марины, покровительницы поэтов и влюбленных, гордой матери Стреловержца любви. <…> Знакомая нам маска этой самой Мариан — морская дева (merry-maid), как некогда писалось слово «русалка» (mermaid). Привычный образ русалки — прекрасная женщина с круглым зеркалом в руке, золотым гребнем и рыбьим хвостом, или “Богиня любви, приходящая из моря”. Каждый, кого посвящали в Элевсинские мистерии, происходившие от пеласгов [коренного матрифокального населения Греции], искупавшись в котле, проходил любовный обряд с ее воплощением <…> и зеркало также фигурировало среди атрибутов Мистерий, выражая, возможно, максиму “познай самое себя”». Та же русалка, «мать из моря», носила в Западной Африке имя Йемайя, а в Бразилии — Йеманья.

Вода — изначальное зеркало, и луна плывет над темным ночным морем, созерцая свое отражение в его волнах. Эхо этого образа можно найти в первых словах Книги Бытия: «Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою».

Но есть у зеркала и еще одно значение. Образ в нем получается обращенным; он тот же самый, но обратный, являющий обращенную полярность. Вот вам парадокс: все явления суть одно, но каждое из них отдельно, индивидуально, уникально. Восточные религии концентрируются на первой посылке парадокса, постулируя, что все вещи едины, а отдельность и индивидуальность — не более чем иллюзии. Западные, напротив, акцентируют индивидуальность и воспринимают мир как состоящий из отдельных фиксированных объектов. Западное мировосприятие поощряет индивидуальные усилия и участие в жизни мира; восточное — напротив, уход от него, созерцательность и отстраненное сострадание. Ведовство же старается сохранить природу парадокса и воспринимает обе точки зрения как равноценные. Они отражают и дополняют друг друга и вовсе одна другой не противоречат. Мир частных явлений есть отражение Единого; Единое есть отражение мириадов частных явлений нашей вселенной. Все мы — спирали единой энергии, но каждая уникальна своей формой и узором.

Богиня влюбляется сама в себя, порождая эманацию, которая обретает собственное бытие. Любовь «я» к «я» — вот творческая сила мироздания. Желание — вот изначальная энергия, и энергия эта обладает любовной, эротической природой: влечение любящего к возлюбленному, планеты к звезде, вожделение электрона к протону. Любовь — вот клей, на котором держится вся структура мира.

Однако слепой eros становится amor, любовью, которая, по словам Джозефа Кэмпбелла, уже носит персональный характер и направлена на индивидуума, в отличие от универсальной, лишенной пола благодати agape, или безраздельного сексуального желания. Отражение Богини обретает самостоятельную жизнь и получает имя. Любовь — не просто дающая энергию сила, но сила индивидуализирующая. Она растворяет отдельность, но при этом творит индивидуальность. В этом, повторюсь, изначальный парадокс.

Мирия, «Чудесная» — разумеется, та же Мариан-Мириам-Мариамна, а также Мари, полнолунный аспект Богини в фейри-традиции. Ощущение чуда, радости и блаженства мира природы — вот в чем суть Ведовства. Наш мир — вовсе не порченое творение, из которого нужно бежать подальше; он не нуждается ни в спасении, ни в искуплении. Чем бы он ни казался нам день ото дня, в самой сути своего бытия он полон чудес и дарит восторг.

Божественный экстаз превратился в родник творения; творение — само по себе процесс оргазмический. Экстаз заключен в самом сердце Ведовства — в ритуале. Мы выворачиваем первичный парадокс наизнанку и сами становимся Богиней, причащаясь изначальной трепещущей радости единения. «Фундаментальной характеристикой шаманизма является экстаз», — пишет Мирча Элиаде, и, толкуя само это состояние достаточно узко как «выход души из тела», он, тем не менее, допускает, что, «по всей вероятности, экстатический опыт во всей многочисленности своих аспектов сосуществует с нормальным человеческим осознанием в том смысле, что является неотъемлемой частью феномена осознания человеком своего особого модуса бытия в этом мире. Шаманизм — не просто техника экстаза; его теология и философия в конечном счете зависят от той духовной ценности, которая придается экстазу». Ведовство — шаманская религия, и экстазу в нем придается огромная ценность. Где бы вы ни обретали экстаз — в кругу ковена, в постели с любимым, в чаще леса, созерцая в восторге и трепете красоту мира природы, — он остается источником единства, исцеления, творческого вдохновения и общения с Божественным.

Экстаз несет гармонию, «музыку сфер». Музыка есть символическое выражение вибрации, присущей всему живому. Физики утверждают, что атомы и молекулы, из которых состоит все на свете, от нестабильных газов до Гибралтарских скал, пребывает в постоянном движении. За этим движением стоит порядок, гармония, присущая всему сотворенному. Материя поет по самой своей природе.

Песня несется в пространство на волнах, превращающихся в сферы. Волны эти — волны оргазма, света, океана, звука, пульсирующие электроны. Волны образуют сферы подобно тому, как вихрящиеся газы образуют звезды. Основополагающий инсайт ведовства состоит в том, что энергия — физическая, психическая или эмоциональная — движется волнообразно и циклически, а циклы эти представляю собою спирали. (Чтобы лучше себе это представить, возьмите детскую игрушку «шагающая пружинка» — длинную спираль из очень тонкого металла. Если как следует растянуть ее и посмотреть сбоку, спираль предстанет в форме волн.)

Богиня переполняется любовью и порождает ливень блистающих духов, который пробуждает в мире разум подобно тому, как влага пробуждает на земле растительную жизнь. Дождь — животворящая менструальная кровь, кровь луны, взращивающая жизнь, а также и поток вод, возвещающий скорое рождение, этот экстатический порыв жизни.

Движение, вибрация становятся столь интенсивными, что Мирию уносит прочь. Чем дальше она удаляется от точки единства, тем более поляризованной, дифференцированной — и мужественной — она становится. Богиня проецирует Себя, и спроецированное Я становится Другим, противоположностью, что вечно алчет воссоединения. Отличие, инаковость порождает желание, восстающее против центробежной силы проекции. Энергетическое поле космоса обретает полярность; теперь оно заключает в себе силы, стремящиеся в противоположных направлениях.

Понимание Всего как энергетического поля, поляризованного двумя великими силами, Женской и Мужской, Богиней и Богом, которые в сокровенной сути своей являются аспектами друг друга, разделяют практически все традиции Ремесла. Впрочем, Дианическая традиция, признавая Мужской принцип, считает его куда менее важным, чем Женский. Некоторые современные, самосозданные направления, особенно те, что корнями уходят в политический феминизм-сепаратизм, вообще не признают Мужского. Если им нужно работать с полярностью, они визуализируют обе силы содержащимися в женском начале. Эта экспериментальная линия обладает огромной ценностью для многих женщин — прежде всего, как противоядие тысячам лет исключительной концентрации на Мужском, характерной для западной культуры. И все же для Ведовства это никогда не было общим местом. Лично я считаю, что, в конечном счете, эксклюзивно женская модель вселенной окажется не менее жесткой и ограничивающей, чем патриархальная, причем как для мужчин, так и для самих женщин. Одна из задач религии — стать нам проводником в отношениях как с тем, что подобно нам, так и с тем, что от нас отлично. Пол — самое основополагающее из отличий; невозможно обрести целостность, притворяясь, что инаковости не существует, или отрицая хоть женское, хоть мужское.

Однако очень важно отделить концепцию полярности от наших культурно обусловленных представлений о мужском и женском. Мужская и женская энергии символизируют различие, но по сути своей они не различны: это одна и та же сила, текущая в противоположных, но не противостоящих направлениях. Китайская концепция Инь и Ян во многом похожа на наши представления, но в Ведовстве мы описываем силы совершенно по-другому. Ни одна из двух этих сил не «активна» или «пассивна», не «светла» и не «темна», не «суха» и не «влажна», — но каждая обладает всеми этими качествами. Женское начало воспринимается как сила, дающая жизнь, как энергия проявления, манифестации, текущая в мир, чтобы стать формой. Мужское же — сила смерти в положительном, а не отрицательном контексте: сила ограничения, необходимым образом уравновешивающая безудержное творение, сила растворения, возвращения к бесформенности. Каждый из этих принципов содержит другой. Жизнь взращивает смерть, питается ею; смерть поддерживает жизнь, делает возможной эволюцию и новое творение. Обе они — части цикла, и каждая зависит от другой.

Бытие поддерживается пульсацией состояний «да—нет», переменным и идеально сбалансированным током двух сил. В ничем не ограниченном виде сила жизни порождает рак; ничем не усмиренная, сила смерти становится войной и геноцидом. Вместе они удерживают друг друга в гармонии, на которой стоит жизнь, — на совершенной орбите, которую можно наблюдать в смене времен года, в экологическом балансе природного мира и течении человеческой жизни от рождения через полное осуществление к закату и смерти, а затем — к новому рождению.

Смерть — не конец; это лишь стадия цикла, который ведет к возрождению. После смерти человеческая душа, по поверьям, отдыхает в Стране Лета, в Земле Вечной Юности, где обновляется, становится снова молодой и готовится родиться вновь. Возрождение не воспринимается как проклятие, обреченность на бесконечный, безрадостный круговорот страданий, как в некоторых восточных религиях. Напротив, в нем видят великий дар Богини, манифестирующей в физическом мире. Жизнь и мир не отделены от Божества; они и есть имманентная божественность.

Ведовство не разделяет веру в то, что, как гласит Первая Истина буддизма, «вся жизнь есть страдание». Наоборот, жизнь прекрасна и удивительна. Будда обрел прозрение, встретившись со старостью, болезнью и смертью. В Ремесле старость естественна и почтенна, она — часть цикла жизни, период величайшей мудрости и понимания. Болезнь, конечно, причиняет муки, но не является тем, от чего непременно нужно страдать: практики Ремесла всегда были связаны с целительскими искусствами, травничеством и знахарством. Не страшна и смерть: это просто растворение физической формы, позволяющее духу подготовиться к новой жизни. Да, страдания существуют, но они — часть обучения. Выход из Колеса Рождений и Смертей — отнюдь не оптимальная мера лечения, не более, во всяком случае, чем харакири — средство от менструальных спазмов. Если страдание — результат социального порядка или человеческой несправедливости, Ремесло поощряет активные меры по его облегчению. Если страдание — естественная часть цикла рождения и увядания, оно снимается пониманием и принятием, добровольной и осознанной отдачей себя свету и тьме — каждому в свою очередь.

Полярность Мужского и Женского принципов не стоит воспринимать как жесткую модель для индивидуумов мужского и женского пола. В каждом из нас содержатся оба принципа; мы сразу и мужчины и женщины. Быть целостным — значит, пребывать в контакте с обеими силами: с творением и распадом, с ростом и ограничением. Энергия, порождаемая танцем сил, течет в каждом из нас. Ее можно регулировать в индивидуальном порядке в ритуалах и медитациях и настраивать на резонанс с другими людьми. Секс, к примеру, — это нечто неизмеримо большее, чем просто физический акт: это поляризованный поток энергии между двумя любящими.

Мужской принцип первоначально видится как почти андрогинный: Божественное Дитя, играющий на флейте Синий Бог любви. Этот образ связан с вашим личным Синим Богом, Глубинным Я, которое также по определению андрогинно. Нежный юноша, возлюбленный сын, Он бессмертен и никогда не приносится в жертву.

Зеленый аспект Бога растительности — дух зерна, колос, что пожинается и затем вырастает вновь; семя умирает в каждом урожае и вечно возрождается по весне.

Рогатый Бог, самая «мужская» в конвенциональном смысле слова из проекций Богини, — великий Охотник, но также и зверь, на которого Он охотится. Он — животное, которое приносят в жертву, дабы могла продолжаться человеческая жизнь, и он же — жрец, проливающий жертвенную кровь. Бога видят и в солнце, вечно преследующем луну по небосклону. Прирост и убывание солнечного света в круговороте времен года проявляются в цикле рождения и смерти, творения и растворения, отделения и возвращения к единству.

Богиня и Бог, Женское и Мужское, Луна и Солнце, Рождение и Смерть ходят по своим орбитам — вечные, но непрестанно меняющиеся. Полярность, сила, что скрепляет космос воедино, есть любовь, эрос, трансцендентный и индивидуальный. Творение не случилось все сразу единомоментно; оно продолжается вечно, каждое мгновение времени, претворенное в Колесе Года.

Поиск по сайту: