Глава 6. Удивительно, как богатый выбор в конечном итоге сводится всего к одному варианту, Эдгар с трудом осознавал эту истину в течение всего следующего месяца

Удивительно, как богатый выбор в конечном итоге сводится всего к одному варианту, Эдгар с трудом осознавал эту истину в течение всего следующего месяца. Он очень старался не выказывать свои предпочтения просто потому, что еще не встретил леди, о которой мог уверенно сказать всем сердцем, да, именно ее он желал видеть своим партнером по жизни, своей любовницей, матерью его детей.

Мисс Тернер подходила по возрасту, но он считал ее скучной и физически непривлекательной. Мисс Уоррингтон, того же возраста, была намного живее и симпатичнее. Но ее разговоры в основном касались лошадей, а этой темой он совсем не интересовался. Мисс Кроули была слишком молода и все еще сюсюкала, как маленькая, а также у нее была привычка хихикать над любым замечанием, которое ей доводилось услышать. Мисс Эвери-Хилл была такой же юной, но очень симпатичной и привлекательно жизнерадостной. Она ясно дала понять Эдгару, что приветствует его ухаживание. Но также ясно было, что с ее стороны согласие выйти за него замуж будет величайшим ему одолжением.

Оставалась только мисс Грейнджер и ее родители. Ему нравилась эта девочка. Она была симпатичной, скромной, спокойной, но не молчуньей, с приятным характером. Она была покорной. Без сомнения, она станет хорошей женой. Она, безусловно, станет хорошей матерью. И достаточно приятной компаньонкой. Она будет достаточно привлекательной в постели. Она понравилась Коре. А также его отцу.

Но чего-то не хватало. Не любви, но определенно чего-то такого не хватало. Хотя он не слишком об этом беспокоился.

Если выбрать невесту взвешанно и тщательно, возникнет привязанность, а со временем и любовь. Он не был совершенно уверен в том, чего именно не хватает в мисс Грейнджер. В действительности не хватало только приданого, но его это не волновало совсем. Ему не нужна была богатая жена. Если что-то было не так, то причина была в нем. Вероятно, он был слишком стар, чтобы выбирать жену. Его взгляды на жизнь вполне сложились.

Возможно, он так и не выполнил бы обещание, данное своему отцу, если бы события не вышли из-под его контроля. Эдгар обнаружил, что на каждом светском мероприятии, которое он посещал (а они проходили почти ежедневно), его ставили в пару с мисс Грейнджер хотя бы на некоторое время. На обедах и ужинах, он часто сидел рядом с ней. Однажды он сопровождал ее с матерью в библиотеку, так как сэр Уэбстер был чем-то занят. Дважды он ездил кататься в парк вместе со всем семейством Грейнджеров. Однажды его пригласили к Грейнджерам на обед, плавно перетекший в музыкальное представление. Там были только четверо других гостей, немногим старше него.

Кора частенько упоминала Рождество, и предложила, чтобы Грейнджеры приехали в это время в Мобли. Она старалась убедить друзей, своих и Френсиса, тоже провести праздник там.

– Папа будет очень рад, – сказала она как-то утром за завтраком, когда всплыла эта тема. – Разве не так, Эдгар? – Фрэнсис только что предложил ей написать отцу прежде, чем рассылать массу приглашений от его имени.

– Верно, – согласился Эдгар. – Но записка с кратким предупреждением не такая уж плохая мысль, Кора. Толпа гостей и их снующие отпрыски, которые будут требовать своей порции единственного рождественского гуся, могут привести отца в замешательство.

Лорд Фрэнсис усмехнулся.

– Ну, я, конечно же, намереваюсь предупредить папу, – ответила Кора. – Как тебе только в голову пришло, что я могу забыть об этом, Эдгар. Ты что, считаешь меня настолько безмозглой?

Лорд Фрэнсис был настолько неосторожен, что снова рассмеялся.

– И все в курсе, что единственная моя задача в жизни – служить для тебя развлечением, Фрэнсис, – сердито заметила она.

– Совершенно верно, любовь моя, – согласился он, на что его супруга ответила совсем неэлегантным взрывом хохота.

– И позволю себе заметить, что мисс Грейнджер будет намного лучше в обществе Дженнифер, Саманты и Стефани, и, конечно же, со мной, – продолжала Кора. – Она знакома с ними, а они с ней. И потом она застенчива, так что твое присутствие, как и папино, произведет на нее пугающее впечатление.

– Ерунда, – ответил ее брат.

– Я чувствовал себя также, Эдгар, – отметил Лорд Фрэнсис. – Когда я кинулся в Мобли, чтобы попросить позволения ухаживать за Корой, только один взгляд на твоего отца и на тебя вызвал пугающие картины моих костей, стертых в порошок. А от тебя у меня тряслись кисточки на гессенских сапогах, и ты бы это заметил, если бы глянул вниз.

– А откуда ты взяла, что мисс Грейнджер будет в Мобли на Рождество? – поинтересовался Эдгар у своей сестры. – Я что-то пропустил? Ты ее уже пригласила? – Спросил он, испытывая ужасное подозрение, что судьба его уже решена.

– Ну, конечно же, нет, – сказала она.– Я бы никогда ничего подобного не сделала. Но ты пригласишь ее, не так ли? Она твоя любимица и подходит тебе по всем статьям. Я люблю ее уже почти как сестру. И ты пообещал папе.

– И это жизнь Эдгара, любовь моя, – заметил лорд Фрэнсис, поднимаясь на ноги. – Нам лучше подняться и спасти няню от наших отпрысков. Они уже, без сомнения, вне себя от ожидания ежедневной, энергичной прогулки в парке. Чья очередь кататься на моих плечах, Эндрю или Пола?

– Аннабелль, – ответила Кора, когда они выходили из комнаты.

Но тем же самым вечером Кора была очень близка к тому, чтобы совершить поступок, который, как она утверждала, никогда не сделает.

На светском вечере она составила группу из Грейнджеров, Эдгара, Стефани, герцогини Бриджуотер и маркиза Кэрью. Герцогиня упомянула, что магазины на Оксфорд и Бонд Стрит уже полны рождественских товаров, несмотря на то, что еще даже декабрь не наступил. А маркиз добавил, что сегодня они с женой ходили по лавкам в поисках подарков в надежде избежать суеты, которая царит там в предпраздничные дни. Кора упомянула Мобли и выразила надежду, что на Рождество там выпадет снег. Все их дети, если она убедит своих друзей поехать, придут в восторг от возможности покататься на коньках и на санках, и поиграть в снежки.

– У нас есть коньки всех размеров, – заметила она. – А санки достаточно велики и подходят как для детей, так и для взрослых. А Вы любите снег, мисс Грейнджер?

Эдгар почувствовал тревогу и пристально посмотрел на сестру. Но она была настолько охвачена энтузиазмом, что ничего не заметила.

– Хорошо, – сказала Кора, когда девушка ответила, что ей и в самом деле нравится снег. – Тогда Вы прекрасно проведете время. – Кора отреагировала очень правильно, когда поняла, что она только что сказала – она открыла рот и впихнула туда полную ложку еды, а Эдгар немилосердно понадеялся, что она ею подавится. Кора покраснела, начала болтать и смеяться. – Да вот тогда, когда пойдет снег. Если там, где Вы будете праздновать Рождество, будет снег, тогда Вы прекрасно проведете время. Так и будет, если…Хартли, помогите мне объяснить то, что я пытаюсь выразить словами.

– Вы надеетесь, что пойдет снег, что сделает Рождество еще более веселым праздником, – мило ответил маркиз Кэрью. – И что он – снег - выпадет по всей Англии всем на радость.

- Да, – ответила Кора. – Именно это я и имела в виду. Как здесь жарко. – Она открыла свой веер и стала решительно им обмахиваться.

Сэр Уэбстер и леди Грейнджер выглядели, как заметил Эдгар, очень довольными.

* * *

А потом, в самом конце ноября, когда петля, казалось, крепко затянулась на его шее, он узнал о существовании неподходящего возлюбленного, о котором говорила леди Стэплтон.

Эдгар шел по Оксфорд Стрит, поеживаясь в своем теплом пальто, избегая луж, после недавно прошедшего дождя, и думая, будет ли снова сиять солнце, а также, найдет ли он подходящие подарки для всех в его списке. Он как раз размышлял о том, что в Лондоне много проще сделать покупки, нежели в Бристоле, когда нос к носу столкнулся с мисс Грейнджер, которая неподвижно стояла посреди тротуара, мешая движению пешеходов.

– Прошу прощения, – сказал он, коснувшись рукой полей шляпы прежде, чем узнал ее. – А, мисс Грейнджер. Мое почтение. – Эдгар слегка поклонился и осознал две вещи. С ней не было родителей, зато присутствовал молодой человек.

Она повела себя совсем неразумно. Ее глаза расширились от ужаса, а рот открылся, а потом, спустя некоторое время, плотно закрылся. Потом она широко улыбнулась, но забыла изменить выражение глаз на более приличествующее, и принялась болтать.

– Мистер Доунс, – заговорила мисс Грейнджер. – О, доброе утро. Как странно, что я Вас тут встретила. Разве это не прекрасное утро? Я ходила в библиотеку, чтобы поменять книгу. Видите ли, моя мама не могла со мной пойти, но я взяла с собой свою служанку. – Она рукой указала, на молодую девушку, которая стояла немного позади нее. – Как приятно видеть Вас. По еще одному странному совпадению, я встретила еще одного своего знакомого. Мистер Сперлинг. Позвольте Вас представить? Мистер Сперлинг, сэр. Джек, это мистер Доунс. Я-я-я хотела сказать мистер Сперлинг, это мистер Доунс.

Эдгар кивнул стройному, красивому, очень молодому человеку, который холодно посмотрел на него.

– Сперлинг?

Он сразу осознал еще кое-что. Это место на Оксфорд Стрит находилось совсем не по дороге между библиотекой и жилищем Грейнджеров. А вот кафе, которое предоставляло стулья с высокой спинкой и отдельные кабинеты находилось совсем рядом справа от них. А служанка плохо выполняла свои обязанности по присмотру. Джек Сперлинг был не просто случайным знакомым, и их встреча с мисс Грейнджер была вовсе не совпадением. Сперлинг знал, кто он и вонзил бы кинжал ему в сердце, если бы осмелился, и имел хотя бы один такой при себе. Мисс Грейнджер была в ужасе. А он, Эдгар, почувствовал себя почти столетним стариком.

Он продолжил бы свой путь и оставил свою предполагаемую невесту на эти таинственные полчаса – он не думал, что она и ее «случайный» знакомый, которого она звала по имени, позволили бы себе продлить свою встречу. Но она опередила его.

– Джек,- позвала мисс Грейнджер. Она все еще нервничала. – Т-то есть, мистер Сперлинг, рада была с Вами повидаться. Д-доброго Вам утра.

И Джеку Сперлингу, чье выражение лица было убийственно бледным и мрачным, ничего не оставалось, как кивнуть, касаясь рукой полей шляпы, пожелать им доброго дня и пойти вниз по улице, как будто он и не собирался ни в какое кафе.

Фанни Грейнджер ослепительно улыбнулась Эдгару – но в ее глазах плескалась паника.

– Разве это не счастливый случай? Он – наш сосед. Я его так давно не видела. – Эдгар полагал, что под румянцем от мороза, она покраснела, и ее щеки стали пунцовыми.

– Могу ли я проводить Вас? – поинтересовался он у нее. – Вы идете в библиотеку или уже возвращаетесь?

– О, – ответила Фанни. – В библиотеку. – И указала на свою служанку, которая прижимала к груди книгу. – Д-да, пожалуйста, мистер Доунс, если Вас не затруднит.

Он чувствовал себя так, словно в чем-то виноват перед ней. Но ему совсем необязательно было это делать. Он должен был испытывать сильное неодобрение. Он должен был испытывать оскорбленное чувство собственника. А он чувствовал себя столетним. Она взяла его под руку.

– Мистер Доунс, – начала Фанни прежде, чем он выбрал тему для разговора, – п-пожалуйста, вы собираетесь? Я, я могу Вас попросить, пожалуйста? Пожалуйста, сэр.

Он хотел положить свою руку на ее в знак уверенности. Он хотел похлопать по ней. Он хотел сказать девушке, что для него ничего не значит то, что она тайно встречается со своим возлюбленным. Но, конечно, для него это имело некоторое значение. До Рождества оставался месяц, и Эдгар намеревался, – он как раз принял окончательное решение прошлым вечером, – пригласить ее с родителями в Аббатство Мобли на праздник, хотя предложение он намеревался сделать по прошествии нескольких дней там, когда будет достаточно уверен, чтобы предпринять этот последний шаг.

– Я полагаю, моя дорогая, – сказал он и тут же пожалел о таком обращении, которое напоминало обращение дядюшки к любимой племяннице, – что мои размеры и поведение – и возраст временами вызывают трепет, и даже страх у тех, кто плохо меня знает. По крайней мере, так мне говорили те, кто меня знает хорошо. Я не хотел ни причинять Вам боль, ни расстраивать Вас. Что случилось?

Он увидел, что она прикрыла на секунду глаза, прежде чем ответить.

– Пожалуйста, – попросила она, – не могли бы Вы не упоминать маме и папе, что я случайно встретила мистера Сперлинга этим утром? Видите ли, он им не нравится, и, вероятно, они выбранят меня за то, что я с ним поздоровалась. Но я не могла поступить иначе. Или я не подумала об этом, пока не стало слишком поздно.

– Конечно, – заверил он ее, – я уже позабыл не только имя этого человека, но даже само его существование.

– Спасибо, – страх частично исчез из ее взгляда, когда она снова посмотрела на него. – Мне не следовало так поступать. Неправильно было приветствовать его. Я испытала такое облегчение, когда появились Вы.

– Разве ситуация настолько безвыходная? – спросил он ее, хотя ему предполагалось поддержать ее игру.

Страх опять появился в ее глазах. Она закусила губу, сдерживая слезы. – Извините меня, – прошептала она. – Пожалуйста, не сердитесь на меня. Это было в последний раз. Понятно? Больше такого не повторится. О, пожалуйста, не сердитесь на меня. Я вас так боюсь. – И тут же страх перерос в ужас, когда она осознала свои слова - признание того, что чувствует по отношению к нему и к Джеку Сперлингу.

На сей раз, он положил свою руку на ее руку – достаточно крепко.

– По крайней мере, Вы не должны меня бояться, – ответил он. – Какое препятствие? Отсутствие состояния?

Но она изо всех сил прикусила верхнюю губу, борясь со слезами и ужасом – несмотря на его слова.

Перед ними показалась библиотека.

– Я оставляю Вас на попечение служанки, – сказал он, останавливаясь на тротуаре перед библиотекой, и отпустил ее руку. – Мы забудем про это утро, мисс Грейнджер. Этого не было.

Она не убежала, как он ожидал, а серьезно посмотрела ему в глаза.

– Я всегда была послушна маме и папе, – сказала Фанни, – разве только были мелкие проступки. И я буду – я была бы покорной женой своему мужу, сэр. И никогда не подавала бы повода для битья. – И поспешно направилась в библиотеку, а ее служанка пошла за ней.

Милостивый Боже! Что это она выдумала? Он что, выглядит настолько устрашающе? Что за поворот, подумал он. Конечно, теперь жениться на ней для него стало невозможно. Но, вероятно, он уже слишком далеко зашел, чтобы отступить без объяснений. Существовала очень веская причина, которой он не мог поделиться ни с кем. Он не мог жениться на молодой леди, которая любила другого мужчину. Или, которая настолько его боялась, что решила, что он способен побить жену.

И что ему теперь делать?

Но ему не суждено было задуматься над ответом, пока он стоял тут на тротуаре, глядя на двери библиотеки. Они открылись, и оттуда вышли леди Стэплтон и миссис Кросс. Он забыл про свою проблему – все равно она касалась мисс Грейнджер. Он всегда забывал всех и обо всем, стоило ему взглянуть на леди Стэплтон. Они избегали друг друга весь прошлый месяц. Они посещали одни и те же светские вечера, и частенько им было необходимо находиться в одной и той же группе, а также обменяться парой слов. Но они больше не оставались наедине с того самого вечера, когда вальсировали и ужинали вдвоем. В тот вечер, когда он сообщил ей, что они не могут стать кем-то друг для друга из-за той ночи.

Та ночь. Он все время вспоминал о ней, видел во сне, чего не случалось с другими подобными воспоминаниями. Вероятно, он забыл бы о ней, если бы не старался так решительно забыть. Воспоминания волновали его. Он был человеком хладнокровным и рассудительным, а не страстным. Он даже был слегка встревожен своей страстью во время того памятного события. Он с нетерпением ожидал возвращения в Мобли, а затем в Бристоль. После этого, он надеялся, больше ее не видеть. А воспоминания поблекнут.

Он поклонился и ушел бы тут же, но миссис Кросс позвала его.

– Мистер Доунс, – закричала она. – О, мистер Доунс, не могли бы Вы задержаться на пару минут? Моей племяннице нехорошо.

Он заметил, приглядевшись, что леди Стэплтон тяжело опирается на руку своей тети, ее лицо и даже губы были пепельно-белыми, а глаза полузакрыты, – пока тетя не назвала его по имени, она даже не сознавала его присутствия. Глаза её распахнулись, и она встретилась с ним взглядом.

* * *

Семейство Повайз уже уехало на Континент в компании друзей и знакомых. Они намеревались медленно продвигаться на юг, и провести Рождество в Италии. Элен могла бы поехать с ними. В действительности, они требовали, чтобы она поехала, да и мистер Кратчли, у которого были планы на нее вот уже несколько лет, требовал того же, хотя со своей стороны, она никогда не поощряла его. Разумеется, эта поездка была бы веселой. Она бы великолепно провела с ними время, если бы поехала. Она бы избежала самой печальной из всех печальных зим в Англии, – а ведь стоял еще только ноябрь. Она могла бы уехать до весны или даже дольше. Вероятно, она бы смогла убедить тетю поехать вместе с ней, стоило ей приложить некоторые старания.

Но она не поехала.

Она не знала почему. Определенно, Лондон ей не нравился. Почти ежедневно были какие-то развлечения, и она посещала большинство из них ради своей тети. Компания, хотя и разнородная, была близка по духу. Куда бы она ни пошла, с ней всюду обращались с уважением, и даже с теплотой, – даже в тот вечер, когда она надела бронзовый шелк, и леди Фрэнсис Неллер провозгласила ее храброй. Конечно, находится в одном комфортабельном доме предпочтительнее необходимости перебираться с одного постоялого двора на другой. И поездки в экипаже день за днем были утомительны и определенно некомфортны. Она должна была быть счастлива. Но если счастье для нее недоступно теперь, она могла хотя бы быть довольной. Она должна была быть довольной.

Но чувствовала себя вялой и даже больной. После возвращения в город, ее тетя подхватила сильную простуду, но Элен не заразилась. Было бы лучше, если бы это было не так, думала она про себя. Она бы пострадала несколько дней, а затем выздоровела. А так, она постоянно испытывала недомогания, без особых симптомов, которые можно было бы вылечить. Даже подъем по утрам, – ее любимое время дня, – стал трудной задачей. Иногда, она долго лежала в постели, проснувшаяся, скучающая и испытывающая неудобство, но будучи не в силах встать, а после некоторого усилия, оказывалось, что она испытывала тошноту и была не в состоянии съесть завтрак.

Конечно, она знала причину своего недомогания. Она пережила одну одержимость, – и это не было ей внове. Если бы это было не так, вероятно, она бы лучше с этим справилась. Но это было ей не внове. Она раньше была одержима, и даже одно воспоминание об этом, – хорошо спрятанное, но не полностью скрытое подсознанием, – заставляло ее устроить голову на ближайший табурет, стараясь удержать внутри хотя бы остаток пищи.

А теперь она снова была одержима. Она не могла себе этого объяснить. Хотя она все еще встречала его ежедневно, но не испытывала желания снова его соблазнить, – само понимание того, насколько непросто было бы совершить это еще раз, само по себе было искушением. Она просто не могла оторвать от него взгляда, когда они находились в одной комнате.

Хотя это было неточно. Она никогда не смотрела прямо на него. Она считала, что так делать неприемлемо. Он, точно, это заметил бы. Да и остальные тоже. Она не смотрела на него глазами. Но все её существо тянуло к нему, словно мощным магнитом.

Она даже не была уверена в том, что это сексуальное притяжение. Иногда она представляла, какого это быть с ним в постели снова, делая с ним то, что они делали той ночью, которую провели вместе. И хотя эти мысли ее определенно возбуждали, она сознавала, что хотела вовсе не этого. Не только этого. Она не знала, чего хочет.

Она хотела забыть его. Этого она очень хотела. Она его ненавидела. Слова, сказанные во время вальса, никогда не исчезнут из ее памяти.

Значит, мы никто? Никто друг для друга?

Мы никто. Мы не можем значить что-то. Потому что была та ночь.

В ее желудке возникала темная пустота всякий раз, когда она слышала эхо его слов, – а слышала она их практически постоянно.

Она должна была уехать. Она обязана была уехать с семьей Повайз. Она осталась ради тети, уверяла она себя. Но разве когда-нибудь она обращала внимание на чьи-то чувства, кроме своих собственных? Когда она делала что-то без каких-либо эгоистичных мотивов? Или не делала? Она должна уехать. Она должна провести Рождество в Шотландии, жуткая идея. Но он уедет на Рождество. Он поедет в поместье своего отца возле Бристоля. Она слышала, как леди Фрэнсис Неллер говорила об этом.

Девчонка Грейнджер, несомненно, тоже поедет туда. Они будут помолвлены и поженятся до весны. Вероятно, тогда на нее снизойдет покой.

Покой! Что за смехотворная надежда. Ее последняя надежда на покой исчезла больше года назад со свадьбой другого мужчины.

Однажды утром она решила проводить тетю в библиотеку, несмотря на то, что во время завтрака испытывала не только тошноту, но и головокружение, и хотя тетя отправляла ее в постель еще на часок. Ей станет лучше на свежем воздухе, таков был ее ответ.

Она не почувствовала себя лучше. Она сидела с газетой, пока ее тетя выбирала книгу, но не прочла даже заголовки. Она была слишком занята, воображая, каким унижением станет для нее то, что ее стошнит в таком людном месте. Она справилась с позывом, как раньше, в уединении своих комнат.

Но волна головокружения охватила ее, стоило им дойти до входной двери. Головокружение было настолько сильным, что ее тетя заметила и встревожилась. Она взяла Элен под руку, и та, бесстыдно, оперлась на нее в поисках поддержки. Она несколько раз глубоко вдохнула холодный воздух улицы, полузакрыв глаза. А затем ее тетя заговорила.

– Мистер Доунс, – закричала она, голосом полным отчаяния. – О, мистер Доунс, не могли бы Вы задержаться на пару минут? Моей племяннице нехорошо.

Глаза Элен распахнулись. Он стоял тут же, высокий, широкоплечий, безукоризненно выглядящий и хмурый, совсем не настроенный на веселье. Из всех людей именно он! И тут же она испытала еще один приступ тошноты, который следовало бы побороть.

Поиск по сайту: