Глава 12. Когда я проснулась, опять кто-то спорил

Когда я проснулась, опять кто-то спорил. Только на этот раз криков не было. Разгоряченный шепот раздавался прямо над моей головой.

— Почему моя сестра спит, лежа на тебе? — спросила Лиззи.

— Потому что я ее парень, — ответил Мал. — Кто ты? Энн не говорила ничего о том, что у нее есть сестра.

— Не говорила?

— Нет. Так или иначе, у скольких людей есть гребаные ключи от этой квартиры? Стоит забыть закрыть засов, как тут становится проходной двор.

— Насколько мне известно, после исчезновения Скай, ключи есть только у меня и Лорен.

— Не произноси это имя. Она расстраивается, когда его упоминают. Ее глаза наполняются грустью, и это полностью выбивает меня из колеи.

— Какое имя, Скай что ли?

— Да, — прорычал он.

— Хорошо-хорошо. — Пауза. — А ты вроде как горяч, да?

Послышалось незаинтересованное ворчание.

— Я не подкатываю к тебе, идиот. Она моя сестра, и это мой подозрительный голос. Я тебя случайно не знаю? У тебя очень знакомое лицо.

Пальцы большой ладони, охватывающей мою ягодицу, сжались. Что она там делала, я понятия не имела. Но нравилось ли мне это? Да. Да, нравилось. Я спала, используя в качестве кровати Мала. Как раз из серии о небесных ощущениях. Я даже не могла вспомнить, как заснула. По-видимому, это случилось во время ужастика с морем крови, потому что мы до сих пор были на бархатном диване в гостиной. Моя сестра была здесь, значит, сейчас должно было быть утро воскресенья, наш день для выполнения обязанностей и звонка матери. Мы всегда выполняли эту неприятную задачу вместе.

Мне не хотелось двигаться. Пока не наступит хотя бы среда. Виною тому мягкое похмелье.

Но большей причиной служило то, что мне не хотелось вставать с Мала.

— Что, черт возьми, ты с ней сделал? У нее губы отекли и все в синяках.

— Правда? — тело подо мной зашевелилось, когда Мал, без сомнений, поднял голову, чтобы оценить ущерб. — Дерьмо. Эх, да. Она немного не в форме, не так ли? Но как бы я узнал, нравится ли ей покусывание или нет, если бы не попробовал?

— Ей не нравится, — сказала Лиззи. — Или, по крайней мере, я так думаю. Как по мне, так Энн никогда не была похожа на тот тип девушек, которым нравится покусывание. Она более... сдержанная.

— Сдержанная? — мягко засмеялся Мал. — Ага. Почему бы тебе не пойти посмотреть на ее кровать, а потом сказать мне насколько она сдержанная.

За вздохом последовали шаги.

— Вот черт. Она уничтожена.

— Моя Тыковка, когда заводится, ставится животным.

— Ты называешь ее Тыковкой? — голос моей сестры был наполнен страхом. — Она вообще на это отзывается?

— Ну, она делает вид, что ненавидит это прозвище. Но тайно, я знаю, она обожает его. Ее лицо становится таким нежным и все такое.

О, боже милостивый, хватит. Я практически вырастила эту девочку; ей не нужно слышать подобную фигню. Любой авторитет, который у меня был, обратится в пыль. Я приоткрыла один глаз.

— Замолкни, Мал.

— Слушаюсь и повинуюсь.

— Который час? — спросила я, из-за зевка чуть не сломав себе челюсть.

— Мал? Она назвала тебя Малом? — спросила Лиззи, подходя к нам ближе. Внешне мы с сестрой не очень были похожи. Ее волосы были красивого карамельного цвета, в отличие от моего морковного. Черты ее лица были более утонченными, хотя у нас обоих волевой подбородок, как у матери. — Не. Может. Быть.

Ха, это будет весело.

— Странное дело, но да, может, — произнесла я, мой голос прозвучал чуть-чуть самодовольно. — Мал, это моя младшая сестренка, Лиззи. Лиззи, это Малкольм Эриксон.

Моя сестра не была такой большой фанаткой «Стейдж Дайв», как я. Только, сомневаюсь, что это остановит ее от поведения фанатки.

Как я и подозревала, Лиззи завизжала, как ненормальная. Мы с Малом вздрогнули.

— О, боже мой, Энн обожает тебя. Да у нее вся стена в спальне была увешана твоими постерами.

— Нет! — Вот дерьмо, как я не додумалась, что этого стоило ожидать? Меня душил страх. Кто-нибудь, утащите мою сестру, сейчас же. Отнесите ее вниз и закройте в шкафу. Это, безусловно, было для ее же собственного блага, но в основном — для моего. Я попыталась броситься на нее, но сильные руки удержали меня в ловушке. — Лиззи. Замолчи. Пожалуйста, замолчи. Ему не нужно об этом знать.

— Лиззи, расскажи мне больше, — потребовал Мал. — Целая стена, говоришь? Очаровательно. Мне определенно нужно знать больше.

— Нет, не нужно.

— Цы-ц, Энн. Я слушаю.

Длинны моих рук не хватало, чтобы закрыть Лиззи рот. Мне нужно было дотянуться до ушей Мала. Я боролась с ним, но он слишком легко стряхнул мои руки, вот же хитрюга.

— Она частенько писала перманентным маркером на своем бедре твое имя, — доложила предательница в лице моей сестры.

Заявляю официально: Лиззи налажала. Существует большая вероятность того, что вскоре у нашей мамы останется только один ребенок, если она продолжит говорить. Учитывая необычное мамино замечание, что у нее полным-полно детей на работе, потеря не должна особо надолго подкосить ее.

— Это ложь! — выкрикнула я, покрываясь холодным потом.

— А она писала его на внутренней стороне бедра? Готов поспорить, что писала, шалунья, — Мал схватил меня за запястья, удерживая их напротив своей груди. В качестве эффективного средства, направленного на то, чтобы остановить меня от попыток избить его до крови. — Что насчет маленьких сердечек, с торчащими из них стрелами — их она тоже рисовала?

— Я не знаю, — моя любимая сестрица присела в кресло, скрестив ноги. — Но она постоянно подписывалась, как Энн Эриксон.

— Я так тронут, что ты возьмешь мою фамилию, Тыковка, — Мал попытался поцеловать мои кулаки. — Нет, черт, это так здорово с твоей стороны. Для меня это означает целый мир. Моя семья будет от тебя в восторге.

— Ла-ла-ла-ла, — пела я во весь голос, заглушая их обоих, как только могла.

— И она снова и снова пересматривала клипы со «Стейдж Дайв». Кроме того, в котором ты целуешь ту девушку, — Лиззи щелкала пальцами, а лицо было напряжено в попытке вспомнить. — ’Last Days of Love’ — вот, что за песня то была. Она наотрез отказывалась его смотреть, даже покидала комнату, если его начинали показывать.

Мал затрясся подо мной, надрываясь от смеха. У парня была истерика. Даже глаза его блестели от непролитых слез, ох и недоумок. Большая рука взяла меня за затылок и прижала лицо к его щеке.

— О-оу, Энн. Ты ревновала?

— Нет.

Да. Страшно, страшно ревновала. Тот поцелуй опустошил мою подростковую душу и заставил слушать печальные песни почти год.

— Моя бедняжка.

— Замолчи.

— Я не собирался ее целовать. У меня рот соскользнул, — сказал он, стараясь быть искренним, и потерпел неудачу. — Клянусь, я пытался сберечь себя чистым для тебя. Скажи, что веришь мне, пожалуйста.

Я обозвала его чем-то противным.

Он засмеялся еще сильнее, от чего затрясся весь диван.

Исходя из того, что он не собирался в ближайшее время отпускать меня, я, как по заказу, спрятала свое горячее лицо у него на шее. Я ненавидела всех в этой комнате. Сильно ненавидела. Было заманчиво укусить его, но он, скорее всего, получит от этого наслаждение. Он определенно провел время с пользой, кусая мои губы и подбородок после того, как прошлой ночью на вечеринке в очередной раз загнал меня в угол. Его крестовый поход с поцелуями чуть не добил меня, но это не сравнить с тем уроном, который нанесла моя сестра, собственная плоть и кровь.

Теперь Малу было обо всем известно. Я обречена.

— Лиззи, будь хорошей девочкой и принеси мне ручку, — сказал Мал. — Мне нужно написать имя твоей сестры на своих гениталиях, сейчас же.

Ей богу, я пыталась не засмеяться. Я так сильно пыталась.

— Как насчет того, что вместо этого я сделаю кофе? — Лиззи вскочила на ноги. — Знаешь, каждое воскресенье у нее к этому времени уже обычно был приготовлен для меня завтрак. Ты оказываешь на нее плохое влияние, Мал.

— Дайте мне одеться, чтобы я вытащил вас прогуляться, — он погладил меня по спине. — Не могу позволить, чтобы моя будущая свояченица уже держала на меня зло.

— Тебя разве не узнают? — крикнула Лиззи с кухни.

— Здесь при виде меня люди обычно ведут себя довольно спокойно. Но я надену кепку и солнцезащитные очки. И я могу вызвать кое-кого из охраны, если потребуется.

— Почему бы мне что-нибудь для нас не приготовить? Сейчас как раз должен быть мой черед, — сказала Лиззи. Звон кастрюль и сковородок, и шум воды сопроводили ее заявление. Может, в конце концов, моя сестра была не так уж и плоха.

— Спасибо, — ответила я.

— Та-а-а-ак, — Мал чмокнул меня в макушку. — Я тебе не просто немного нравлюсь. Ты моя самая большая фанатка. Ты любишь меня.

— Я не люблю тебя.

— Совершенно точно любишь, — он сжал меня. — Для тебя я — все. Без меня ты бы не видела смысла жизни.

Слава богу, что на этот раз, когда я слезала с него, он не стал меня удерживать. Я поправила свою старую футболку и зачесала волосы назад, беря себя в руки.

— Это была простая подростковая влюбленность. Не бери этого в свою и так раздутую эгоизмом голову.

— Сильная влюбленность или слабая?

Я застонала.

Мал просто лежал на месте, держа сцепленные пальцы на обнаженной груди. Он молча наблюдал за мной. Его глаза видели слишком много. Спустя некоторое время он сел, его ноги коснулись пола. Он зевнул, а затем потянулся, разминая шею.

— Знаешь, за многие годы это первый приличный сон, который у меня был.

— Со мной, лежавшей поверх тебя? Вряд ли это было удобно.

Тени под глазами посветлели, и выглядел он более отдохнувшим, лежа на диване и вытянув свои длинные ноги. И все-таки, он потирал сзади свою шею.

— Нет, не особо. Попробуй разберись. Наверное, с этого самого момента нам стоит спать на диване каждую ночь.

— У меня кровать сломана.

Он откинул назад волосы и улыбнулся мне.

— У тебя были проблемы со сном? — спросила я.

— Полагаю, немного.

— Тебя что-то беспокоит?

— Не знаю. Пустяки.

Он избегал моего взгляда.

— Не пустяки. — Это была первая настоящая вещь, которой он делился со мной. Или первая расплывчатая вещь. В любом случае, мне нужно было ее принять. — Что с тобой происходит? Что случилось? Иногда я смотрю на тебя, и ты кажешься таким...

— Каким? Каким я кажусь?

— Печальным.

Его лицо стало каменным, руки лежали на бедрах. От его тела исходило напряжение, как от силового поля.

— Ничего не происходит. Я говорил тебе, что это дерьмо не обсуждается.

— Извини. Я просто подумала, что, может, ты хотел бы об этом поговорить.

— «Не обсуждается» вроде как означает, что я не хочу об этом говорить. Ясно? — его голос был резок, и он использовал его, как оружие. Следовательно, он ранил.

— Хорошо, — тихо произнесла я.

От злости он сжал губы в линию.

— Знаешь, Энн, ты самый последний гребаный человек, который должен давить на меня в чем бы то ни было. У нас была сделка, взаимопонимание.

О, нет, он не мог так сказать. У меня вздернулся подбородок.

— И ты так здорово к нему прицепился.

— А это, мать твою, что еще должно значить?

— Я пошла на вечеринку. Я сыграла свою часть.

— Да? И?

— И ты провел всю ночь, пытаясь доказать, что ты самый лучший любовник в мире. Рядом никого не было, чтобы увидеть некоторые из тех поцелуев, Мал. Все они были направлены на то, чтобы доказать, какое ты дерьмо из-за того, что решил так поступить.

— Они были больше, чем это.

На его челюсти дернулась мышца. Что было вроде как впечатляюще и немного страшновато. Но пошел он.

— Неужели?

— Конечно, черт подери, были.

Я уставилась на него, немного опешив.

— Ладно. Я не понимала. Но не отрывай мне голову за пересечение нескольких границ, ведь я волнуюсь за тебя. И мне не нравится видеть, как ты грустишь.

— Бл***, — ругнулся он, и выражение его лица стало спокойнее. Он сцепил руки за головой, бормоча еще несколько ругательств. Затем он протяжно выдохнул, ни разу не отводя от меня взгляда. Его настроение переменилось, злость улетучилась. Очень нежно он очертил пальцем мою набухшую нижнюю губу. — Выглядит не очень.

— С ней все нормально, — мой голос дрогнул.

— Я перестарался. Прости.

Я поникла, вся злость испарилась. Его глаза опять были печальными, и на этот раз тому причиной послужила я. На это у меня не было никакого оправдания.

— Если бы самой худшей вещью, что случалась со мной, было то, что ты посчитал забавным поцеловать меня и соврать людям о том, что я от тебя беременна, то моя жизнь, наверное, была бы сладкой.

Его улыбка не отражала эмоций на лице, она появилась и исчезла в мгновение ока.

— Мал, если тебе когда-нибудь захочется поговорить, то я рядом, — наверное, мне стоило замолчать, но я не смогла. — Все нормально.

Он отвернулся.

— Если честно, то я сама не особо хороша в том, чтобы делиться чувствами.

Мои ладони сжались в кулак, сжались и разжались, как бы демонстрируя суть сказанного. Пусть и было дико неловко, но я терпеть не могла чувствовать себя беспомощной. Почему он просто не мог излить душу, чтобы я попыталась исправить то, что там было неправильным?

— Мы можем перестать говорить об этом сейчас? — спросил он у стены.

— Конечно.

— Спасибо.

Он дернул меня за прядку волос. Затем его рука скользнула за мою шею, и он притянул меня к себе. Черт, пах он хорошо. У меня закружилась голова. Возможно, на это еще повлияло некоторое облегчение от того, что спор закончен, но тяжело сказать наверняка. Со щекой, прижатой к груди Мала, мозг не работал. Я обвила руками его талию и крепко обняла его, просто на случай, если он передумает и попытается оторвать от себя.

— Это была наша первая ссора, — пробормотал он.

— Да. Я победила.

— Нет, не победила.

— Еще как победила.

— Пф-ф. Ладно, — его руки сжали меня крепче. — Эту победу оставлю за тобой. Но только потому, что ты ведешь себя насчет этого так по-детски.

— Спасибо.

Он тяжело выдохнул.

— Я больше не хочу ссориться.

— Нет ссорам, — всей душой согласилась я с ним.

— Заходить уже безопасно? — спросила Лиззи, выглядывая из-за кухонной двери. Она еще раз бросила на Мала оценивающий взгляд, а потом поняла, что делает и отвернулась. Я ее не винила, но мне это не понравилось. Блин, теперь я ревновала к собственной сестре. Как глупо, особенно учитывая, что парень оставил после себя целую армию девушек. Если я планировала проводить время в компании рок-звезды, то мне нужно к этому привыкнуть.

— Сейчас нам с твоей сестрой нужно будет заняться примирительным сексом. Это очень важно для того, чтобы наши отношения были долгосрочными, — Мал начал принудительно подталкивать нас в сторону спальни для гостей. — Но желаем тебе хорошо позавтракать и отлично провести день. Просто оставь посуду; я помою ее позже. Было очень приятно с тобой познакомиться, Лиззи.

— Мал, ты меня душишь, — или это то, что я пыталась сказать. Из-за того, что я щекой была прижата к его твердой груди, слова получились искаженными. Скорее они походили на совершенно невразумительные слова.

— Что-что? — он ослабил хватку своих осьминожьих щупалец, чтобы позволить мне сделать хороший глубокий вдох. Фух, кислород, мой старый добрый друг.

— Почему бы тебе не одеть что-нибудь? Я собираюсь помочь Лиззи с приготовлением завтрака, — сказала я.

Лиззи смотрела на нас с выпученными глазами. Правда, не беспричинно. Очевидно, мы попали в альтернативную вселенную, где Мал Эриксон заигрывал со мной, как безумный. Какая галлюциногенная, поразительно потрясающая вселенная. Мне нужно будет воспользоваться этим по максимуму, прежде чем он отправится в тур. Впитать столько воспоминаний, сколько смогу.

— Ты самая худшая девушка, которая у меня только была, — надулся он. Это не должно было выглядеть очаровательно. Но, конечно же, так и было.

— Правда?

— Да. Самая худшая из всех.

— Я единственная девушка, которая у тебя была.

Мнимая девушка или нет, но это была правда.

— Да, единственная.

Он удерживал мое лицо руками и покрывал его поцелуями. Каждую его частичку, кроме бедных, измученных губ. Не знаю, чем именно заслужила подобное излияние любви, но была этому глубоко благодарна. Сердце екнуло; эту войну оно проиграло. К счастью, мои трусики сделаны из сурового материала. Хотя, исходя из прошлой ночи, я очень сильно в этом сомневалась.

— У нас все хорошо? — спросил он, губами щекоча мою щеку.

— Все отлично.

— Хорошо.

— Одежда, Мал.

Он засмеялся и направился в комнату для гостей, и, закрывая за собой дверь, сделал какое-то наигранное танцевальное движение из репертуара Фреда Астера[12]. Парень показывал высший класс в своих облегающих боксерах.

— Никогда не видела, чтобы ты так улыбалась, — Лиззи прислонилась плечом к кухонной двери, наблюдая. — Ты выглядишь так, будто под кайфом.

— Ха. Да, он вызывает такой эффект.

Ее лицо выражало обеспокоенность. Мне редко нравилось что-либо из сказанного ею, когда ее рот принимал такие очертания. Поскольку я приходилась ей старшей сестрой, то нечасто видела это выражение лица. Но когда видела, оно не сулило ничего хорошего.

— Я, эм, я не хотела услышать, о чем вы, ребята, говорили. Но у тебя очень маленькая квартира.

— Мне нужно, чтобы ты не расспрашивала меня об этом, пожалуйста.

— Только один вопрос.

Мне не оставалось ничего, кроме как согласиться.

— Чтобы там между вами не происходило, та сделка, что вы заключили — обернется ли это все тем, что тебе будет больно, Энн?

Я уныло склонила голову, пошаркала ступней по полу. Мы с сестрой не врали друг другу. Это было правилом, которого мы придерживались в обязательном порядке. Не важно, какую чушь несла наша мать, но мы с Лиззи всегда были честны друг с другом.

— Я не знаю.

— Думаешь, оно будет того стоить?

— Это уже два вопроса, — произнесла я, слегка улыбнувшись.

— Называй это ранним подарком на Рождество.

— Он замечательный, Лиззи. Такой замечательный. Никогда прежде я не встречала никого, похожего на него.

Она медленно кивнула, отряхнула руки и затем крепко их сжала. Еще несколько нервных черт, которые мы унаследовали от нашей ненормальной матери.

— Он будто снова включил тебя. То, что мы выбрались из дома, помогло, но... он снова нашел тебя.

— Нашел меня? Я все время была прямо здесь, Лиззи.

— Нет, тебя уже давным-давно не было.

Я уставилась в пол, не находя слов.

— Так, я думала, ты пригласишь Риса присоединиться к нам этим утром.

Мой рот открылся от удивления. Как раз из серии о том, что происходит впервые.

— Дерьмо. Я сказала, что позвоню ему. Совершенно вылетело из головы.

— Бедный Рис. Ты знаешь, думаю, для него это будет полезно, — Лиззи усмехнулась, потом замерла и принюхалась. — Бекон горит!

Мы подоспели на кухню как раз вовремя, чтобы увидеть дым, поднимающийся со сковороды и почерневшие кусочки бекона. Какая трата продуктов. Я выключила конфорку, выбросила остатки завтрака в раковину. Обычно холодильник был забит продуктами для нашего воскресного бранча, но на этой неделе я была слишком занята.

— Не переживай, вместо этого мы перекусим тостами.

— Извини.

— Вы же обе пойдете на репетицию, да? Парни не будут против, — на кухню вошел Мал, занятый застегиванием молнии на сером худи. Парень был с джинсами одним целым, и они на нем так хорошо смотрелись. А я все еще была в своей элегантной одежде для сна, неумытая, и с, должно быть, жирными волосами. Он посмотрел на сгоревший бардак в раковине. — Дайте угадаю, все-таки я поведу вас куда-нибудь позавтракать?

— Нет, мы съедим тосты. После той вечерники у вас сегодня будет репетиция? — спросила я. Веселое времяпровождение продолжалось до раннего утра. — Вот это самоотверженность.

— До начала тура осталось всего четыре дня. Время идет, — Мал сделал паузу. — И мы идем на улицу. Не ожидай, что я проживу на хлебе и воде. Своего мужчину ты должна кормить чем-то большим, нежели этим, женщина.

Я изо всех сил постаралась не разомлеть на словах «своего мужчину» и тем самым отбросить феминистические движения на пятьдесят лет назад. Близость с Малом была опасна.

— Звучит здорово. Позволь мне принять быстрый душ.

— Хорошая идея. Я потру тебе спинку, — сказал он, следуя за мной в гостиную.

— Почему бы тебе не составить компанию Лиззи?

— Почему бы мне не составить компанию тебе? — он понизил голос. — Я могу очистить то особое место для тебя с помощью языка. Обещаю, что проделаю хорошую работу.

— Вау. Очень мило с твоей стороны. — О, блин. В качестве поддержки я схватилась за ручку двери в ванную. — Вот тебе два слова, Мал. Роковое. Влечение.

Его улыбка было огромной, когда он отмахивался от того, что меня беспокоило.

— Прием, у меня даже нет кролика[13]. И давай посмотрим фактам в лицо: ты не до такой степени сильна, Тыковка. Я могу с легкостью обезоружить тебя, если понадобится. Нам было так хорошо. Давай же, будет весело.

— Аргх! Прекрати, — крикнула я на него шепотом. — Я не могу понять, серьезен ты или нет. У меня от тебя голова болит.

Он наклонился ближе.

— Посмотри на меня; я совершенно серьезен. Сегодня, Энн, ты не пьяна, ты понимаешь, что делаешь, и я настроен на секс. Давай пересмотрим условия. Это соглашение больше мне не подходит. Я хочу поговорить со своим адвокатом!

— О, так ты настроен на секс?

— Ну, да. Я не привык обходиться без него больше одного-двух дней. От этого я становлюсь дерганным, — в качестве наглядного примера он, стоя на месте, станцевал движение из джиги. — Мне это не нравится. Давай же, Энн. Помоги другу. Это будет хорошо.

— Несомненно, это самая романтическая вещь, которую я когда-либо слышала. Я почти могу почувствовать, как сейчас мои ноги прямо-таки раздвигаются перед тобой.

— А что ты хотела услышать, какую-то хрень о любви?

— Нет.

Но, возможно, что-то ужасное нашептывало об обратном глубоко внутри. Этому «чему-то» следовало замолчать.

— Ты хочешь песню? Не вопрос. Позже я попрошу Дэйви написать тебе ее, — он загородил дверной проем, упершись в него руками. — Я знаю, что тебе хотелось сделать это прошлой ночью. Но я хотел, чтобы ты была трезвой. Теперь ты трезвая. Я тебя хочу. Ты хочешь меня. Давай трахнемся.

Мое сердце пустилось вскачь, но я заставила себя успокоиться.

— Ты прав, я действительно хотела этого прошлой ночью. Я до сих пор хочу. Но, Мал, сейчас неподходящее время. Здесь моя сестра.

— Я быстренько, — его брови сошлись на переносице. — Погоди, я не то имел в виду. Будет быстро, но здорово. Энн, может тебе и не понравилось, как я целуюсь, но, говорю тебе, мои навыки орального секса выше всяких похвал. Я знаю все о грязных вещичках, которые можно там проделать. Позволь показать тебе, милая, ну пожалуйста?

— Мал... — я даже не могла придумать, что сказать, когда он смотрел на меня умоляющими глазами. Из-за него мои эмоции перескакивали с одной на другую так же быстро, как у него менялось настроение. Злость, возбуждение и потрясение — все они смешались во мне. — Лиззи находится на кухне. Она может услышать каждое наше слово.

— Мы закроем дверь в ванную и включим душ. За шумом текущей воды она ничего не услышит.

— Боже, ты смущаешь меня. Мне кажется, что моя голова не переставала кружиться с того самого момента, как ты вошел через дверь.

— Можешь еще смущаться позже. А сейчас, пожалуйста, кончи у меня на языке?

После чего как раз пришло время, чтобы начать тяжело дышать. Возбуждение в этой гонке определенно лидировало. К счастью, моя мешковатая футболка скрывала худшую часть свидетельства — затвердевшие соски. Я оттолкнула его рукой, пока у меня еще были силы.

— Мы поговорим об этом, когда будем одни. Иди, укрепляй отношения со своей предполагаемой будущей свояченицей. Пожалуйста.

— Ладно, — он упал духом. — Но ты много чего упускаешь.

— Не сомневаюсь.

— Может, позже я буду не в настроении, Энн. Ты можешь упустить шанс, и все — жизнь разрушена.

— Буду считать это должным предупреждением.

— Последний шанс, — он высунул свой большой розовый язык, как собака. Хотя, наверное, это должно было выглядеть похожим на собачий жест. Но, по всей вероятности, клыки предполагали собой более осмотрительное поведение. — Идишь? Он павда длинный.

— Ты не мог бы, пожалуйста, убрать его? — засмеялась я.

Вместо этого он схватил меня за затылок и провел своим теплым, влажным языком по щеке. Я замерла от натиска.

— Ты просто не мог этого сделать.

— Это признак любви. Думаешь, я слюнявлю кого попало?

— Ты... У меня нет слов.

— Есть женщины, которые готовы умереть за то, чтобы я лизнул их лицо. А ты даже не удосужилась оценить, как тебе посчастливилось стать обладательницей моей слюны. Теперь лизни меня в ответ, — он требовательно указал на свою челюсть. — Сделай это, Энн. Сделай это, женщина, пока я не обиделся.

Я хихикнула, и на это отозвалось все тело. Что становилось опасным.

— Мне нужно в туалет. Уходи. Прекрати меня смешить.

— Мне нравится тебя смешить.

— Да, ну что ж, если я обмочусь в трусы, то это будет куда менее прикольнее. Продолжай.

— Потерпи, — он схватил меня за запястье, его голос стал спокойным. То, как он вмиг мог переключаться с клоунского поведения на спокойное, нельзя было описать иначе, кроме как потрясающим. — Во-первых, эта информация была излишня. Во-вторых, вы с Лиззи пойдете со мной на репетицию?

— Уверен, что с этим не будет проблем?

— Да.

— Тогда мы с удовольствием, — кивнула я. Должно быть, это был самый безумно идеальный момент из всех. Вместе с моим полным мочевым пузырем и столь же наполненным эмоциями сердцем. — Только сперва нам нужно будет сделать телефонный звонок, а потом можем идти.

— Хорошо. В-третьих, признай, что соврала насчет того, что прошлой ночью тебе не понравились мои поцелуи, — его взгляд быстро поймал меня в ловушку.

Больше не было смысла отрицать; он мне нравился, и я до боли его хотела. Это началось в ту минуту, как он оказался в моем полном распоряжении. Его пальцы все еще обвивали мое запястье, когда как я прислонила ладонь к его челюсти. Ощущение его щетины, царапающей мою ладонь, и тепла, исходящего от его кожи, было божественным. Но этого было недостаточно. Мне нужно было дать что-нибудь взамен. Какой-нибудь маленький кусочек безумного, странного, похотливого веселья, которое он дал мне. Он оставался идеально спокойным, когда я потянулась и оставила осторожный поцелуй на его щеке.

— Ты прав, я соврала.

Напряженные морщинки у его рта разгладились.

— Соврала.

— Да. Прости. Просто ты вроде как ошеломил меня и... в любом случае, ты лучший.

Он вытянул кулак вверх.

— Я так и знал! Я лучший.

— Ты такой.

Простая констатация факта, но от этого у него загорелись глаза.

— Спасибо, Тыковка.

Его улыбка... у меня не было слов.

Поиск по сайту: