Глава 17. — До каких же пор мы будем готовить эти мази и лекарства?

— До каких же пор мы будем готовить эти мази и лекарства? Пора нам и людей лечить! — однажды сказал Амон-Pa Иораму. — Смотри, сколько лекарств мы приготовили за полгода, давай возьмем все и спустимся в Город...

Иорам очень обрадовался этим словам. Но он был рад не тому, что представился случай блеснуть своими знаниями, чтобы все в Городе заговорили о нем; и не потому, что он сможет предстать перед родителями и гордо им сказать: вот видите, каким ученым я к вам вернулся. За свою помощь людям он не ждал ни славы, ни денег, ни другого какого-либо обогащения, ни даже похвалы. Когда-то, еще в начале учения, Амон-Ра объяснил ему, что они не имеют право продавать свои знания, ибо сами их ни у кою не покупали. Эти слова навсегда остались в сознании Иорама.

Иорам был счастлив от того, что сможет лечить людей, возвращать им здоровье и радость жизни, исцелять их души и тела, помогать и защищать в трудные минуты.

На следующий день, рано утром, друзья уложили в сумки свои баночки с мазями и лекарствами, спустились с горы и отправились в путь. Не было еще и полудня, когда они вошли в окрестности Города. Ребята первого квартала, которые все так же по-прежнему играли на улице, сразу узнали Амон-Pa, и очень удивились, когда рядом с ним увидели Иорама.

— Иорам, твои родители уже примирились, что тебя нет в живых! — закричали мальчишки, подбегая к Иораму.

— Ходили слухи, что тебя могли растерзать волки!

Некоторые, самые сообразительные и юркие из них, уже со всех ног неслись к родителям Иорама с радостными криками: "Иорам жив! Иорам не умер! Он вернулся!" Но быстрей всех, намного опередив остальных, несся Большой Мальчик. Он бежал, что было мочи, чтобы первым успеть донести до родителей Иорама страшную весть: "Ваш Иорам сдружился с сатаной, ваш сын — сатана!"

А в это время Амон-Pa и Иорам в сопровождении детей шли по улицам Города. Они дошли до главной площади и остановились в тени большого дерева.

— Сообщите людям, что мы можем помочь больным! — сказал Иорам ребятам, и они, крича: "Пришли целители! Приходите все на площадь, они вылечат вас!", — разбежались по всему Городу.

Амон-Pa и Иорам достали из сумок баночки с лекарствами и осторожно уложили их на большой камень.

Тем временем к площади стали подтягиваться люди, и вскоре вокруг мальчиков собралась большая, гудящая словно улей, разношерстная толпа. Здесь были старики и молодые, больные и здоровые, любители необычных зрелищ и просто зеваки. Так же сюда пришли и мамы с больными, плачущими на их руках детьми.

Несколько пожилых, уважаемых всеми, людей, увидев вместо целителей маленьких мальчиков, возмутились и даже рассердились на них: "Как вам не стыдно обманывать и разыгрывать нас!" И с этими словами пошли домой, предупреждая всех встречающихся на своем пути людей:

— Не верьте этим шарлатанам, они хотят одурачить вас!

Тем временем на площадь стекалось все больше и больше ждущего чудес народа. Один сгорбленный безжалостным временем и стоящий на костылях старик долго смотрел на Иорама и Амон-Pa, а затем, с очень большим недоверием, обратился к ним:

— Сыны мои, какие же вы целители?! Вы просто обыкновенные мальчики!

— А ты проверь нас, дедушка! — ответил Иорам с почтением в голосе.

— Вот у меня, сынки, все суставы болят. Уж столько лет мучаюсь, еле до площади дотащился! Я, пока плелся сюда, все надеялся, мечтал, что в Городе настоящие целители появились, которые смогут помочь мне, а вместо них увидел двух маленьких мальчишек! Чего от вас можно ожидать?

— Дедушка, проверь нас, — спокойно повторил Иорам.

Старик махнул рукой.

— Ну, хорошо, будь что будет! — смягчился он и с кряхтеньем и оханьем сел на указанный Амон-Pa камень.

Амон-Pa и Иорам принялись внимательно осматривать ворчащего что-то себе под нос старика.

— Только не жмите так сильно на колени, больно мне! — запричитал дед.

Мальчики о чем-то тихо говорили между собой. Потом Иорам взял одну из баночек, стоящих на большом валуне и протянул калеке.

— Возьми вот это, помажь больные места, и боль скоро утихнет, а затем и совсем покинет тебя.

Старик с недоверием и подозрением взял у Иорама баночку, но все же принялся втирать мазь в ноги, а Амон-Pa и Иорам обратились к женщине с ребенком.

— Что с малышом? — спросил Иорам.

Женщина держала на руках трехлетнюю девочку, у которой сильно вздулся животик. Малышка была в жару, она даже не плакала, так как на это у нее уже не было сил.

— Пятый день не спадает температура, запор... — сквозь слезы объясняла мама.

Иорам осмотрел ребенка и что-то шепнул Амон-Ра. Потом он взял две баночки. Из одной налил в ложку лекарство, открыл девочке рот и влил его. Из второй же достал пальцем мазь и помазал животик, лоб и спинку девочки.

Зеваки с насмешливой улыбкой наблюдали, как маленькие целители лечили старика и ребенка, и время от времени отпускали в их адрес ядовитые реплики. Но вдруг, ко всеобщему удивлению, во всеуслышание, почти на всю площадь, старик закричал громким голосом:

— Господи, у меня прошли боли! Люди добрые, я исцелился! Не верите?

И с этими словами он бросил костыли на землю, медленно привстал с камня и сделал несколько осторожных шагов.

— Люди! — снова закричал удивленный происшедшим и взволнованный до слез старик, — Видите, я хожу без костылей! Двадцать лет я был на костылях, а теперь без них! Господи, да что же это за чудо?

Амон-Pa и Иорам так были заняты маленькой страдающей девочкой, что не могли уделить старику большого внимания. А тот ходил за Иорамом, пытался прижать его к себе и поцеловать.

— Мальчик... Сынок, родной мой! — бормотал он. — Спасибо тебе, сынок! Бог воздаст!

А юные целители, не обращая никакого внимания на окружающих их людей, уже осматривали женщину, которая жаловалась на страшные головные боли и сердечные приступы. Тем временем выяснилось, что у маленькой девочки спала температура, и она пришла в полное сознание. Мама отнесла девочку в сторонку, и малышку вырвало. Вскоре у ребенка прошли боли в животе, и девочка повеселела и оживилась. Счастливая мама пыталась дотронуться до маленьких целителей и приласкать их.

— Спасибо! Вы спасли мою девочку! Дайте мне обнять вас! — плача и смеясь одновременно, говорила она.

Мгновенно выстроилась очередь больных. Амон-Ра и Иорам трудились самозабвенно, не покладая рук. Зеваки, толпившиеся вокруг маленьких лекарей, уже не улыбались издевательски, а выражали свое удивление и одобрение восхищенными восклицаниями.

Амон-Pa не сразу заметил Мару, которая стояла в толпе людей и внимательно следила за сыном. Сердце ее переполнялось радостью и гордостью за Амон-Ра, когда очередной пациент громко сообщал всем:

— Люди добрые, мне стало хорошо! Я здоров! Она с нетерпением и даже с каким-то отчаянием ждала, когда закончится лечение людей, и толпа больных рассосется. Ей так хотелось обнять сына, расцеловать его, прижать к своему сердцу! Ведь вот уже полгода как она не видела его! Мара заметила, что ее сын очень изменился, вырос, а в его глазах засветилась мудрость.

Вдруг произошло что-то неожиданное: какой-то человек, держа в руках огромную палку и размахивая ею, разогнал плотную толпу и встал перед Иорамом.

— Отец! — радостно воскликнул Иорам, но так как он в этот момент осматривал очередного больного, то не мог сразу подбежать и обнять отца. Хотя, если бы даже у мальчика и была такая возможность, он вряд ли осмелился бы подойти к нему, с таким ожесточением и ненавистью смотрел этот озверевший человек на сына. — Так, значит, ты жив? — страшным голосом заревел он на Иорама. — Ты жив и даже лечишь людей, да? Значит, ты сдружился с этим сатаной?

— Отец! — со страхом и мольбой воскликнул Иорам. — Успокойся, отец! Да, я жив, а он вовсе не сатана, он ученый!

— Значит, он и тебя сделал ученым, да? Переманил тебя? И ты тоже сатаной стал, да? — рычал отец, не обращая никакого внимания на слова сына.

Люди с недоумением смотрели на происходящее, переводя непонимающий взгляд то на отца, то на сына.

— Отец, отец!.. — Иорам старался успокоить отца, но разбушевавшийся человек не слышал ничего.

— Я покажу тебе, какой ты ученый! — ревел тот и вдруг со всей силой замахнулся на сына палкой...

Однако он промахнулся, и палка, пролетев мимо Иорама, опустилась на голову стоящей рядом с ним больной женщине. Женщина вскрикнула и, сраженная сильнейшим ударом, упала на землю.

— Оте-е-е-ец! — кричал в ужасе Иорам. — Что ты делаешь! Опомнись!

— Он убил женщину! Он женщину убил! Остановите этого бешеного! — встревожилась, закричала толпа.

Отец Иорама еще раз замахнулся палкой на сына и опять промахнулся. На этот раз удар пришелся по ноге стоящего в толпе маленького мальчика, который не успел вовремя отскочить в сторону. Малыш душераздирающе вскрикнул и тоже упал на землю.

Народ волновался, так до конца и не понимая, что же здесь происходит. Кто-то бросил камень в озверевшего человека, но тот ничего не видел вокруг себя и не чувствовал. Он готовился к новому нападению на сына.

— Остановите же этого сумасшедшего... Скрутите же его скорей! Смелее, смелее! — поощряли стоящие сзади люди тех, кто стоял в передних рядах, но те боялись подступиться к "бешеному" с огромной палкой.

Иорам не прятался от отца и не защищал себя. Он только умолял его:

— Оте-е-ец, успокойся! Успокойся же, оте-е-ец! — твердил он сквозь душащие его и текущие от бессилия горькие слезы.

Отец же в это время заметил расставленные на камне баночки и горшочки с лекарствами и одним взмахом палки разнес их на кусочки.

— Что ты натворил! — возмутился Иорам и бросился туда, где еще несколько секунд назад находились целительные мази, настойки и порошки, в надежде что-нибудь спасти и уберечь. — Зачем, зачем ты разбил их? Как же нам теперь помочь этим людям? — рыдал Иорам, собирая осколки дрожащими от горя руками.

Отец поднял палку и снова двинулся на сына, опустившегося на колени перед разбитыми баночками.

— Остановите его, остановите! Он убьет его! — кричали в ужасе люди.

А Иорам поднял голову и смело посмотрел отцу в глаза. В этот момент тот был похож на разъяренного зверя, ничего не видящего перед собой, кроме крови. Но Иорам даже не попытался уклониться от жестокой палки. Он смотрел с вызовом на палку, на отца и кричал в исступлении:

— Зачем ты разбил баночки? Что тебе нужно?

И в это время мальчик почувствовал страшный удар, который пришелся по лбу. Ему показалось, будто это страшный ураган с ужасающим громом и молниями, со всей своей необузданной силой обрушился на него, подхватил, закружил и бросил на землю. Иорам рухнул на спину, а из разбитой головы хлынула алая кровь.

— Убил сына! Сумасшедший! Бешеный! Мальчика убил! — забушевала толпа. — Остановите же его, свяжите его!

Наконец, несколько молодых парней подкрались к отцу Иорама сзади и приготовились к нападению. Он же в это время обернулся к Амон-Pa, который старался уберечь Иорама, прикрыть его собой, и заревел:

— Я и тебя, гадину, не оставлю в живых! — и со всей какой-то нечеловеческой силою замахнулся палкой.

Амон-Pa, как и Иорам, даже и не попытался отвести от себя этот мощнейший удар, и если бы палка действительно обрушилась на мальчика, то она расколола бы его голову на две части...

Дальше все произошло в мгновенье ока. В этой суматохе никто и не заметил, как, когда, в какое мгновение оказалась перед сыном Мара и, обняв его, закрыла своим телом. В этот момент она была похожа на большую, прекрасную и смелую птицу, готовую на все ради жизни своих птенцов... Страшный удар, предназначенный Амон-Ра, пришелся прямо в висок женщины... Мара застонала, ноги ее подкосились, и она тихо, все так же пытаясь удержать в своих объятиях сына, соскользнула вниз к его ногам.

Амон-Pa взглянул на спасшую его женщину, и чуть было не лишился сознания.

— Мама, мама! — бросился он с криком отчаяния на грудь матери. — Мама, моя добрая, любимая, ласковая мамочка!

Кто-то, не дожидаясь, пока отец Иорама соберется с силами и нанесет новый удар, успел подставить ему подножку, и тот, выронив палку, упал. И в этот момент несколько крепких парней схватили его за руки и за ноги, подняли в воздух и оттащили в сторону, где его связали, а затем бросили посреди площади рядом с камнем, на котором недавно стояли горшочки с лекарствами. При падении он сильно ударился спиной об этот камень и, заревев от страшной боли, захотел вскочить на ноги, чтобы отомстить своим обидчикам, но не смог, так как боль насквозь пронзила все его тело, а тугие веревки крепко держали руки и ноги.

Люди со всех сторон уже спешили к Иораму, чтобы привести его в чувство; кто-то бросился на помощь женщине, у которой была сильно разбита голова; а кто-то успокаивал плачущего мальчика со сломанной ногой. Вокруг Мары тоже собрался народ. Только взбешенный человек валялся на земле без внимания, помощи и сочувствия. У него был сломан позвоночник, и поэтому он стонал и рыдал от страшных болей, сковавших тело. Но ни у кого он не вызывал жалости, а лишь презрение.

Кровь, струйкой шедшая из разбитой головы Мары, застилала ей глаза, и Амон-Pa очень бережно старался очистить от крови лицо матери рукой, но сделать это было невозможно, так как кровь текла слишком сильно. Мара чуть-чуть приоткрыла глаза и сквозь алую, липкую пелену узнала сына. Она улыбнулась ему, и Амон-Pa почувствовал великий, согревающий поток любви матери, шедший из ее сердца.

— Мама, моя любимая, моя добрая мама!.. — снова разразился рыданиями мальчик.

Мара ласково улыбнулась и тихо промолвила:

— Не плачь, сынок... Тебе ведь уже восемь лет... Как ты повзрослел... Знаешь, я недавно видела тебя во сне, ты чудесно рассказывал мне обо всем, чему научил тебя Андрей... И ты прекрасно лечишь людей... Это очень хорошо, мой сынок!..

Мара говорила отрывисто, часто замолкая, чтобы немного передохнуть.

Амон-Pa заметил, как прекрасное синее сияние, струящееся откуда-то изнутри, осветило удивительно спокойное и ласковое лицо Мары.

Она собралась с силами и произнесла:

— Дай мне поцеловать твой лоб, сынок... Амон-Pa нагнулся и лбом коснулся горячих губ матери. Ее нежный поцелуй влил в его сердце весь свет и теплоту Вселенной. И тут ее голова упала на бок, на устах заиграла тихая улыбка, а глаза закрылись.

— Погибла женщина! — произнес кто-то стоявший рядом.

— Испустила дух, бедная! — печально проговорила старая женщина.

— Умерла! — сказал один пожилой мужчина, будто кому-то поясняя значение слов "испустила дух".

А дед, которого совсем недавно исцелил Иорам, применив всю философию жизни, произнес спокойно, с достоинством, во всеуслышание, вкладывая в свои слова какой-то таинственный смысл:

— Нет, она не погибла! Она не испустила дух! Она не умерла! Просто она перешла в Иной Мир и продолжает свой светлый путь, которому нет конца!..

Однако, что такое Иной Мир, никто из собравшихся не знал, а дед не сказал.

И никто не видел, как Мара переходила в Иной Мир, в Мир Небесный. Только одна душа Амон-Ра знала и видела все, что происходило с мамой.

В глазах Амон-Pa вдруг все потемнело, и он как будто оглох. Амон-Pa ничего не видел и ничего не слышал, что происходило вокруг. Но его внутреннее сознание было, как никогда, обострено, оно все видело и слышало, но окружал его совершенно другой мир... Амон-Pa увидел, как из тела Мары легко выскользнуло нежное синее сияние и встало над его головой. Он улыбнулся этому ласковому, чистому свечению, протянул к нему руки и мысленно произнес: "Лети, мамочка! Лети высоко! Стремись к Высшему! Там ждут тебя, мама!"

Так, без слышимых человеческому уху слов разговаривал Амон-Pa с душой Мары, которая никак не хотела расставаться с сыном и все кружила и кружила над ним.

"Не бойся, мама, смерти нет! Ну, не бойся!.. Это не ты, а только твое земное тело лежит здесь, на земле. Не жалей о нем, оно больше тебе не нужно, потому что у тебя есть другое — тонкое тело, и оно такое красивое и светящееся! Только в нем ты можешь достичь Мира Небесного! И там, в этом прекрасном Мире, у тебя есть совсем другое, удивительное имя. Здесь тебя все звали Марой, а в Мире Небесном знают твое бессмертное имя! Так учил меня Андрей. Он научил меня очень многому, мама, ведь я уже совсем взрослый! А еще мне Андрей говорил, что Мира Огненного достигают только светлые души, а ты, мама, светлая душа! Так устремись к Высшему, устремись к Богу! Лети, лети, мама! Смелей, да-да, вот так!.. Какая ты красивая, мама, как прекрасно ты летишь! Смотри, тебе навстречу спешит душа Амона! Лети, мамочка, лети!"

На лице мальчика, стоящего на коленях рядом с погибшей матерью и устремившего свой взгляд куда-то в небо, играла светлая, загадочная улыбка, и собравшиеся вокруг него люди никак не могли понять, что же с ним происходит. Некоторые даже начали шептать, что Амон-Pa от постигшего его горя сошел с ума, и поэтому отходили подальше. А он, ничего не замечая вокруг себя, все смотрел и смотрел вслед улетающей душе Мары, и лишь когда ее след растворился в небесной синеве, Амон-Pa очнулся. Он нежно взглянул на тело матери, ласково погладил рукой ее лицо и поправил волосы.

И вдруг в его голове промелькнула мысль: "А как же Иорам?" Он быстро вскочил на ноги и подбежал к тому месту, где толпились люди. По их скорбным лицам было видно, что Иораму совсем плохо. "Умер мальчик... Убил сына отец-злодей!" — перешептывались они. Одна женщина стояла перед распростертым на земле мальчиком на коленях и вытирала ему платком голову, однако кровь никак не желала останавливаться и все бежала и бежала тонкой, красной струйкой по бледному лицу Иорама. Другая же старалась привести его в чувство, поэтому непрерывно, с мольбой и отчаяньем в голосе, призывала: "Иорам, очнись!.. Иорам, очнись!" Здесь же, в этой толпе, стояли и испуганные, притихшие дети, которые со страхом в глазах смотрели на мальчика с разбитой и окровавленной головой.

— Пропустите! Отойдите! — спокойно, но строго сказал всем Амон-Ра.

Люди расступились и дали ему подойти к Иораму.

— Вы тоже, пожалуйста, отойдите и не мешайте мне, — сказал он женщинам, которые делали последние усилия для спасения мальчика.

Женщины с недоумением взглянули на Амон-Pa, но посторонились. Амон-Pa внимательно посмотрел на друга. "Иорам не должен умереть! Спаси его!" — зазвенел в ушах голос Андрея, и этот голос шел из самой глубины сердца.

"Как мне спасти его? У меня больше нет целительных средств!" — ответил Амон-Ра голосу.

"Они в тебе... ТЫ ЕСТЬ ВСЕ! Не медли, действуй!" — приказало, как показалось Амон-Pa, его гулко стучащее сердце.

Тогда Амон-Pa закрыл глаза, обе ладони положил на голову Иорама и обратился к своему сердцу: "Нам надо спасти Иорама! Он очень хороший! Он настоящий целитель!" Мальчик призвал на помощь все высшие чувства: любовь, сострадание, преданность, заботу, радость, восхищение, надежду. Затем он с помощью великой силы своей веры наполнил этими живительными, чудодейственными чувствами каждую клеточку своего горячего сердца... Тело его задрожало, а ладони запылали, словно в огне — все переживания любящего сердца хлынули стремительным потоком и через ладони выплескивались на Иорама. Амон-Pa весь превратился в одну сплошную молитву, которую возносила к Небу каждая его клеточка, каждая мысль, каждый вздох...

И если бы кто-нибудь из собравшихся и толпившихся здесь людей обладал духовным зрением, то он увидел бы, что над Иорамом, то сливаясь в одно целое, то разъединяясь в удивительном и непонятном фантастическом танце, кружат два фиолетовых огонька. Это душа Амон-Pa разговаривала с душой Иорама. Но никто этого не видел, не чувствовал и не слышал. Никто даже и не догадывался, что полуживой мальчик, лежащий на орошенной кровью траве, и мальчик, склонившийся над ним, ведут неслышную для других людей беседу:

"Амон-Pa, мне жалко тебя, не надо из-за меня жертвовать собою, своими силами".

"Ты не прав, Иорам! Надо жалеть не того, кто жертвует, а того, кто этого не делает".

"Но у тебя не хватит сил, чтобы вернуть меня обратно. Посмотри на мою голову: у меня очень сильно рассечен лоб, и кровь все время течет из раны".

"Иорам, помоги мне, и мы вдвоем обязательно победим".

"Амон-Pa, как же мне помочь тебе? Видишь, мое тело безжизненно лежит на земле, в нем еле-еле теплится жизнь".

"Иорам, а ты посмотри на ту женщину, которую на носилках принесли к тебе, чтобы ты исцелил ее".

"Я уже не смогу ее вылечить. Поверь, мне очень жаль".

"А ты наполни свое сердце состраданием и вернись, чтобы исцелить ее!"

"Разве достаточно будет сострадания для того, чтобы вернуться?"

"Иорам, тогда посмотри вон на того маленького мальчика, стоящего рядом с бедно одетой женщиной. Если ты его не исцелишь, то он умрет через несколько дней. Ты — их последняя надежда".

"Амон-Pa, сердце мое разрывается от жалости! Что мне делать?"

"Не бойся своей жалости, ведь боль твоего сердца — это твоя великая сила. Посмотри на этих людей, ты им очень нужен! Они ждут тебя! Постарайся еще больше наполнить сердце состраданием к этим людям!"

"Ра, что со мной происходит?"

"Ты возвращаешься, Иорам! Ты возвращаешься!"

Амон-Pa упал навзничь без сознания.

— Быстрее, помогите, он тоже умирает! — закричал кто-то в толпе.

Но то, что произошло в следующую секунду, повергло всех в замешательство и недоумение: Иорам руками протер покрытые засохшей кровью глаза, осторожно присел и оглянулся, ища взглядом Амон-Ра.

— Ой, смотрите, Иорам ожил! — закричал маленький мальчик, который стоял впереди всех и не сводил глаз с Иорама.

Растерянные люди переглядывались в замешательстве и, не понятно почему, разговаривали шепотом, словно они чего-то боялись. Со всех сторон доносились слова: "умер", "ожил". И пока они разбирались, что же все-таки произошло, Амон-Pa открыл глаза, привстал и посмотрел в сторону Иорама.

— Как ты, Иорам? — спросил Амон-Ра.

— Не могу понять, — ответил Иорам, — кажется, я упал и ушибся. А как ты себя чувствуешь? Что тут произошло?

И ни один из них совершенно не помнил, какие огромные усилия приложили их души для того, чтобы состоялась эта встреча. Душа каждого сохранила все в тайне.

Мальчики смотрели друг на друга и улыбались.

Женщины первые проявили смелость и принялись смывать кровь с лица Иорама. Делали они это осторожно, чтобы случайно не задеть, не растревожить раны и не причинить этим боль мальчику. Когда же они закончили свою работу и с опаской посмотрели на лицо Иорама, то от удивления потеряли дар речи.

Стоящие в первых рядах толпы набрались смелости и тоже приблизились, чтобы как следует рассмотреть происходящее.

— Так значит, палка не попала по нему?! — удивленно спросил кто-то, взглянув на Иорама.

— Как это не попала? А рассеченный лоб?!! — с недоумением в голосе произнес другой.

— А где же тогда раны?! От них даже следа не осталось! Откуда же лилась кровь?!

Люди старались и никак не могли объяснить друг другу что-нибудь толком. Они не понимали ни того, как же ожил Иорам, ни того, куда исчезли следы ран на его лице, и ни того, откуда вытекло столько крови...

И вдруг, среди этой ошеломленной происходящим толпы, кто-то громко, словно привлекая к себе всеобщее внимание, прошипел:

— Сатанинское отродье! Сатанинское отродье! Все взглянули в ту сторону, откуда доносилось это злобное шипение, и увидели побелевшего от ненависти Большого Мальчика. Все это время он следил за происходящим и несказанно радовался тому, что именно он натравил отца Иорама на собственного сына и Амон-Ра.

— Они действительно от сатаны! — повторил кто-то другой за Большим Мальчиком. — Как же иначе он смог ожить?

Некоторые люди, еще совсем недавно жалевшие Иорама, стали испуганно переглядываться между собой и в ужасе, что сатана может причинить им вред, покидать площадь. При этом они поспешили взять с собой женщину с разбитой головой и мальчика со сломанной ногой. "Вам не нужно исцеление, идущее от сатаны", — говорили эти люди пострадавшим и спешили прочь от этого "сатанинского места". Спустя несколько минут площадь, еще недавно оживленная, гудящая от голосов, почти опустела. Но не все поверили в злобные слова Большого Мальчика. Были и такие люди, которые остались и еще ближе подошли к Амон-Pa и Иораму, ибо они были уверены, что соприкоснулись с Высшей Силой и Добротой.

Поиск по сайту: